цу
Гонта.
     - Вот как?
     Он бросил галоши обратно в шкаф, они плюхнулись туда со стуком, странно
прозвучавшим в наступившей тишине.
     - У него,  знаете ли, была уйма работы. Куча работы. Слишком он хороший
работник для этого этажа, вот что я скажу.
     -  И так повторялось каждую пятницу, начиная с января. После спевки  он
поднимался к вам, выпивал в уюте чашечку-другую  чаю и сидел у вас, пока все
здесь не успокоится, а тогда спускался вниз и работал в архиве?
     - Как часы. Он и приходил-то уже готовый к работе. Сначала на репетицию
хора, потом к нам  на чашку чаю, пока остальные не очистят  помещение, потом
вниз, в  архив. "Джон,- говорил он  мне,- я не могу работать в  суматохе: не
переношу  суеты. По правде говоря,  я люблю тишину и покой. Уже годы не  те,
никуда от этого  не уйдешь". Всегда у  него был  при  себе портфель. Термос,
возможно, пара сандвичей. Очень толковый человек, все умел.
     - Конечно,  расписывался в книге ночного  дежурного? Гонт  заколебался,
только теперь осмыслив до конца,
     какую угрозу таит в себе этот спокойный, не допускающий недомолвок тон.
Тернер захлопнул деревянные дверцы шкафа.
     - Или вы, черт бы вас побрал, не утруждали этим себя? Конечно, неудобно
все  время  соблюдать формальности,  когда  речь  идет  о  госте.  Притом  о
госте-дипломате, который удостоил вас визитом. Пусть себе  приходит и уходит
среди ночи, если ему вздумается, черт подери, вам-то что? Конечно, невежливо
что-нибудь проверять, правда? Он ведь вроде как член семьи.  Обидно нарушать
согласие какими-то  формальностями. И к тому же не  по-христиански, вовсе не
по-христиански.  Вы,  наверно,  понятия   не  имеете,  когда  он  уходил  из
посольства? В два? В четыре?
     Гонт  даже  затаил дыхание, чтобы  расслышать  это,- так  тихо  говорил
Тернер.
     - В этом нет ничего плохого, я думаю? - спросил Гонт.
     - И потом этот его  портфель,- продолжал Тернер  так же тихо.- Конечно,
нехорошо  разглядывать,  что  в  нем лежит.  Открыть термос,  к примеру?  Не
по-божески.  Не беспокойтесь, Гонт, тут нет ничего  плохого.  Ничего такого,
чего нельзя было  бы  искупить молитвой  и вылечить  чаш кой хорошего  чая.-
Тернер  стоял теперь у двери,  и Гонт вынужден был  повернуться к  нему.- Вы
просто играли в  счастливую семью, вам нужно было, чтобы он приласкал вас, и
тогда вы чувствовали себя хорошо.- В голосе его появился валлийский акцент -
жестокая пародия на Гонта: - Смотрите,  как мы благородны...  как любим друг
друга...  Смотрите,  как шикарно  мы  живем  -  принимаем  у себя настоящего
дипломата...  Поистине  мы  -  соль  земли...  У  нас  всегда  найдется  что
пожевать... Сожалею, что  вы не можете попользоваться и женой, но это уж моя
привилегия... Что ж,  Гонт, вы проглотили всю  приманку целиком. Называетесь
охранником, а дали  соблазнить  себя и положить в  постель за  полкроны.- Он
толчком распахнул дверь.- Гартинг  в отпуске по семейным обстоятельствам, не
забывайте этого, если не хотите напортить себе еще больше.
     - Может, так ведется там, откуда явились вы,- вдруг  сказал Гонт, будто
внезапно  прозрев,- но я  живу в  другом мире, мистер Тернер, и не пытайтесь
отнять его у меня. Я делал для Лео все, что мог, и буду делать для него, что
смогу. Не знаю, почему вы все перевернули по-своему. Все вы изгадили, все.
     - Убирайтесь к  черту! - Тернер сунул ему ключи, но Гонт  не взял их, и
они  упали  к  его  ногам.-  Если  вы  что-нибудь еще  знаете про  него, еще
какую-нибудь интересную сплетню, лучше скажите мне сейчас. Быстро. Ну?
     Гонт покачал головой.
     - Уходите,- сказал он.
     -  Что  еще говорят  люди? Что-нибудь ведь болтали в хоре, верно, Гонт?
Можете мне сказать, я вас не съем,
     - Ничего я не слыхал.
     - Что думает о нем Брэдфилд?
     - Откуда мне знать? Спросите у Брэдфилда.
     - Он ему симпатизировал?
     Лицо Гонта потемнело от негодования.
     -  Не  считаю  нужным  говорить  об этом,- ответил  он резко,-  не имею
привычки сплетничать о своих начальниках.
     - Кто такой Прашко? Говорит вам что-нибудь эта фамилия?
     - Мне  нечего  больше сказать. Я  ничего  не  знаю. Тернер  показал  на
небольшую кучку вещей на столе.
     - Отнесите  это в шифровальную.  Они мне  понадобятся позже. И  вырезки
тоже. Передайте их тамошнему  сотруднику, и пусть  распишется за них,  ясно?
Как бы он ни был вам разлюбезен.  И составьте еще список всего, что пропало.
Всего, что Гартинг взял с собой.


     Он не пошел  к Медоузу сразу, а вышел  из здания и  постоял немного  на
полоске травы за автомобильной стоянкой. Дымка тумана висела над пустырем, и
шум  уличного движения  накатывался,  как  грохот  морского  прибоя.  Темная
решетка строительных лесов закрывала  здание Красного Креста, сверху над ним
нависал  оранжевый  кран,  и  здание  было  похоже  на  нефтеналивную баржу,
бросившую якорь на мостовой.  Полицейские смотрели на Тернера с любопытством
- он  стоял неподвижно и не сводил глаз  с  горизонта,  хотя  весь  горизонт
заволокло тучами. Наконец - точно  по  команде, которой они не слышали,-  он
повернулся и медленно пошел назад, к главному входу.
     -  Вам нужно выправить постоянный  пропуск,- сказал  охранник  с  лицом
хорька.- Ходите весь день туда-сюда.
     В архиве стоял запах  пыли, сургуча и типографской  краски. Медоуз ждал
его. Он казался  изможденным и очень усталым. Он  даже  не шелохнулся, когда
Тернер направился к нему, пробираясь между столами и папками,-просто смотрел
на него, отчужденно и презрительно.
     -  Почему  им  понадобилось  прислать именно вас? - спросил  он.-  Что,
никого другого нет? Кого вы на этот раз намерены погубить?


        "6. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВСЕ ПОМНИТ"

     П о н е д е л ь н и к . У т р о

     Они  стояли  в  небольшом  святилище,  в  сейфе,  облицованном  изнутри
стальными плитами,  который  служил и  бронированной комнатой,  и кабинетом.
Окна были забраны  двойными решетками - тонкой проволочной сеткой и тяжелыми
стальными прутьями. Из соседней комнаты непрерывно доносились шаги  и шелест
бумаги.  Медоуз  был в  черном  костюме, со множеством булавок,  вколотых  в
лацканы его пиджака. Стальные шкафы, как часовые, выстроились  вдоль стен. У
каждого - номер на дверце и секретный замок с шифром.
     - Из всех людей, которых я поклялся больше никогда не видеть...
     - ...Тернер стоит  на первом  месте.  Ладно, ладно. Не  у  вас  одного.
Давайте не будем говорить об этом.
     Он сели.
     - Она не знает, что вы здесь,- сказал  Медоуз.-  Я  не скажу ей, что вы
здесь.
     - Ладно.
     - Он встречался с ней всего несколько раз. Между ними ничего не было.
     - Я не буду попадаться ей на глаза.
     - Да,- сказал  он, глядя не на Тернера, а  мимо него, на шкафы,- да, вы
не должны ей попадаться.
     - Постарайтесь забыть, что это я,- сказал Тернер.- Я вас не тороплю.
     На мгновение  лицо Тернера словно утратило свое жесткое выражение -  на
грубые  черты  его легли тени,  и  оно  стало почти таким  же старым,  как у
Медоуза, и таким же усталым.
     -  Я все расскажу вам сразу,- сказал Медоуз.- И - конец. Я расскажу вам
все, что знаю, и вы уберетесь отсюда.
     Тернер кивнул.
     - Все началось с  Автоклуба для  иностранцев,- сказал Медоуз.- Там я, в
сущности, и познакомился с ним. Я люблю  машины, всегда их любил. Специально
перед выходом на пенсию купил себе "ровер", с цилиндром на три литра...
     - Давно вы здесь?
     - Год. Да, уже год.
     - Приехали прямо из Варшавы?
     -  Нет, некоторое  время мы пробыли в Лондоне. Потом меня послали сюда.
Мне  было  пятьдесят восемь, оставалось  дослужить два года. После Варшавы я
решил, что буду относиться к вещам поспокойнее. Хотелось позаботиться о ней,
помочь ей оправиться...
     - Ладно, ладно.
     -  Я,  как правило, мало  куда хожу, но в этот  клуб вступил. Там народ
главным образом  из  Англии и  из  стран Содружества,  но приличные люди.  Я
считал, что  это  нам  вполне  подойдет -  встречи  раз в неделю,  летом  на
воздухе, зимой - за столом. Понимаете, я мог брать туда Майру, вернуть ее  к
привычной жизни, приглядывать за  ней...  И  по том, она сама этого  хотела.
Была растеряна, искала общества. Кроме меня, у нее ведь никого нет.
     - Ладно, ладно,- сказал Тернер.
     - Там собрался хороший народ к тому времени, когда  мы вступили  в этот
клуб;  впрочем, как во всяком клубе, и в  нашем были свои взлеты и падения -
ведь  все  дело в том,  кто в  правлении. Выберешь порядочных людей  - и все
получается очень хорошо и интересно, выберешь плохих - и начинаются склоки и
всякое такое,
     - Гартинг там был, конечно, на главных ролях?
     - Не  торопите  меня, ладно? Дайте говорить, как я хочу.- Медоуз сказал
это твердо и неодобрительно. Так отец делает замечание сыну.- Нет, он не был
там на главных ролях, во всяком случае, в  то  время. Он был  рядовым членом
клуба,  вот  и все,  обычным  рядовым членом.  Мне кажется, и  ходил он туда
редко, может, на одно из шести собраний. Вообще-то он не считался там своим.
Он ведь имел дипломатический ранг, а это клуб не  для дипломатов. В середине
ноября у нас там было годичное  собрание. Неужели на  этот раз у вас нет при
себе вашей черной книжицы?
     - В ноябре,-  сказал Тернер, никак не  реагируя,- пять  месяцев  назад.
Годичное собрание.
     - Странное было собрание, я бы сказал. Своеобразная атмосфера. Карфельд
уже полтора месяца  как начал действовать, и мы все ждали, что будет дальше.
Председательствовал  Фрэдди  Лакстон  -  он  в то время  уже  знал  о  своем
назначении в Найроби; Билл Эйнтри был секретарем по культурно-массовым делам
- он получил как раз уведомление о переводе в Корею. Все мы нервничали: надо
было выбрать новое правление,  рассмотреть все вопросы, стоявшие на повестке
дня, и договориться о зимнем пикнике за город. Тут-то  вдруг и выскочил Лео,
и в известном смысле именно тогда он и сделал первый заход в мой архив.
     Медоуз умолк.
     - Понять не  могу,  как это  я так оплошал,  ну прямо  понять не могу,-
сказал он.
     Тернер ждал.
     - Говорю вам, мы никогда и не слышали о нем  ничего, не знали,  что его
интересует наш клуб. И потом, у него была такая репутация...
     - Какая репутация?
     - Ну, говорили, что он человек несолидный.  Без  роду и племени. Пустой
человек.  Ходили  какие-то  слухи  насчет  Кельна.  Мне,  честно  говоря, не
нравилось то, что я о нем слышал, и мне  не  хотелось, чтобы он встречался с
Майрой.
     - Какие слухи насчет Кельна?
     - Сплетни,  ничего больше. Он там подрался. Ввязался в  драку в  ночном
ресторане.
     - Подробности неизвестны?
     - Неизвестны.
     - Кто еще был там?
     - Понятия не имею. О чем я говорил?
     - О клубе. О годичном собрании клуба.
     - Да,  поездка за город. "Так какие будут предложения?"  - спросил Билл
Эйнтри. И Лео тут же  вскочил.  Он сидел  примерно на три ряда  позади меня.
"Смотри-ка,- говорю я Майре,- что это он вдруг?" Лео сказал, что у него есть
предложение.  По  поводу зимней  поездки за город. Он знает одного старика в
Кенигсвинтере,  у  которого  есть несколько двухпалубных  прогулочных  барж.
Старик этот очень богат и очень любит англичан, занимает высокое положение в
Англо-германском обществе. И  этот старый  господин согласился  предоставить
нам две баржи и команду, чтобы прокатить весь клуб до Кобленца и обратно.  В
виде благодарности за какую-то услугу, оказанную ему англичанами  во времена
оккупации.  У Лео всегда были знакомства  с такими людьми,- сказал Медоуз, и
улыбка ненадолго озарила его грустное лицо.- Надо будет оплатить проезд, ром
и кофе в  пути и большой обед в Кобленце. Лео уже все  рассчитал. Он думает,
что  вместе  с  подарком его  другу  это  обойдется  в двадцать  одну  марку
восемьдесят на каждого,- Медоуз остановился.- Я не могу говорить быстрее, не
привык.
     - Я ведь ничего не сказал.
     - Вы все  время  торопите меня, я  это  чувствую,-  раздраженно ответил
Медоуз и вздохнул.- Они  попались на эту удочку, все мы попались  -  и члены
правления, и остальные. Не  мне  вам объяснять,  каковы  люди.  Если человек
твердо знает, чего он хочет...
     - А он знал, чего хочет.
     -  Может,  кое-кто и  подумал,  что  он  выслуживается,  но  всем  было
безразлично. Некоторые из нас  считали, честно  говоря, что он возьмет  себе
комиссионные,  но, пожалуй,  он  их и  заработал. В любом случае  плата была
довольно умеренная.  Билл Эйнтри собирался уезжать,  ему было все равно,  он
поставил предложение на голосование. Фрэдди Лакстон уже сидел  на чемоданах,
ему  тоже  ни до  чего не  было  дела. Он  поддержал предложение.  Оно  было
принято, и решение занесено в протокол, никто не сказал ни звука против. Как
только  собрание закончилось, Лео подошел  к нам с Майрой, улыбаясь во  весь
рот. "Ей очень понравится,- сказал он,- уверен, что  Майре понравится. Очень
приятная поездка по  реке. Она будет  в восторге". Будто все это он  устроил
специально  для  Майры.  Я сказал:  "Да,  конечно",- и предложил ему  выпить
стаканчик.  Мне показалось, что  получается нехорошо, что бы там про него ни
говорили, но  он так  старался, и  никто  не  обратил  на это ровно никакого
внимания. Мне стало жаль его. И потом, я  был ему благодарен,- сказал Медоуз
просто,- да и сей час еще благодарен - это была чудесная поездка.
     Он снова замолчал,  и снова Тернер ждал,  пока его собеседник справится
со своим волнением и своими затаенными чувствами. Через зарешеченное  окно в
комнату доносилось неустанное биение железного сердца Бонна: далекий  грохот
кранов и буров, стенания ошалело мчащихся куда-то автомобилей.
     -  Честно  говоря,  я  думал, что  все это - подходы к  Майре,-  сказал
наконец Медоуз.- Признаюсь, я следил за ним. Но ничего не было, даже намека,
ни с  той, ни  с другой стороны. Уж по  этой-то части  я  теперь  достаточно
наблюдателен. После Варшавы.
     - Я вам верю.
     - Мне все равно, верите вы мне или нет. Это чистая правда.
     - И на этот счет у него тоже была неважная репутация?
     - В какой-то мере.
     - С кем же у него был роман?
     -  Я  продолжу  свой  рассказ,  если  не  возражаете,-  сказал  Медоуз,
разглядывая  свои руки.- Не собираюсь распространять эти  грязные сплетни. А
уж меньше всего - сообщать вам. Здесь болтают много чепухи, слушать тошно.
     - Я выясню,-  сказал Тернер,  и лицо  его  окаменело,  как у мертвеца.-
Придется потратить больше времени, но пусть это вас не беспокоит.
     - Было ужасно холодно - куски льда плыли по воде,- продолжал Медоуз,- и
очень  красиво, если вы способны это  понять. Все было так,  как обещал Лео:
ром и кофе для взрослых, какао для детишек. Все были довольны и трещали, как
сверчки. Мы выехали из Кенигсвинтера и, прежде чем подняться на борт, выпили
по стаканчику у него дома. И с той минуты Лео уже не отходил от нас. От меня
и от Майры. Он  относился к нам  по-особому, иначе не скажешь.  Словно кроме
нас никто больше для него не существовал.  Майра была в восторге.  Он укутал
ее   шалью,  рассказывал  забавные  истории...   Я  не   слышал,  чтобы  она
когда-нибудь так смеялась со  времен Варшавы. Она все повторяла:  "Уже давно
мне не было так хорошо".
     - Какие же это забавные истории?
     - Все больше о себе  самом.  Одна, помню,  была о том, как он в Берлине
вез  тачку  с папками  через площадь  во  время  учебных  занятий кавалерии.
Старшина на коне, а он, Лео, внизу  со  своей тачкой...  Он  умел  подражать
разным людям - то он кавалерист на лошади,  то - гвардейский капрал. Он даже
умел   изображать   звук  трубы  и  разное  другое.   Просто   поразительно.
Поразительная способность. Очень занятный человек Лео.  Очень,- Он посмотрел
на   собеседника,  точно  ожидая  возражений,  но  лицо  Тернера  оставалось
бесстрастным.- Когда мы ехали назад, он отвел меня  в сторонку:  "Артур, два
слова  на ушко". Типично для него  это  "на  ушко".  Вы ведь знаете,  как он
разговаривает.
     - Нет, не знаю.
     -  Доверительно.  Будто с  вами  одним.  "Артур,  -  сказал  он,- Роули
Брэдфилд вызывал меня.  Они хотят, чтобы  я перешел в архив и помог вам, но,
прежде чем  сказать  ему "да" или  "нет", я хочу знать,  что думаете об этом
вы". Предоставил решать мне,  понимаете. Если  этот план мне не по нутру, он
откажется -  вот  на  что он  намекал.  Ну,  признаться, это было  для  меня
полнейшей неожиданностью, я не знал,  что  и подумать: как-никак  он  второй
секретарь... что- то тут неладно - такова была моя первая реакция.  И честно
говоря,  я  не  до конца поверил ему. Поэтому я спросил:  "Есть  у вас  опыт
работы в  архиве?" Он ответил,  что  кое-какой опыт есть, но работал он  там
очень давно, хотя всегда подумывал о том, чтобы вернуться в архив.
     - Когда же это было?
     - Что когда было?
     - Когда прежде он работал в архивах?
     - Кажется,  в  Берлине. Знаете, как-то  неудобно спрашивать  Лео о  его
прошлом. Никогда не  знаешь,  что можешь услышать в  ответ.- Медоуз  покачал
головой.- И вот он задает такой вопрос. Мне сразу показалось, что тут что-то
не так, но что я мог  ему сказать? "Это должен решать Брэдфилд,- ответил я.-
Если  он вас  ко мне посылает  и вы согласны  перейти в  архив, работы у нас
хватит". Честно сказать, какое-то время это меня тревожило, я даже собирался
переговорить с Брэдфилдом,  но все  откладывал.  Лучше всего, подумал  я, не
торопить события.  Может, об этом и не будет  больше речи. Сначала так оно и
вышло.   В   мире   положение    снова   осложнилось.   В   Англии   начался
правительственный  кризис, в  Брюсселе - золотая лихорадка.  А  тут Карфельд
стал  действовать очень бурно и  активно по всей стране. Из Англии приезжали
делегации, профсоюзы выступали  с  протестами,  ветераны  устраивали встречи
старых боевых  товарищей  -  словом,  происходило  бог  знает  что. Архив  и
канцелярия гудели как улей, и Гартинг совершенно вылетел у меня из головы. К
тому времени он  уже был в клубе секретарем  по культурно-массовым делам, но
вне  клуба  я  почти не встречался с ним. Короче,  было не до  него. Слишком
много других забот.
     - Понятно.
     - И вдруг Брэдфилд  посылает  за мной.  Как  раз  перед  праздниками  -
двадцатого декабря.  Сначала спрашивает,  как  я  справляюсь  с уничтожением
устаревших дел.  Я был несколько смущен, по правде говоря, у нас и  без того
хватало работы последние месяцы. Об  этих самых устаревших делах мы и думать
позабыли.
     - Прошу вас, ничего теперь не опускайте: мне нужны все подробности.
     - Я ответил, что  дело идет  очень  медленно. Тогда, спросил  он, что я
скажу, если он пришлет мне кого-нибудь в  помощь, кого-нибудь, кто  доделает
эту работу. Есть  предложение, продолжал он, пока еще только предложение, он
хотел сначала  поговорить со мной,- так вот, есть предложение послать ко мне
в помощь Гартинга.
     - Чье предложение?
     - Он не сказал.
     Они  оба вдруг осознали весь смысл сказанного,  и каждый по-своему  был
озадачен.
     - Кто бы ни подал такую мысль Брэдфилду,- сказал Медоуз,- все равно это
была нелепица.
     -  Вот и  я так  подумал,-  признался Тернер, и  они снова  помолчали.-
Словом, вы ответили, что согласны взять его?
     - Нет, я сказал правду. Сказал, что Гартинг мне не нужен.
     - Не нужен? Вы сказали это Брэдфилду?
     - Не  нажимайте  на  меня. Брэдфилд  прекрасно знал,  что мне никто  не
нужен.  Во  всяком  случае,  для  уничтожения  устаревших  дел.  Я  зашел  в
министерский архив, когда был в Лондоне, и поговорил  там. Это было в ноябре
прошлого  года,  когда началась вся эта  чехарда с Карфельдом. Я сказал, что
меня  беспокоит задержка с уничтожением  устаревших дел, и спросил, можно ли
это отложить, пока обстановка не разрядится. Они ответили, чтобы я не  ломал
над этим голову.
     Тернер не сводил с него глаз.
     - И Брэдфилд знал об этом? Вы уверены, что Брэдфилд знал об этом