чатать?
   - Не будем! Это как вообще понимать? Шурик швырнул на  редакторский  стол
скомканный "Вестник".
   - Лысина не порок,  значит?  Кажется,  в  моем  варианте  это  называлось
"Лекарство от денег".
   - Какая лысина, какой  вариант?  -  Коваль  поправил  очки  и  пододвинул
газету. - Успокойся, пожалуйста. Сейчас разберемся. Посиди.
   Он бегло прочел статью, после чего удивленно посмотрел на Шурика.
   - И что тебе не нравится?
   - Это моя фактура. Та самая, которую  я  вчера  положил  на  ваш  стол  и
которую вы мне завернули. А сегодня она выходит за  подписью  Кутузкина.  На
простом языке это называется кидалово.
   - Я не знаю, к сожалению, простого языка. А ты не допускаешь  мысли,  что
Максим мог тоже получить подобную фактуру? Можно подумать, ты у нас в городе
единственный и неповторимый добытчик информации. Кстати, он еще неделю назад
заикался об этой афере с порошком, но я тогда  был  занят  более  серьезными
вопросами. Да и сенсация ли это, по большому счету? По сравнению с  "МММ"  -
это баловство какое-то.
   - И тем не менее вы поставили это баловство в номер, вы продаете  газету,
получаете деньги. За мою статью! Какой, к бесу, Максим? Вы сравните  тексты.
Он даже не перепроверял мои сведения! Я нечаянно ошибся в дате, и  надо  же,
какое совпадение - он тоже ошибается именно в этом!
   Коваль совершенно не смутился.
   - Я не вникал в эти детали, Максим принес мне текст, я его утвердил. Если
б я по каждому материалу  собственноручно  ковырялся  в  фактуре,  выискивая
неточности, газета выходила бы  раз  в  месяц...  Я  тебя,  Саша,  прекрасно
понимаю. Ты собирал информацию, писал текст, и  вдруг  так  получилось,  что
тебя опередили. Это очень знакомое мне чувство. Обидно,  весьма  обидно.  Но
это мир журналистики, издержки профессии. Бегуны стартуют вместе, но  первым
приходит только один.
   - Если подставит второму подножку.
   - Хорошо, что ты хочешь? Чтоб мы дали опровержение? В чем? Мол,  ошиблись
с автором? Бред... Гонорар? Пардон, подо что? Ты же неглупый парень.  Прежде
чем ломиться в дверь, надо определиться, что ты хочешь получить. Согласен?
   Шурик был не согласен. Но  понял,  что  спорить  с  Батискафычем  так  же
нереально, как укладывать  феном  волосы  скульптуре  Ленина  на  вокзальной
площади. Оставалось лишь пожать плечами и с позором покинуть  зал.  Что  он,
действительно, хочет? В рожу дать Батискафу?  Потом  не  оберешься...  Стоит
ли?
   - Хорошо, - Коваль снял очки, - раз уж так получилось и ты считаешь  себя
задетым, сделаем вот что. По справедливости, как ты  говоришь,  по-простому.
Ты полагаешь, что я украл твою фактуру  и  отдал  Кутузкину  для  переделки.
Ладно, пусть так и будет. Вчера Максим принес мне  свой  материал,  довольно
интересный. Я тебе его отдаю, ты читаешь, и  завтра  он  выходит  под  твоим
именем. Гонорар я, естественно, размечу на тебя. Делаю я  это  исключительно
для того, чтоб из-за всяких нелепых совпадений не  страдала  честь  издания.
Устроит тебя такой вариант?
   Шурика, если  честно,  сейчас  устроил  бы  любой  вариант,  связанный  с
улучшением материального положения. Разумный,  конечно,  вариант,  "Черт,  а
может, действительно совпадение? Издержки профессии..." Но бросаться на  шею
Ковалю он не торопился.
   - Сначала надо посмотреть, что за материал.
   - Разумно. Пожалуйста,  держи,  -  Батискафыч  передал  Шурику  несколько
листов, - все проверено, все доказано, юрист утвердил.
   - А Максим? Он даст добро?
   - С Максимом я договорюсь. Честь издания! дороже личных амбиций.
   Шурик положил листочки на колени и начал читать. Чтение не доставило  ему
особого удовольствия, по причине  того,  что,  во-первых,  от  бумаги  пахло
бензином, и, во-вторых, он почти ничего  не  понял.  Какие-то  экономические
выкладки, схемы. Две вещи он все же смог уловить. Речь шла о больших  бабках
и каком-то дегенерате Бурове, превратившем благородный  и  светлый  нефтяной
бизнес в кормушку  для  свиней.  Литературный  стиль,  хотя  и  был  украшен
изречениями Омара Хайяма, претендовал на стенную газету в  детском  саду.  А
слово "бессовестный" было позорно написано через "з".
   - Что скажешь? Неплохой материал, верно?
   - Неплохой, - согласился Шурик, - а про что он?
   - Ну как же... Про... Я, кстати, не буду возражать, если ты подгонишь его
под свой стиль. У тебя есть стиль?
   Стиля у Шурика не было, он вообще не понимал, что это такое, но на всякий
случай ответил утвердительно:
   - Конечно.
   - Вот и поработай. Номер еще не сверстан, у тебя есть пара часов.  Сейчас
прикинем, сколько это будет стоить, - Коваль включил калькулятор,  -  триста
пятьдесят рублей сорок восемь копеек с учетом налогов. Деньги можно получить
сегодня до пяти. Годится?
   У Шурика  заурчало  в  животе,  что  было  воспринято  Ковалем  как  знак
согласия.
   - Ну и отлично. Можешь поработать в кафе, там  у  нас  спокойно  и  тихо.
Материал оставишь в канцелярии. Паспорт с собой?
   - С собой, - вновь ответил желудок.
   - Тогда никаких проблем. Да, вот еще... Если вдруг  кто  полюбопытствует,
откуда информация, знаешь, куда посылать?
   - К вам или к Максу.
   - К закону о печати. Ты имеешь право не называть  источников  информации.
Впрочем, вряд ли  кто  полюбопытствует.  Все  изложенное  в  статье  слишком
очевидно.
   В кафе пахло едой. Шурик попытался  абстрагироваться,  но  не  сумел:  за
соседним столиком принимал пищу сутулый субъект, чавкая и сопя, как боров  у
корыта. Шурик еще раз прочитал статью и еще раз ничего  не  понял.  Обильное
слюноотделение мешало сосредоточиться. Субъект от борща  перешел  к  жареной
рыбе, окончательно выбив из рабочего ритма. "Ладно, хрен  с  ним",  -  Шурик
вытащил авторучку и, начертав под  текстом  два  слова:  "Стыдно,  товарищ",
помчался в канцелярию.
   ГЛАВА 5
   Алексей Максимович Крендель, по фамилии Буров, получил печальную весточку
в самом неподходящем месте. В текущий момент он  присутствовал  на  открытии
нового изолятора временного содержания Северного районного отдела внутренних
дел в  качестве  почетного  гостя.  Изолятор  временного  содержания  -  это
специальное закрытое учреждение, где  проводят  время  господа,  задержанные
органами за героизм, но еще не отправленные  в  тюрьму.  Как  правило,  срок
пребывания в данном учреждении относительно небольшой и ограничивается тремя
сутками, но это не  значит,  что  человек  должен  испытывать  всякого  рода
бытовые неудобства и тяготы. Особенно человек солидный  и  уважаемый.  Можно
представить себе состояние бедняги, каждое утро принимающего ванну с  теплым
молоком, который, попав нечаянно в изолятор,  вместо  ванны  получит  ржавое
ведро для отправления естественных нужд. Наливайте и купайтесь. А на завтрак
вместо волшебного йогурта "Данон" (НЕ  РЕКЛАМА!)  его  угостят  овсянкой  из
зерна урожая 1912 года. Кстати, именно в этом году и  был  построен  прежний
изолятор, правда, тогда в нем располагалась конюшня  городской  жандармерии.
После Великой революции конюшню реконструировали, повесили на окна  решетки,
в стойла притащили деревянные нары и под звуки  "Интернационала"  перерезали
алую  ленточку,  впустив  первых  посетителей.   С   тех   пор   здание   не
ремонтировалось, ибо таких расходов в городском бюджете  ни  коммунисты,  ни
демократы не предусмотрели. К счастью, в  отличие  от  застойных  времен,  в
последние  годы  конюшню  все  чаще  и  чаще  навещали  лица,  привыкшие   к
европейскому  комфорту  и  достатку,  которые  справедливо  стали  требовать
человеческого к себе отношения. Власти отреагировали на  требования  урезкой
дневного пайка. Здесь тебе нары, а не Канары.  Вы  б,  волки  позорные,  еще
шведский стол попросили...
   Но нашлись, слава Богу, люди в  городе,  чужое  горе  воспринимающие  как
свое. Вернее, человек. Алексей Максимович Буров. Было бы желание, а средства
сыщем.  Милицейское  начальство  от  предложения  спонсора  не   отказалось:
дареному "мерсаку" под  капот  не  смотрят.  Через  день  несколько  крупных
коммерческих компаний с энтузиазмом откликнулись на  почин  Бурова,  выразив
готовность влиться в проект. Работа  заспорилась,  и  спустя  полгода  новый
изолятор распахнул свои гостеприимные двери всем  желающим  и  не  желающим.
Алексей Максимович подошел к делу творчески и в  то  же  время  по-хозяйски.
Камеры в новом КПЗ были трех категорий.  Как  номера  в  отеле.  Обычные,  с
удобствами и люкс. Камеру себе выбирал сам  задержанный,  в  зависимости  от
финансовых возможностей. К примеру, сутки пребывания в  люксе  обходились  в
пять сотен зеленоглазых. В стоимость входило трехразовое питание, ежедневная
смена белья, уборка и мелкие  услуги.  Люкс  был  оборудован  кондиционером,
также имелся  телевизор,  небольшая  библиотека  и  даже  надувной  бассейн.
Алексей Максимович планировал  и  телефон,  но  это  противоречило  каким-то
идиотским ведомственным приказам. За отдельную плату узник мог  попросить  в
номер игровую приставку, магнитофон  и  дополнительную  пайку.  Вся  выручка
планировалась пойти на обслуживание тюремного комплекса.
   Как ни странно,  но  появились  и  противники  проекта,  в  том  числе  и
потенциальные клиенты, чтившие воровской кодекс чести. "Чо задела, в натуре?
Какой-нибудь прыщавый молокосос, трахнувший девку в подъезде, будет чалиться
в люксе  только  потому,  что  у  его  папаши-барыги  капусты  несчитано?  А
уважаемый человек, с пятью ходками за  спиной,  но  без  бабок,  окажется  в
простой хате? Где понятия? Чтоб "петух" над нормальной братвой лежал?!"  "Не
нравится - не залетай, - спокойно реагировал на подобные предъявы  Крендель,
- а хочешь парашу нюхать, так у нас еще Южный изолятор есть.  Там  пальцы  и
ломай".
   Акцию  широко  осветила  пресса.  Крендель  пообещал,  что  со   временем
благоустроит и городскую тюрьму, благо спонсоры всегда готовы помочь.
   Сейчас  Алексей  Максимович  стоял  на  небольшой   площадке   вместе   с
представителями администрации, милиции и духовенства в лице батюшки,  только
что освятившего новый изолятор. Митинг уже  заканчивался,  перед  микрофоном
застрял  полковник  в  зеленой  форме,  бубнивший  про  воспитательную  роль
государства.
   - Крендель, у нас тут штормит...
   Алексей Максимович обернулся на шепот. За спиной пристроился  его  первый
заместитель Алик Камаев, по кличке "Черный прапор", эстонец  по  паспорту  и
неизвестно кто по национальности, человек, заочно приговоренный  к  смертной
казни сразу семью государствами, правда, парой из них условно.
   - Спятил? Официальный тусняк! Какой я тебе Крендель? Газетчики кругом!  -
так же шепотом отчитал зама Крендель. - Что там стряслось?
   - Банда про тебя в газете вышла, падла  какая-то  написала.  Про  тему  с
бензином. Мне уже стуканули, что на днях к нам прискачет проверка.
   - Откуда прискачет?
   - Отовсюду. Прокуратура, налоговая и обэпники. Гуртом. Как говорят у  нас
в Эстонии, может случиться "кергуду".
   - Ступай в машину, я сейчас. Не маячь, говорю!
   Алик растворился среди митингующей общественности.
   - Слово предоставляется Алексею Максимовичу Бурову,  человеку,  благодаря
которому сегодня для нас распахнул двери новый изолятор!
   - Дорогие друзья...
   В  машине  Крендель  спокойно,  без  суеты  прочитал  статью  "Бензобак",
опубликованную в свежем "Новоблудском вестнике".  Так  же  спокойно  скомкал
газету и выкинул в окошко.
   - Поехали. На базу.
   В изолятор под аплодисменты запускали первую партию граждан в наручниках.
Кто-то был с цветами.
   - Рассказывай, что сделано, - Крендель не стал дожидаться  возвращения  в
офис.
   Алик достал из кармана изящный блокнотик из крокодиловой кожи.
   -  "Новоблудский  вестник"  держит  папа  Лазаревский.  Статья   написана
специально для ментов, у них теперь руки развязаны.
   - Сука! Это в его ключе. Ничего, разберемся.
   - Я уже позвонил ему.
   - И что?
   - Послал меня на родину. Ничего не знает,  газет  не  читает.  Если  сами
лохи, языками шлепаете без разбора, то сами и расхлебывайтесь. А его  нечего
впутывать. Он за каждого журналюгу отвечать не намерен.
   - Ну, пропидор. Обставился, значит? Хорошо... Кто редактор?
   - Какой-то Коваль, старый пердун.
   - С ним не встречался?
   - Не успел. Сегодня навещу.
   - На рожон без толку не лезь. Сначала вежливо,  понял?  Спроси,  кто  дал
наколку, в смысле информацию, есть ли подтверждение? Припугни судом.
   - Может, лучше...
   - Я ж  говорю,  вежливо!  Наведи  справки  про  этого  Тихомирова.  Шавка
дешевая, я ему покажу "стыдно, товарищ". У него тоже спроси насчет стукачка.
   - А если не скажет?
   - Ты, вообще, чем слушаешь? Повторяю - спроси!
   - Понял, спрошу, - Камаев  сделал  пометку  в  блокноте,  -  вежливо  так
вежливо.
   - К журналюге, пожалуй, сам не ходи, не фиг  тебе  там  светиться.  Потом
устроят галдеж в газетах.  Отправь  кого-нибудь.  Вон,  Сергей  Петровича  и
Виктора Михайловича. Все равно без дела сидят, пускай они и спросят.
   Крендель изживал в себе идиотскую привычку обращаться  к  сослуживцам  по
кличкам и разговаривать на жаргоне. "Что тут у нас,  малина  бандитская  или
бизнес серьезный?" Правда, пока это не всегда удавалось, поэтому под  стекло
стола он положил небольшую памятку-словарик, украдкой поглядывая в  него  на
официальных встречах.
   "Стрелка" - деталь часового механизма.
   "Мочить" - погружать что-либо в воду.
   "Терка" - кухонный инструмент для натирания продуктов.
   "Козел" - копытное животное с рогами.
   И так далее...
   Многие еще не понимали инициативы шефа и по забывчивости могли  окликнуть
товарища  грязным  "погонялом".  К  слову,  "погоняла"   упомянутых   Сергея
Петровича и Виктора Михайловича были "Ирокез"  и  "Челюсть"  соответственно.
Неизвестно, из-за чего получил свое индейское  имя  первый,  но  Витю  якобы
наградили кличкой после того, как он откусил мизинец охраннику на зоне.  Как
и за что оказался в этом не богоугодном местечке юноша, никто уж нынче и  не
помнил.  Впрочем,  это  могло  быть  красивой  легендой,  а  на  самом  деле
"Челюстью" его звали за грушевидную форму черепа. Разумеется, груша росла на
плечах основанием вниз.
   - С ментами я улажу. В центик,  блин,  может  влететь.  Если  это  Лазаря
подстава, то он их наверняка спонсировал. С немцами хуже. Я еле уговорил  их
поставлять наш мазут на Украину через Германию. А теперь обломиться может...
Какие убытки несем! Из-за вонючих газетных  засранцев,  с  которых  и  взять
нечего. Сам бы руки переломал! Срослось бы, и снова переломал!
   - С этим-то как раз не сложно. Я  записал,  -  первый  зам  вновь  сделал
памятку в блокнотике.
   - Когда с газетчиками разберешься, поедем к Лазарю с предъявой,  то  есть
как ее... претензией. Ответит, красавец, никуда не денется, петушок божий...
   Наверное, это не могло оказаться обычным совпадением. "Это -  судьба",  -
сразу сделал вывод Шурик. Не передери Макс его статью, он  не  поехал  бы  к
Батискафу, не поехал бы к Батискафу - не получил бы  денег,  не  получил  бы
денег - не заскочил бы в кафе, не заскочил бы в кафе - не встретил бы...
   Ее звали Машей. Имя  из  старинных  сказок.  И  сама  словно  из  сказки.
Воздушная и волшебная. Маленькая фея снов.
   Кафе называлось тоже  сказочно  -  "Колобок".  Правда,  какие-то  подонки
оторвали и унесли две первые буквы (медь!), поэтому в народе  кафе  обзывали
"Лобком".  Впрочем,  это  не  имеет  к  повествованию  совершенно   никакого
отношения.
   Она ела мороженое. Шурик увидел ее сразу, едва переступив порог,  хотя  в
кафе было еще человек десять посетителей. Минуты две он стоял у  дверей,  не
двигаясь, и полировал ее глазами. Ослепшими  глазами,  поймавшими  солнечный
зайчик. За ее столиком было свободное место. Шурик  подсел  и  тоже  заказал
мороженое,  ненавязчиво  попросив  помочь  с  выбором.  Так  же  ненавязчиво
пожаловался на жару, захватившую город необычно  рано  (бедная  погода,  она
всегда плохая!), и между делом представился. "Вы  настоящий  журналист?!"  -
"Да, и довольно  известный.  Завтра  в  "Вестнике"  выйдет  моя  статья".  -
"Обязательно куплю. Первый раз разговариваю с живым журналистом".  -  "А  до
этого только с мертвыми"? Ха-ха... Он чихнул. Она предложила "Колдрекс".  Он
отказался, поинтересовавшись,  что  Маша  думает  о  Вольтере.  Маша  честно
призналась, что ничего, потому что не читала...
   Из "Лобка" Шурик выполз без головы  и  денег.  Головой  играли  в  футбол
амуры, а деньги пересчитывал бармен. Но про  деньги  Шурик  сейчас  даже  не
вспоминал. Черт с ними, были бы еще, потратил бы и эти.  Какая  она,  самая,
самая... Машенька. Шурик уже мысленно представлял, как прижимает ее к  себе,
как гладит ее мягкие волосы, как впивается в губы... Машенька...
   Она  опаздывала.  На  дежурство.  Маша  работала  в  городской   больнице
медсестрой. Готовилась  поступать  в  медицинский.  В  Новоблудске  не  было
медицинского, она поедет в Питер, там у нее отец. А  здесь  мама.  Шурик  не
стал распространяться о своих  жизненных  коллизиях,  вдруг  слово  "общага"
опять окажется роковым, а он хотел видеть Машу снова и  снова...  Он  боялся
даже подумать о том, что больше никогда ее не увидит. Переклинило головушку,
подорвался на блондинке. Машенька.
   Она не оставила свой телефон. Шурик сначала упал духом, но  потом  решил,
что она права, раздавать телефоны первым встречным весьма легкомысленно.  Он
чирканул свой, вернее Тамарин, на салфетке, соврал, что  визитки  оставил  в
редакции. Она спрятала салфетку в сумочку. Шурик  с  жаром  врал,  как  брал
интервью у Киркорова, как в  составе  специальной  бригады  ездил  в  Чечню,
как... Короче, врал. Лишь бы она слушала, лишь бы  не  уходила...  Она  жила
рядом с кафе, в дни получки заскакивала сюда поесть фирменного мороженого...
Он вспомнил историю и про мороженое. Как на его глазах в  магазине  какая-то
бабуля по слепоте душевной взяла с прилавка вместо мороженого  пластмассовый
муляж, сунула его в сумку и ушла, не слыша крика  продавца.  Кушай,  внучек.
Приятного аппетита...
   Шурик проводил  ее  до  подъезда.  Потом  начал  нести  какой-то  сумбур,
полностью утратив трезвость в рассуждениях. Маша засмеялась и сказала:
   "Мне пора, пока". Шурик стоял  возле  двери  подъезда  минут  десять,  не
решаясь двинуться с места. Наконец тряхнул головой, промычал что-то  веселое
и, зачем-то заглянув в мусорный бачок, пошел на остановку.
   От гонорара осталось три десятки.  Прежде  чем  вернуться  в  общагу,  он
завернул к ларькам и купил бутылку вина за двадцать восемь рублей. Сунулся в
каморку к дворнику Генке. Самое интересное, даже ничего не успел  объяснить.
Генка, посмотрев на Шурика, почесал бороду и сказал:
   - Есть роли, которые не сыграть ни одному  артисту.  Можешь  поверить.  И
после коротко переспросил:
   - Дамочка?
   - Не то слово...
   - Месяц май...
   Утром Шурик находился примерно в таком  же  настроении,  какое  бывает  у
товарища, которому смертную казнь  через  повешение  заменили  на  два  года
тюрьмы условно. Машенька... Он решил, что сегодня часа в  три  пойдет  к  ее
дому и будет ждать, пока она не придет. Хоть до  утра,  хоть  до  следующего
утра, хоть до... Машенька... Нет, не в три, прямо сейчас. Прямо сейчас.
   Встреча Алика  Камаева  с  главным  редактором  "Новоблудского  вестника"
прошла на бестолковом уровне. Нормальному ходу разговора, во-первых,  мешали
указания  Кренделя  быть  вежливым,  а  во-вторых,  два  сидящих  за  спиной
переростка  с  кирпичным  выражением  на  лицах.  Еще   парочка   таких   же
расположилась в предбаннике. Один из них, прежде чем пропустить  в  кабинет,
бесцеремонно обыскал гостя, забрав "Магнум", с которым Алик  не  расставался
никогда, даже во сне.
   - Я пока не улавливаю  сути  проблемы,  -  Батискафыч  походил  на  юнца,
случайно узнавшего, откуда берутся дети, - вас что конкретно интересует?
   - Я хочу знать, кто вам расс