ать разрекламировала  это как пример
британской гуманности.
     А  месяца  через полтора в  один  прекрасный  день  наши  муж  с  женой
постучались к Стелле. (Роуды с Д'Арси живут ведь по  соседству, да и, помимо
того,  Стелла  пыталась  проявить  участие  к Доротеиным гостям.)  Жена лила
потоки слез, а муж метал громы и молнии,  но Стеллу это не устрашило. Она их
тут  же  провела  в  гостиную,  чаем  напоила.  Наконец  они  на  простейшем
английском все же как-то объяснили, что сбежали от Д'Арси по причине дурного
обращения.  От жены  требовалось  с утра до ночи подвизаться в кухне, а мужа
приставили в  качестве бесплатного псаря к этим пакостным спаниелям, которых
разводит Доротея. К безносым этим.
     - Той-спаниелям, - подсказала Энн.
     - Положение - хуже не придумаешь. Жена беременна, муж - дипломированный
инженер, так что оба  не  вполне  годятся  на  роль домашней  прислуги.  Они
сказали Стелле,  что  Доротеи до  вечера не будет  дома  - уехала на собачью
выставку. Стелла посоветовала им побыть  покамест у  нее, а вечером пошла  и
сообщила  Доротее  о случившемся.  Смелости  Стелле  не  занимать было,  как
видите. То есть дело,  собственно,  не в  смелости, а в простоте  и прямоте.
Доротея пришла в ярость  и потребовала,  чтобы Стелла немедленно  возвратила
"ее беженцев". Стелла в ответ заверила ее, что они не  захотят возвращаться,
и ушла домой. Дома позвонила в Лондонский центр и  спросила  у  них  совета.
Оттуда прибыла представительница для беседы с Доротеей и ее подопечными, и в
результате  беженцы  на  следующий   день  вернулись  в  Лондон...  Нетрудно
вообразить, какой бы деликатес сделала Шейн Хект из этой истории.
     - А она не дозналась разве?
     - Стелла никому,  кроме нас, не рассказала, а от  нас дальше не  пошло.
Доротея же просто объявила, что беженцам нашлась работа в Лондоне, и на этом
точка.
     - И давно это случилось?
     - Они уехали ровно три недели назад. Стелла в тот вечер ужинала  у меня
и рассказала, а ты был в Оксфорде на  собеседовании, - напомнила  Энн мужу.-
Было это как раз три недели назад.
     - Бедный Саймон теперь кошмарно перегружен,- повер нулась она к Смайли.
- Феликс Д'Арси нагрузил его  еще и всеми экзаменационными работами, которые
должен был  про  верить Роуд. Тут свои успей  проверить,  а  еще  и чужие  -
кошмар,
     -  Да,  -  заметил  раздумчиво Саймон.  -  Неделька выдалась  неважная.
Ситуация отчасти даже унизительная. У Роуда в классах есть и  несколько моих
прежних  учеников.  Кое-кого из них  я считал практически  невосприимчивым к
точным  наукам, а Роуд, видимо, добился с ними поразительных успехов. Одному
такому  -  Перкинсу - пришлось поставить шестьдесят  один балл. В прошлом же
семестре  он  получил у меня пятнадцать баллов за куда более  легкую работу.
Его  не  оста  вили  на  второй год  лишь  благодаря  шумному  вмешательству
Филдинга. Он у Филдинга в корпусе.
     - Знаю, знаю - рыжеволосый, староста.
     - Вот как! - изумился Саймон. - Неужто знаете?
     -  Филдинг нас познакомил, - туманно пояснил  Смайли. - Кстати, об этом
инциденте  с иммигрантами  вам,  кроме  Стеллы,  никто  не  рассказывал?  Не
подтвердил случившегося, так сказать?
     Энн Сноу странно посмотрела на Смайли.
     -  Нет.  Только Стелла. Разумеется, Доротея Д'Арси  и не заикнулась  об
этом. Но зато уж и возненавидела же она Стеллу!
     Смайли  проводил  гостей  к  автомобилю и,  несмотря  на  их  протесты,
дождался, пока  Саймон не  завел мотор рукояткой. Наконец машина тронулась и
угромыхала по тихой улице. Смайли с минуту еще стоял на тротуаре - странная,
одинокая фигура, глядящая в пустую даль дороги.


     Глава 1 1

        "ОТ ХОЛОДА СПАСАЯСЬ"


     Пес,  не  кусавший почтальона;  дьявол, которого мчал  ветер;  женщина,
знавшая,  что  умрет; озабоченный  человек в  пальто, стоящий  в снегу  близ
отеля; и  тягучий перезвон курантов на башне Аббатства, говорящий,  что пора
спать.
     Поколебавшись, пожав  плечами, Смайли пересек улицу, поднялся на  порог
отеля и  вступил  в  желтый,  скаредный свет  вестибюля.  Не спеша взошел по
лестнице.
     "Герб Солеев"  был  ему глубоко противен.  Заабажуренный  свет в  холле
типичен для всего тут: плох, старомоден, чопорен. Как официанты здешние, как
приглушенные  голоса в диванной, как этот  однокомнатный отвратный номерок с
позлащенными и голубыми вазами  и с гобеленами в рамках, изображающими сад в
Букингемшире.
     В комнате стоял ледяной  холод: должно быть, горничная  открывала окно.
Он сунул шиллинг  в щель счетчика, зажег газ. Пламя брюзгливо вспузырилось и
погасло. Смайли оглядел  комнату  - не  найдется ли где писчей бумаги. К его
немалому  удивлению,  таковая отыскалась  в  ящике письменного стола. Смайли
переоделся в пижаму и халат и, ежась,  полез  в  постель.  Посидев там зябко
минут пять, он встал, принес пальто и постлал поверх стеганого одеяла. П а л
ь т о м от холода спасаюсь...
     Как там у нее в показании? "И мне спасибо скажут, моя голубка скажет, а
бусы я  взяла для святых, а пальто взяла - п а л ь т о м о т х о л о д а с п
а с а  ю с ь . . . " Пальто это дали Стелле в среду, для беженцев. По смыслу
показания резонно бы предположить, что Джейни и пальто  из теплицы, и бусы с
тела похитила в одно время. Но ведь в пятницу  утром Доротея Д'Арси побывала
там -  да-да, с  мистером Кардью,  -  и вот  что она говорила  сегодня:  "Ни
вещички не  валялось - все  запаковано  в  посылочный мешок,  увязано, адрес
написан... Чертовски дельная работница, скажу вам..." Но тогда почему Стелла
и  пальто не вложила в посылку? Если все прочее запаковала, то почему пальто
оставила?
     Или же Джейни украла пальто еще днем, прежде чем Стелла упаковала вещи?
Если так, то как будто лишний довод,  что не Джейни убила.  Но нет,  не так.
Ибо совершенно невероятно, чтобы  Джейни днем украла пальто,  а вечером того
же дня вернулась  снова. - Начни сначала, - пробормотал Смайли  не то себе в
поучение,  не то  листку бумаги  на  коленях, украшенному  гербом Солеев.  -
Джейни украла  пальто одновременно с бусами, то есть  когда Стелла была  уже
мертва. Отсюда следует, что либо пальто не было упаковано с  прочей одеждой,
либо же...
     Либо  что? Либо же кто-то  другой - не Стелла Роуд - запаковал вещи уже
после смерти Стеллы, но прежде,  чем Доротея  Д'Арси и мистер  Кардью пришли
утром  в пятницу к  Роуду домой. Но за каким  бы  дьяволом, подумал  Смайли,
понадобилось кому-то заниматься этой упаковкой?
     В проводимых Смайли  изысканиях - будь то  среди инкунабул  безвестного
поэта, будь  то среди кропотливо собранных обрывков разведданных - одним  из
кардинальных его принципов было не заходить за пределы четко доказанного. Не
придавать  фактам,  логически  раскрытым,  не  своейственного  им  значения.
Поэтому  Смайли  не   стал  распространяться   и   расширять  сделанное   им
примечательное  открытие,  а  занялся  самым  неясным  из  всего  -  мотивом
убийства.
     Он стал записывать:
     "Доротея  Д'Арси.  Затаила  обиду после фиаско  с беженцами. Как  мотив
убийства  -  явно  жидковато".  Но  почему она,  однако, так  разливалась  в
похвалах Стелле?
     "Феликс Д'Арси.  Негодовал на Стеллу  Роуд  за несоблюдение  карнинских
норм поведения. Как мотив убийства - смехотворно,
     Шейн Хект - ненависть.
     Теренс  Филдинг.  В  разумном, здравом мире  -  ни малейшего  мыслимого
мотива".
     Но разве здоров  и разумен мир Карна? Из года в  год они должны жить  в
том же замкнутом кругу, говорить все то же и все тем же окружающим, петь все
те же  славословия. Ни денег у них, ни надежды. Мир меняется, меняются моды;
женщины Карна следят за модой издали, ушивают платья, закалывают волосы, и с
каждым  новым глянцевитым модным журналом  подбавляется  в  них ненависти  к
мужьям.  Шейн  Хект  -  не  она  ли  убила  Стеллу  Роуд?  Не  таится  ли  в
бесплодно-всеведущей и дебелой ее туше не  только ненависть и зависть,  но и
храбрость,  требуемая  для  убийства? Не  боялась ли она за тупицу  мужа, не
опасалась  ли,  что  способный   Роуд   его  обскачет?   Так  ли   уж  ее  в
действительности  возмущало,  что  Стелла  не хочет  участвовать в  крысиных
гонках - состязаться в светскости?
     Ригби прав  - знать это невозможно. Чтобы  понять их,  надо самому быть
нездоровым, быть пациентом здесь,  пробыть не два-три дня, а годы, пролежать
на одной из рядами поставленных белых коек, узнать запахи их пищи и алчность
их  взглядов.  Надо  слышать,  самому  быть участником,  знать их правила  и
разбираться в проступках. Здешний мир  втиснут в рамки уродливых условностей
- мирок слепой, ханжеский, но реальный.
     Но кое-что бросается в  глаза: странная спайка  между Феликсом Д'Арси и
Фиддингом,  несмотря на обоюдную неприязнь; нежелание Д'Арси говорить о ночи
убийства;  то, что Филдинг явно предпочитал Стеллу  Роуд ее  мужу; презрение
Шейн Хект ко всем вокруг.
     Шейн не  шла  у Смайли из ума. Если бы  мир  Карна подчинялся логике  и
кто-то обречен был умереть, то ясно, что  обречена была бы  Шейн Хект. Она -
ходячая кладовая чужих  тайн, у  нее безошибочный  нюх на людские  слабости.
Разве не  вывела она даже Смайли на  чистую воду? Не уязвила Смайли этой его
горе-женитьбой,  не  поиграла  с ним, как  кошка с мышью?  Да,  уж если кого
убивать, то ее.
     Но почему, черт побери, убили Стеллу? Почему и как? Кто запаковал затем
посылку? И для чего?
     Он пробовал уснуть и не смог. Наконец, когда часы на башне пробили три,
он снова включил свет и сел в постели. В комнате заметно потеплело, и Смайли
было  удивился,  неужели  это  среди  ночи  включили  центральное отопление,
бездействовавшее весь день. Но тут до его слуха дошел шум дождя на дворе; он
подошел к окну, раздернул гардины.  Лил дождь,  к утру  весь снег  смоет. По
дороге неспешно шли двое полицейских. Слышно было, как они чавкают башмаками
по тающему снегу. Под уличным дуговым фонарем блестели их мокрые плащи.
     И вдруг  в мозгу  у  него прозвучал голос Ригби: "Повсюду кровь. Убийца
наверняка был сплошь  захлестан кровью". Затем Юродивая  Джейни замаячила на
лунном снегу, и слова: "А Джейни видела...  серебряные крылья, как у рыбы...
его мчал ветер... а кто из них видел, как дьявол летает.." Ну конечно же - в
посылку! Он долго  стоял у окна, глядел  на дождь. Потом наконец  успокоенно
вернулся в постель и уснул.
     Все  утро он  пытался дозвониться до мисс Бримли.  Каждый раз отвечали,
что ее нет, а что ей передать?  Ничего. В конце концов часам к двенадцати он
дозвонился.
     - Джордж,  не  сердитесь  бога ради,  здесь миссионер один  проездом  -
пришлось  съездить взять интервью, а днем сегодня конференция баптистов. Оба
материала даем в номер. Нельзя ли завтра, с самого утра?
     - Отчего же,  - сказал Смайли.  - Конечно, можно.  Особой спешки с этим
нет. И все равно сегодня еще надо один-два пункта довыяснить.


     Глава 1 2

        "НЕУЮТНЫЕ СЛОВА"


     В  автобусе было  занятно.  У кондуктора,  человека  весьма  сердитого,
имелось что  сказать на тему  об  автобусной компании и  почему  она  терпит
убытки. Смайли его  легонько  подзадоривал, и он  излил всю  душу,  успев за
дорогу до Стерминстера обратить правление Дорсетской и Всеобщей транспортной
компаний  в стадо  обуянных бесами свиней, прущих в  пропасть  добровольного
банкротства.  Кондуктор объяснил Смайли, как пройти к ветеринару, и, сойдя в
крохотном Стерминстере, Смайли уверенно направился к домикам, стоящим кучкой
в четверти мили за церковью, на Оукфордской дороге.
     У  него  было  скверное  чувство,  что  вряд  ли  мистер  Гарриман  ему
понравится.  Настраивало  против  Гарримана уже то, что Д'Арси определил его
как  личность, возвышающуюся над уровнем  среды. Смайли не  возражал  против
общественных градаций, но предпочитал устанавливать их сам.
     На  столбе у ворот табличка: "Стерминстерский питомник. Владелец С. Дж.
Рид-Гарриман, ветеринарный  врач.  Разведение овчарок  и  охотничьих  собак.
Лечебница".
     Узкая  дорожка  ведет в  глубь  двора. Всюду сушатся  простыни,  белье,
рубашки  - защитного  главным  образом  цвета. Густо пахнет  псиной.  Ржавый
ручной водонаборный  насос, на нем  навешано с  десяток собачьих поводков. И
девочка стоит и грустно  смотрит, как Смайли пробирается к дверям по  густой
грязи. Дернул за проволоку звонка, подождал. Опять дернул, девочка сказала:
     - Не работает. Поломано. Сто лет, как поломано.
     - Дома есть кто-нибудь? - спросил Смайли.
     -  Пойду  погляжу,  -  равнодушно ответила  девочка и,  обозрев  Смайли
напоследок, скрылась  за  домом.  Потом  за дверью  послышались  шага, дверь
отворилась.
     -  Честь  имею! - У Гарримана песочного оттенка волосы,  усы.  Защитная
рубашка, защитный галстук  чуть посветлей;  военные старые брюки навыпуск  и
твидовая куртка с кожаны ми пуговицами.
     - Мистер Гарриман?
     - Майор, - ответил тот весело. - Но побоку чины. Чем могу?
     - Хочу купить немецкую овчарку, - сказал Смайли. - Дом сторожить.
     - Вас  понял.  Прошу  в  дом.  Жена  в  отлучке. Девчушка не  в счет  -
соседская. Околачивается здесь - собак любит.
     Вслед за  хозяином Смайли прошел  в  общую  комнату. Сели. В комнате не
топлено.
     - Сами откуда? - спросил Гарриман.
     - Гощу сейчас в  Карне, отец живет в  Дорчестере. Годы дают себя знать,
нервы. Просил меня подыскать ему хорошую собаку. Днем за ней будет ухаживать
садовник - кормить, прогуливать и прочее. Садовник приходящий, разумеется, и
ночью  старику  одному  неспокойно.  Давно уже  хочу  купить  ему  собаку, а
особенно теперь, когда случилась эта история в Карне.
     - Садовник парень подходящий? - справился Гарриман, пропуская мимо ушей
слова о Карне.
     - Да, очень неплохой.
     -  Вам  собаку  не  для  выставок,  -  сказал  Гарриман.  -  Вам  нужна
положительная, надежная. Я бы на вашем месте суку предпочел.
     Руки  у Гарримана  покрыты темным  загаром. В  рукаве, заметил  Смайли,
белеет носовой  платок. На  загорелом запястье  часы -  циферблатом к  себе,
согласно таинственным уставам армейской моды.
     - А способна будет такая собака, скажем, кинуться на вора?
     - Все от выучки зависит, старина, от выучки. Во всяком  случае, облает,
отпугнет -  а  это главное. Прибейте  дощечку "Злая  собака",  пусть порычит
разок-другой  на  развозчиков товара, и прознает  вся  округа.  Взломщики за
версту обходить станут.
     Вышли во двор,  и Гарриман повел клиента к загородке. Из-за проволочной
сетки на них яростно затявкало с полдюжины щенков-овчарок.
     - Хороши чертенята, как  на подбор, - крикнул Гарриман сквозь тявканье.
- Боевой народец.
     Он отпер  дверцу и через  некоторое время вынес из  загородки  толстого
щенка, свирепо вгрызшегося ему в полу куртки.
     -  Эта дамочка вам подойдет, -  сказал он. - Для выставок не  годится -
окрас темноват.
     Смайли сделал вид,  что колеблется, но уступает убеждениям Гарримана, и
согласился наконец. Вернулись в дом.
     - Я оставлю вам задаток, - сказал  Смайли, - и дней через десять заберу
ее. Договорились?
     Он дал Гарриману чек  на  пять фунтов. Снова  сели.  Гарриман порылся в
столе, отыскал справки о прививках, родословную. Потом Смайли сказал:
     -  Жаль, что  у миссис  Роуд  не  было  собаки,  правда ведь? То  есть,
возможно, собака спасла бы ей жизнь.
     - Да нет,  пес был,  но она  его ликвидировала как  раз  перед  этим, -
сказал Гарриман. - Между нами говоря, чертовски странная история. Она любила
пса.  Чудной такой дворняга, помесь всех  пород  на свете - но любила. А тут
вдруг  привезла  его и рассказала басню - укусил,  мол, почтальона,  опасная
собака, надо  умертвить.  На  деле  ничего подобного. Знакомые  мои карнские
навели потом справки. Ни от кого никаких жалоб. Почтальон с дворняжкой был в
дружбе. В небольшом городке сочинять такие  басни - дохлейшая  глупость. Тут
же разоблачат.
     - А  с  какой  вообще стати ей было  сочинять?  Гарриман  сделал  жест,
покоробивший  Смайли,  -  провел  указательным  пальцем  себе  по  носу,  от
переносья вниз, и - верть, верть  - подкрутил оба своих нелепых уса.  Было в
этом жесте нечто робкое - словно,  подражая  полковничьей манере, Гарриман в
то же время боялся, как бы его не осадили.
     - Беда  с такими, - жестко сказал Гарриман. - Я их со взгляда  узнаю. У
нас  в  полку  было  несколько  таких  среди  офицерских  жен.  Знаю  я этих
умильненьких. Воды  не  замутят,  святоши. Церковь цветами  украшают  и тому
подобное  - благочестивы, дальше  некуда. Она, я бы сказал, из истеричек, из
слезоточивых, что жертву из себя любят представлять. Хлебом их не корми, дай
только драму разыграть.
     - А как  относились к ней здесь? - спросил  Смайли, предлагая Гарриману
сигарету.
     -  Да  не сказал  бы, чтобы  любили.  Благодарю. По  воскресеньям,  что
характерно,  ходила  в  черном.  Мы   этих  черношерстных,  воскресных  этих
непорочниц,  у себя  на  Востоке,  бывало,  звали воронами. Они  в  основном
неангликанских вероисповеданий.  Католички,  причем некоторые... Надеюсь,  я
вас не того...
     - Нет-нет.
     - А то бывает,  что и  напорешься.  Я  их не выношу;  как говаривал мой
старик отец, предубеждений не имею, но католиков не люблю.
     - Вы с ее мужем знакомы?
     - Не слишком. Бедняга он, бедняга.
     У Гарримана,  подумал Смайли, куда больше  сочувствия  к  живым, чем  к
мертвым. Трудно сказать - возможно, это общая черта военных.
     - Его, я слышал, крепко подкосило это дело. Тяжкий удар судьбы военной,
верно? (Смайли кивнул.) Он совсем иной складки. Из низов, службист отличный,
офицерской чести не уронит. Вот таких парней женщины и подкашивают.
     Дорожкой они прошли к  воротам. Смайли  простился,  пообещав заехать за
щенком через недельку. Гарриман крикнул ему вслед:
     - Да, кстати...
     Смайли остановился, обернулся.
     - Не возражаете,  я сразу  получу по  чеку и открою вам  кредит  на эту
сумму?
     - Извольте,  -  сказал  Смайли. - Пожалуйста.-  И  пошел  к  автобусной
остановке, размышляя о странных извивах военного образа мышления.
     Тот  же автобус  повез его обратно  в  Карн,  тот  же  кондуктор костил
хозяев,  тот же шофер всю дорогу вел  машину  на второй  скорости. У вокзала
Смайли сошел  и  направился  к кирпичной молельне.  Тихонько  отворил  густо
лакированную,  охряно-желтой сосны готическую дверь и вошел внутрь.  Пожилая
женщина  в   переднике  начищала   тяжелую   латунную  люстру,  висящую  над
центральным проходом. Помедлив, он приблизился к ней на  цыпочках и спросил,
где  найти  священника.  Она  указала рукой  на дверь ризницы.  Повинуясь ее
жесту, Смайли подошел к двери, постучал, подождал. Ему открыл рослый мужчина
в пасторском воротничке.
     - Я из "Христианского голоса", - сказал негромко Смайли.  -  Желал бы с
вами посоветоваться.
     Выйдя через боковой вход, Смайли с мистером Кардью пошли по ярко-желтым
дорожкам меж голыми грядками заботливо возделанного огородика. Сияло солнце.
День был холодный и великолепный, воздух бодрящий. Пройдя огородик, вышли на
луг.  Несмотря на  ночной дождь,  земля  здесь была  твердая;  ее  покрывала
невысокая трава. Неспешно прогуливаясь, они разговаривали на ходу.
     -  Это школьные угодья.  Летом  мы  устраиваем здесь  наши  праздничные
пикники. Весьма удобно.
     Смайли относился  к духовным  лицам с  несколько  детской  опаской.  Он
ожидал  встретить  веслианский  млат  господень  -  велеречивого  и мрачного
церковника с пристрастием к библейским образам. А Кардыо мало соответствовал
такому представлению.
     - Меня послала мисс Бримли, редактор "Голоса",-  начал Смайли. - Миссис
Роуд - наша подписчица. Гластоны выписывают "Голос" со дня основания. Миссис
Роуд как бы член нашей  семьи.  Мы  хотели  бы дать  некролог,  отметить  ее
церковную работу.
     - Понимаю.
     -  Я  говорил уже с  ее мужем.  Нам  бы  непре