ддельным  любопытством  и  более
мягким тоном спросил Ирокез.
   Несмотря на боль, ужасно тормозившую мыслительный процесс,  Шурик  понял,
что лучше не молчать.
   - Бетон. Гена Бетон. Авторитет... Шурик  сглотнул  слюну,  сделал  паузу,
выигрывая секунды для разбега фантазии. Сочинить  правдоподобную  отмазку  -
было его  единственным  спасением.  Он  профессионал,  он  должен...  Ирокез
переглянулся с Челюстью.
   - Ты про такого слыхал?
   Ответ Челюсти мог стать окончательным приговором.
   Но случилось то, что в мелодрамах называют чудом. Хотя, может, и не  было
никакого волшебства. Сработала старая истина. Незнание рождает осторожность.
   - Чего-то вроде слышал... Шурик от волнения забыл о  боли.  Давай,  давай
дальше...
   - Он сейчас силу набирает... Я слышал, бензин под себя подмять  хочет.  -
Шурик хорошо помнил принцип некоторых своих коллег - чем  откровеннее  ложь,
тем больше в нее верят.
   - А ты-то его откуда знаешь?
   - Я его не знаю. Мне парень знакомый позвонил, Серега Иванов, мы  служили
вместе.  Спросил,  правда  ли,  что   я   журналист?   А   потом   предложил
подзаработать. Я на нулях был, согласился сдуру... Он мне фактуру и слил. Я,
конечно, поинтересовался, чей заказ. Он и сказал, что Гены Бетона.  Попросил
помалкивать...
   Серега Иванов, может, и существовал в природе, и даже далеко не один,  но
в списке знакомых Шурика такого господина не имелось. Проверить  же,  с  кем
Шурик служил в армии, чудовища сейчас вряд ли смогли бы,  даже  при  наличии
дюжины ломиков.
   - Где твой Серега  дохнет?  Шурик  заметил,  что  Трупом  его  больше  не
называют.
   - Я точно не знаю, он сам не местный.  Говорил,  что  в  гостинице  номер
снимает. Он, кажется, в тюрьме сидел.
   - И сколько он тебе отмаксал?
   - Двести. Двести баксов.
   - Чего-то жидковат твой Бетон.
   - Он не мой...  Мне  Серега  платил.  Чудовище  положило  ломик,  достало
сигарету. Минута обсуждения.
   - Крендель велел ему обе руки сломать, -  голосом  аккуратного  отличника
произнес Ирокез, - я свое отработал, теперь твоя очередь.
   Шурик внезапно почувствовал себя больным, которому хирург  перед  началом
ампутации заявил, что закончился наркоз. Челюсть подобрал  ломик,  шагнул  к
журналисту и перевернул на другой бок. Прицелился и резко замахнулся...
   Шурик вскрикнул.
   - Припух, трухлявый, - Челюсть опустил ломик, не нанеся удара.
   Тем не менее несчастный журналист испытал уже знакомые ощущения.
   Великая сила рекламы.
   Челюсть, в отличие от Ирокеза, был бандитом  практичным,  старавшимся  из
каждого  предприятия  извлечь  материальную  выгоду.  В  детстве  он  мечтал
заняться легальным бизнесом и сейчас использовал любой случай для накопления
первичного  капитала.  Челюсть  планировал  открыть   в   Новоблудске   сеть
ресторанов быстрого обслуживания и даже подбирал звучное название, листая по
вечерам орфографический словарь. Ирокез крутил пальцем у бритого  виска,  на
что Челюсть философски отвечал: "Плох тот братан, который не  мечтает  стать
олигархом". Вот и сейчас, глядя на лежавшее тело, он прикидывал, что  ломать
руку просто так расточительно. Сломать ее никогда не поздно, но почему бы на
этом не подзаработать?
   - Теперь слушай внематочно, ублюдочный писака, - он склонился над Шуриком
грозовой тучей, - байду твою с Бетоном мы проверим. Не дай Бог не срастется,
сломаем вторую клешню. Это первое. Теперь второе.  Ровно  через  сорок  дней
притаранишь неустойку. За моральный вред. Двадцать тонн грин. Двести у  тебя
уже есть, осталось собрать совсем немного.
   - Да откуда?! - Шурик, у которого не было и двухсот, прекрасно  осознавал
нереальность требований.
   - Твои проблемы, старичок. У твоих предков, кажется, берлога есть в Малой
Шушере, пускай толкнут. Кстати, не вздумай отвалить  на  курорт.  Не  найдем
тебя, найдем предков. И вот ее, - Челюсть кивнул на Машу.
   Шурик стиснул зубы.
   - Силовые структуры тревожить не надо,  -  продолжал  радовать  условиями
игры Челюсть, - а то я из тебя Биг-Мак сделаю. С луком. Ты  запомнил  сумму?
Двадцать тысяч долларов. Не ошибись,  у  меня  есть  машинка  для  пересчета
денег! Через месяц я тебя найду. Не будет бабок, будет  маленькая  трагедия.
"Скупой".
   -  Может,  все-таки  сломаем   клешню?   -   попытался   исполнить   свой
профессиональный долг Ирокез. - Крендель же велел.
   - А мы скажем, что сломали. Думаешь, Крендель справку от врача  попросит?
Ирокез пожал плечами.
   - Давай хоть с девочкой тогда побесимся. Чего, зря ее сюда волокли?
   - Это можно. Мартышка симпапотная. Эй, старичок, ты не обижайся,  хорошо?
Мы тебе тоже оставим. Ты посмотри,  кстати,  вдруг  чего  не  знаешь?  Потом
пригодится.
   Чудовища направились к Маше. Шурик  дернулся,  но  боль  не  давала  даже
перевернуться. Он глотнул чердачного воздуха и на высоких частотах заорал:
   - Коз-лы-ы-ы!!!
   - Эй, кто здесь?
   Чердачная дверь скрипнула, луч фонарика разрезал чердачный полумрак.
   - А сам-то ты кто? - грубо отозвался Ирокез.
   - Я дворник. Ну-ка марш отсюда. Весь чердак заорали, наркоманье поганое.
   "Ну, наконец-то. Где ж ты раньше был, добрый человек?"
   - Какой еще дворник?
   - Сейчас участковый тебе объяснит какой. Григорич, иди сюда...
   Челюсть с Ирокезом переглянулись, на лицах сверкнула искренняя досада.
   - Тьфу, мать твою... Валим. Ты все запомнил, выкидыш? Ровно  через  сорок
дней. Или готовь гипс...
   Попрощавшись  с  Шуриком,  чудовища  метнулись  к   лестнице.   Как   они
объяснялись с дворником, слышно не было, но  в  течение  последующих  десяти
минут  на  чердак  никто  не  заглядывал.  Развязать,  а  точнее   отклеить,
оставленных на месте  преступления  граждан  они  не  догадались.  Выбирайся
теперь, как знаешь. Хоть крыс проси, чтоб развязали.
   Шурик, немного отлежавшись,  предпринял  слабую  попытку  подняться.  Это
удалось сделать в два этапа. Сначала он, оттолкнувшись лбом от  пола,  встал
на колени, затем выпрямился полностью. Веревка, стягивающая  ноги,  осталась
висеть  на  балке,  и  таким  образом  Шурик  мог  совершать  поступательные
движения. В отличие от Маши, наглухо прикованной скотчем к стулу.
   - Я сейчас. Маша... Потерпи.
   Шурик, кривясь от боли, продолжавшей  терзать  руку,  добрался  до  Маши,
опять встал на колени и впился зубами в  скотч,  державший  ее  руки.  Лента
оказалась прочной, будто ее специально делали для подобных случаев,  к  тому
же явно не хватало диверсионных  навыков.  Шурик  неожиданно  вспомнил,  как
писал заметку  про  американских  "Морских  котиков"  -  бойцов  специальных
подразделений разведки. Статью заказал медицинский журнал "Лекарь"  в  целях
рекламы зубной пасты "Аквафреш". (НЕ РЕКЛАМА!) Оказывается, "Морские котики"
чистили зубы исключительно этой пастой и поэтому  могли  перегрызть  якорную
цепь, чтобы угнать вражеский крейсер.
   Шурик предпочитал отечественный "Жемчуг" (НЕ РЕКЛАМА!), поэтому возня  со
скотчем заняла еще добрых  десять  минут,  не  считая  время  на  передышки.
Наконец обрывки скотча упали на пол, Шурик  облегченно  вздохнул  и  сел  на
трубу. Маша растерла затекшие кисти, отлепила скотч ото рта.
   Да, показал любимой девушке самое красивое место в городе... Красивее  не
сыщешь. Аттракцион "Пещера ужаса". Точнее, "Чердачок чудес". Спасибо, что не
на минное поле привел. А имидж? Честного журналиста? Мало того что  пасквили
заказные  пишет,  так  еще  и  заказчика  сдает.   Правда,   несуществующего
заказчика, но толку-то... Короче, как комментировать  случившееся,  Шурик  и
отдаленно не представлял. На Машином месте он, наверное, поднялся, сказал:
   "До свидания",  а  еще  лучше  "Прощайте"  -  и  покинул  бы  аттракцион.
Навсегда. А дворнику выкатил бы пузырь.
   Маша не сказала: "До свидания", она освободила ноги, подошла к  Шурику  и
тихо произнесла:
   - Повернись.
   Со скотчем она справилась быстро, аккуратно  размотав  его,  вместо  того
чтобы разорвать. Шурик помимо боли в руке испытывал ужасное головокружение и
жажду.
   -  Снимай  куртку,  погоди,  я  помогу.  Рука  опухла,  словно  от  укуса
гигантской осы. Шурик боялся посмотреть на предплечье.
   - Так больно? - Маша дотронулась до опухоли.
   - Блин-н-н...
   - У тебя, кажется, перелом. Закрытый. Как у Никулина. В больницу надо.
   - Я счастлив, что не открытый. Будто заново родился. Сволочи...
   - Это настоящие бандиты, да?
   - Да уж не фальшивые. Даже с водяными знаками. Маш, я тебе  все  объясню,
хорошо? Прости, это глупость какая-то...
   - Потом. Сейчас в больницу надо.
   - С гипсом ходить придется?
   - Да. Главное, чтоб осколков не было. Потерпи чуть-чуть, я  шину  наложу.
Веревку надо снять, погоди.
   Маша распутала веревку, на которой полчаса назад болталось  бренное  тело
журналиста, нашла обломок доски и принялась за работу. Шурику казалось,  что
от ее прикосновений боль растворяется и улетает в темноту. Машенька...
   - Все... Пойдем отсюда. Я помогу.
   ГЛАВА 7
   Генка пригубил своего любимого портвешка и, не выпуская из руки, поставил
стакан на табурет.
   - Я, пока в общагу  не  пристроился,  на  вокзале  кантовался.  В  пустом
вагоне. Днем подрабатывал помаленьку. На вокзале всегда халтуру найти можно.
Вещички поднести, вагон  почтовый  разгрузить,  перрон  подмести.  Начальник
вокзала меня  знал,  с  деньжатами  не  обижал.  Вот,  значит...  А  сортира
нормального на вокзале не было. И сейчас, наверно,  нет.  Обычная  будка  на
четыре дырки. А народу, прикинь, сколько? Как  поезд  придет,  так  очередь.
Через  неделю  яма  полна-полнешенька...  Мне  Андреич,  ну,  начальник,   и
предложил  дерьмо  убирать.  За  полташечку.  Я   человек   не   брезгливый,
согласился. Кому-то ведь и этим заниматься надо. Полташечки мне как  раз  на
неделю хватало. Нашел я робу старую, сапоги, лопату совковую и  приступил  к
почетным обязанностям. А чтобы народ не смущать, на двери  сортира  табличку
вешал: "ПЕРЕУЧЕТ". В ларьке  попросил.  Другой  не  нашел.  Ну,  переучет  и
переучет, кому какое дело, что там переучитывают... В  общем,  в  положенный
срок, когда дерьма поднакопилось, повесил я табличку и  в  забой  спустился.
Мужицкую половину очистил, за женскую принялся. И тут какая-то за-сранка, то
ли слепая, что табличку не видела, то ли терпеть не  могла,  в  заведение  и
проникла. Уселась прямо над моей  непокрытой  головой,  да  как...  Господи,
прости мою душу грешную, не удержался я от такой наглости! Кому приятно? Как
гаркну вежливым тоном! "Что ж ты, корова, вытворяешь-то?! Пьяная, что  ли?!"
Дамочка взвизгнула от испугу да в очко задом и провалилась.  Мало  того  что
провалилась, так еще и застряла, бестия! И самостоятельно выбраться никак не
может по причине  широкой  кормы.  А  самое  ужасное,  что  щеколду  изнутри
заперла. Как прикажешь ее доставать?! Она визжит, что  твой  поросенок,  про
поезд что-то, да про мужа. Я  из  ямы  выбрался,  к  дверям  подхожу,  двери
крепкие. Пришлось с петель снимать, а после прохожих просить,  чтоб  помогли
они гражданочке. Да хрен там. Никто не подписывается. Хорошо, Нинка, бомжиха
вокзальная,  за  треху  согласилась...  Для  меня   эта   история   паскудно
закончилась. Гражданочка на поезд опоздала, муженек один  на  курорт  уехал.
Она  жалобу  накатала  начальнику,  судом  пригрозила.  Андреич   ей   ущерб
компенсировал, чтоб сор из избы не выносить, а меня прогнал с вокзала...  Но
я и не унижался, а с поднятой головой ушел.  Как  говорили  мудрые,  человек
достойный, упав, встает и идет дальше, а  ничтожный  разбивается  и  плачет,
сидя на заднице...
   Закончив цитатой, сочетавшейся с рассказом, как навоз с  жемчугом,  Генка
залпом допил портвешок и хлопнул стаканом по табурету.
   - Выкрутимся, Шура. Главное, духом не падай.
   "Говорить легко", - подумал Шурик, поправляя тесемочку, на которой висела
загипсованная рука. Положение-то было похуже,  чем  у  опоздавшей  на  поезд
гражданки.
   Машин диагноз подтвердился, рука оказалась сломана. Вероятно, Ирокез знал
тонкости ремесла. Адрес Шурика господа бандиты наверняка имели, как и  адрес
родителей. Навели справочки, разведчики. Заглянуть могут в любой момент, как
только поймут, что никакого Бетона на белом свете не  существует.  Думать  о
последствиях этого визита так  же  больно,  как  самостоятельно  рвать  зубы
плоскогубцами. Самое печальное, что Шурик абсолютно не видел выхода.  Удрать
невозможно, откупиться тем более (Двадцать тонн! Совсем спятили!), в  органы
не заявишь... В больнице у  Шурика  спросили,  где  он  получил  травму.  "С
экскаватора упал, - ответил бедняга,  -  изображал  курс  рубля".  В  общем,
положение, названное в классике задницей. Ложись на тахту и жди.
   ...Коваль - гад,  рожа  батискафная.  Предупреждал  ведь  Макс  Кутузкин,
предупреждал,  что  подставить  может.  Были  уже  случаи.  Вон,  с  Серегой
Старухиным хотя бы. Написал Серега какую-то заметку про депутата-ворюгу.  На
следующий день в редакцию помощники депутатские заявились  и  в  присутствии
коллектива Старухину зубы пересчитали. Пригрозили, не будет  опровержения  -
похороним. Коваль громогласно заявил, что этого беспредела так  не  оставит,
что в ближайшем номере расскажет народу о возмутительном происшествии...  Но
ничего не рассказал, наоборот, поместил то самое опровержение. Мол, по  вине
журналиста допущена ошибка, журналист наказан  в  дисциплинарном  порядке...
Старухин после этого перешел в "Бенгальские огни".
   "Хотя  чего  теперь  на  Коваля  валить?  -  Шурик  поморщился,  пригубив
портвешка. - Самому надо было думать".
   ...А еще Маша... Шурик все рассказал  ей,  прямо  там,  в  больнице.  Она
выслушала и уехала домой, оставив влюбленного с гипсом. И правильно сделала.
Если первое свидание, как в песне, прошло  "на  высоте",  то  что  же  будет
дальше? В общагу Шурик вернулся за полночь, в больнице оставаться  не  стал.
Встретил  на  ступеньках  Генку,  страдавшего  бессонницей.  "Что  с  рукой?
Бриллианты?" - "Да, приблизительно. До сих  пор  в  глазах  блестят".  Генка
предложил портвешка. Уселись у него в каморке, в комнату  Шурик  подниматься
не стал, вдруг его там уже ждут? Хотя не должны. Дня  два-три  будут  искать
Гену Бетона...
   Генка разлил по стаканам остатки портвейна. Портвейн, наверно, гнали  там
же, где и "Дубинушку", по рецепту "Инвайт плюс спирт", но Шурику сейчас было
все равно. Не став дожидаться очередного  рассказа  из  Генкиной  жизни,  он
опрокинул стакан, занюхал гипсом и поднялся. Надо идти к себе  и  попытаться
заснуть, башка как чушка чугунная. Уйти в сон и не возвращаться...
   Спал Шурик до девяти утра, проснулся резко, словно вынырнул из глубины на
поверхность. Минут десять лежал без  движения  и  смотрел  в  потолок.  Гипс
придавал ему сходство с  недоделанной  мумией.  Головная  боль  улетучилась,
можно было приступать к разбору  полетов.  Условия  игры  Шурик  представлял
отчетливо,  оставалось  предложить  вариант  прохождения.  Такой,  чтобы  не
зависнуть на каком-нибудь уровне. Посоветоваться было решительно не  с  кем,
разве что воспользоваться рецептом из последнего боевика новоблудской звезды
детектива Альберта Рыхлого "Судьба Бригадира". Книгу журналисту месяц  назад
подарил сам автор на презентации. Роман, в  силу  высокого  слога,  оказался
сложным для восприятия, и чтение забуксовало на  тридцатой  странице.  Герой
произведения, бывший землекоп-могильщик по прозвищу Бригадир,  еще  довольно
крепкий старикашка, мстил мафии и связанным  с  ней  властям  за  поруганную
честь любимой внучки. Где и как надругались над внучкой, Шурик уже подзабыл,
но точно помнил, что Бригадир использовал в качестве орудия возмездия  остро
отточенную  лопату,  которой  в   силу   бывшей   специальности   владел   в
совершенстве. Бестселлер пользовался у  населения  бешеным  успехом.  Рыхлый
задрал нос и требовал, чтобы его  имя  произносили  с  ударением  на  первую
букву, по типу Альберта Гора.
   Увы, Шурик не владел лопатой в совершенстве, но даже если бы и владел, от
метода Бригадира отказался. Не ходить же с лопатой по улице все время.  Этой
же лопатой тебя и закопают...
   Менты? Нарушение правил. Чем это грозит, объяснять не надо. Противник  не
условный, рука сломана  не  условно,  а  по-настоящему,  и  все  последующие
действия будут соответствующими. Впрочем?.. Это если обратиться  официально,
с заявой... Но ведь можно просто посоветоваться, тем более есть с кем.
   Шурик соскочил с тахты,  отрыл  в  кипе  сваленной  на  столе  макулатуры
блокнот, пролистнул до нужной страницы. Вот, есть... Мой друг  Иван  Лакшин.
Оперуполномоченный уголовного розыска, целый капитан. Он должен  подсказать,
у них в ментуре таких историй по пять  штук  в  день.  Шурик  набрал  номер,
придерживая телефонный аппарат загипсованной рукой. Повезло, Лакшин оказался
на службе и хоть временем, по обыкновению, не располагал, но Шурика  принять
согласился.
   С Ваней  Лакшиным  журналист  познакомился  еще  во  времена  процветания
железобетонного завода. Из арматурного цеха  кто-то  уволок  козловый  кран.
Шурик присутствовал на осмотре места происшествия  в  качестве  понятого.  А
осмотр как раз и проводил Лакшин. Мало того, Ваня родился в соседнем с Малой
Шушерой поселке, то есть с Шуриком они были почти земляками. Кран так  и  не
нашелся, но журналист про сыщика Лакшина не забыл и  впоследствии  несколько
раз наведывался к нему, чтоб поклянчить информацию для криминальных сюжетов.
Приходил он, как правило, не с пустыми руками,  поэтому  информацию  получал
без отказа. Правда, последний раз он видел Ваню почти год назад и  опасался,
вспомнит ли про него опер. Опер вспомнил.
   Через час, заняв  по  пути  у  Тамары  очередную  партию  наличности  (на
лекарства, святое дело!), Шурик примчался в Северное  управление  внутренних
дел. В кабинете Лакшина сидел незнакомый сотрудник, который  подсказал,  что
Ваню повысили в должности и  перевели  на  второй  этаж.  Поднявшись,  Шурик
уперся в дверь с табличкой "Церковная комната", справа от которой  находился
кабинет Вани. Шурик постучался.
   - Войдите.
   За прошедший год Иван Лакшин заметно прибавил  в  живом  весе.  Вместе  с
неброской золотой цепаркой, оттягивающей  вниз  подушкообразную  голову,  он
весил  килограмм  девяносто  против  семидесяти   пяти   прошлогодних.   Как
выяснилось  в  подготовительной   беседе,   нынче   он   занимал   должность
оперуполномоченного по борьбе с организованной преступностью  и  получал  за
это на десять  рублей  больше.  Шурик  обрадовался:  подвесившие  (лучше  не
вспоминать!)  его  вчера  господа  относились  именно   к   этой   категории
преступников. То есть организованные преступники. Но Ваня, выслушав  рассказ
журналиста, скептически покачал головой:
   - Крендель, значит? Да, попал ты, братан, врагу не  пожелаешь.  Не  знаю,
что и посоветовать... Ты хоть представляешь, кто это?
   - Примерно.
   - Это человек, который держит полгорода. Самый крутой пахан  Новоблудска.
Мы его пятый год  разрабатываем-разрабатываем,  не  можем  разработать.  Все
схвачено. По весне зацепили вроде, так  за  месяц  три  свидетеля  накрылись
вместе с потерпевшим.
   - Как это накрылись?
   - Первый в Блуде  утонул,  переплыть  решил.  Второй  по  пьяни  с  моста
свалился, третий, кажется, под электричку  угодил.  Разрезало  пополам,  как
бревно на лесосеке... А терпилу до сих пор ищем. И вряд ли найдем.
   - Так что, вообще ничего нельзя сделать?
   - Понимаешь ли, Саша... Написать заяву ты, конечно,  можешь,  возьмем  мы
этих двух громил, может, даже арестуем... Но Крендель-то  гулять  останется.
Всасываешь проблему? Сумеешь ты до суда дотянуть, а на суде от показаний  не
отказаться?
   - Сумею, наверно... Они ж мне руку сломали.
   - Вот то-то и оно. Все так говорят поначалу. А потом начинаются  кружева.
У  всех  родственники,  личное  имущество,  собственная  жизнь,  обратно.  А
кирпичи, которые сверху на голову падают, не