Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Карре Джон Ле. Убийство по-джентельменски -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -
Джон Ле Kappe. Убийство по-джентльменски --------------------------------------------------------------- John Le Carre "A Murder of Quality" (1962) Пер. с анг.О.Сороки - К.: "Вища школа", 1992 OCR & Spellcheck - Ostashko _______________________________ Найдется, вероятно, с десяток великих школ, о которых с уверенностью станут утверждать, что Карн писан с них. Но тот, кто вошел бы в их преподавательские в поисках Хектов, Филдингов и Д'Арси, искал бы там напрасно. Джон Ле Kappe Глава 1 "ПРИ ЧЕРНЫХ СВЕЧАХ" Своим величием Карнская школа, по общему мнению, обязана королю Эдуарду VI; по мнению историков, просветительским пылом король был обязан лорду-протектору герцогу Сомерсетскому. Но Карн предпочитает питать благодарность к респектабельному монарху, а не к сомнительному политикану герцогу, опираясь на то убеждение, что Великие Школы, подобно королям из династии Тюдоров, венчались на царство и величие самим небом. Возвеличение Карна и впрямь произошло почти чудесным образом. Основанный безвестными монахами, имущественно обеспеченный чахлым мальчиком-королем и за шиворот вытащенный из забвения нагло-напористым викторианским деятелем, Карн разгладил свой отложной воротник, доблеска отмыл деревенски заскорузлые лицо и руки и явился на поклон ко дворам двадцатого столетия. И в мгновение ока дорсетский провинциал сделался любимцем Лондона. Новый Дик Витингтон явился! У Карна имелись латинские грамоты на пергаменте, при восковых печатях, и древние угодья за Аббатством, имелись монастырские корпуса и червь-древоточец, имелась средневековая скамья для публичной порки и строчка в Книге страшного суда - и чего еще недоставало Карну для обучения отпрысков имущих? И ученики стали стекаться. Они прибывали к началу каждого семестра (ибо полугодие - слово недостаточно изысканное), и до самого вечера в тот день поезда выгружали на вокзальный перрон грустные кучки одетых в черное мальчиков. Они прибывали в сверкающих траурной чистотой больших автомобилях. Они съезжались заново хоронить бедного короля Эдуарда. Шли, толкая ручные тележки по булыжным мостовым или неся коробки-гробики с домашними сластями. Иные были в мантиях и смахивали на ворон или на черных ангелов, слетевшихся на погребенье. Иные следовали молча и обособленно, как плакальщики на похоронах, и только слышался стук их подошв. Обитатели Карна во все дни выглядят траурно: воспитанники младших классов - поскольку им здесь оставаться, старшеклассники - поскольку им отсюда уезжать, а преподаватели - поскольку респектабельность оплачивается скудно. И теперь, когда близился уже к концу пасхальный семестр (то есть второе полугодие), над серыми башнями Карна висело то же всегдашнее тусклое облако уныния. Унылая тусклость и холод, резкий, острый, как осколок кремня. Холод жег лица воспитанников, разбредавшихся с опустелых игровых полей после школьного матча. Пробирался под их черные пальто, превращая жесткие остроконечные форменные воротнички в ледяной обруч вокруг шеи. Озябшие, брели они со стадиона на длинную, пролегшую между оград дорогу, ведущую к центральной кондитерской и дальше, в город. Толпа редела постепенно, распадалась на кучки, а кучки - на пары. Двое мальчуганов, у которых вид был еще более продрогший, чем у прочих, миновали дорогу, тропинкой направились к дальней кондитерской, где меньше народу. - Если снова придется торчать на этом скотском регби, я, наверно, тут же кончусь. Шум несусветный, - сказал один, высокий, белокурый, по фамилии Кейли. - Ребята потому лишь орут, что с крытой трибуны следят наставники,- отозвался другой.- Для того мы и стоим все по корпусам. Чтоб старшие наставники могли хвастать, как рьяно их корпус болеет. - А чего Роуд суется? - спросил Кейли. - Зачем Роуд стоит среди нас и подстегивает? Он же не корпусной, а замухрышка младший всего-навсего. - А он все время к корпусным подлизывается. Во дворе на переменах так и вьется около начальства. Да и все учителя младшие так - ответил Перкинс, насмешливый рыжеволосый мальчик, староста корпуса. - Я у Роудов чай пил,- сказал Кейли. - Роуд - слабак. В коричневых штиблетах ходит. Ну, и как у них? - Серость. Забавно, как они себя разоблачают этим чаем. Миссис Роуд, правда, вполне ничего, но в неказистом, плебейском духе: салфеточки, птички фарфоровые. А угощение сносное - попахивает "Книгой о вкусной и дешевой пище", но сносное. - На будущий семестр Роуда переводят на военное обучение. Там его отдрессируют окончательно. Он так из кожи лезет - дым коромыслом прямо. Сразу видно, что не джентльмен. Знаешь, какую он школу кончал? - Нет. - Классическую, в Брэнксоме. Мама приезжала из Сингапура в том семестре, и Филдинг, корпусной наш, ей говорил. - Жуть. А где этот Брэнксом? - На побережье. Близ Борнмута. А я только у Филдинга чай пил,- прибавил Перкинс, помолчав немного.- Угощал пышками и жареными каштанами. Причем благодарить не смей. Изливаться в чувствах, говорит, предоставим простонародью. Слова в духе Филдинга. Он и не похож на учителя. Ему с нами скука, по-моему. За семестр ребята все перебывают у него на чае, весь корпус по очереди, по четверо, а в другое время он и слова не найдет ни для кого почти. Некоторое время мальчики шли молча, затем Перкинс сказал: - У Филдинга опять званый обед сегодня вечером. - Отчаливать собрался, - неодобрительно заметил Кейли. - Кормежка у вас в корпусе, должно быть, теперь еще хуже обычного? - Последний семестр перед отставкой. Принимает у себя поочередно. Каждого преподавателя с женой, чтобы до конца семестра всех отпотчевать. При черных свечах непременно. В знак траура. Знай наших. - Да. Прощальный как бы жест. - Мой родитель говорит, он немного того. Они пересекли дорогу, скрылись в кондитерской, где и продолжали обсуждать насущные дела мистера Теренса Филдинга, пока Перкинс не простился с другом с явной неохотой. Будучи слаб в науках, он принужден был, увы, брать дополнительные уроки. Упомянутый Перкинсом званый обед - точнее, званый ужин - близился к концу. Мистер Теренс Филдинг, старший корпусной наставник Карнской школы, подлил себе портвейна и усталым жестом отодвинул графин от себя влево. Лучший портвейн из имеющихся в его кладовой. Этого лучшего хватит до конца семестра, а там дьявол их всех бери. Он был слегка утомлен сегодняшним сидением на матче и слегка хмелен, и гости - Шейн Хект с мужем - слегка уже ему поднадоели. До чего эта Шейн безобразна. Расплывчато-грузна, как одряблевшая валькирия. Преизобилие черного волоса. Следовало пригласить других кого-нибудь. Сноу с женой, например, но Сноу чересчур умничает. Феликса Д'Арси - но у Д'Арси привычка перебивать. Но не беда, немного погодя можно будет разозлить Чарльза Хекта, Хект надуется, и они уйдут рано. Хект поерзывал, ему хотелось достать трубку, но шалишь, этого Филдинг не позволит. Курить - изволь курить сигару. Трубке же место (вернее, не место) в кармане смокинга, а спортивный профиль Хекта и без трубки хорош. - Сигару, Хект? - Нет, Филдинг, благодарю. Вот, если не возражаете, я... - Рекомендую сигары. Прислал молодой Хэвлейк из Гава ны. Отец его послом там, если помните. - Как же, как же, дорогой,- снисходительно сказала Шейн. - Вивиан Хэвлейк был под началом у Чарльза в те времена, когда Чарльз ведал военным обучением. - Хороший мальчик этот Хэвлейк,- заметил Хект и поджал губы в знак того, что он судья строгий. - Забавно, как все изменилось. - Шейн Хект произнесла эти слова быстро и с деревянной улыбкой, дающей понять, что забавного мало.- В каком бесцветном мире мы теперь живем! Помню, как до войны Чарльз, бывало, принимал парад кадетов на белом коне. Теперь ведь этого уж нет, не так ли? Я ничего не имею против нынешнего командира, мистера Айрдэля, ровно ничего. Вы не знаете Теренс, какого он, собственно, полка? Он, разумеется, поставил обучение блестяще - не знаю только; чему там сейчас обучают. Он ведь на дружеской ноге с воспитанниками, не правда ли? Жена его - милейшая особа... Непонятно, отчего у них прислуга не уживается. Я слышала, на будущий семестр мистера Роуда переводят на военное обучение? - Бедный маленький Роуд,- не спеша проговорил Фил динг.- Мечется, как песик, оправдывает, так сказать, свой хлеб. Уж так старается, заметили ли вы, как, не жалея горла, усердствует он на школьных матчах? А ведь до Карна он в глаза не видел регби. В классических школах регби не в ходу - у них единственно футбол. Чарльз, помните вы Роуда в начальную его пору у нас в Карне? Пленительное было зрелище. Он вел себя тишайше, усваивал, впитывал нас: игры, речь, манеры. Затем настал день, и он обрел как бы дар речи, заговорил на нашем языке. Это было поразительно, напоминало пластическую хирургию. А оперировал, конечно Феликс Д'Арси - мне еще не доводилось видеть ничего подобного. - Милая миссис Роуд,- произнесла Шейн Хект отвлеченно-рассеянным голосом, приберегаемым для самых ядовитых шпилек. - Такая славная... и вкусы такие простые, вы не находите? Ну кому бы еще пришло в голову украсить стену фарфоровыми уточками? Очаровательно, вы не находите? Как в чайной лавке. Любопытно, где она их покупала? Надо будет у нее спросить. Мне говорили, отец ее живет близ Борнмута. Должно быть, ему так одиноко там. Ведь такие вульгарные места, и поговорить не с кем. Филдинг откинулся на спинку стула, обозрел свой обеденный стол. У него-то столовое серебро недурное. Лучшее в Карне, случалось ему слышать отзывы, и, пожалуй, так оно и есть. И весь этот семестр обеды - при черных свечах. Давно уж ты уехал, а все будут вспоминать: "Дорогой наш старый Теренс - никто так не умел принять гостей. В последний свой семестр давал, знаете ли, обед для каждого коллеги, и жены приглашались. При черных свечах, весьма трогательно. Расставание с Карном разбило ему сердце". Но позлить Чарльза Хекта необходимо. Жене его это придется по душе, она сама еще подбавит масла, ибо Шейн своего мужа не терпит, ибо в недрах ее туши кроется змеиное коварство. Филдинг взглянул на Хекта, затем на Шейн, и та улыбнулась ему неспешной и дрянной улыбкой шлюхи. На момент Филдинг представил себе, как Хект утопает в этом тучном теле: сценка, достойная Лотрека - да-да, именно! Чарльз - напыщенный, в цилиндре, чопорно сидит на плюшевом кроватном, покрывале; она же - грузная, скучающая. Что-то есть приятно-извращенное в этой картинке, переносящей дурака Хекта иэ спартанской чистоты Карна в парижские бордели девятнадцатого века. Филдиниг заговорил - принялся вещать непререкаемым, дружески-беспристрастным тоном; он знал, что один уже этот тон подействует на Хекта раздражающе. - Оглядываясь на свой тридцатилетний стаж в Карне, я сознаю, что достижения мои значительно скромней, чем у любого подметальщика улиц. - Супруги Хект насторожились.- Прежде я, бывало, считал себя ценнее подметальщика. Теперь же весьма в этом сомневаюсь. Панель грязна - он удаляет сор и тем способствует прогрессу. А я - чего достиг я? Укрепил в его косной рутине правящий класс, не отличающийся ни талантом, ни культурой, ни умом, еще на одно поколение спас от забвения отлички, реликвии мертвой эпохи. Чарльз Хект, так и не выучившийся искусству пропускать слова Филдинга мимо ушей, побагровел и натопорщился. - А даваемые нами знания? - возразил он с противоположного края стола.- А успехи наши, Филдинг, а стипендии, которых добиваются наши выпускники? - За всю свою жизнь я не дал знаний ни одному ученику, Чарльз. Обычно ученики оказывались неспособны, иногда оказывался неспособен я. У большинства мальчиков восприятие, видите ли, угасает с приходом половой зрелости. У меньшинства способности этой дано уцелеть, хотя мы и принимаем все меры, дабы убить ее. Только если наши усилия тщетны, выпускник выдерживает конкурс, добивается стипендии... Не велите казнить меня, Шейн, это ведь мой прощальный семестр. - Прощальный-то прощальный, Филдкнг, а говорите вы сущий вздор,- сердито сказал Хект. - Действую в традициях Карна. Успехи наши, как вы их именуете,- на деле это наши неудачи; это те редкие ученики, что не усвоили уроков Карна. Им не привился наш культ посредственности. Их о б к а р н а т ь мы оказались бессильны. Но для остальных - для всех этих растерянных попиков и обкарнанных офицериков,- для них завет Карна начертан письменами на стене, и они нас ненавидят. Хект деланно засмеялся. - Почему же они и потом наезжают сюда, если уж так нас ненавидят? Почему не забывают нас и возвращаются? - Да потому, дражайший Чарльз, что мы как раз и являем собою те начертанные на стене письмена! Ту единственную науку Карна, усвоенную ими на всю жизнь. Они возвращаются, чтобы вновь перечитать нас, понимаете? На нас усвоили они наглядно тайну жизни: что все мы стареем, не мудрея. Они осознали, что вот и становишься взрослым, а ничего не приходит - ни слепящих озарений на пути в Дамаск, ни внезапного чувства духовной возмужалости. - Филдинг запрокинул голову, уставил взор на неуклюжие викторианские лепные украшения, на ореол грязи вокруг потолочной розетки. - Мы просто-напросто старели понемногу. Те же остроты острили, не менялись ни в мыслях своих, ни в желаниях. Из года в год оставались мы теми же, Хект, не становились ни умней, ни лучше; за пятьдесят последних лет ни единая свежая мысль не посетила ни единого из нас. И питомцы наши видели, что за истину являем Карн и мы - наши ученые мантии, наши шуточки на лекциях, наши мудренькие назиданьица. И потому- то они и возвращаются к нам вновь и вновь в продолжение всей их сбитой с толку и бесплодной жизни и глядят завороженно на вас и на меня, Хект, как дети глядят на могилу, постигая тайну жизни и смерти. О да, этому-то мы их научили. С минуту Хект молча смотрел на Филдкнга. - Портвейну, Хект? - предложил Филдинг слегка примирительно уже, но взгляд Хекта был упорен. - Если это шутка... - начал Хект, и жена его удовлетворенно отметила, что он рассержен по-настоящему. - Хотелось бы мне самому знать, в шутку ли я это или же всерьез, - ответил Филдинг с напускной искренностью. - Бывало, я считал занятным смешивать комическое с трагическим. Теперь же я дорого бы дал за умение различать их.- Филдинг мысленно одобрил свою фразу. Затем пили кофе в гостиной, и Филдинг принялся было перемывать косточки знакомым, но Хект отмалчивался. Филдинг даже пожалел в душе, что не дал Хекту подымить трубкой. Но вообразил снова "Хектов в Париже" и воспрянул духом. Сегодня он, право же, в ударе. Находил временами слова, убедительные даже для него самого. Шейн пошла надеть пальто, мужчины остались вдвоем в холле - стояли молча. Вернулась Шейн, на ее необъятных белых плечах красовалось горностаевое, пожелтевшее от старости боа. Она склонила голову направо, улыбнулась, протянула Филдингу руку - пальцами книзу. - Теренс, дорогой, - сказала она Филдингу, целующему эти пухлые пальцы. - Вы такой милый. Последний ваш семестр. Но до отьезда вы непременно должны отобедать у нас. Какая печаль. Так мало нас осталось. - Она снова улыбнулась, полузакрыв глаза в знак сильного душевного волнения, и вышла вслед за мужем на улицу. Холод стоял по-прежнему пронизывающий, и чувствовалась близость снегопада. Филдинг затворил и плотно запер за гостями дверь - быть может, чуточку быстрей, чем требовало бы приличие,- и вернулся в столовую. С полбокала у Хекта осталось недопито. Филдинг аккуратно перелил вино обратно в графин. Будем надеяться, что не слишком испортил Хекту настроение: Филдинг очень не любил возбуждать к себе в людях антипатию. Он задул свечи, большим и указательным пальцами привел в порядок фитили. Включив электричество, достал из буфета дешевый блокнотик, раскрыл. Там у него был перечень приглашенных до конца семестра. Взял авторучку, четкой птичкой пометил фамилию Хект. От Хектов отделался. На среду приглашены Роуды. Муж вполне приемлем, но жена - кошмар, кошмар... А не всегда так. Как правило, жены куда симпатичнее мужей. Он открыл буфет, добыл оттуда бутылку коньяку, стакан. Неся все это в одной руке, направился обратно в гостиную, устало шаркая подошвами, свободной рукой опираясь о стену. О господи! Он вдруг почувствовал себя стариком: эта боль, полоской прошившая грудь, эта тяжесть в ногах. Так нелегко быть на людях - все время словно на сцене. Одному - мерзко, с людьми - скучно. Когда один, такое чувство, точно ты устал, а уснуть не можешь. Какой, бишь, это немецкий поэт сказал: "Вам можно спать, а я плясать обязан?" Примерно так он щегольнул как-то этой цитатой. А я плясать обязан, думал Филдинг. И Карн тоже- старый сатир, пляшущий под музыку. Ритм убыстряется, тела наши стареют, но пляску надо продолжать, ведь за кулисами наготове стоят молодые танцоры. А забавно было это вначале - отплясывать старые пляски среди нового мира. Он налил себе еще коньяку. Уйти приятно будет в некотором смысле, хотя придется где-нибудь в другом месте устроиться преподавать. Но у Карна своя красота... Подворье аббатства весной... голенастые, как фламинго, фигуры мальчиков, ждущих начала службы... приливы и отливы детворы, как смена времен года, и старики, застигаемые смертью в гуще детей. Жаль, что нет таланта писать красками, он изобразил бы этот карнский карнавал в изжелта-каштановой осенней гамме... Как огорчительно, подумал Филдинг, что душе, столь чуткой на красоту, отказано в творческом даре. Он глянул на свои часы. Без четверти двенадцать. Почти пора уже идти - не ко сну, а плясать. Глава 2 "ЧЕТВЕРГОВЫЕ ВОЛНЕНИЯ" Четверг, вечер; только что ушел в печать очередной еженедельный выпуск "Христианского голоса". Событие это на Флит-стрит вряд ли назовешь историческим. Прыщавый подросток-рассыльный, унесший растрепанную кипу гранок, проявляет к "Голосу" уважительности ровно на сумму ожидаемых рождественских наградных, и никак не более. Даже в смысле наградных он уже научен и знает, что мирские издания концерна "Юнипресс" более щедры на благостыню материальную, чем "Христианский голос", поскольку щедрость строго зависит от тиража. Мисс Бримли, редактор еженедельника, поправила под собой надувную подушечку и закурила сигарету. Помощница редактора и секретарша - должность двуединая - зевнула, сунула аспирин в сумочку, взбила гребнем светло-рыжую прическу и простилась с мисс Бримли, оставив после себя, как обычно, аромат весьма пахучей пудры и пустую обертку от бумажных салфеток. Мисс Бримли успокоенно слушала дробный отзвук ее шагов, замирающий в коридоре. Приятно было остаться наконец одной и наслаждаться наступившей разрядкой. Как ни странно это было ей самой, но каждый четверг, входя утром в огромное здание "Юнипресса" и становясь на один междуэтажный эскалатор за другим (слегка комичная на этих эскалаторах, как тусклый и тощий тючок на блистающем лай

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору