окажется коммунистом.- В голосе Брэд филда прозвучала ироническая нотка.- Вы
забываете, что  он как-никак выкрал Зеленую папку. А вам, должно быть, вдруг
померещилось, что вы уже проникли к нему в самую
     душу.
     - А зачем он ее выкрал? Что  было в этой папке? Но Брэдфилд уже вышел в
наполненный гулом коридор
     и пробирался между стоявшими у  стен  сложенными  кроватями.  Навстречу
плыли таблички: "Пункт первой помощи. Комната отдыха на случай чрезвычайного
положения.  Детям вход запрещен".  Когда  они  проходили мимо архива, оттуда
донеслись  радостные  возгласы и  нестройные рукоплескания. Корк, совершенно
белый от волнения, выбежал им навстречу.
     - У нее уже все,- прошептал он.- Звонили из родильного дома. Пока я был
на дежурстве,  она не  разрешила  им  послать  за мной.-  В розовых,  широко
раскрытых глазах его  стоял испуг.- Я ей даже  не понадобился. Она  даже  не
захотела, чтобы я был там с ней.


        "17. ПРАШКО"

     П я т н и ц а . У т р о

     Позади  посольства  от  восточной   границы   его  владений  начинается
гудронированная  аллея,  которая  ведет к  северу мимо новых  вилл,  слишком
дорогих  для  представителей  Британской  империи.  У каждой  виллы садик  -
небольшой,  но весьма  ценный,  если  учесть стоимость  земельных  участков;
каждая  отличается  от   всех  прочих  каким-либо  осторожным  архитектурным
отклонением от нормы, характерным для современного стандарта. Если  один дом
обзавелся  кирпичной  площадкой  для  жарения мяса  на вертеле и  внутренним
двориком,  выложенным камнем, то другой поспорит  с ним оградой из  голубого
сланца или смело выставленного напоказ неотесанного камня. Летом молоденькие
жены нежатся в солнечных лучах возле своих микроскопических бассейнов. Зимой
черные пудели купаются  в  снегу.  И  каждый день с понедельника пи  пятницу
черные "мерседесы" доставляют хозяев домой к обеду. И воздух неизменно, хотя
бы слегка, насыщен запахом кофе.
     Было еще совсем раннее, холодное, но прозрачно ясное,  как после дождя,
утро.  Они ехали  медленно,  опустив стекла. Миновали госпиталь, места пошли
более  унылые  - предместье еще сохраняло  свой  старый облик.  За лохматыми
елями  и  иссиня-черными кустами лавра свинцовые шпили, возносившие когда-то
ввысь  горделивые упования  Веймара, торчали, словно пики, среди дряхлеющего
леса.   Впереди   вставало  здание   бундестага,   голое,   безрадостное   и
бесприютное,- огромный мотель, выкрашенный в желтовато-молочный цвет, весь в
траурно-мрачных  флагах.  За  бундестагом,  увенчанный аркой моста  Кеннеди,
огражденный  громадой  зала  Бетховена,  бурый Рейн неустанно  стремил  свой
упорядоченный бег в неизвестность.
     Всюду, куда ни глянь, была полиция: не часто можно увидеть, чтобы оплот
демократии так надежно охраняли от демократов. У главного входа, вытянувшись
беспокойной  цепочкой, дожидалась  своей  очереди  делегация  школьников,  и
полицейские,  словно  заботливые родители,  не отходили от детей  ни на шаг.
Телевизионная   съемочная  группа  устанавливала   свои   прожекторы.  Перед
объективом какой-то  молодой человек  в  темно-красном вельветовом  костюме,
беззаботно  подбоченясь, выделывал  антраша,  в  то время  как  его  коллега
окидывал  оценивающим  взглядом его  фигуру. Полицейские  хмуро наблюдали за
ними, обеспокоенные таким фривольным поведением.  Вдоль тротуара подтянутые,
словно присяжные заседатели, стояли граждане с высокими, похожими на римские
штандарты  стягами  в  руках -  серая,  послушно  ожидающая  толпа.  Лозунги
претерпели  изменения: "Сначала единая  Германия. Потом  единая Европа", "Мы
тоже гордая нация", "Сначала возвратите нам нашу страну!". И  лицом к лицу с
ними  в  одну  линию стояли  полицейские,  опекая их совершенно  так же, как
школьников.
     -  Я поставлю машину  внизу, на набережной,-  сказал Брэдфилд.-  Одному
богу известно, что мы тут найдем по возвращении.
     - А что там происходит сейчас?
     - Дебаты. По поводу поправок к чрезвычайным законам.
     - Я думал, что это давным-давно решенный вопрос.
     - В этом городе ничто никогда не бывает решено до конца.
     Вдоль  всей  набережной в безучастном  ожидании замерли  серые  отряды,
похожие на безоружных солдат; изготовленные на скорую руку знамена оповещали
о своем происхождении: Кайзерслаутерн, Ганновер, Дортмунд, Кассель... Отряды
стояли в немом молчании, ожидая, когда будет дан приказ протестовать. Кто-то
принес с собой  транзистор  и пустил его  на полную громкость. При появлении
белого "ягуара" головы повернулись в его сторону.
     Брэдфилд и Тернер, шагая бог о бок, начали медленно взбираться на холм,
удаляясь  от реки. Они прошли мимо  киоска, в  котором,  казалось,  не  было
ничего, кроме цветных  фотографий шахини Сорейи. Перед центральным подъездом
двумя  колоннами выстроились  студенты,  оставив неширокий проход. Брэдфилд,
вскинув  голову,  распрямив плечи,  шел впереди. В дверях  охранники  хотели
задержать Тернера, и Брэдфилд коротко осадил их. В вестибюле было невыносимо
жарко и пахло сигарами. Отголоски дебатов  наполняли  его  мерным жужжанием.
Журналисты -  кое-кто из них с фотоаппаратами -  с любопытством поглядели на
Брэдфилда,  но  он  отрицательно  покачал  головой  и  отвернулся.  Депутаты
негромко переговаривались, стоя отдельными  группами, и в бесплодной надежде
посматривали через плечо  друг друга, ища  глазами кого-нибудь поинтереснее.
Знакомая фигура устремилась навстречу.
     - Лучший подарок!  Истинная  правда,  Брэдфилд,  вы  - лучший  подарок!
Пришли полюбоваться на конец демократии? Пришли на дебаты? Ну еще бы, вы же,
черт побери, там у себя времени даром не теряете. И секретная служба все еще
при вас? Мистер Тернер, вы, я  надеюсь, вполне лояльны? Господи помилуй, что
у  вас  с  физиономией, черт побери? - Не получив ответа, он сказал, понизив
голос и украдкой поглядев по  сторонам: - Брэдфилд,  я должен  поговорить  с
вами.  Дело чрезвычайно  важное  и безотлагательное, черт  побери. Я пытался
дозвониться к вам в посольство, но для Зааба вас никогда нет на месте.
     - У нас здесь назначена встреча.
     - Это  надолго?  Скажите  мне,  как  долго  может  это затянуться?  Сэм
Аллертон тоже жаждет видеть вас, мы вместе хотим обсудить с вами кое-что.
     Его черная голова склонилась к уху Брэдфилда.  Шея у него была грязная,
щеки небриты.
     - Это невозможно знать наперед.
     -  Послушайте, я  буду ждать вас здесь. Это крайне важное дело. Я скажу
Аллертону: будем ждать Брэдфилда. Наши газеты, сроки выпуска - это не делает
погоды. Нам нужно потолковать с Брэдфилдом.
     -  Никаких комментариев, вы же знаете.  Мы  опубликовали наше заявление
вчера  вечером.  Полагаю,  что  у  вас   имеется  экземпляр.   Мы  принимаем
объяснение,  данное нам канцлером. И с надеждой ожидаем возвращения немецкой
делегации в Брюссель в течение ближайших дней.


     Они спустились вниз в ресторан.
     - Он здесь. Разговаривать буду я. Пожалуйста, пре доставьте все мне.
     - Постараюсь.
     -  Нет, вашего старания  мне мало.  Извольте держать  рот на замке.  Он
очень скользкий субъект.
     Первое, что увидел Тернер, была сигара. Небольшая сигара - она  торчала
в  углу  рта, словно черный  термометр, и  Тернер сразу заметил,  что это  -
голландская сигара: Лео получал их и бесплатно снабжал ими Прашко.
     Вид у  Прашко  бы такой, словно он  всю ночь провозился в  редакции над
газетой.  Он появился из двери, за которой были расположены торговые киоски,
и в куртке  нараспашку,  засунув  руки  в  карманы, прошествовал через  зал,
задевая  по дороге  за  все столики и ни  перед  кем  не извиняясь.  Это был
грузный,  неопрятный  мужчина;   коротко  подстриженные   волосы  с  сильной
проседью;  мощная  грудная клетка незаметно  переходила в  еще более  мощный
живот;  сдвинутые на лоб  очки придавали  ему вид гонщика. Следом за ним шла
девушка с портфелем: апатичное, почти лишенное выражения лицо ее производило
впечатление  не то скучающего, не то чрезмерно  целомудренного; у  нее  были
темные, очень густые волосы.
     - Суп! -  заорал Прашко  на весь  ресторан, как только  они  обменялись
рукопожатиями.- Подайте нам суп. И что- нибудь для нее.- Официант, слушавший
последние известия по  радио, приглушил приемник, как только завидел Прашко,
и с готовностью скользнул к нему. Медные зубчики подтяжек крепко впивались в
засаленный край брюк, облегавших объемистый живот Прашко.- Вы тоже трудитесь
здесь? - спросил он и  пояснил: - Она ничего не понимает. Ни на одном языке,
черт побери. Nicht wahr, Schatz (Не правда ли, сокровище мое? (  н е м . ))?
Ты  глупа, как  овца.  Так что  у  вас за дела? -  Он  говорил  по-английски
свободно, с легким американским акцентом, почти полностью заглушавшим всякий
другой, если он у него был.- Вас скоро назначат послом?
     - Боюсь, что нет.
     - А это кто с вами?
     - Приезжий.
     Прашко очень внимательно  поглядел  на  Тернера,  потом на Брэдфилда  и
снова на Тернера.
     - Какая-то девчонка крепко осерчала на вас?
     На лице его двигались только глаза. Но плечи настороженно приподнялись,
и голова инстинктивно ушла в плечи: он был весь начеку.  Левой рукой он взял
Брэдфилда за локоть.
     -  Это хорошо,-  сказал он.- Это отлично.  Люблю перемены. Люблю  новых
людей.- Голос его звучал на одной ноте, короткие фразы ложились тяжело;  это
был  голос конспиратора, человека, выработавшего в себе долголетнюю привычку
говорить так,  чтобы его нельзя было  подслушать.-  Так зачем вы пожаловали?
Узнать личное мнение Прашко? Голос оппозиции? - Он пояснил Тернеру: -  Когда
создается  коалиция, оппозиция  превращается в  привилегированный клуб.-  Он
громко расхохотался своей шутке, и Брэдфилд рассмеялся тоже.
     Официант подал суп-гуляш,  и Прашко быстрыми, беспокойно-настороженными
движениями своей  здоровенной  ручищи  мясника принялся  вылавливать кусочки
говядины.
     -  Так зачем же вы пожаловали? Может, хотите отправить телеграмму своей
королеве?  -  Он  ухмыльнулся.-  Весточку  от  ее бывшего подданного? О'кей!
Пошлите ей телеграмму. Только на черта ей знать, что думает Прашко? И вообще
кого это интересует? Я - старая шлюха.- Это было адресовано  непосредственно
Тернеру.- Они небось так  говорили вам? Я был англичанином, я был немцем, я,
черт побери, стал почти американцем. Я был в этом борделе дольше всех прочих
шлюх.  Вот почему я уже стал никому  не нужен. Меня имели все. Сообщали  они
вам об этом? И левые, и правые, и центр.
     - Кто из  них обладает вами теперь? - спросил  Тернер. Не сводя глаз  с
изуродованного лица Тернера, Прашко поднял руку и  сделал выразительный жест
- потер кончиком большого пальца средний и указательный.
     - Знаете,  что  такое  политика?  Купля-продажа.  Деньги  на бочку. Все
остальное  - куча  дерьма. Дипломатия,  договоры, союзы - все дерьмо.  Может
быть,  мне следовало оставаться марксистом. Так, значит, они теперь взяли да
и ушли из  Брюсселя? Это печально. Да, да, это очень печально. Вам теперь не
с кем вести переговоры.
     Он разломил булочку и окунул половинку в суп.
     -  Скажите  вашей  королеве,  что  Прашко говорит: англичане  - лживые,
вонючие лицемеры. Ваша супруга в добром здравии?
     - Вполне, благодарю вас.
     -  Давненько  я  не обедал там у вас наверху. Вы по-  прежнему живете в
этом гетто? Ничего себе местечко. Не обращайте внимания. Меня никто не может
долго вы носить. Вот почему я меняю партии,- пояснил он Тернеру.- Когда-то я
считал себя  романтиком - вечно в погоне за голубым цветком.  Теперь, должно
быть, мне просто  все приелось. Друзья, женщины, господь бог  - везде одно и
то же. Все они преданные. И все они вас обманывают. И все подонки.  Бог мой!
Скажу вам  еще  кое-что: новых друзей  я предпочитаю  старым. Кстати, у меня
новая жена - как она вам нравится? - Взяв  молодую женщину за подбородок, он
приподнял  ее  лицо,  как бы желая продемонстрировать ее в наиболее выгодном
ракурсе;  она  улыбнулась  и  слегка  похлопала его  по  руке.-  Я  сам себе
поражаюсь,-  продолжал  он,  прежде  чем  кто-либо  из них  успел  сообразно
обстоятельствам ответить  на  вопрос.- Было время, когда я мог бы ползать на
своем  жирном брюхе, лишь  бы  залучить ваших  вшивых англичан  в Европу.  А
теперь вы обиваете у нас пороги, и  мне наплевать,-  Он  пока чал головой. -
Право, я сам  себе  изумляюсь. Но таков ход истории, надо  полагать. А может
быть, таков я. Может быть,  меня просто  влечет к сильным мира  сего;  может
быть, я люблю  вас, потому  что вы  были сильны,  а  теперь я ненавижу  вас,
потому что вы - ничто. Вчера ночью они убили какого-то мальчишку, вы слышали
об этом? В Хагене. Передавали по радио.
     Он взял с подноса рюмку  водки. Бумажная подставка прилипла к ножке. Он
оторвал ее.
     - Одного  мальчишку. И одного  старика. И одну полоумную библиотекаршу.
Пусть даже целую футбольную команду. Это еще не Армагеддон.
     В  окно  видны  были длинные серые  колонны,  замершие  в  ожидании  на
набережной. Прашко обвел рукой зал.
     -  Поглядите  на все это  дерьмо.  Все бумажное.  Бумажная  демократия,
бумажные  политики,  бумажные орлы,  бумажные солдатики,  бумажные депутаты.
Кукольная  демократия. Стоит  Карфельду  чихнуть,  как мы  пускаем в  штаны.
Знаете почему? Потому что он, черт побери, слишком близок к истине.
     - Вы,  значит, принадлежите  к  его  сторонникам? Так  я вас  понял?  -
спросил Тернер, делая вид, что не заме чает рассерженного взгляда Брэдфилда.
     Прашко доел свой суп; он почти все время не сводил глаз с Тернера.
     - Мир молодеет с каждым  днем,-  сказал  он.- Карфельд  - куча  дерьма,
пусть так.  Ладно.  Но мы богатеем,  вы это видите, приятель? Мы едим, пьем,
строим дома, по купаем машины, платим налоги, ходим в церковь, делаем детей.
Теперь  мы хотим  получить что-нибудь подлинное.  Вы  знаете, что это такое,
приятель?
     Он по-прежнему не сводил глаз с изуродованного лица Тернера.
     -  Иллюзии.  Короли  и королевы. Семейство Кеннеди, де Голль, Наполеон,
баварские герцоги Виттельсбахи и Потсдам. К черту,  мы больше не захолустная
деревня.  Да,  кстати,  что  вы  скажете  насчет нынешних  студенческих  бес
порядков в Англии?  Что думает об этом  ее королевское величество? Может, вы
мало даете им  карманных денег? Молодежь! Хотите знать кое-что про молодежь?
Я скажу вам.- Теперь он обращался исключительно к одному Тернеру.- "Немецкая
молодежь  упрекает  своих отцов за то, что они затеяли  войну".  Вот  что вы
слышите. Не проходит дня, чтобы какой-нибудь свихнувшийся умник не оповестил
нас  об  этом  через какую-нибудь  очередную газету.  Хотите знать настоящую
правду? Они упрекают своих отцов за то, что те п р о и г р а л и эту чертову
войну,  а не за то,  что они  ее начали: "Эй, вы! Где наша Империя, чтоб вас
черт  побрал?"  Так же  как  и англичане, как я  понимаю.  Такое  же  дерьмо
собачье.  Все щенки одинаковы. Они хотят вернуть себе  бога.-  Он перегнулся
над столом,  почти вплотную придвинул свое лицо к Тернеру.- Слушайте, может,
мы провернем дельце: мы вам - наличные, вы нам - иллюзии? Беда только в том,
что мы это  уже пробовали.- Он с  разочарованным  видом откинулся  на спинку
стула.- Мы как-то раз заключили такую сделку  и получили от вас кучу дерьма.
Вы  не  поставщики  иллюзий.  Вот  почему мы  не  хотим  больше  слышать  об
англичанах. Они  не  умеют  вести  дела.  Наш  немецкий  папенька  Фатерланд
предлагал  руку  и  сердце вашей  английской  маменьке, но вы  не явились на
свадьбу.- Он снова расхохотался, смех его звучал фальшиво.
     -  Быть  может,  сейчас  пришло  время заключить этот союз? -  намекнул
Брэдфилд с усталой улыбкой важного государственного деятеля.
     Краем глаза Тернер заметил двух  людей - бледные  лица, темные костюмы,
замшевые  туфли,- они  молча заняли  места  за  соседним  столиком. Официант
поспешно  направился к ним,  сразу распознав их профессию. И  в  эту  минуту
целая  орава  молодых  журналистов  ввалилась  из  вестибюля  в ресторан.  У
некоторых в  руках  были  газеты,  заголовки  кричали  о Брюсселе и  Хагене.
Журналистами предводительствовал  папаша  Карл-Гейнц  Зааб, он  уставился на
Брэдфилда с  утрированной тревогой. За  окном, в унылом  внутреннем дворике,
ряды  пустых   пластмассовых   стульев   походили  на  искусственные  цветы,
пробившиеся сквозь растрескавшийся асфальт.
     - Вот эти подонки -  это уже настоящие нацисты,-  громко, на  весь  зал
сказал Прашко, взмахнув жирной рукой в  сторону журналистов.- Они высовывают
языки, громко  выпускают газы  и воображают,  что изобрели  демократию. Куда
провалился этот чертов официант - сдох?
     - Мы разыскиваем Гартинга,- сказал Брэдфилд.
     - Ясно! - Прашко  привык  к  неожиданностям. Рука, вытиравшая салфеткой
обветренные губы, все так же  не спеша  продолжала свое  занятие. Желтоватые
глаза  все  так  же,  не   мигая,   смотрели  из  воспаленных   глазниц   на
собеседников.-  Я его  здесь что-то не видел,- равнодушно за  метил Прашко.-
Может, он где-нибудь на балконе. Ведь у вас, приятели,  там своя специальная
ложа.- Он положил салфетку.- Может, вам надо поискать его там?
     - Он исчез неделю назад. В пятницу утром на прошлой неделе.
     -  Кто, Лео?  Ну, этот малый никуда не  денется.-  Появился  официант.-
Такие не пропадают.
     - Вы  его друг,- сказал Брэдфилд.-  Кажется, его единственный друг.  Мы
подумали, что он мог прийти посоветоваться с вами.
     - О чем?
     -  А  вот  в  этом-то  все  и  дело,- сказал Брэдфилд с  едва  заметной
усмешкой.- Мы подумали, что он мог сказать это вам.
     - Он до сих пор не завел себе друзей среди англичан? - Прашко переводил
взгляд  с одного на другого.- Бедняжка Лео! -  Теперь уже в голосе его  явно
слышалось ехидство.
     - Вы занимали особое место в  его жизни. В конце концов,  вы ведь очень
долго работали вместе. У вас одинаковый опыт за плечами. Нам  кажется, что е
трудную минуту Лео, нуждаясь  в совете, в  деньгах  или  еще  в какой-нибудь
помощи, мог инстинктивно обратиться к вам. Нам  думается, что он мог бы даже
искать у вас защиты.
     Прашко снова внимательно поглядел на свежие рубцы на лице Тернера.
     -  Защиты? - повторил он,  почти не шевеля губами, словно предпочел  бы
сделать вид, что не произносил этого слова. - С таким же успехом вы могли бы
защищать...-  Капельки  пота внезапно  проступили у  него на лбу, словно это
осел пар, висящий в воздухе,- Уйди отсюда,- сказал он девушке.
     Без  единого слова  она  поднялась, рассеянно  улыбнулась всем  троим и
неторопливо  вышла  из  ресторана,  и  Тернер   с  совершенно  неуместным  и
неожиданным  для   себя  легкомыслием  проводил   восхищенным  взглядом   ее
соблазнительно покачивающиеся бедра. А Брэдфилд уже заговорил снова.
     - У нас очень  мало времени,- торопливо промолвил он, наклонившись  над
столом.-  Вы  были  с  ним  в  Гамбурге  и  в Берлине. Существуют  кое-какие
обстоятельства, известные, возможно, только вам двоим. Вы меня слушаете?
     Прашко молча ждал.
     - Если  только вы в  состоянии помочь  нам разыскать его,  не  поднимая
шума, если вам известно, где он  скрывается, и  вы можете  воздействовать на
него,  если вы  можете  хоть что-нибудь предпринять во имя старой  дружбы, я
беру на себя сохранение тайны и обещаю мягко обойтись с ним. Ни ваше имя, ни
чье-либо другое не будет при этом нигде фигурировать.
     Теперь уже Тернер ждал, переводя взгляд с одного лица на другое. Прашко
выдавал только  струившийся  по  его  лицу  пот,  Брэдфилда - только  крепко
зажатая в пальцах  ручка.  Он сжимал ее, низко  наклонившись над  столом. За
окном  серые  колонны  замерли  в  ожидании;  двое в  углу тупо наблюдали за
происходящим,  поедая булочки с маслом. - Я отправлю  его в Англию.  Я удалю
его  из Германии  навсегда,  если  это необходимо.  Он  себя уже  достаточно
скомпрометировал; не может быть и речи о т