м более такого заметного, как Дитер.
     Что касается его, моя задача была проста. Дитер много ездил, у него был
специальный  пропуск.  С  ним,  в  отличие  от других  агентов,  было  проще
связаться. Время от времени мы встречались с ним  в кафе или же  он приезжал
за  мной  на  машине  министерства,  и  мы  проезжали  сотню  километров  по
автостраде. Но чаще всего мы ездили в одном поезде и в коридоре обменивались
портфелями; или же ходили в театр. Каждый приносил с собой пакет, а потом мы
обменивались номерками от  раздевалки.  Он никогда  не приносил мне  готовых
донесений; чаще всего это были  машинописные копии распоряжений  об отправке
поездов.
     В сорок третьем  году меня отозвали. Мое  прикрытие стало ненадежным, и
меня могли засветить.
     Он умолк и взял протянутую Гиллэмом сигарету.
     -  Да,  Дитер  был моим  лучшим  агентом,  но единственным. Работать  с
Дитером  было сплошным удовольствием по сравнению с хлопотами,  которые  мне
причиняли  другие агенты. Война  закончилась, и я  попытался  узнать, что же
случилось с Дитером  и остальными. Многие обосновались в Канаде и Австралии,
другие  вернулись на развалины родных городов.  А  Дитер,  думаю, колебался.
Русские  заняли  Дрезден, и  он, наверное, взвешивал  возможность  вернуться
туда. В конце концов он туда уехал. Он не мог не поехать из-за своей матери.
К тому же он ненавидел американцев и, конечно же, был социалистом.
     Потом я узнал, что там он  сделал карьеру. Навыки руководителя, которые
он приобрел  во время войны,  помогли  ему занять официальный пост в ГДР.  Я
думаю, что репутация бунтаря и перенесенные его семьей страдания открыли ему
дорогу. Должно быть, он нашел себе место под солнцем.
     - Почему?- спросил Мендель.
     - Месяц  назад  он  был  еще  здесь,  в Англии,  в  качестве  директора
представительства Восточногерманской сталелитейной компании.
     - И это еще  не все,- живо вмешался Гиллэм.- В случае, если вы думаете,
Мендель, что ваша чаша переполнена, позвольте мне сказать, что я избавил вас
от еще одного визита в  Вэйбридж и что я ходил к  Элизабет Пиджен по  совету
Джорджа.  (Он  повернулся к Смайли.) Эта девчонка что-то вроде Моби Дика, не
так ли? Белый кит-людоед.
     - Ну и что?- спросил Мендель.
     -  Я  показал ей фото  этого  молодого дипломата,  Мундта, которое  они
оставили  после  себя  разорванным  в  клочья.   Элизабет  сразу  же  узнала
очаровательного молодого человека, который приходил  за  нотной папкой Эльзы
Феннан. Хороший ход, правда?
     - Но...
     - Я знаю, что  вы хотите спросить,  маленький хитрец: вы хотите узнать,
узнал  ли его  Джордж. Да.  Это мерзкий господин,  который пытался  затянуть
Джорджа в его собственный дом на Байсуотер-стрит. Он везде поспевает, а?
     Мендель и Смайли поехали  в  Митчем. Смайли  умирал от  усталости. Было
холодно.  Снова  шел  дождь. Смайли,  закутавшись  в  свое  длинное  пальто,
несмотря на усталость,  с  удовольствием спокойно  наблюдал за проходящими в
ночи жителями Лондона. Он  всегда любил путешествовать. Даже сейчас, если бы
у  него  был  выбор,  он отдал бы  предпочтение  поезду или  кораблю, но  не
самолету, чтобы отправиться  во Францию. Он  до сих пор вспоминал магические
звуки  ночного  путешествия  по  Европе,  непривычный  шум   чужого  города,
французские голоса, вырывавшие его из английских снов.
     Энн  все это тоже нравилось,  и  они два  раза  разделяли  сомнительную
радость этой утомительной прогулки.
     Как  только они приехали,  Смайли сразу же улегся  в постель, а Мендель
начал заваривать чай. Чай они пили в комнате Смайли.
     - Какая программа на данный момент?- спросил Мендель.
     - Я думаю поехать завтра в Уоллистон.
     - Вам еще нужен постельный режим. Что вы там собираетесь делать?
     - Повидаться с Эльзой Феннан.
     -  Одному вам туда  ехать небезопасно. Давайте я поеду с вами. Пока  вы
будете болтать, я посижу в машине. Она еврейка, да?
     Смайли утвердительно кивнул головой.
     - Мой отец тоже был евреем. И он никогда этого не скрывал.


     Глава двенадцатая

        "МЕЧТА НА ПРОДАЖУ"


     Она открыла дверь и мгновение молча смотрела на него.
     - Вы могли бы предупредить меня о вашем приходе,- сказала она.
     - Я подумал, что это было бы неосторожным.
     Она вновь помолчала. Затем произнесла:
     - Я не понимаю, что вы хотите этим сказать.
     Казалось, что фраза стоила ей больших усилий.
     - Я могу войти?- спросил Смайли.- У нас мало времени.
     Она  выглядела  постаревшей  и   усталой  и,  может   быть,  еще  более
подавленной.  Она  провела  его  в гостиную и с  этакой  покорностью  судьбе
указала на стул.
     Смайли предложил ей сигарету и  сам тоже закурил. Эльза Феннан стояла у
окна. Глядя на  нее,  отмечая про себя  ее прерывистое  дыхание,  круги  под
глазами,  Смайли  понял,  что  она  потеряла  почти   всякую  способность  к
самозащите.  Он заговорил спокойно и примирительно.  Для Эльзы  Феннан  этот
голос, должно быть, был таким, каким она хотела его слышать- вселяющим силы,
поддержку,  сочувствие, безопасность.  Медленно  она  отошла  от окна,  и ее
правая  рука, которой она опиралась на подоконник,  рассеянно  соскользнула,
затем  покорно опустилась вдоль тела. Она села напротив  Смайли, и ее  глаза
смотрели на него с полным доверием. Так смотрят любовницы.
     -  Вы, должно быть, чувствуете себя ужасно одинокой,- произнес Смайли.-
Никто не может выносить этого постоянно. Это требует мужества, но как тяжело
быть отважным, когда ты один.  Они этого никогда  не  поймут. Они никогда не
знали, сколько сил отбирает  ложь, вынужденное притворство, жизнь  в стороне
от обычных  людей.  Они  полагают,  что вы  можете работать на  их  топливе,
черпать силы в их знаменах и  музыке. Но если вы одна, вам необходимо другое
горючее, не так ли?  Вам нужна ненависть,  но  никто  не в  силах  постоянно
ненавидеть. А то, что вы любите, так туманно и недостижимо.
     Он умолк.  Вскоре  ваши нервы не выдержат, подумал он. Смайли  страстно
желал,  чтобы  она приняла  его поддержку. Он  посмотрел на  нее. Скоро  она
сломается.
     - Я сказал, что время не терпит. Вы понимаете, что я имею в виду?
     Она  сложила руки на коленях и опустила глаза. Он видел темные корни ее
светлых волос и думал,  почему же, черт возьми, она красит волосы. Казалось,
она не слышала вопроса.
     - Месяц назад, после того, как я побывал у вас, я возвращался на машине
в  Лондон.  Какой-то человек пытался меня  убить. В  тот вечер ему это почти
удалось. Он ударил меня три или четыре раза по голове. Я только что вышел из
больницы. Мне повезло.  Совсем недавно речная  полиция выловила в Темзе труп
владельца гаража, который давал тому человеку напрокат автомобиль. На нем не
было следов насилия, просто он был накачан виски. До сих пор не ясно, что же
произошло. Уже много лет он и близко к воде не подходил. Но мы имеем дело  с
человеком,  который знает свою работу. С профессиональным убийцей.  Кажется,
он  старается ликвидировать всех, кто может установить  связь  между  ним  и
Сэмюэлом  Феннаном. Или же между ним и  его женой.  И  к тому же эта молодая
блондинка из Вэйбриджского театра...
     - Что вы говорите?- прошептала Эльза.- К чему вы ведете?
     У  Смайли  внезапно  возникло  желание  причинить  ей боль,  уничтожить
последние  следы ее  воли,  измотать  ее  силы  так, как  если  бы она  была
противником.
     Она неотступно преследовала его, пока он  беспомощно валялся в постели,
она являлась для него загадкой, и это придавало ему силы.
     - По-вашему, какую игру вы  вели вдвоем? Неужели вы думали, что сможете
хитрить  с такой мощной системой, давая  им  лишь часть,  но далеко  не все?
Неужели вы думали, что  сможете остановить карусель, обуздать силу,  которую
сами же им даете? Какие мечты вы взлееяли, если миру в  них  отводится столь
ничтожная роль?
     Она закрыла  лицо руками,  и Смайли  увидел проступившие между пальцами
слезы.
     -  Нет, я думала только о нем. У него  была мечта, да... Светлая мечта.
(Она  продолжала отчаянно  плакать,  полупристыженный,  полуликующий  Смайли
ждал, пока она снова заговорит).- Внезапно  она подняла на  Смайли мокрые от
слез  глаза.- Посмотрите  на  меня,-  сказала  она.-  Какие  мечты  они  мне
оставили?  Я мечтала о длинных  золотистых волосах, а мне обрили  голову.  Я
мечтала о великолепном теле, а его разрушили  голодом. Я увидела,  что такое
человек. Как же я могу  после этого верить, что люди могут жить  по какой-то
формуле? Я говорила ему, я тысячу раз говорила: "Не пишите  законов, не надо
красивых теорий,  не выносите  приговоров, и люди смогут любить. Но стоит им
дать теорию,  выдумать  лозунг, и снова начнется игра".  Я говорила  ему обо
всем этом, мы разговаривали  ночи напролет. Так  нет же, этот ребенок черпал
силы  в  своей  мечте,  и  если  новый  мир должен  был возникнуть,  то  его
архиепископом был бы Сэмюэл Феннан. Я говорила ему: "Послушай, они дали тебе
все,  чем ты  располагаешь: очаг, деньги, их доверие.  Почему ты так  с ними
поступаешь?" А он отвечал:  "Я  действую для них.  Я хирург, и  однажды  они
поймут".  Это был ребенок, мистер Смайли,  и его провели, как ребенка. Он не
осмелился заговорить.
     -  Пять   лет  назад  он  встретил  этого  Дитера.  В  каком-то  горном
швейцарском  поселке  возле  Гармиша.  Позже Фрейтаг нам сказал, что встречу
подстроил Дитер. Во всяком случае, он не мог кататься на лыжах из-за ноги. В
то  время все было  каким-то  ненастоящим. В действительности этого человека
зовут не Фрейтаг ("Фрейтаг"-- пятница (нем.)). Сэмюэл назвал его так в честь
Пятницы  Робинзона  Крузо.  Дитер  нашел это  забавным,  и  впоследствии  мы
говорили о Дитере и об  этом парне  только как о Робинзоне и  Пятнице.  (Она
замолчала и смотрела на Смайли со слабой  улыбкой.) Извините меня,  я неясно
выражаюсь.
     - Я понимаю,- ответил Смайли.
     - Эта девушка... Что вы говорили о ней?
     - Она жива, не волнуйтесь. Продолжайте.
     - Знаете, что вы очень нравились Сэмюэлу. Фрейтаг пытался  вас убить...
Почему?
     - Несомненно, из-за того, что я вернулся сюда, а также из-за  того, что
я спрашивал вас о звонке в восемь тридцать. Вы ему сказали об этом?
     - О... Боже мой!- воскликнула она, прикрывая рот рукой.
     - Вы звонили ему, не правда ли? Сразу же после моего ухода?
     -  Да-да,  я  боялась. Я  хотела убедить его  уехать. Его  и Дитера.  И
никогда  не возвращаться.  Я знала,  что в конце концов  вы  узнаете правду.
Почему они отказались  оставить  меня в покое? Они  боялись  меня, поскольку
знали о моем единственном  желании: сохранить Сэмюэла  целым  и  невредимым,
чтобы любить и лелеять его. Они на это рассчитывали.
     Смайли мучила головная боль.
     -  Итак, вы ему позвонили.  Сначала вы пытались дозвониться  по  номеру
"Примроз", но он не отвечал?
     - Да,- сказала она туманно.- Да, это было так. Но оба номера начинаются
с "Примроз".
     - Тогда вы позвонили по запасному номеру...
     Она снова  подошла  к окну,  внезапно  изнуренная  и обессиленная;  она
казалась более счастливой и удовлетворенной. Буря миновала ее.
     - Да, Фрейтаг- гений по части запасных вариантов.
     - Какой второй номер?- настаивал Смайли. Он с мучительным беспокойством
наблюдал за ней, тогда как она смотрела в окно на темный сад.
     - Зачем он вам?
     Он встал  и  подошел  к ней,  изучая  ее лицо. Его голос  стал внезапно
резким и энергичным.
     - Я  сказал, что  с этой  девушкой еще ничего  не произошло. Мы  с вами
также еще живы. Но не думайте, что это будет долго продолжаться.
     Она  посмотрела  на него тревожным взглядом,  рассматривала мгновение и
опустила голову.  Смайли взял ее за  руку и подвел к столу.  Он подумал, что
надо  бы ей дать  выпить чего-нибудь горячего. Она машинально  села  почти с
безразличием помешанной.
     - Второй номер 97-47.
     - Адрес? У вас есть адрес?
     - Нет. Ничего, кроме номеров телефонов. Эквилибристика по телефону. Без
адресов,- повторила  она с такой настойчивостью, что Смайли посмотрел на нее
взволнованно. В голову ему пришла мысль: воспоминание  о ловкости, с которой
Дитер налаживал контакты.
     - Фрейтаг не видел вас в тот  вечер,  когда погиб Феннан? Не так ли? Он
не пришел в театр?
     - Нет.
     - Это в первый раз он вас подвел? Вы испугались и ушли задолго до конца
спектакля?
     - Нет... Да, да, я испугалась.
     - Это  неправда.  Вы ушли раньше  из-за  того,  что  вам  надо было это
сделать. Это было условлено между вами. Так почему вы ушли раньше? Почему?
     Она закрыла лицо руками.
     - Вы  все  еще  не  в себе,- пробормотал Смайли.- Вы считаете  себя еще
способной  управлять  событиями,  которые вы начали.  Фрейтаг вас  убьет. Он
убьет  также  и  девчонку.  Он  не  перестанет убивать.  Кого  вы  пытаетесь
защитить- девушку или убийцу?
     Она молча плакала.
     Смайли присел на корточки возле нее и продолжал в том же тоне:
     - Я скажу вам, почему вы ушли задолго до  конца спектакля. Да, я скажу,
что думаю.  Вы хотели  успеть  к  последней выемке писем  из почтовых ящиков
Вэйбриджа. Он не  пришел.  Вы не обменялись номерками.  Тогда вы, подчиняясь
инструкциям, послали ему билет. А значит, у вас есть адрес.
     Вы его не записывали, но запомнили навсегда. "Если  что-то помешает и я
не приду, вот  адрес..."  Ведь он  так  говорил?  Адрес,  который никогда не
должен  быть   использован   и  упомянут,  адрес,  забытый  и   одновременно
отложившийся в памяти навсегда? Ведь так, скажите?
     Она поднялась, не глядя на Смайли, подошла к столу, нашла клочок бумаги
и карандаш. Слезы  струились  по ее лицу. С  неторопливой безнадежностью она
написала адрес дрожащей рукой, останавливаясь почти после каждого слова.
     Смайли взял листок, тщательно сложил его вдвое  и положил в портфель. А
сейчас он приготовит чай.
     У нее был вид робкого ребенка, которого только что спасли от утопления.
Она  села на край  дивана,  держа чашку хрупкими руками, ссутулившись,  сжав
ноги. Смайли, глядя на нее, почти почувствовал, что в ней оборвалось что-то,
к чему он даже не притрагивался, таким оно было хрупким.
     Он показался себе грубым животным, которому не удавалось компенсировать
свою оплошность, предлагая  в качестве  ничтожного утешения  чашку чая своей
жертве. Он не знал, что сказать. Через некоторое время она произнесла:
     - Вы знаете, вы  ему очень нравились. Да,  вы ему очень нравились... Он
говорил, что вы умный человек. В устах Сэмюэла это был редчайший комплимент.
(Она медленно покачала  головой. Может  быть,  это его  реакция заставила ее
улыбнуться?) Он часто говорил, что в мире существуют две силы: положительная
и отрицательная. "Что мне делать?- спрашивал он меня.- Уничтожить их  жатву,
потому  что  они  мне  дали  кусок  хлеба? Созидание,  прогресс, власть, все
будущее человечества ждет  перед их дверью: надо ли ему  запрещать войти?" Я
отвечала ему: "Сэмюэл, может быть, люди могут быть счастливыми, и не обладая
всем этим?" Хотя вы  знаете, что он так не думал. Я не могла его остановить.
Знаете, что было самым странным  в нем? Несмотря на  все его размышления, на
все его разглагольствования,  его решение давно созрело. Все  остальное было
декорацией. Я  всегда повторяла,  что ему  не  хватает последовательности  в
суждениях...
     - И несмотря на это, вы ему помогали,- сказал Смайли.
     -  Да,  я ему  помогала.  Он нуждался  в человеческом участии,  и я ему
помогала. Он был всей моей жизнью.
     - Я понимаю.
     -  Я  была  неправа.  Это  был маленький  мальчик,  понимаете?  Он  был
забывчив,  как ребенок. И так тщеславен. Он решил заниматься этой работой  и
выполнял ее так плохо. Он думал не так, как мы. Он смотрел на вещи совсем не
так. Это была его работа,  вот и  все.  Это  началось так просто...  Однажды
вечером он принес черновик телеграммы  и  показал мне. Он сказал: "Я  думаю,
что  Дитер должен увидеть это". Ни слова больше. Я не могла  поверить... что
он занимается шпионажем.  Ведь он не  был  шпионом? Но постепенно  я  в этом
убедилась. Они стали требовать секретные  сведения. В папке для нот, которую
мне передавал Фрейтаг, были распоряжения, а иногда и деньги. Я говорила ему:
"Смотри, что  они тебе  посылают! Это  то, что ты хочешь?"  Мы не знали, что
делать с деньгами. В конце концов мы отдали почти все.  Дитер вышел из себя,
когда той зимой я сказала ему об этом.
     - Какой зимой?- спросил Смайли.
     -  На  второй год  знакомства с Дитером,  в 1956  году  в  Моррене.  Мы
познакомились с ним в январе пятьдесят пятого года. Тогда все и началось. Не
знаю,  будет  ли  это для  вас новостью.  Венгерские  события  не  произвели
никакого впечатления на Сэмюэля абсолютно никакого, Я знала, что Дитера  это
обеспокоило. Фрейтаг сказал мне об  этом, когда Сэмюэл попросил меня отнести
кое-что  в Вэйбридж  в ноябре.  Я чуть не сошла с  ума.  Я кричала  Сэмюэлу:
"Неужели ты не понимаешь, что это в точности  напоминает? Те же пушки, те же
убитые дети на улицах. Только мечта  изменилась, а кровь  все того же цвета.
Это то, чего ты добиваешься?" Я сказала ему: "А для немцев ты бы это сделал?
А обо мне ты подумал?!" Но он просто ответил: "Нет, Эльза, ситуация иная". И
я продолжала носить папку для нот, понимаете?
     - Не знаю, может быть, да.
     - Сэмюэл был  для меня всем. Он был моей жизнью. Я  думала, что защищаю
самое себя, но вскоре я стала сообщницей и  уже не смогла вернуться назад. А
потом, вы  знаете,- прошептала она,- были моменты, когда я чувствовала  себя
счастливой и когда человечество,  казалось,  аплодировало  тому,  что  делал
Сэмюэль. Новая Германия вызывала у нас смутное чувство тревоги. Воскрешались
старые  имена,  которые  наводили  на  нас  ужас в детстве. Снова  вернулась
отвратительная надменная спесь. Это было заметно даже на фотографиях. Феннан
также чувствовал это,  но, слава Богу, он не видел  того,  что мне  пришлось
увидеть.  Мы находились  в лагере  в окрестностях Дрездена, где жили раньше.
Мой отец  был парализован. Больше всего ему  не хватало табака, и я привыкла
сворачивать для него сигареты из всякой дряни, которую только могла  найти в
лагере. Просто  для  того,  чтобы  у  него была иллюзия...  Однажды  часовой
увидел, как он курит, и принялся хохотать.  Подошел еще один, и они хохотали
уже  оба. Мой отец держал сигарету в парализованной руке,  она обжигала  ему
пальцы.  Он  этого  не чувствовал, понимаете? Да,  когда  немцам вновь  дали
деньги и униформу, случалось, что иногда меня утешало то, что  делал Феннан.
Мы ведь евреи, и поэтому...
     - Да, я знаю, я вас понимаю. Я также был очевидцем кое-чего.
     - Дитер говорил об этом.
     - Он говорил?
     - Да.  Фрейтагу. Он  говорил ему, что вы  очень  умный человек. Однажды
перед  войной вы  обманули  Дитера, и он узнал  правду спустя много лет.  Он
говорил, что вы лучший из агентов, которых он когда-либо знал.
     - Когда Фрейтаг говорил  это? Она долго смотрела на него. Никогда он не
видел выражения  такого отчаяния.  Он  вспомнил то, что она  недавно сказала
ему: "Дети моего горя  умерли". Сейчас  он понял  и  услышал эти  слова в ее
голосе, когда она наконец снова заговорила:
     - А ведь верно...  Он это сказал не  просто так. В  тот вечер, когда он
убил  Сэмюэла. Это,  должно быть,  самое  комичное в  этой  истории,  мистер
Смайли. В тот самый момент, когда Сэмюэл мог так  много  сделать для них, не
от случая к случаю, а постоянно,- представьте себе, сколько могло быть таких
папок,-  страх за  свою  шкуру погубил их, превратил в  животных  и заставил
уничтожить то, что они  сами  создали. Сэмюэл всегда говорил: "Одни победят,
потому  что  "знают",  а остальные погибнут,  потому  что "не  знают"; люди,
которые работают для осуществления мечты,  никогда не  перестанут работать".
Так  он говорил.  Но я знала их мечту. Я знала, что она нас уничтожит.