вместо денег предлагает справку об отсутствии оных.
   - Конечно, примете, и немедленно, - Владимир Сергеевич  извлек  еще  один
лист, - вот текст опровержения. Здесь сказано, что по вине редакции допущена
грубая ошибка.  Речь  в  статье  "Голые  корольки"  шла  вовсе  не  о  водке
"Дубинушка", а о кавказских аферистах,  занимающихся  ее  грубой  подделкой.
Соответственно,  редакция  приносит  всем   пострадавшим   свои   извинения.
Опровержение должно быть опубликовано в ближайшем номере.
   - Это невозможно, номер сверстан...
   - Что?..
   - Все в порядке, конечно поставим.
   - Вот фотография,  ее  также  поставите,  -  поверенный  протянул  снимок
Ковалю. На снимке был запечатлен  ленточный  конвейер,  по  которому  ползли
ровные ряды бутылок. Пара рабочих в белых халатах и с марлевыми повязками на
лицах  контролировали  процесс.  Объектив  камеры  непреднамеренно   зацепил
красную табличку на конвейере - "SMIRNOFF". Табличку сквозь свои черные очки
поверенный, вероятно, не разглядел...
   - Поставим, - покорно кивнул Коваль.
   - Второе. Сегодня же выясните у своего Кутузкина, кто ему слил тему. Если
есть какие-нибудь документы, отберите. Сможете? Или нам заняться?
   - Постараюсь.
   - И последнее, - Владимир Сергеевич вновь опустил руку в дипломат, -  вот
материал. О коррупции в высшем звене. Написан одним молодым  автором.  Очень
талантливым. Мы хотим помочь таланту. Во вторник материал  должен  стоять  в
номере. На первой полосе.  Тем  самым  вы  сможете  хоть  как-то  возместить
причиненный сегодня ущерб. Прошу.
   Василий Егорович осторожно взял протянутую папку, словно это была ядерная
боеголовка без предохранителя, просмотрел текст. С первого  раза  ничего  не
понял, по причине волнения. Но, в  любом  случае,  ответ  был  предопределен
заранее.
   - Хороший материал. Мне очень понравилось. Оригинальный стиль,  грамотное
изложение. Опубликуем с удовольствием.
   - Ну и прекрасно, - поверенный щелкнул замочками, - теперь маленькое,  но
обязательное условие...
   Карп всплыл  на  поверхность  и  лег  в  дрейф,  вращая  глазами,  словно
подводная лодка перископом.
   - Каким образом эти документы попали в редакцию, должны знать только  три
человека. Догадались кто?
   - Догадался, - шеф "Вестника" поочередно обвел гостей глазами, - а  можно
уточнить один момент?
   - Пожалуйста.
   - Если нам вдруг предъявят претензии или обратятся с иском  в  суд...  На
кого ссылаться? И будут ли у нас необходимые доказательства, если вдруг,  не
дай Бог, кто-то заявят, что все написанное клевета?
   - Василий Егорович, неужели вы, уважаемый журналист, не помните закона  о
печати? - Владимир Сергеевич  раздраженно  пожал  плечами.  -  Вы  вовсе  не
обязаны расшифровывать источник информации. Вот на закон и  ссылайтесь.  Что
касается  подлинности  сведений,  можете  не  сомневаться,  они  достоверны.
Абсолютно достоверны. Я уверен, что у вас не будет  проблем.  Если  проблемы
вдруг появятся, их возьмет на себя Валерий Иванович.
   - Да, но...
   - Вот и договорились. Если вы заметили, статья никем  не  подписана.  Наш
юный талант необыкновенно скромен  и  не  претендует  на  авторство.  Можете
поставить фамилию кого-нибудь из своих. Того же Кутузкина, например.
   - Да, скромность - забытое качество.
   - В таком случае, до свидания.  Будем  считать  сегодняшнее  происшествие
досадной промашкой. Еще раз напоминаю о конфиденциальности нашего разговора.
Сами понимаете, какие могут быть последствия.
   - Задница, - как всегда лаконично добавил Валера.
   Гости поднялись и, не простившись,  вышли  из  кабинета.  Карп  залег  на
глубину, поняв, что в ближайшем будущем он без продовольствия не  останется.
Василий Егорович вполголоса выругался, заглушая сердечную обиду, и еще  раз,
уже более спокойно, перечитал текст.
   Речь в нем шла о  каких-то  взаимозачетах  и  акциях  нефтяных  компаний.
Коваль слабо разбирался в экономике нового времени и суть вопроса так  и  не
уловил. В "Вестнике" был специальный репортер по экономическим вопросам,  но
его отослали в Москву на семинар пить водку за казенный счет. Статья  носила
откровенно  обличительный  характер,  причем  имя   одного   из   обличаемых
насторожило Василия Егоровича. Алексей Буров, самый авторитетный  преступный
лидер Новоблудска по кличке Крендель. Также упоминался покойный  Чугун,  чья
смерть, как утверждалось в статье, была связана с описываемыми  махинациями.
Все это совершенно не нравилось Ковалю: Лазаревский мог оставить без  денег.
Крендель - без головы. Говорят,  что  свой  псевдоним  последний  заработал,
после того  как  на  широкомасштабной  разборке  вырвал  из  рук  противника
двустволку и связал дуло узлом. Случилось это  лет  десять  назад,  в  эпоху
капиталистического романтизма, когда в моду входило движение "каждому ларьку
- надежную защиту". Нынче Крендель остепенился, сам на подобные  мероприятия
не катался, решая острые вопросы в своем  громадном  офисе  на  улице  Белых
меньшевиков (бывш. Красных большевиков).  Василию  Егоровичу  совершенно  не
улыбалось попасть на прием  в  этот  офис  и  потеряться  в  его  извилистых
коридорах. А крайним в этой неприглядной истории мог стать  именно  редактор
"Вестника". Иначе какого черта холуй Лазаревского на совершенную секретность
намекал? Он-то, в случае чего, руками разведет:  "Какой  павлин-мавлин?!"  А
Василий Егорович отдувайся как хочешь.
   И как сможешь. Лазаревский через газету свои вопросы решает, ладно б  сам
ангелом  был.  Борец  с  коррупцией  хренов!  Скверное  положеньице.  Коваль
отбросил на угол стола материал, поднялся и принялся ходить по кабинету.
   В принципе он мыслил правильно. Лазаревский решал свои вопросы, и никакой
борьбой за идею тут не воняло. Естественно,  Батискафыч  не  мог  просчитать
направление главного удара, хотя на самом деле  комбинация  с  газетой  была
довольно  проста.  Лазаревский  давным-давно  вынашивал  светлую   мечту   о
единоличном контроле над топливным рынком родного города. Но примерно  такую
же, и не менее светлую мечту вынашивал и  Крендель.  Стороны  были  примерно
равны по силам  и  питали  друг  к  другу,  в  силу  пересечения  интересов,
нездоровые чувства, перераставшие порой в  открытый  огонь  из  автоматов  и
гранатометов. Возможность склонить чашу весов в  свою  сторону  появилась  у
Гены Лазаревского после того, как один из людей Кренделя слил  информацию  о
финансовых  аферах  патрона  при  проведении  взаимозачетов.  Слил  он   ее,
разумеется, под большим секретом, умоляя никоим образом его не  засвечивать.
Лазаревский поклялся, человек мог пригодиться в  дальнейшем,  терять  такого
агента  во  вражеском  стане  было  бы  крайне  расточительно.   Реализовать
предоставленную  информацию  могли  только  те,  кому  это  и  положено,   -
правоохранительные  органы  в  лице  налоговых  полицейских   и   борцов   с
экономической преступностью. К слову  сказать,  органы  тоже  были  поделены
поровну. Северное райуправление прикармливал Крендель, Южное -  Лазаревский,
а Главк и тот и другой. Именно  бойцам  правопорядка  под  покровом  ночи  и
предоставил  полученную  компру.  Гена  Лазаревский,  воодушевив  на  подвиг
соответствующей подвигу оплатой. Хотя и без оплаты те  считали  делом  чести
зацепить  оборзевшего  вконец  Кренделя,  защелкнув  на  его  толстых  лапах
хромированные наручники. Но Леша хоть  и  слыл  отморозком,  но  законченным
дураком не являлся. Его экономические  советники  обставляли  махинации  так
умело и грамотно, что повода начать уголовное  преследование  не  возникало.
Бумаги были чисты, как первая любовь. Лишь правильное сочленение  превращало
отдельные звенья в преступную цепочку.  Получался  замкнутый  круг  -  чтобы
возбудить уголовное дело, нужны были основания, но чтобы получить основания,
нужно доказать преступный умысел, то есть  возбудить  дело.  Аргументы  типа
Крендель - бандит поводом и основанием для возбуждения  уголовного  дела,  к
сожалению, не являлись. Операция  грозила  провалиться,  органы,  готовые  к
подвигу, справедливо указали  Лазаревскому  на  возникшую  проблему.  "Утром
повод - вечером подвиг, вечером повод - утром подвиг. Иначе  пустой  базар".
Лазаревский  посовещался  со  своими  юристами,   которые   подсказали   ему
необыкновенно простой выход из тупика. При этом убивались сразу два зайца  -
возбуждалось дело и "прикрывался" источник информации. Оказывается,  поводом
для начала уголовного преследования может послужить обычная газетная статья,
в которой достаточно разъяснить читателю суть  махинации,  то  есть  сложить
звенья. Прокурор, прочитав статью, стукнет кулаком по  сукну,  возмутится  и
даст соответствующую команду о проверке  описанных  безобразий.  Силу  удара
кулаком можно оговорить с прокурором отдельно, в домашней  обстановке.  Хотя
посвящать органы в газетную комбинацию, по понятным причинам, не стоит.
   Колесики закрутились, механизм заработал. Статья была изготовлена за  два
дня лично Геннадием Лазаревским, вспомнившим ради такого дела  комсомольскую
юность, когда он отвечал за выпуск стенной газеты в райкоме. Честь поместить
творение на своих  страницах  выпала  самой  авторитетной  городской  газете
"Новоблудский вестник", находящейся  в  прямой  зависимости  от  папы  Гены.
Правда, тут же возникала очередная проблема. Что делать с главным редактором
Василием Егоровичем! Ковалем? Ведь Крендель первым делом примчится к нему  и
не удовлетворится ответом "я имею" право хранить молчание" или  "обращайтесь
в суд>". Плавать Ковалю после такого ответа  в  аквариуме  вместе  со  своим
карпом. И булькать, пока  кислород  в  легких  не  кончится.  После  второго
погружения все расскажет... Конечно,  Крендель  догадается,  откуда  ветерок
дует, но пока Коваль не расколется, предъявить ничего  не  сможет.  Придется
Ковалю круглосуточную охрану обеспечивать месяца на два. С судом вопрос тоже
можно уладить, да и не пойдет Крендель ни в какой суд. А  через  два  месяца
Леше не до разборок с  Батискафом  будет...  В  конце  концов,  всегда  есть
старый, проверенный  способ  -  сердечная  недостаточность  либо  отравление
некачественными продуктами. Коваль старенький, много  ли  ему  надо?  Йогурт
просроченный скушал, пукнул, и некролог на стенке.
   Всех этих черных  замыслов  своего  финансового  бога  Василий  Егорович,
разумеется, не знал и  сейчас  лихорадочно  обдумывал,  как  выкрутиться  из
щепетильного положения. Он прекрасно понимал: опубликовать эту заказуху  под
своей фамилией или фамилией кого-то из  своих  -  все  равно  что  прийти  в
воровскую "малину" и интеллигентно спросить: "Простите, где здесь  ближайший
обменный пункт валюты? У меня с собой двадцать тысяч долларов, хочу немножко
поменять". Но не печатать тоже нельзя. Потоптавшись вокруг стола минут пять,
он выглянул в приемную и попросил Анюту срочно найти Кутузкина. Криминальный
репортер оказался на месте и тут же примчался по зову шефа.
   - Ты, кажется, говорил, что имеешь подстраховку на  случай  заморочек,  -
Батискафыч показал на статью про водку, - верно?
   - Верно, имею, - уверенно ответил Макс.
   - Ну и в чем это выражается? Документы, фотографии?
   - Что-нибудь случилось, Василий Егорович?
   - Не случилось бы - не спрашивал. - Коваль раздраженно бросил перед собой
очки. - Выкладывай, откуда информация?
   - Информация от надежного человека,  у  меня  есть  магнитофонная  запись
нашей с ним беседы.
   - Что за человек?
   - Я пообещал нигде не  называть  его  имени.  Это  справедливо,  все-таки
сенсация.
   - То есть у тебя, кроме этой записи, ничего нет?
   - Почему, есть еще фотографии. Я  сам  снимал.  Зашел  в  цех  под  видом
торговца мелким оптом. Предлагал наборы китайских карандашей,  помните,  нам
на Новый год дарили? Прежде чем меня грубо выставили, я  пару  кадров  успел
сделать.
   - И с чем ты на суд собираешься идти? С какой-то кассетой, где неизвестно
кто записан, и  с  фотографиями,  где  неизвестно  что  заснято?  Твой  этот
информатор, он в суде свои слова подтвердит?
   Макс слегка замешкался, но. духом не пал.
   - Выходит, нам вообще ни о чем нельзя писать?
   - Можно... Ты как на человека вышел?
   - Никак. Он сам предложил. Ему за нацию обидно. Не мог  видеть,  как  нас
травят.
   У Василия Егоровича больше не возникало вопросов, он вновь нацепил очки и
вручил Кутузкину лист и фотографии, принесенные Владимиром Сергеевичем.
   - Вот текст опровержения, проверь, чтоб не было ошибок, и отдай Михалычу,
пусть поставит в завтрашний номер. И впредь все материалы, прежде чем  нести
ко мне, показывай юристу. Без его визы лучше и не подходи. Далее...
   Батискафыч на секунду задумался, потом вывел на экран нужный файл и нажал
на печать. Когда принтер замер, он вытащил отпечатанный текст и тоже передал
его Максу.
   - Вот любопытный  материал,  действительно  проверенный  и  действительно
сенсационный. Единственное, что нужно  сделать,  -  переписать  его  другими
словами,  сохранив  фактуру.  Времени  на  это  много  не  надо,  до   шести
управишься. Я Михалыча предупрежу, он поставит текст вместо интервью с  этим
театралом, как его... Ну, не важно. У нас тут свой театр.
   Макс бегло ознакомился с распечаткой. Переделать статью до неузнаваемости
действительно не составляло для него большого труда. Порой,  когда  возникал
острый дефицит на фактуру,  а  начальство  требовало  объем,  он  залезал  в
Интернет  либо  отыскивал  подходящий  материал  малоизвестных   изданий   и
гримировал его по всем правилам журналистского макияжа. После  чего  выдавал
за свой. Справедливости ради надо отметить, что подобными фокусами  Макс  не
злоупотреблял, иначе мог рано или поздно нарваться на  истинного  автора  и,
соответственно, на предъяву. Хотя для многих  его  коллег  такой  творческий
метод был единственным.
   - Кем подписываться?
   - Кем угодно. Можешь собой.
   Зная честолюбие Кутузкина, Коваль был уверен, что Макс поставит под текст
свое имя. Впрочем, принципиального значения это не имело.  Батискафыч  нашел
наиболее безболезненный выход, при котором хоть как-то  соблюдалось  правило
"волков и овец".
   Карп выпрыгнул из воды и сделал в воздухе сальто, отдав  дань  восхищения
своему любимому хозяину.
   ГЛАВА 4
   Утром Шурику позвонила главная "рассадница" Людмила Анатольевна, попросив
срочно приехать. Голос Цветковской отдавал горчинкой, и Шурик  почуял  беду.
Наспех приведя себя в порядок после вчерашнего научно-философского заседания
с Генкой, он рысью помчался  в  "Рассадник".  Плохие  предчувствия  сбылись,
Цветковская сидела в  кабинете  и  плакала.  Увидев  вошедшего  Шурика,  она
подняла красные глаза и прошептала:
   - Нет больше "Рассадника".
   - Почему?
   - Мы не нужны людям... Боже, какая неблагодарность.
   Людмила Анатольевна вытерла слезы и закурила. |
   - Вот, Саша, данные продаж за  этот  месяц,  -  она  ткнула  сигаретой  в
скомканный листок, - мы даже не смогли окупить  затраты,  не  говоря  уже  о
прибыли. А я в этот номер всю душу вложила.
   Для последнего номера Шурик готовил заметку  "Консервирование  горошка  в
домашних условиях". "Черт, надо было лепить, как самогон  гнать  или  "дурь"
варить, сейчас бы горя не знали, - с досадой подумал он, -  горошком  и  так
все ларьки заставлены. Прокол".
   - Чтобы  погасить  долг,  придется  продавать  оргтехнику,  -  продолжала
страдать Цветковская.
   - А журнал? Что будет с журналом?
   - Боюсь, журнал придется закрыть. Я искренне не понимаю,  в  чем  причина
случившегося. Неужели журнал так плох, скажи мне, Саша, только откровенно.
   "Баб  надо  было  голых  на  обложку  вместо  огурцов  маринованных,  или
пару-тройку трупов", - откровенно ответил Шурик про себя, вслух же произнес:
   - Журнал классный, ты сама знаешь. Просто народ  у  нас  деградирует,  не
дотягивает до "Рассадника". Сейчас ему только "клубнику" подавай.
   - Да, наверное, Саша. Я знала, что ты поддержишь меня. Хотя... вот статья
про клубнику. Как подрезать усы.
   - Это не про ту клубнику. Сорт другой.
   - Я не очень разбираюсь в клубнике.  Господи,  как  все  хорошо  было  до
кризиса.  Кто  этот  кризис  устроил?  Своими  руками  б...  С   людьми   не
рассчитаться.
   Людмила Анатольевна смяла руками  продажный  листок.  Шурик  сочувственно
вздохнул,  догадавшись,  что  гонорар  за  "горошек"  будет  законсервирован
навсегда.
   - И куда ты теперь? - спросил он.
   - Не знаю,  -  Цветковская  помахала  рукой,  разгоняя  дым,  -  в  "Мире
беспредела" есть вакансия замредактора, предлагают. Мне  не  очень  хочется,
криминал не моя тематика, но если ничего не найду...
   "Мир беспредела" веселил читателей криминальными ужасами,  творящимися  в
их тихом провинциальном городке, издаваясь в основном на бандитские  деньги.
Этот журнал Шурик  никогда  бы  не  применил  в  качестве  мухобойки,  иначе
рисковал бы запачкать обои кровью.
   - Ко всему можно привыкнуть, - успокоил он Людмилу, прикидывая, что иметь
знакомого замредактора совсем не плохо. ("Иметь" - в смысле иметь.) -  Я  бы
сразу не отказывался.
   - Я пока и не отказываюсь. Просто опасаюсь, получится ли?
   - Полагаю, что непременно.
   На автобусной остановке продавались газеты.  "Покупайте  газетки  -  одну
себе, две соседке!" Шурик наскреб на свежий "Новоблудский вестник".  Автобус
не подавали, он присел на газонное ограждение, развернул номер. Быть в курсе
городских событий - обязанность  любого  работника  пера,  вне  зависимости,
печатают тебя или режут.
   "На рынке избита  Алла  Пугачева!  Страница  З".  Заголовок  занимал  как
минимум половину листа, красуясь  на  фоне  темного  контура,  напоминающего
прическу национальной звезды. Шурик не бросился на третью страницу, зная,  о
какой Пугачевой идет речь в заметке. Он остановился на второй, три  четверти
которой занимала статья "Лысина  не  порок".  По  мере  чтения  лицо  Шурика
приобретало краповый оттенок, а когда он  закон  чил,  руки  самопроизвольно
смяли "Вестник", а губы так же самопроизвольно  прошептали:  "Ну,  крыса..."
Подали автобус, но Шурик продолжал сидеть на ограде,  напоминая  коммуниста,
потерявшего партбилет.
   Это была та самая статья,  которую  он  накануне  притащил  Ковалю  и  за
которую Коваль клянчил бабки. Разумеется,  статья  была  переписана  заново,
другими словами, но Шурик безошибочно угадал свою фактуру.  Как  "Запорожец"
не полируй, а "мерсаком" он не станет. (НЕ РЕКЛАМА!) А  подпись  чья?  Шурик
вновь развернул газету, абсолютно не рассчитывая увидеть под текстом  родную
фамилию. "Максим Кутузкин. Собств. корр." Макс?! Хотя, конечно.  Не  Глоткин
же? Криминальная хроника. Ворюги поганые. Ненавижу!
   Подали второй автобус. Шурик затолкал газету в карман куртки,  прыгнул  в
раскрывшиеся с  лязгом  двери.  Салон  оказался  почти  пуст,  человек  пять
пассажиров и бабуля-контролер. Та самая. Шурик решительно подошел  к  ней  и
протянул руку.
   - Бабка, дай обрез! На время. Очень надо!..
   На проходной "Вестника" Шурика не пустили. Сегодня подступы охраняли  уже
два прекрасно вышколенных "Пилара".
   - Пропуск?
   - Я к Василию Егоровичу, мы договаривались.
   - Пропуск?
   - Он сказал, так можно пройти.
   - Пропуск?
   К счастью, в редакцию возвращался Горлов-Глоткин.
   - Привет! Сегодня дождь и скверно (Максим Леонидов). Ты к кому?
   - К Максу. Он здесь?
   - Не знаю, но если он уйдет, это навсегда, так что лучше не дай ему  уйти
(снова Максим Леонидов).
   - Проведешь? У меня пропуск не заказан.
   - Все в наших руках ("Алиса").
   Макса на месте не оказалось. Придется ломиться напрямую, к Ковалю.
   "Плевать, все равно ничего не теряю". Шурик проскользнул мимо все еще  не
утопившейся Анюты,  не  спросив  у  нее  разрешения  на  аудиенцию.  Василий
Егорович сидел за столом, щелкая  калькулятором.  На  грохот  захлопнувшейся
двери он поднял голову.
   - А, Саша... Здравствуй, дорогой. Ну что, будем пе