льше. Это ты
меня торопишь вечно - быстрей, быстрей...

- Так, с каждого по сотне баксов штрафа за употребление жаргонных
выражений, - на секунду зацепив взглядом спорящих, процедил Зелинский. - С
тебя, Сережа, за "базар", а со Спикера за "наезжать". Отвыкать надо. Скоро
у нас будут интервью брать. Мы должны быть культурными людьми, в натуре.
Попрошу деньги.

- Да, Александр Михайлович, извините. Конечно. Сидящий за рулем Сергей
распахнул "лопатник" и положил на "торпеду" сотенную. Спикер тоже достал
деньги.

- Передайте, пожалуйста.

Расставшись с сотней, Сергей снова обернулся назад.

- Тогда поясни, как получилось? Где кассета, уважаемый?

- Ну, клянусь, не брал! Что я, не понимаю? Зачем мне это надо, Сережа?! Вы
сами виноваты, что с Шерифом связались. В конце концов, если б я и захотел
вам дерьма подложить, так про кассету и не заикался бы. Так нет, рассказал.
А теперь еще и крайний. Спасибо, Сережа.

- Не тарахти.

Зелинский постучал по "торпеде".

- Извини, Шура, вырвалось, больше не буду. Так вот. Спикер, про кассету мы
бы все равно узнали. Так что Штирлица из себя не строй. А твоя история с
девицей тянет на второсортный "дюдик", но никак не на серьезный базар.
Белые нитки так и прут. Какая, однако, интересная барышня - взяла именно
то, что нужно. Как знала.

Зелинский опять постучал по "торпеде".

- За "базар".

Сергей мрачно достал бумажник. Штрафная наличность увеличилась.

- Во, из-за тебя приходится. Откуда ты вообще про девицу узнал? Может, не
было никакой девицы?

- Да ты чего, Серега? Там свидетель же, и в газетах было. Шериф таскал
блядей прямо с улицы. В начале Двенадцатого он был дома, я звонил ему.
Наверняка с бабой резвился, кривой, естественно. "Стрелу" на двенадцать
забил, ему бы как раз хватило "палку" кинуть.

Зелинский щелкнул пальцами: - За "стрелу" и за "палку". Спикер недовольно
полез за пазуху.

- Передайте, пожалуйста. Вот. Я же был днем у Шерифа. Кассета стояла на
месте. Шериф не мог ничего заподозрить.

- Что ж ты сразу ее не взял?

- Шутишь? Шериф, если трезвый и не под дозой, голыми руками придавить
может. Другое дело, когда нарыт. Я так и прикидывал - вечерком он
налижется, я его и навещу.

- Доприкидывался.

- Перезвонил, как условились, в полночь подкатил. Позвонил - не открывает.
Дверь толкнул - открыто. Шериф на диване храпит. В стельку. Все как по
заказу. Такая удача редко выпадает, ну, я и... Как в Боснии когда-то. Одна
голова хорошо, а ни одной - лучше. Чтоб на черных подумали. Потом к полке.
Что за оборотка? Нет кассеты! Не, не только этой, а еще штук пяти. И видика
нет. Я - по шкафам, может, куда Шериф переложил. Нету! Я в кровище весь
заляпался, пока искал.

- Наследил небось как черт.

- Я профи, Сережа. С замком только промашка вышла, дурацкая система, ключ
не вытащить. Ботинки уже в Неве, а перчатки - в камине, не волнуйся.

- Это тебе волноваться надо. Баба эта мифическая далеко, а ты вот рядом. С
тебя и спрос.

- Почему мифическая? Я ведь ее, кажется, сам видел. Молодая зассыха, лет
восемнадцать. В лифте пересеклись. У Шерифа, между прочим, ампулку нашли
из-под клофелина. Вот прошмандовка, найду - секель вырву.

- Да уж, постарайся. И побыстрее ментов. Ты хоть на секунду представляешь,
что произойдет, если эта кассета где-нибудь всплывет? Ты сам-то видел ее?
Смотрел?

- Нет, Шериф на словах рассказывал.

- Может, блефовал?

- Вряд ли.

Молчавший Зелинский, чуть повернув голову, спросил:

- Кто занимается Шерифом?

- Убойщики. Из райотдела.

- У нас есть кто-нибудь на подкормке из этого района?

- Найдем, - заверил Спикер. - Сейчас это не проблема. Каждого второго
прикупить можно. На госбюджете мало кто вытягивает.

- Заряди, пусть подсуетятся. На оплату не скупись. Баба должна быть у нас
раньше, чем у ментов. Даже если...

- Что?

- Даже если она и не брала этой кассеты.

- Да вы что, серьезно, что ли? На меня грузите? Да на фига мне...

Зелинский резко обернулся:

- Послушай, сявка! Если ты решил со мной потягаться, то предупреждаю сразу
- я, в отличие от тебя, за базар отвечаю, и если что, как ты, не лопухнусь.
Вышибу из твоего кочна кочерыжку в один миг! Ты меня знаешь. А поэтому,
сявка, суетись, как вошь под ногтем, если хочешь дальше прыгать. И не
приведи Боже в обманку со мной играться.

Зелинский сгреб лежавшую на "торпеде" валюту и бросил Спикеру на колени.

- Извините, господа, это мой штраф. Он снова стал рассматривать приехавших,
как будто ничего не случилось.

- Спикер, узнай, как там с похоронами. Пора проводить в последний путь
нашего скоропостижно скончавшегося товарища. Горе-то какое. Бедняга Джек
так любил фисташки.

Спикер, уже спрятавший деньги, вылез из "БМВ" и, сунув руки в карманы
длинного пальто, покатил на кладбище.

- Шура, видишь те "Жигули"? - Сергей указал на запасную площадку.

- Ну?

- Это РУОП. Они снимают на видеокамеру похороны. Я их тачку еще когда
Боцмана хоронили срисовал.

- Плевать, пускай снимают... Смотри-ка, никогда бы не подумал, что Шериф
такой авторитетный парниша. Даже Старик приехал, вон его "вольво".

- Вовсе нет, Шура. Многие про Шерифа и слыхом не слыхивали. Это так, дань
семейным традициям. Символизм, понятия...

- Интересно... Да ладно, меня сейчас больше Спикер волнует, а не эти
нежности бычьи.

- Кстати, Шура, все время забываю спросить, почему он Спикер? В смысле
клички?

- Да ничего особенного. Он постоянно с пикой ходит. Потому и Спикер.

- У него и сейчас "перо"?

- Да, кажется, в галстуке. Стилет. Спикер вообще задумчивый малый. У себя в
сортире установил акустическую систему - как на парашу садится, Бах играть
начинает.

- Серьезно, что ли?

- Серьезно. Акустика "Боуз", самая дорогая. Ему под Баха опорожняться
вдохновенней.

- Идиот.

- Да это так, чудачества. Мужик-то он с головой.

- Тогда странно, что он прокололся.

- Это верно. У умных людей таких странных проколов не бывает. Крутит он
что-то. Я кожей чувствую. Понаблюдай его. А сейчас посмотри-ка туда. Вон,
левее, тот джип. Где-то я видел этого малого. О, вспомнил, это ж мент!

- Не волнуйся, Шура, это свой мент. Тоже на похороны приехал.

- Он что, сдурел? На джипе, в цепях весь. Внагляк! А РУОП?

- Ерунда, он и на "стрелки" ездит, и на "разводы". Бывает, и на сходняк.
Фирмы свои держит. В общем-то он даже не скрывает. Начальство его в курсе,
да и РУОП наверняка.

- И что? Не выгоняют?

- А кто работать-то будет? Он хоть и наш, но зато шушеру сажает регулярно,
иногда братва помоет, сдает ему мелочевку уличную. Показатели лепит, зачем
же его выгонять? А в РУОПе таких тоже полно.

- Он не из того района?

- Нет, к сожалению. Да ничего, этого добра хватает, Спикер найдет. Как тебе
Питер после Средиземного моря? Я вчера целый час в горячей ванне
отлеживался. Прямо с порога.

Зелинский не ответил. Он снова повернулся и стал хмуро рассматривать ворота
кладбища, когда-то, вероятно, охранявшие вход в санаторий или пионерский
лагерь. По верху, выполненное металлической вязью, шло напутствие:
"Приятного отдыха". Чуть ниже имелась более актуальная и, главное, более
коммерческая, соответствующая духу времени надпись: "Мы разместим вашу
рекламу". Ах да, элитное кладбище...

Идиоты.

- Жень, из-под шампанского возьмешь?

- Давай.

- А вот эту?

- Нет, можешь выкинуть.

- Точно? Может, на площади сдать?

- Такие нигде не берут.

Парень сунул руку в холщовую сумку и вытащил пару зеленых, с остатками
фольги на горлышке бутылок.

- Держи.

Женька поставила посуду в ячейки ящика и расплатилась с парнем. Тот
пересчитал деньги, шевеля толстыми губами, и спрятал их в кармане грязной
болониевой куртки.

Ему было лет двадцать. Кличка "Опарыш" вполне соответствовала его внешнему
и внутреннему облику.

Одутловатое от пьянства лицо, изрытое язвочками экземы, вечно засаленные
волосы, аромат перегара, смешанный с вонью подвальных испарений, постоянно
текущие слюни и сопли. Червяк, в чистом виде. Отсутствие каких-либо
желаний, кроме трех - выпить, пожрать и справить нужду. Больше Опарыша
ничего не интересовало.

Женькина сменщица рассказывала как-то, что Опарыш живет в этом районе года
четыре. Интернат, обеспечив жизненное существование Опарыша до
совершеннолетия, закрыл за ним двери, оставив его в городских джунглях один
на один с окружающим миром. Опарыш дуэль проиграл. Где-то у него имелся
отчим, наверняка забывший о существовании пасынка. Предоставленной
интернатом возможностью идти учиться в путягу Опарыш не заинтересовался
ввиду природной лености, лишив себя таким образом общажной прописки.

К двадцати годам он превратился в полностью деградировавшую личность и не
умел в жизни ничего, кроме как собирать бутылки, таскать по мелочи с лотков
зазевавшихся продавцов и рыться в мусорных бачках в поисках объедков.
Иногда он "поднимался" до поездок на овощную базу, где набирал полные сумки
второсортных фруктов. Этим Деликатесным гнильем он мог питаться целую
неделю, снабжая свой растущий организм витаминами.

Жил Опарыш в подвале стоящего рядом с Женькиным ларьком многоэтажного дома,
по соседству с другим бомжом по кличке "Робинзон".

Робинзон слыл более авторитетным нищим. И вовсе не потому, что прозябал в
подвале уже второй десяток, потеряв жилплощадь и прописку. Первые лет пять
он держался довольно стойко - подзарабатывал разгрузкой вагонов, переборкой
овощей, сбором грибов. Следил за чистотой в подвале, обустроив его под
малогабаритную квартиру, перетащил туда диван, пару стульев, тумбочку,
повесил зеркало, радиоприемник, замок на решетчатую дверь.

Однако отсутствие жизненных перспектив начало сказываться. Робинзон запил,
перестал следить за собой, а единственным видом трудового заработка остался
мелкий ремонт в квартирах одиноких пенсионерок за тарелку супа или
стаканчик водяры.

Люди, имеющие в жизни одинаковые идеалы, довольно легко сходятся, поэтому
случайное знакомство Робинзона с Опарышем сразу переросло в совместное
существование.

Наблюдая из своего ларька за этой подвальной парочкой, Женька ловила себя
на мысли, что ведь у нее с Опарышем условия на старте были равными. А
говорят - каждому свое. Глупости. Условия могут быть одинаковыми, люди -
нет. Что выбрал, то и получил, а условия здесь ни при чем. Так, для
отговорки.

Женька закрыла фанерное окошечко, заметив, как Опарыш свернул к площади,
намереваясь все-таки спихнуть импортную бутылку из-под ликера. Ее ларек
стоял несколько особняком, на пустыре между двумя многоэтажными домами.
Товар расходился хорошо - многие не хотели тащиться к площади, а
предпочитали идти выскочив налегке из дома, затариться поблизости. Особенно
хорошо разлеталось спиртное.

Однако с другой стороны, сидеть одной в неохраняемом ларьке, стоящем на
отшибе, было страшновато. Женькину предшественницу ограбили, играючи сломав
фанерную дверь, и, как девушка ни кричала, никто к ларьку не подошел.
Хозяин уволил продавщицу, заменил дверь, поставил еще одну защелку и на
этом закончил. По вечерам Женька опасливо следила за подходившими к ларьку
субъектами, каждый раз прикидывая, что будет делать, если сейчас начнут
ломать дверь.

Видик Женька продала довольно легко. За пару сотен баксов, гораздо дешевле
настоящей стоимости - свою роль сыграло отсутствие пульта и техпаспорта.
Каждое утро в ларек заходил спекуль Борька, молодой мужик, и интересовался
невостребованными закладами. Местные пропойцы тащили из домов всякую
утварь, в том числе довольно дорогую, и оставляли под залог, выклянчивая у
продавца бутылку горькой, частенько после этого так и не выкупая свое добро.

В основном тащили часы, фотоаппараты, обручальные кольца, реже аппаратуру,
документы. Один раз какой-то мужик оставил в залог паспорт собственной жены
и вазу с гравировкой "Паше и Лене в день свадьбы". Ни того, ни другого Паша
так и не выкупил. На такие случаи рядом крутился Борька. Он оценивал вещи,
разумеется, всегда дешевле, отстегивал продавцам наличкой и исчезал до
следующего утра.

Никаких отрицательных последствий этот бизнес за собой не нес. Если за
оставленным барахлом в течение трех дней никто не приходил, то не приходи и
после. Видеомагнитофон в качестве залога несколько удивил Борьку, но Женька
отовралась, сказав, что мужик взял пол-ящика шампанского.

Кассеты Женька не отдала, опасаясь лишних вопросов и ненужных подозрений.
Она просто поставила их на витрину, повесив ценник. Одну уже купили, на ней
был записан какой-то боевик этого года. Другие не шли. Бородатые "Ну,
погоди!", "Веселые ребята" и гайдаевские комедии спросом не пользовались.
Впрочем, Женька не сильно переживала, это ведь мелочевка. Цепочка
перекочевала к Борьке за триста тысяч.

Ольге сделали операцию. Она лежала в реанимационном отделении Петровской
больницы, и Женьку к ней, естественно, не пустили. Завтра у Женьки
выходной, и она попробует прорваться туда или хотя бы поговорить с врачом.
Сегодня Катьку пришлось оставить одну - из ларя забрали обогреватель,
экономя на электричестве, и Катька могла простудиться. Женька решила два
раза в день потихоньку закрывать ларек и бегать домой.

Как быть с черными, избившими Ольгу, она не знала. Продажа Борьке кое-какой
их общей бижутерии и новых летних туфель, так ни разу и не надетых,
принесла копейки, сменщица денег не одолжила, сославшись на предстоящую
свадьбу, а торговаться с южными друзьями дело глупое и пустое. Поэтому, как
это ни пугало, придется рискнуть еще раз. Не хватало баксов ста, Женька
ругала себя, что сбежала из квартиры, не обыскав ее как следует. Наверняка
было что взять. А теперь нужен второй заход бомбардировщика. Это придется
проделать завтра вечером. Иначе не успеть.

- Девушка, "Распутин" настоящий? Мигает? Женька вздрогнула. Покупатель
постукивал пальцем по фанерке.

- Мигает.

- Тогда парочку. И шоколадку. Вон ту. Убрав деньги в кассу, Женька положила
замерзшие пальцы на металлический абажур настольной лампы - единственный
источник тепла в продуваемом холодным ветром ларьке.

Глава 5

Костик сладко потянулся.

- Ну, мужики, сейчас расскажу, отвалитесь! До чего, оказывается, дошло -
бабы сами ко мне приходят. Не иначе флюиды. Стоит только подумать и
захотеть. Сижу вчера дома один, скучаю. Мать в ночную на вахте. По телику
туфта полная - сплошная политика. В общем, скучно. Давай блокнотик листать,
кого бы в гости пригласить. Вдруг звоночек - - дзынь-дзынь. Кого там еще в
восемь вечера принесло? В глазок глядь - отпад! Две бабенки молодые. Я,
конечно, открыл. С удовольствием. Стоят Чесотки лет по двадцать. У одной
ноги от зубов, вторая пострашнее, но тоже ничего, пухленькая.

"Вам кого, девоньки?" - спрашиваю. "Здравствуйте" - говорят, - мы
свидетели". Я-то сразу не въехал. По какому делу свидетели-то?" -
спрашиваю. Они в глаза мне так жалостно глядят: "Мы свидетели Еговы
какого-то". Я опять не врубился: "Чего-то не помню такой мокрухи".

А они мне - бах: "Вы в Бога верите? Давайте поговорим о смысле вашей
жизни". Я, как вам известно, в Бога, естественно, верю, хоть иногда и
грешу. "Конечно, девочки, давайте, давайте поговорим. А чего на пороге?
Пойдемте на кухню, там удобнее".

Они прошли, сели так скромно, журнальчики на стол положили пестрые, давай
пальчиками в них тыкать, про смысл жизни объяснять. Я, конечно, послушал
для приличия, покивал, тоже иногда на суд свидетелем вызывают. Потом
спрашиваю: "Может, выпьем, девчата? Оно помогает в смысле разобраться. У
меня как раз водчонка в заначке имеется на внеплановые мероприятия".

Они мнутся: "Не можем, не можем, грех". - "Да бросьте, - - говорю, - все
нормально. Не стесняйтесь. Устали небось по хатам-то шататься, людей
вербовать. Я вон тоже работаю известным врачом-психотерапевтом, за день так
набегаюсь, только бы до кровати доползти. А так хочется расслабиться, о
душе подумать, о вечном. Давайте вмажем, девчата. Потом и картинки ваши
поглядим".

Они чего-то там про конец света стали плести. Все, мол, скоро на Страшном
Суде будем.

"Ну, - отвечаю, - скоро - не скоро, а сегодня точно не будем".

И бегом в комнату. Притащил пузырек "Столичной", магнитофончик, "Эйс оф
Бэйз" завел, колбаски из холодильника достал, селедочки. По первой
категории обслуга.

"И как нас, девчонки, звать?" - спрашиваю. "Я сестра Анна, а это сестра
Ольга". - "Отлично, сестренки, - говорю. - Все мы братья и сестры через это
дело. Давайте за знакомство".

Вмазали по соточке. Сестрички порозовели, повеселели. А то больно смурные
сидели со своим концом света. Селедочкой замаксали, журнальчики в сторонку
отодвинули, я сигаретки и огонек предложил, угощайтесь.

Парочку анекдотиков посвежее траванул, а тут и второй тост подоспел. За
братство. Дернули. Музычку погромче, песенку про любовь. Потанцуем?
Потанцуем. На кухне тесновато. Сестренки, а ну, бегом в комнату! Камон,
беби! Сейчас устроим шоу. У меня еще винцо есть домашнее. Ягода малина.
Хотим? Хоти-и-им! Понеслось.

Третий тост был, кажется, за любовь. А может, за веру. Да не суть. За
Страшный Суд точно не пили. Я рок-н-ролльчик запустил, сестрички волосы
распустили, пуговки порасстегивали, давай "Шизгара" наяривать. Я тоже жару
поддаю.

"Бросьте вы со своим концом света! - кричу. --Живите, радуйтесь, пейте,
любите! А то ходите, как куклы заводные, по парадным, тоску зеленую
наводите. Сами-то верите в журнальчики свои?"

Короче, полный оттяг. Хорошо, что у меня две комнаты и спокойные соседи.
Привыкли. Часов до пяти Поились. Сестрички и про своего Егову забыли, и про
конец света. Потом часика три поспали, я их разбудил. Извините, сестрички,
мне пора к пациентам. А Анечка и говорит: "Спасибо, Джордж, вы прямо нас к
жизни вернули. У нас там еще девчонки есть, которым секта рамсы
запутала[5]. Может, придете к нам на собрание?" - "Конечно, Анечка, приду.
Могу и не один. у меня друзья - психотерапевты, лечат по высшей категории".

Так что. Гончар, готовься. Послезавтра чешем на собрание свидетелей. Мне
одному уже тяжело. Старею.

Паша Гончаров, собрат Казановы по оружию и по вере, ехидно хмыкнул:

- Костер на том свете тебе обеспечен, Джордж. Самый жаркий. Совсем
рехнулся. Люди думают о душе, а ты их к чему призываешь? Когда там
собрание-то?

- Послезавтра. Где бы денег стрельнуть до получки? А то по нулям.

- Казанова, кончай балаболить, - перебил сидящий напротив Таничев. - Ты
ночь прогулял, а сегодня в кладовке полдня дрыхнуть будешь.

- Спокуха! Я, когда вдохновленный, могу неделями пахать, аки пчела. Паш,
что раскрывать сегодня будем? Давай раскроем что-нибудь. Всесоюзного
масштаба! Слабо?

- Ты вон с бытовухами разберись, пчела, - кивнул Таничев на стопку
оперативно-поисковых дел.

- Это не убежит.

- Тогда Медведева раскрывай. Масштаб не всесоюзный, но и не бытовой.
Золотая середина.

- Кстати, где Вовчик? Он с блокнотом медведевским что-нибудь наковырял?

- Должен скоро быть, поехал в главк за распечаткой "Мотороллы" и в РУОП.
Там действительно есть кое-что на Медведева. Впрочем, этого следовало
ожидать. Знаешь, что эксперты в его тачке нашли?

- Скорлупки от фисташек?

- Не только. В тайнике револьверчик с боевыми.

- Ну, это святое дело. Мог бы и не упоминать.

- А в передней панели миниатюрная видеокамера с дистанционным управлением
была встроена. Случайно заметили. Под обычную кнопку замаскирована.

- Ну и что? Лет пять назад это, может, меня и удивило бы, а сейчас...
Туфта. Лучше б эксперты нашли чье-нибудь чистосердечное признание или хотя
бы паспорт убийцы. Я бы им по два пузыря на брата выкатил.

Отряхиваясь от снега, в кабинете появился Белкин.

- Ну, погодка! Когда нас отсюда переселят? Холод собачий.

Убойный отдел районного управления внутренних дел по-прежнему тусовался в
одной из комнат медицинского вытрезвителя, имевшей отдельный вход с улицы.
Обещанное переселение в отвоеванный у местной администрации полуразрушенный
домик затягивалось на неопределенный срок ввиду отсутствия средств на
финансирование п