щего в пропасть... Хрясъ!!!
   Падая, он напоролся на острый  пенек,  торчащий  из  земли,  но  даже  не
почувствовал этого... На бедре, словно гигантский нарост на  стволе  березы,
висела черная собачья голова. Туша зверя билась в конвульсиях, поливая траву
пульсирующей, дымящейся кровью. Неожиданная удача придала сил. Он вскочил на
ноги, хромая, бросился к реке, сжимая зубы при каждом очередном  шаге.  Пес,
даже мертвый, служил своему хозяину,  до  конца  выполняя  долг  -  челюсти,
словно тиски, сжимали плоть...
   Бежать было недалеко. Прежде чем зайти в  воду,  он  попробовал  оторвать
собачью голову. Бесполезно... Раздался  еще  один  выстрел,  пуля  раскидала
камушки в метре от ног. Он воткнул лопату за  ремень  и,  присев,  нырнул  в
набежавшую волну. Холодная вода чуть взбодрила  его  и  притупила  боль.  До
противоположного спасительного берега сотня метров, не больше, река  в  этом
месте чуть сужалась. Он надеялся осилить расстояние  минут  за  десять.  Но,
увы, не принял в расчет висящую на  бедре  собачью  голову,  большую  потерю
крови, страшную усталость и быстрое  течение  реки.  Силы  покидали  его  со
скоростью таяния льда, помещенного в раскаленную  духовку,  а  берег  словно
замер на фотографии. Он уже не чувствовал ног, едва поднимал  тяжелые  руки,
хватал жадным ртом воздух, перемешанный с  вонючей  речной  водой.  Над  ним
чернело звездное небо,  и  ему  вдруг  показалось,  что  он  приближается  к
звездам. От этого стало удивительно спокойно, даже легко, как  бывает  после
неистовой ночи любви. Он закрыл глаза  и  прекратил  сопротивление,  отдавая
свое израненное тело в объятия шумящей реки...
   В тот самый миг, когда последние осколки сознания  покидали  его,  ступни
коснулись илистого дна... Больше он не помнил ничего.
   Сейчас ему было тепло. Он попробовал поднять руку, это удалось, хотя и  с
трудом. Рука тут же упала, словно налитая свинцом...
   Где-то сзади, за головой он различил шорох, оттуда же заструился  слабый,
мерцающий свет, скорей всего свечи.  Внезапно  холодная  сталь  разжала  ему
зубы, и рот наполнился чем-то вязким и кислым. Йогурт. Да, точно  -  йогурт.
Он хотел уже проглотить его, но вдруг вспомнил, что не все йогурты одинаково
полезны... Кто-то когда-то говорил об этом. Он задержал дыхание  и  с  силой
выплюнул белую массу себе на грудь.
   - Глупенький... Это волшебный йогурт. "Данон". В нем  только  натуральные
компоненты, улучшающие пищеварение. Тебе надо подкрепиться. Ты очень ослаб.
   Голос был мягким и глубоким. От него веяло удивительным теплом  и  уютом.
Такой голос не мог принадлежать врагу. Он повернул шею. В метре от него,  на
табурете лежала зловонная собачья голова с разверзнутой пастью и выпученными
мертвыми глазами.
   - Ой, извини, не успела убрать, - мелькнула тень, и голова пропала.
   Его лба коснулась теплая ладонь. Запахло хорошим кофе, кажется,  "Нескафе
Голд".
   - Кто ты? - прошептал он.
   - Ангелина. А ты Бригадир, верно? Я узнала тебя по лопате. Ты  мстишь  за
внучку. О тебе пишут все газеты. Ты такой  молодец,  я  бы  так  никогда  не
смогла.
   - Да, я Бригадир...

   В восемь утра по шоссе, ведущему в город, с крейсерской скоростью  двести
километров в час катил черный "ровер" (НЕ РЕКЛАМА!),  разрезая  стену  дождя
тупым хромированным носом. На  борту  лимузина  помимо  водителя  находились
новоблудский мини-олигарх Геннадий Лазаревский,  развалившийся  на  переднем
сиденье, и пара преданных телохранителей от "Пилара".  Секьюрити  отличались
не только отменной физической выправкой и профессиональными навыками,  но  и
врожденной  немногословностью,  что  было   особенно   симпатично.   Парочка
обходилась  языком  жестов,  словно  дикие  индейцы  из   далекой   Аризоны.
Лазаревский всегда брал только их на мероприятия, не подлежащие,  по  разным
причинам, огласке. Если же, к  примеру,  кто-то  по  злому  умыслу  либо  по
неосмотрительности интересовался у них, где провел вечерок господин олигарх,
то тут же получал в табло без малейшего промедления.
   Сейчас  Геннадий  Петрович  возвращался  как  раз  с  такого   пикантного
мероприятия,  поэтому  привычного  эскорта  сопровождения  за  "ровером"  не
следовало. Мероприятие, именуемое в  простонародье  "блядками",  завершилось
час назад в одной из его загородных  резиденций.  В  добрые  старые  времена
Лазаревский не утомлял себя подобной конспирацией, но теперь  он  именовался
олигархом  и   действовал   осмотрительно:   любое   пренебрежение   нормами
общественной морали могло ударить серпом по имиджу. Примеров хоть  отбавляй.
К тому же он состоял в законном браке и, как любящий муж, не хотел  огорчать
милую супругу. Отказаться от подобных мероприятий он не желал, они  вошли  в
полезную привычку и позволяли снять нервное напряжение. Кроме сидящих сейчас
в машине лиц, никто не знал об этой маленькой слабости олигарха.  Девчонкам,
которых привозили  с  завязанными  глазами,  под  страхом  смерти  запрещали
снимать  повязки  даже  в  процессе  непосредственного   соития   и   прочих
удовольствий порнографического характера. Едва  рассвело,  девчонок  отвезли
назад в город, .затем охрана вернулась за самим Геннадием Петровичем,  чтобы
доставить его в привычную среду обитания. В принципе. Лазаревский мог никому
не объяснять, куда и для  чего  он  направляется,  но  опять-таки,  с  целью
избежать грязных сплетен, накануне предупредил  своего  зама,  что  едет  на
деловую встречу особливой важности. "Возникла серьезная  интрига,  требующая
моего срочного и непосредственного вмешательства. В общем, качу на  стрелку.
Буду утром. Трубку отключу, не звони".
   Олигарх  приоткрыл  глаза  и  посмотрел  в  боковое  окно  лимузина.   За
тонированным стеклом мелькал бесконечный лес, местами разрываемый гранитными
склонами.  Легкий  туман  стелился  вдоль  трассы.  Тучи  затянули  небо  до
горизонта, и ливень,  скорей  всего,  не  прекратится  до  вечера.  Впрочем,
Лазаревского это волновало  меньше  всего,  погода  не  влияла  ни  на  курс
доллара, ни на кредитную политику, ни на отношения с противниками и врагами.
Хотя, если бы Кренделя шандарахнуло вдруг молнией, Геннадий Петрович изменил
свою  точку  зрения.  Интересно,  почему   Алексей   Максимович   никак   не
отреагировал на газетную статью? Это не в его  правилах.  Прислал  к  Ковалю
какого-то чурку, и  все.  Чувствует,  что  расклад  сил  нынче  другой,  что
наездами сопливыми да стрелками понтовыми уже  не  ответишь?  Или  замышляет
чего, сволочь хитрая? Надо быть наготове. Крендель хоть и сменил "Адидас" на
"Версаче" (ТО И ДРУГОЕ НЕ РЕКЛАМА!), хоть  и  гундосит  правильные  речи  по
телеку, а как был отмороженным, так и остался, губошлеп.
   Лазаревский бросил взгляд на часы. Он опаздывал. В девять приедут господа
партнеры из столицы, а он еще хочет заскочить домой,  переодеться  в  другой
костюм. (Эх, классно вторая девчонка работала, как ее, Жанна, что ли?..)
   -  Прибавь,  -  приказал  он  водителю,  напряженно  всматривающемуся   в
заливаемое водой лобовое стекло.
   - На пределе идем, Геннадий Петрович, две соточки.
   Лазаревский обожал лихую езду, он жил в таком же  ритме,  заставляя  всех
подстраиваться под него.
   - Машина двести двадцать выжимает, прибавь, говорю.
   (В следующий раз ее снова надо подтянуть, хороша...)
   Водитель,  в  прошлом  призер  шоссейно-кольцевых  гонок,  утопил  педаль
акселератора до отказа. Впереди, метрах в ста, показался последний  поворот,
сразу за которым мост через Блуду - и город. Обычно за поворотом прятались в
кустах гаишники, называвшие трассу "Дорогой жизни" -  она  в  прямом  смысле
кормила строгих инспекторов. Но в такой дождь вряд ли они дежурили на боевом
посту. Машин на трассе почти не было, лишь редкие грузовики медленно  ползли
навстречу. Гонщик по спортивной привычке шел прямо по осевой линии, уходя  с
нее только на крутых поворотах. Последний вираж крутизной  не  отличался,  и
можно преодолеть его по центру  шоссе.  Водитель  сбросил  скорость,  плавно
повернул руль и тут же снова добавил газа, увеличивая силу сцепления  колеса
с дорогой. Он отлично знал этот участок и мог проехать по нему с завязанными
глазами.
   Но знание и опыт не могут повлиять на подарки судьбы в виде  какой-нибудь
консервной  банки  под  названием  "Москвич-412"  (НЕ   РЕКЛАМА!),   ведомой
персональным пенсионером всесоюзного значения. И хоть тащился он на пердячем
пару, выжимая всего километров сорок в час, но слишком уж близко  от  осевой
линии. Да и вынырнул из водяной  завесы  как-то  неожиданно,  точно  айсберг
перед "Титаником". А при  таком  раскладе  все  равно,  что  "Москвич",  что
броненосец "Потемкин", зацепишь - даже боли не успеешь почувствовать...
   "Ровер" вильнул носом, уходя вправо. В обычных условиях ничего страшного,
даже при такой скорости.  Но  сейчас  трасса  кипела  от  дождевых  потоков,
делавших ее скользкой, как лед. Иномарку  повело  и  едва  не  выбросило  на
обочину, но водитель сумел удержать машину на асфальте. Однако в силу  этого
она оказалась на встречной полосе, по которой  бодро  шел  груженный  песком
"КамАЗ", не боящийся грязи. (НЕ РЕКЛАМА!) Водитель "ровера"  вновь  крутанул
руль,  другого  выхода  просто  не  оставалось.  В  итоге  на  мост   машина
Лазаревского  выскочила  задницей,  потеряла  управление  и  по   спиральной
траектории полетела к ограждению.  "КамАЗ"  не  остановился,  его  водитель,
убедившись, что  столкновения  не  произошло,  с  чистой  совестью  помчался
дальше.
   "Ровер", прочертив  колесами  на  асфальте  прощальный  иероглиф,  словно
паутину, порвал металлическую преграду и с сорокаметровой  высоты  рухнул  в
темные воды Блуды. Последнее, что увидел в  своей  жизни  Геннадий  Петрович
Лазаревский, был кусочек затянутого тучами неба, мелькнувший в  тот  момент,
когда машина ударилась о поверхность  реки.  А  последнее,  что  он  сказал,
вернее, проорал,  относилось  к  ненормативной  лексике  и  переводилось  на
светский язык как "изнасилованный конь"...
   Остановился "ровер" через  двадцать  метров,  опустившись  на  дно  реки.
Спустя пару минут возле разорванного ограждения притормозила первая  машина,
хозяин которой заподозрил неладное...
   ГЛАВА 4
   - Ты думай, с кем базаришь! Ты с депутатом базаришь, понял?!!  -  Алексей
Максимович не выдержал напряжения телефонного разговора и сорвался на  крик.
Еще бы, всякий недодавленный прыщ будет ему. Кренделю, предъявы  делать!  Да
еще таким тоном!
   - Так вот я тебе как депутат скажу - еще раз позвонишь, полетишь в  Блуду
следом за хозяином! Сявка!
   Алексей Максимович шарахнул трубкой по аппарату и перевел дух.
   - Кто это? - спокойно спросил сидящий перед столом шефа Камаев.
   - Пристебай Лазаря. Который в очках черных все время ходит,  как  слепой.
Про понятия мне грузить начал. Прикинь, мне, депутату  городского  собрания!
Мол, за Лазаря ответить придется. Очленели, совсем очленели!
   - Вы напрасно ему нагрубили. Теперь могут быть проблемы.
   - С какой стати? Лазарь гнида, но я его не мочил! Я ему, козлу, на могилу
венок из баксов заслал!
   - Он бы вам тоже заслал, - эстонец стряхнул пепел, - мы им намекали,  что
подлянку с газетой просто так не оставим.
   - Да, но статью заказал Бетон, ты ж сам кричал! -  Крендель  вылез  из-за
стола и подошел к огромному глобусу, украшавшему интерьер кабинета.  Откинув
северное полушарие, он извлек из недр Земли бутылку "Камю". (НЕ РЕКЛАМА!)
   - Конечно, но люди Лазаря могут об этом не знать.
   Крендель, как уже упоминалось, не употреблял в рабочее время,  но  сейчас
пошел против совести.  Спирт,  в  отличие  от  чая,  действительно  поднимал
настроение. Буров скрутил пробку, плеснул коньяка в чайный стакан  и  залпом
хлопнул.
   - Все равно, я не обязан оправдываться ни перед органами,  ни  тем  более
перед всякими сраными подтирками! Со мной этот юмор не пройдет.
   - Придется... Не знаю, как в органах, но у Лазаря щелкоперы отмороженные,
особенно в "Пиларе". Не  постесняются  средь  белого  дня  из  подствольника
шмальнуть.
   - Что ж мне, теперь из бункера не выходить? Или из города свалить? А  как
народ без меня? Избиратели?
   Крендель швырнул бутылку внутрь глобуса и вернул  северное  полушарие  на
прежнее место.
   - Если захотят, то и с бункером взорвут - продолжил Алик, - я о том,  что
не стоит  горячиться.  Они  сейчас  за  каждое  слово  цепляются.  Зачем  вы
пригрозили Слепому, что он полетит в Блуду следом за Лазарем?
   - Сам нарвался! Меньше пальцы  ломать  надо,  я  ему  не  лошок  ушастый!
Сначала пусть в своем стойле разберутся, а потом уж сюда звонят! Ты, кстати,
выяснил, что там стряслось?
   - На мосту-то? Похоже, Бетона работа. Да не похоже - чисто его, - эстонец
затушил окурок о подметку.
   - Выкладывай, выкладывай, - недовольно поторопил Крендель.
   - Прежде всего, способ, - с рассудительностью Штирлица начал Камаев, -  я
пошмонал в ментовских и комитетских архивах,  посидел  в  публичке.  Надыбал
несколько похожих ликвидации.
   - То есть?
   - Катастрофы, где гибли уважаемые люди. Так вот, почти  в  каждом  случае
погибшие так или иначе стояли на пути спецслужб...
   Ни в какой публичке эстонец, разумеется, не сидел, он  и  читал-то  через
пень-колоду, но шефу нравились ссылки на авторитетные заведения.
   - Это их фишка. Работают так, что ни одна экспертиза не подкопается. Даже
сами усопшие не понимали, что случилось.
   - А при чем здесь Бетон?
   - В определенных кругах бытует мнение, что  он  -  ставленник  московских
"сюртуков". Человек глубокого внедрения.  Сейчас  идет  расчистка  дороги...
Обратите внимание, к власти в стране постепенно приходят люди из органов.
   Крендель, все схватывавший на лету, переломил пополам фирменный  "Паркер"
(НЕ РЕКЛАМА!) и промычал:
   - С-суки...
   - Очком чую, что Бетон забил Лазарю стрелу, добазариться они  не  сумели,
ну и... Где был в ту ночь Лазарь? Вопрос? Как он с моста свалился?  Прикинь,
ни одного свидетеля не нашли. Свалился к тому  ж  в  самом  глубоком  месте.
Тачку до сих пор не достали, и вряд ли будут доставать.
   К слову, самого Лазаревского и его несчастных спутников местные спасатели
извлекли из машины уже через три часа после  аварии.  "Ровер"  действительно
решили оставить на дне до лучших времен, ибо после удара о воду  он  потерял
товарный вид.
   - Стали бы нормальные пацаны такие балаганы играть? Да в  сто  раз  проще
Лазарю тротила под сиденье зарядить. Вот вы бы, например, стали бы?
   - Много чести, - в запарке бросил Крендель, но тут же спохватился.  -  Э,
ты думай, чего лопочешь! Какой я тебе пацан?
   Возникла неловкая пауза,  воспользовавшись  которой,  Алексей  Максимович
украдкой вернулся к глобусу.
   - Твои предложения? - спросил он, прикончив второй стакан.
   - Прежде всего надо встретиться с  лазаревскими  кентами,  объяснить  про
Бетона. Поверят не  поверят,  вопрос  второй.  Постараемся,  чтоб  поверили.
Главное, время оттянем. А то они на могиле клятвы раздавали, что за ценой не
постоят, как бы сгоряча второй фронт не открыли. А поостынут немного,  дозой
ужалятся и угомонятся. Второе. Я сгоняю в Москву, потолкую с  ворами.  Вдруг
там власть сменилась, смотрящего  У  нас  решили  нового  поставить,  а  вас
подвинуть.
   - Чего ради? Я ни на копейку никого не продинамил.  В  общак  еженедельно
засылаю, как договорились.
   - Не знаю, у них в столице-матушке восемь пятниц на неделе. А  "сюртукам"
на общак вообще наплевать.
   - На общак никому не наплевать, даже премьеру, - уверенным и крепким, как
спирт, голосом возразил Крендель.
   - Тем более надо сгонять в Москву. И теперь основное. Бетон на Лазаре  не
остановится, дальше полезет. А дальше - это мы. Не получилось у  него  через
налоговиков и ментов нас спалить, попрет в лоб. Надо  быть  готовым.  А  еще
лучше упредить... Вы понимаете?
   - Не дурнее... Хотя мне, как депутату, на сердце больно от таких мыслей.
   Крендель бросил ностальгически печальный взгляд на стоящий за  стеклянной
витриной теф-лоновый утюг "Муленекс", перевязанный  голубой  ленточкой.  (НЕ
РЕКЛАМА!) Утюг был подарен Алексею Максимовичу  десять  лет  назад  на  день
рождения и хранил теплую гравировку на гладящей поверхности. "Бери от  жизни
все. Лехе Кренделю от новоблудской братвы". Простой, милый  подарок,  а  как
согревает... Первый барыга, которому Крендель водрузил подарок на  тол--стое
пузо, покаялся в грехах уже через семь минут. Сколько еще господ таскали  на
своих животах тату "Бери от жизни все..."?
   Впоследствии  Алексею  Максимовичу  дарили   презенты   и   покруче,   на
тридцатилетие вообще внесли в банкетный зал  живого  банкира,  перевязанного
ленточкой и с долговой распиской в кармане... Но утюг, хоть давно и вышел из
употребления, нагонял на Кренделя легкую, непонятную грусть, поэтому  сейчас
подарок хранился в  офисе,  под  сигнализацией,  словно  бесценный  музейный
экспонат. Где ты, доброе старое время?..
   - Ты слышишь? - очнулся Алексей Максимович от приступа сентиментальности.
- Больно мне от таких мыслей!
   - А кому не больно? Я, можно подумать, тащусь...

   Хмурым сентябрьским вечером, когда сизые  хлопья  тумана  сгустились  над
мутной зловещей водой, на безлюдном  берегу  затормозила  черная  сверкающая
иномарка. Из нее вывалились трое крепко сбитых  парней,  придерживавших  под
куртками тяжелые свертки. Случайный путник, волею судеб очутившийся  в  этом
мрачном месте,  разглядел  плоские,  небритые  лица,  маленькие  глазки  под
тяжелыми нависшими лбами и одинаковые  адидасов-ские  костюмы  под  кожаными
куртками. Троица нервно переминалась с ноги  на  ногу,  устремив  задумчивые
взгляды в туманную даль. Парни явно кого-то ждали,  обеспокоенно  поглядывая
на часы... И все же зловещий силуэт  появился  совершенно  неожиданно  -  он
словно вырос из-под земли, вызвав у остальных легкую оторопь.
   - Бетон, мать твою! - прохрипел один из парней, чуть отшатнувшись  назад.
Другой, по виду главный, шагнул навстречу  мрачной  фигуре.  Второй  шаг  он
сделать не успел - меткий выстрел из обреза остановил его навсегда. Двое его
приятелей кинулись врассыпную, даже не попытавшись выхватить спрятанные  под
куртками короткоствольные автоматы, но и им не удалось  уйти  далеко.  Через
несколько секунд все было кончено. Отработанным движением  стрелявший  сунул
за пояс обрез, запахнул плащ и, даже не оглянувшись на лежавшие без движения
скрюченные тела, растворился в тумане.
   Эта леденящая душу история, происшедшая около десяти лет назад  в  Нижнем
Бодуне, заставила содрогнуться даже видавших  виды  оперативников  и  вскоре
облетела весь город, обрастая новыми ужасающими  подробностями  и  деталями.
Молодые спортсмены,  зверски  расстрелянные  на  берегу,  входили  в  состав
крупнейший преступной группировки, державшей в страхе весь город. Экспертиза
установила: все трое убиты выстрелом в сердце, смерть  наступила  мгновенно,
что свидетельствовало о высоком профессионализме стрелка. Увы, это  кровавое
преступление так и осталось нераскрытым, хотя сыщики с Нижнего Бодуна  могут
с уверенностью сказать, кто в тот далекий сентябрьский вечер трижды нажал на
спусковой крючок обреза...
   Говорят, что никто доподлинно не знает цвета его  глаз.  Никто  не  может
точно назвать его фамилию. И то и другое он менял  неоднократно.  Неизменной
остается, пожалуй, лишь кличка. Бетон. Своего рода товарный знак, клеймо.  И
имя - Гена. Личность, овеянная всевозможными слухами и легендами. Он  всегда
появляется  неожиданно,  словно  Летучий  Голландец,  и  так  же  неожиданно
пропадает, оставляя за собой длинный кровавый след. География его "подвигов"
велика, начинаясь от Владивостока и заканчиваясь  Санкт-Петербургом.  Долгое
время его  узнавали  по  почерку  -  меткий  выстрел  из  обреза  в  сердце,
исключительная дерзость, граничащая с безрассудством. По слухам,  появившись
на время в северной столице,  он  расправился  с