друг прозвучала
смертельная усталость.-  Вы же сами сказали, что  он - примитивная натура. В
течение многих лет он сторонился политики, боясь того, что  может вскрыться.
Я  ведь не  сплетни пересказываю  вам. Я сообщаю  факты -  то,  что на нашем
родном английском языке принято называть фактами. И факты  сугубо секретные.
И все они со  держатся в нашем собственном  английском архиве и  запер ты  в
подвальном помещении нашего собственного английского посольства.  Вот где он
их  раскопал, и теперь  даже  вы  не  можете похоронить их там снова.- В его
словах не зву чало никакой враждебности, никакого торжества.- Если вы хотите
лично во всем этом удостовериться, то все документы находятся сейчас в вашей
канцелярии.  Вместе  с  пустой спецсумкой.  Есть там  кое-что,  в чем мне не
удалось разобраться  до конца: я недостаточно хорошо знаю немец кий язык.  Я
распорядился,  чтобы  никто не  прикасался  к  этим  документам.-  Он  вдруг
усмехнулся,  что-то  припомнив  -  быть  может, затруднения,  с которыми ему
пришлось  столкнуться.-  Вы  едва  не  замуровали  его  там,  сами  того  не
подозревая. Он  спустил вниз  тележку в конце  недели, и как раз в это время
были установлены  решетки  и  опечатан лифт.  Он был в  ужасе, что не сможет
продолжать работу,  не сможет больше проникнуть в "святая святых".  До  этой
минуты все было  для него шуточным делом. Схватить какую-нибудь нужную папку
-  он  ведь  имел  доступ всюду,  вы же знаете,  работа  над  "Сведениями об
отдельных  лицах" давала  ему  это право,- шмыгнуть  с ней в лифт, отнести в
подвал  и спрятать  там.  Но  вы, хотя  и невольно,  положили  этому  конец:
аварийные решетки расстроили все его планы. Тогда он погрузил все, что могло
ему  понадобиться, на  тележку и просидел там, внизу, весь  конец  недели  -
ждал, когда уйдут  рабочие. Чтобы  выйти наружу, ему пришлось взломать замок
на  черном  ходу.  А после  этого  он  уповал  лишь на  то, что  Гонт  будет
приглашать его к  себе на верхний  этаж. В простоте  душевной, конечно, ни о
чем не подозревая. Здесь все  до  единого действуют, так сказать, в простоте
душевной. И  я  должен принести вам свои извинения,- неожиданно  прибавил он
смущенно,- за то, что я вам сказал. Я был не прав.
     - Едва ли это самый подходящий момент для извинения,- сказал Брэдфилд и
позвонил мисс Пит, чтобы она принесла кофе.


     - Я  хочу рассказать вам о том, что  там, в  этих  документах,-  сказал
Тернер.- О деле Карфельда. И вы очень меня обяжете, если будете слушать,  не
прерывая. Мы оба устали, и времени у нас в обрез.
     Брэдфилд положил на свой бювар лист голубоватой бумаги для черновиков и
уже  держал наготове ручку. Мисс Пит налила кофе  в чашки и вышла. Выражение
ее лица и единственный, исполненный презрения взгляд, брошенный  на Тернера,
были выразительнее любых слов, которые могли сыскаться в ее словаре.
     - Я хочу рассказать о  том,  что ему удалось собрать.  Потом, если  вам
угодно, можете отыскивать неувязки, опровергать.
     -  Постараюсь по мере своих сил,- сказал Брэдфилд, и губы  его  тронула
улыбка, словно что-то возродив в нем на миг.
     - Возле  Данненберга,  почти  у  самой  границы  Английской  зоны  есть
деревушка.  Называется   Гапсторф.   Она  расположена   в  лесистой  долине,
обитателей -  раз, два и обчелся. Вернее, так  было. В тридцать восьмом году
немцы  построили  там фабрику. Это  была  старая бумажная фабрика  на берегу
быстрой  речушки  и  рядом  -  домик,  притулившийся  к  скале. Потом  немцы
демонтировали фабрику, построили вдоль реки ряд лабораторий и превратили все
это в небольшое секретное предприятие для выработки определенного рода газа.
     Он отхлебнул кофе,  положил в  рот кусочек бисквита и,  склонив  голову
набок, медленно,  с  большой  осторожностью  принялся  жевать-  по-видимому,
преодолевая боль.
     -  Отравляющего  газа. Выбор  был  понятен: быстрая речка, удобная  для
стока, хорошо  укрытое от бомбежки  место и  крошечная деревушка, из которой
немцам ничего не стоило выселить тех, кто был им неугоден. Все ясно?
     -  Все  ясно.-  Пока Тернер  говорил,  Брэдфилд  уже  на чал записывать
кое-какие основные моменты.  Тернер увидел,  что слева от каждого абзаца  он
ставит  цифры,  и подумал:  "Для чего  он все это нумерует?  Как будто можно
опровергнуть факты, если их пронумеровать".
     - Местное  население утверждает, что  не имело представления  обо  всех
этих делах,  и, по-видимому,  это  так.  Они знали только, что  фабрика была
демонтирована, а вместо прежнего  оборудования завезено много нового,  очень
дорогого с  виду. Они знали также, что  у  складов поставлена круглосуточная
охрана  и что сотрудникам этого  пред приятия запрещено  общаться  с местным
населением.  На  тяжелой  физической  работе   там  занимали  иностранцев  -
французов и поляков, которых вообще не выпускали за пределы предприятия, так
что и с  низшим  персоналом  ни какого  общения не было.  И все знали насчет
животных. Главным образом  это  были  обезьяны,  но также и козы, и  овцы, и
собаки. Все эти животные, раз попав туда,  уже не вы ходили обратно. Имеется
докладная записка  местного гаулейтера, к которому  поступало много жалоб от
людей, любящих животных.
     Тернер поднял глаза на Брэдфилда и сказал с неподдельным изумлением:
     - Понимаете, он работал там ночи напролет, все докапывался до сути.
     -  Он  занимался  совершенно  не  своим  делом  и  не  имел  права  там
находиться. Доступ в архив подвального этажа был запрещен много лет назад.
     -  Ничего,  он  ходил туда  не понапрасну.  Брэдфилд  продолжал  что-то
писать.
     -  За  два месяца до конца  войны  все это предприятие было  уничтожено
английскими бомбардировщиками. Пря мое попадание. Взрыв  был чудовищный. Все
смело  с  лица  земли вместе  с  деревушкой.  Иностранные  рабочие  погибли.
Говорят, что звук взрыва  был слышен за много  миль,-  там,  как видно, было
чему взрываться.
     Перо Брэдфилда быстро бегало по бумаге.
     -  Во время этой бомбежки  Карфельд уже находился  у  себя на родине  в
Эссене. Это  абсолютно точно. Он говорит, что хоронил там свою  матушку. Она
была убита во время воздушного налета.
     - Ну и что же?
     - Он был  в Эссене, это верно.  Но  он  не  хоронил своей матушки.  Она
умерла двумя годами раньше.
     - Вздор! - воскликнул Брэдфилд.- Пресса уже давным-давно...
     -   В   наших   досье  имеется   фотокопия  первоначального  подлинного
свидетельства  о ее смерти,- спокойно, не повышая голоса, произнес  Тернер.-
Что  представляет   собой  новое  свидетельство,  я  не  знаю.  И  кто   его
сфабриковал. Хотя, мне кажется,  мы  оба можем легко об  этом догадаться, не
слишком насилуя свое воображение.
     Брэдфилд метнул на него быстрый, оценивающий взгляд.
     -  По окончании  войны англичане были в  Гамбурге  и  направили  группу
расследования  поглядеть, что осталось от Гапсторфа, собрать трофеи, сделать
снимки. Словом, обычную группу расследования без всяких специальных заданий.
Думали,  может быть, удастся  разыскать кого-либо из работавших там  ученых,
удастся воспользоваться в какой-то мере их опытом  -  словом, вы  понимаете.
Поступило сообщение, что ничего обнаружено не было. И одновременно поступило
сообщение  о  кое-каких  слухах.  Французский  рабочий,   один  из  немногих
оставшихся в  живых,  рас  сказал, что там в  качестве  подопытных  животных
использовались люди. Не сами рабочие, сказал он, а другие люди, которых туда
привозили.  Поначалу они пользовались животными, сказал  он,  а потом им уже
этого оказалось мало, им потребовалось настоящее, и  тогда  стали специально
доставлять туда людей. Он сказал, что как-то  раз ночью дежурил у ворот - он
к  тому времени уже вошел  к ним  в  доверие,  и вдруг  немцы  приказали ему
вернуться  в  барак, лечь спать и не  появляться  до утра. У  него  возникли
подозрения,  он  спрятался  и  стал подсматривать. Он увидел  странную вещь:
серый автобус, обыкновенный  одноэтажный  серый автобус проехал  все  ворота
одни за  другими, и никто его не остановил и не проверил документов. Автобус
скрылся  в  глубине  территории, там,  где были  расположены склады, и через
несколько  минут  появился снова и  уехал  тем  же  путем,  только  быстрее.
Пустой.- Тернер  замолчал, вынул  из кармана  носовой  платок  и  осторожным
движением приложил его ко лбу.- Этот француз рассказал еще, что  одному  его
приятелю-бельгийцу   предложили  за   большие  деньги   работать   в   новых
лабораториях под самой скалой. Он пробыл там двое суток и вернулся  бледный,
как  привидение. Клялся, что не проведет там больше ни  одной ночи,  хоть ты
его  озолоти.  А на  следующий  день он  исчез.  Сказали, что  его  перевели
куда-то. Но до того, как исчезнуть, он успел поговорить со своим приятелем и
назвал  ему некоего доктора  Клауса.  Доктор Клаус,  сказал  он,  это  здесь
главный  начальник,  главный   администратор,   он   все   организует,   все
подготавливает,  облегчает  работу  ученых.  Именно   этот  доктор  Клаус  и
предложил бельгийцу поработать в лаборатории.
     - Разве это можно считать свидетельскими показаниями?
     - Обождите. Вы не торопитесь. Посланная туда группа доложила о том, что
было  ею   обнаружено,  и   копию  доклада  направила  в  местный  отдел  по
расследованию  военных  преступлений.  Там  взяли  это  дело  на  себя.  Они
допросили  француза, получили от него подробное заявление, но не могли найти
подтверждения  его  словам.  Одна  старушка,  державшая  цветочный  магазин,
рассказала, что как-то ночью слышала крики, но в какую именно ночь это было,
старушка не помнила  и к тому же не могла поручиться, что кричали люди, а не
животные. Словом, все было крайне неопределенно.
     - Да, действительно, крайне...
     - Послушайте,- сказал Тернер.-  Мы ведь  с вами по одну сторону теперь,
не так ли? Все двери открыты, больше уже нечего открывать.
     -  Может  случиться,  что какие-то еще  понадобится закрывать,-  сказал
Брэдфилд, снова принимаясь писать.- Так бывает.
     - В  отделе не  хватало  людей, все  были  перегружены работой, и  дело
постепенно  заглохло.  Документы  подшили  куда  следует,  и  на  этом   все
прекратилось. В то время были дела поважнее. Доктора Клауса занесли в списки
и поза были о нем. Француз вернулся к себе на родину, старушка  позабыла про
крики, и на том все и кончилось. Пока не всплыло снова два года назад.
     - Минуточку.
     Брэдфилд писал старательно, не спеша. Как всегда аккуратно,  разборчиво
выводил буквы, не желая никому доставлять потом лишних хлопот.
     - А затем случилось нечто непредвиденное. То,  что тем не менее  всегда
может случиться. Какой-то фермер, проживающий неподалеку от Гапсторфа, купил
у  местного  муниципалитета  клочок   пустыря.  Участок   был  незавидный  -
каменистый,  поросший   кустарником,-  но  он   надеялся,  что   сможет  его
обработать.  Начал  копать, пахать и  выкопал тридцать два  трупа.  Немецкая
полиция  осмотрела   трупы  и  поставила  в   известность  об  этой  находке
оккупационные  власти. Все  преступления  против граждан  союзных государств
подлежали юрисдикции  союзного командования. Расследование велось английским
судом,  и было установлено,  что  тридцать  один человек  умер  в результате
отравления газом.  H a тридцать втором была куртка, какие носили иностранные
рабочие, и он был застрелен  в  затылок. И  еще было обнаружено кое-что; то,
что по-настоящему взбудоражило всех. Трупы были изуродованы.
     - Изуродованы?
     - Вскрыты. И расчленены. Кто-то уже над ними  поработал. Тогда  все это
дело было поднято заново.  Кое-кто  в поселке  припомнил, что  доктор  Клаус
прибыл из Эссена.
     Брэдфилд перестал писать, он положил перо, сцепил пальцы  и внимательно
посмотрел на Тернера.
     -  В  Эссене началось расследование: среди всех химиков, имевших ученую
степень  и  способных  проводить  исследовательскую  работу,   стали  искать
человека по имени Клаус. Поиски очень быстро привели к Карфельду. Он не имел
докторской степени, но это выяснилось позже.  В то время было  уже известно,
что  весь штат лаборатории работал под псевдонимами, следовательно, ничто не
мешало  им  присвоить  себе  также  и  ученые  степени.  Эссен  находился  в
английской  зоне, и Карфельд  был призван к ответу. Он отрицал все от начала
до конца.  Вполне  естественно. Не забудьте: помимо трупов, никаких улик,  в
сущности, не было. Если не считать одного случайного совпадения.
     Брэдфилд не прерывал его на этот раз.
     -  Вы  слышали о так  называемой  "легкой  смерти" -  плане умерщвления
неполноценных?
     - Гадамар.- Брэдфилд кивнул в сторону окна.- Ниже по течению, Гадамар,-
повторил он.
     - Гадамар,  Вейлмюнстер, Эйхберг, Кальменхоф -  клиники для уничтожения
неугодных, всех, кто жил за счет государства и  не  мог  внести своей лепты,
содействовать его укреплению. Вы  можете  прочесть  немало об  этом в  вашей
"святая святых", а также в вашем  архиве,  в  документах, предназначенных  к
уничтожению. Прежде всего люди, намеченные к  истреблению, были распределены
по  категориям.   Ну,  вы  знаете:   калеки,  психически   неполно   ценные,
недоразвитые, дефективные дети в возрасте от восьми до тринадцати лет. Дети,
которые мочатся  в посте  ли.  За редким  исключением  все эти  жертвы  были
немецкими гражданами.
     - Они у них там назывались пациентами,- с глубоким отвращением произнес
Брэдфилд.
     -  По-видимому, время от времени  среди  этих  "пациентов"  производили
отбор  -  их использовали  для  неких медицинских целей.  Детей  наравне  со
взрослыми.
     Брэдфилд кивнул, как бы подтверждая, что и это ему известно.
     - К тому времени, когда возникло Гапсторфское дело, американцы и  немцы
успели  уже  провести  довольно  большую  работу  в   области  расследования
вышеупомянутого  плана  "легкой  смерти" для  неполноценных  лиц. На ряду  с
прочим они  получили  доказательства  того, что  был  отобран целый  автобус
"гибридных рабочих" для  "несения сопряженной с опасностью  службы в научно-
исследовательских  химических  лабораториях  в Гапсторфе".  В этом  автобусе
находился  тридцать  один человек. Между прочим, они пользовались автобусами
серого цвета - если вам это что-нибудь напоминает.
     - Ганновер,- тотчас сказал Брэдфилд.- Автобусы с охраной.
     -  Карфельд  -  прирожденный администратор. Все  восторгаются  этим его
талантом. Так было, так  есть. Приятно сознавать,  что он  не  утратил своей
былой  хватки, не правда  ли?  Он  из  тех,  кто любит  идти по  проторенной
дорожке.
     - Перестаньте рассусоливать. Давайте самую суть, быстро.
     - Так вот, серые автобусы. На тридцать одного пассажира  плюс места для
охраны. Стекла в  окнах  замазаны черной краской  изнутри. Везде, где только
можно, они передвигались преимущественно ночью.
     -  Вы  сказали,  что было обнаружено тридцать два  трупа, а не тридцать
один...
     - А ведь  был  еще бельгийский  рабочий - вы  забыли про него? Тот, что
работал в лаборатории  под скалой и разговаривал с  французом из охраны. Они
знали,  как с  ним  следует поступить,  не  беспокойтесь. Ему стало известно
слишком многое, понимаете? Как теперь - Лео.
     - Ну-ка,  держите,- сказал Брэдфилд, приподнимаясь и  передавая Тернеру
чашку кофе.- Выпейте еще.
     Тернер взял чашку, и рука его почти не дрожала.
     -  Словом, когда решено  было привлечь Карфельда к ответу, его забрали,
привезли  в Гамбург, предъявили ему обвинение на основе всех имевшихся улик,
показали трупы, и он рассмеялся  им в  лицо. Сплошной вздор, сказал он, все,
от начала до  конца. Никогда  в жизни  он не  был  в Гапсторфе. Он  инженер.
Занимался  демонтажем.  Затем  весьма  подробно описал  свое  пребывание  на
русском фронте,  где получил в  свое  время военные медали и прочие награды.
Думаю, что  эсэсовцы сфабриковали ему  все это. Он очень красочно расписывал
свое участие в боях под Сталинградом.  Кое-где концы не сходились с концами,
но таких  неувязок  было  не слишком много, и в общем  он твердо выдержал до
конца допрос и продолжал утверждать, что его нога не ступала в Гапсторф и он
слыхом не слыхал ни о каких лабораториях. На все вопросы: нет, нет, нет. Так
продолжалось не один месяц.  Он твердил свое: "Ну что же, если у вас имеются
доказательства, открывайте судебный процесс. Передавайте дело  в трибунал. Я
ничего  не  боюсь, я герой войны. Я никогда в жизни ничем не управлял, кроме
принадлежавших  нашей  семье заводов  в Эссене,  которые, как вам  известно,
разбомбили англичане. Я  воевал в России, я никогда  не травил газом никаких
гибридов, к чему мне  это? Я скромный человек  и  хочу жить  в ладу  со всем
миром. Предъявите  хоть одного  живого свидетеля моих преступлений, покажите
мне хоть кого-нибудь". Этого сделать не смогли. Ученые и химики в  Гапсторфе
жили в полнейшей  изоляции,  и  надо  пола гать, административный аппарат  -
тоже. В результате  бомбежки все записи,  документы  - все  было уничтожено,
фамилий работавших  там  людей никто  не знал -  только имена, а то и просто
клички.-  Тернер пожал пле чами.- Вот, по-видимому, как обстояло  дело. А он
сплел даже целую историю о  том, как помогал антифашистскому Сопротивлению в
России,  и поскольку все войсковые  подразделения, которые он упоминал, были
либо   истреблены,  либо  взяты   в   плен,   проверить  его  показания   не
представлялось  возможным.  Больше,  впрочем,  он  к  этой  теме -  к  своей
причастности к движению Сопротивления - не возвращался.
     - Это теперь не модно,- сухо заметил Брэдфилд.- Особенно в его сферах.
     - В общем, его дело так  и не попало в суд. Причин к этому было немало.
Отделы,  занимавшиеся  расследованием военных преступлений, стали  понемногу
расформировывать:  Лондон  и  Вашингтон  торопили  с  окончанием  работы  по
денацификации и настаивали  на  передаче  всех  дел в немецкий  суд. Начался
хаос.  В  то  время  как  отделы  по  расследованиям  готовили обвинительные
заключения, главное  командование готовило  амнистии.  Существовали также  и
другие  причины, чисто технического порядка, препятствовавшие ведению  этого
дела.  Преступление   было   совершено   преимущественно  против  французов,
бельгийцев и поляков - если оно вообще было совершено,- и так как установить
национальность  жертв   не  представлялось   возможным,  возникали   еще   и
юридические  затруднения.  И   другие  обстоятельства,  хотя  и  не  слишком
существенные,  затрудняли решение вопроса о том,  что же делать. Вы  знаете,
как это бывает, когда начинают выискивать предлоги.
     - Я знаю, как это было в те дни,-  небрежно проронил Брэдфилд.- Это был
бедлам.
     -  Французы  были  не  слишком  заинтересованы,  поляки  были   слишком
заинтересованы, а Карфельд к тому времени стал довольно крупной фигурой. Уже
подписывал   солидные   контракты  с   союзными  державами.  Даже  иной  раз
передоверял контракты своим конкурентам, лишь бы удовлетворить спрос.  Вы же
знаете, он очень способный администратор. Ловкий, деятельный.
     - Вы говорите об этом так, словно видите в этом преступление.
     -  Его  собственный завод демонтировали  не менее двух раз, и теперь он
работает  на полный ход.  Жалко  же,  в  самом деле,  приостанавливать такое
предприятие. Шли даже слухи,- нисколько  не  меняя тона,  продолжал Тернер,-
что он  начал так бурно развертывать свою деятель ность потому, что оказался
обладателем  большого запаса весьма редких  газов, которые  он в конце войны
укрыл  под землей  где-то  в Эссене. Вот  чем он занимался, когда английские
самолеты бомбили Гапсторф. Когда, по его словам, он хоронил свою престарелую
матушку. Он таскал откуда можно перышки, чтобы потом выстлать ими свое
     гнездо.
     - Все  свидетельства,  на  которые вы  пока  что ссылаетесь,-  спокойно
проговорил Брэдфилд,- ни в коей мере  не доказывают причастности Карфельда к
Гапсторфу, точно т