е более-менее здравого смысла.

- Присаживайтесь. - Я кладу перед собой остатки материала и сурово,
по-чекистски смотрю на Блюминга.

- Все бы ничего, Аркадий Андреевич, и на первый взгляд никаких претензий к
вам возникнуть вроде бы не может, но...

Жалко, вы не слышите. Коварное словечко "но" произнесено мною с ярко
выраженным акцентом, заработанным при просмотре полицейских сериалов. С
чувством, наполненным святой правотой своего дела и полным торжеством над
противником. И само собой, в самый неожиданный для противника момент.

Блюминг убирает руку от лба и, кажется, хочет открыть ротик. Однако слова
ему не давали.

- Вот тут объяснения некого господина Касторкина, который утверждает, что
вы специально, в пьяном виде и из хулиганских побуждений ударили кулаком по
стеклу. То есть совершили преступление.

Вы уже, наверное, поняли, что господин Касторкин и чудовище из озера
Лох-Несс примерно равны по вероятности своего существования.

То, что вы не слышите мой голос, это еще полбеды. Вторая половина беды в
том, что вы не видите моего собеседника. А передавать состояние его лица
так же несерьезно, как объяснять на словах содержание картины Шишкина
"Русский лес".

Отмечу вскользь, что без изменений остался только "фонарь" на его лбу, да и
то, кажется, он тоже приобрел форму знака вопроса.

- Ка-какой Касторкин?!

- Иван Сергеевич, обычный, честный, порядочный гражданин, не оставшийся в
стороне, как некоторые другие, а давший правдивые показания в отношении вас
и стекла. Вот так. И куда прикажете мне деваться? Выкинуть его объяснение в
корзину?

(В принципе, конечно, можно, половина материала уже в ней, но чтобы
выкинуть, его надо сначала написать.)

- Вы что, серьезно, молодой человек? Какое преступление? Абсурд полный...
Где этот ваш Касторкин? Он, наверное, сам кривой в дупель был, раз такое
говорит.

- Он абсолютно незаинтересованный свидетель, к тому же непьющий. Имел при
себе справку. Так что ваше дело не так уж и благополучно, Аркадий
Андреевич. Итак?

Блюминг пытается жестами изобразить состояние своей души, но азбукой для
немых он владеет слабовато, поэтому получается неубедительно. У бандитов и
то понятнее.

Поскольку я еще неопытен, меня также начинает подводить словарный запас, и
я перехожу к другой теме.

- Чем занимается ваше предприятие?

- Пых-мых-дых-оп...

- Не понял. По-русски будьте любезны, не надо здесь жаргоном сыпать.

- Я, кажется, догадываюсь... Сколько?

- Чего сколько?

- Ну-у-у...

Пальчик трется о пальчик.

"Дать бы вам в рожу за такие жесты, гражданин Блюминг", - говорит мой
внутренний голос. Но вслух я предупредительно-спокоен:

- Перестаньте, Аркадий Андреевич, оставьте себе на адвоката. Мы не
продаемся!!!

Реплика произносится величественно, хотя я и сижу. Очень неудобный стол.

- Так чем занимается ваше предприятие?

- Господи, Боже мой... Мы закупаем сырье за рубежом для производства самых
необходимых стране лекарств и поставляем его на фармацевтические заводы. Мы
за здоровое будущее нашей великой страны!

Блюминг тоже не встает.

- Вы что, кандидат в депутаты?

- Нет.

- Тогда не агитируйте. С кем вы живете?

- А это-то тут при чем?

Во дурик, как же я буду на тебя копать, не зная исходных моментов?

- В деле должно учитываться все вплоть до вашей сексуальной ориентации.
Установка Генеральной прокуратуры. Так что извольте.

Блюминг окончательно подавлен. Еще бы. Тактику проведения допроса я сдал на
пятерку. Могу диплом показать.

Аркадий Андреевич склоняет голову и начинает бормотание:

- Я живу с женой и дочкой.

- Машину имеем?

- Да, "Вольво".

- Номер помним?

- Конечно.

- Давайте.

Блюминг дает.

В последующие пять минут он отдает все, начиная со сведений о зарплате жены
и заканчивая родословной своего ротвейлера. Насколько искренне - покажет
время.

Когда я получаю некоторую базу для рытья, то удовлетворенно киваю.

- Хорошо, время дорого, а в стране разгул. Будем заканчивать. Ваше
последнее слово.

- Где ваш начальник?

- По коридору вторая дверь.

"Беги, беги, жалуйся. Михалыч тебе быстренько разъяснит права и
обязанности".

- Значит, вы настаиваете, что упали нечаянно?

- Знаете что, молодой человек?..

- Не знаю и знать не хочу. Нет так нет. Смотрите, вас за язык никто не
тянул.

Я указываю на дверь. Блюминг растворяется не простившись.

Отличненько! Что там дальше Михалыч говорил-то? Ага, протокол надо бы
переписать. Это без проблем. Две остановки до универмага. Заодно, кстати,
посмотрим, чем торгуют на моей территории.

Заяву с директора универмага я взял достаточно быстро и профессионально. "В
городе беспредел, поймите нас правильно, обязаны реагировать". - "Конечно,
конечно, понимаю..." Хотя поначалу у директора был такой вид, будто я снял
перед ним штаны. Справка о стоимости стекла ложится рядом с заявой.
Стеклышко дорогое - двести тонн плюс установка.

Сейчас я стою перед сверкающим никелированными рейками и стеклом отделом
импортной галантереи. К отделу приставлена не менее яркая продавщица по
имени Леночка, которая является почетным свидетелем падения гражданина
Блюминга.

Стекло уже заменили на новое, лужу присыпали песочком, хотя местами
коварный лед поддает признаки существования.

Импортная галантерея явно разнится ассортиментом, ценами и качеством
товаров с остальными отделами. Именно этим я объясняю, что такой
состоятельный человек, как Блюминг, покупал галстук именно здесь, а не в
специализированном элитном магазине одежды.

- Леночка, неужели от него не пахло алкоголем? Экспертиза показала, что у
него в крови была смертельная доза спиртного. В хламину, короче.

- От него пахло туалетной водой "Пако рабанне". У нас есть такая. Не
хотите, кстати? Настоящая Франция.

- Спасибо, я на службе, да и вообще не пью. И вы уверены, что он сам упал?

- Конечно, там уже человек пять падали. Песком присыпали после этого
товарища.

Я барабаню авторучкой по стеклянному прилавку и пытаюсь сформулировать
следующий наводящий вопрос. Процессу явно мешает мини-юбка продавщицы.
Отвлекает. А нас учили - нельзя отвлекаться, надо думать о главном. О
службе. А не о бабах. Пока не очень получается. Практики маловато.

- Скажите, Елена, он не пытался скрыться? Или, может, ругался по-флотски?

Елена охотно отвечает на все вопросы - до моего появления она явно скучала
в своем элитном отделе, не зная, как прибить время.

- Кажется, он сказал "Фу, черт". И никуда не убегал. Ни он, ни его дама.

- Я не ослышался? С ним была дама?

- Конечно. Они вместе выбирали галстук. У нее никакого вкуса. Выбрали самый
пошлый.

- Вы уверены, что это его дама, а не случайная? Знаете, любят попросить
помочь, если сами не могут выбрать покупку.

- Нет, нет, она называла его по имени. Кажется, Аркадий. Точнее, Аркаша.

Я довольно хмыкнул. Ага, Аркаша Андреевич, шалим с девочками? А мне сказал,
что был один. Каков! Не иначе полюбовница.

- Так, Леночка, а он барышню как величал?

- Сейчас... Извините, не запомнила. Обычное имя, без выкрутасов.

- Жаль. Ну и куда эта дама подевалась?

- Ой, я не обратила внимания... Пока протокол писали, она здесь была. Да,
ее ж в эти, как их, свидетели, что ли, записали.

- Понятые, - подсказал я, вспоминая попутно, что протокол осмотра твердой
рукой Михалыча был отправлен в мусорное ведро. - Понял, Леночка. Как
девочка выглядела?

- Симпатичная, лет двадцать пять. Высокая. В коричневом пальто с меховой
отделкой. Дорогое пальто. Баксов пятьсот минимум, отделка в классическом
стиле, отвороты чуть сношены...

Далее Леночка описала все детали и приметы увиденного пальто вплоть до
цвета пуговиц и подкладки. Одно слово - женский глаз.

- Понятно, - прервал я продавщицу, восторгавшуюся верхней одеждой спутницы
Блюминга. - А лицо, волосы?

- Ой... Извините.

- Да ладно, - не очень огорчаюсь я, рассчитывая, что участкового, писавшего
протокол, больше заинтересовало не пальто, а личико.

Затем я быстро объясняю, что надо изобразить новый протокол ввиду нечаянной
утраты прежнего, на что Леночка понимающе кивает.

Лужу в протоколе я, само собой, пропускаю, а в пролетарскую суть вникаю.
Никакой лужи, сплошной песок... Протокол подписывается новыми понятыми,
которые даже не прочитали его. Но даже если б они и захотели прочитать, то
не смогли бы. У меня ленинский почерк.

Через двадцать минут я в отделе, где, не снимая куртки, влетаю в кабинет
шефа.

- Извините, Сергей Михайлович, можно вашу корзину для мусора? Надо в
протокольчике кое-что уточнить.

Михалыч ничуть не удивляется, кивает и заглядывает в корзину.

- Ох, черт. Юра, с полчаса как уборщица вынесла.

- А куда она выбрасывает мусор?

- В соседнем дворе контейнер. Кажется, туда.

Я говорю "спасибо" и иду в соседний двор. Контейнер переполнен. Мало того,
он довольно велик. Но ничего не поделать. "Мудрецы прыгают на крылах ради
любви к истине и разбиваются насмерть..."

Я подбираю валяющуюся палку и начинаю ковыряться в контейнере, выглядывая
знакомые очертания типового бланка. Первые три минуты проходят зазря. Я не
отчаиваюсь. "Мудрецы прыгают на крылах..."

- Постыдился бы бутылки собирать, - слышу я за спиной сварливый дамский
голос. - Такой лось молодой, пахать можно, и одет ведь прилично. Господи,
куда мы катимся?

"За лося ответишь!" - кричит мой внутренний голос, но, обернувшись, я
понимаю, что обозвали меня так ввиду занятия чужого места. Я отбираю
дамский кусок хлеба, вернее глоток виски. Конкурент.

- Да погоди ты, мать, я кольцо золотое обронил...

Поиск продолжается. Джеймс Бонд в джунглях Гондураса. Романтика!

На седьмой минуте первого тайма я победно вскидываю вверх руки. Есть! Вот
он, долгожданный протокол! Какое облегчение!

Я на ходу разглаживаю листок и держу курс на отдел.

Подругу Блюминга звать Ирой. Действительно, имя без выкрутасов. Ирина
Алексеевна Рябинина. А фамилия жены Блюминга - Блюминг. Дедукция. Значит,
Ирина не жена. Один-ноль в мою. Уже есть что положить на стол.

Черт, а я случайно не вслух все это говорю? Фу, кажется, нет... Если бы кто
посторонний понял, о чем речь, он убежал бы в дебри Гондураса. Посторонний,
не работающий в министерстве. Работающий пожал бы мне руку.

Один преподаватель из полицейской академии постоянно повторял нам
замечательную фразу: "Если на крючок нацепить бумажку с надписью "червяк",
то и вытащишь из пруда бумажку с надписью "карась"". Это к тому, что в
любой работе важен профессиональный подход. Не должно быть мелочей и
необдуманных ходов.

Вспоминаю я эту фразу, готовясь к первой встрече со своим "человеком".
Решив не откладывать знакомство в долгий ящик, я провожу его сегодня.
Набираю номер и после снятия трубки на том конце провода, хорошо
поставленным голосом произношу:

- Александр Александрович? Здравствуйте, вам привет от Юрия Маркова.
Слыхали о таком? Отлично! Есть необходимость встретиться и поговорить.
Сегодня в семь вечера я буду ждать вас у входа в кинотеатр "Подвиг". Там
идет фильм "Судьба барабанщика", сходим посмотрим. Почему у кинотеатра? Для
конспирации. Значит, на мне курточка будет черная, кепчонка, шарфик
пестрый. Вот еще журнал "Огонек" возьму для ориентира. Договорились. Жду.

Я кладу трубку и иду по кабинетам узнать, кто что слышал про Сан Саныча.

Васька в своем кабинете смотрит изъятый видик и гогочет. У Васьки всего
одна кассета на которой записана "Полицейская академия". Каждый день он ее
смотрит и каждый раз ржет как жеребец. Он ничего мне не рассказывает,
отсылая к Вальке Щеглову, оперу из соседнего кабинета. "Извини, Юрок, я
занят немного..."

Валька Щеглов имеет кликуху "Коммерческий директор" или просто "Директор".
Он спец по экономическим вопросам, потому что до прихода в милицию
подъедался фарцовкой. Имея обширные связи среди коммерсантов, он оснастил
отдел по последнему слову техники. Факсы, компьютер, "Мотороллы"... Сейчас
Валька пробивает тренажерный зал. Что он при своих способностях и связях
забыл в уголовном розыске, никто не знает. Самое интересное, что, как и
другие оперы, материальным достатком он не блещет, то есть живет на одну
зарплату.

Васька мне рассказал как-то, что после одной истории Валентин любит шутливо
заявлять: "Щеглова можно купить, но запугать - кишка тонка". История же
заключалась в следующем. Один бандитский бригадир, после того как Валька
отправил на нары его подчиненного, решил наехать на Щеглова. Сначала, как
водится, разговорами, потом угрозами. Васька взял и отправил авторитета на
пятнадцать суток - для проформы. Авторитет затаил на Щеглова злобу и решил
отыграться его же методами. Взял и настучал милицейскому начальству, что
опер вымогает у него взятку за освобождение того арестованного товарища. За
идею ухватились - слухи о экономических способностях Щеглова витали по
всему РУВД.

Создали бригаду по изобличению Вальки: съехались человек десять из разных
спецслужб, взяли в кассе пять "лимонов", поменяли их на баксы, пометили,
сунули в конверт и вручили авторитету.

В условное время тот с включенным диктофоном в кармане заявился в кабинет к
оперу, поговорил на отвлеченные темы и отвалил, незаметно оставив конверт
на столе.

Валька, однако, отличался не только экономическим, но и математическим
складом ума, а поэтому сразу просчитал ситуацию - услышав приближающиеся к
двери тяжелые шаги и увидев незнакомый конверт. Поняв, что его "обложили
флажками", он не растерялся, вынул изо рта жвачку и приклеил ею конверт под
железный козырек окна. Разумеется, снаружи.

Кабинет находился на втором этаже, а под окном стояли заранее приглашенные
понятые - на случай вылета конвертика на улицу. Конвертик, однако, не
вылетел. Валька закончил процесс вовремя. Через секунду в кабинет ввалилась
группа захвата, потребовала ключи от сейфа и принялась изобличать Щеглова.

После часа поисков, когда был осмотрен каждый квадратный сантиметр
кабинета, прощупаны стулья и обои, изобличение зашло в тупик. Словесная
обработка успеха также не возымела. Валька все отрицал. Группа захвата
уехала ни с чем.

Дня через три Щеглова по-тихому вызвал начальник райуправления и попросил
Вальку вернуть казенные деньги.

- Ты ж пойми, Валентин, из кассы ведь взяли, как рассчитываться? Не
выделывайся, верни, ты ж честный мужик, это не наша инициатива была тебя
спалить.

"Спасибо за доверие, только денежек никаких я не брал. Может, их авторитет
умыкнул? С него и трясите".

Вернуть деньги Валька при всем желании не мог. Их уже пропили всем отделом,
а на остаток опохмелились.

- Ну, хорошо, Щеглов. Только учти, при первой возможности тебя подловим, и
получишь на всю катушку!

После этого Валька и произнес упомянутую цитату прямо в кабинете шефа.

До сегодняшнего дня подловить Щеглова так и не смогли. По простой причине.
Он не брал.

Из всех оперов лично мне больше всего нравился Щеглов. В нем чувствовалась
природная интеллигентность, сочетающаяся с трезвой логикой и
независимостью. К тому же он был остроумен, что автоматически притягивало
собеседника.

Застав Валентина на месте, я узнал про Сан Саныча следующее. Во время путча
девяносто первого года, пользуясь общей политической неразберихой,
Преображенский свинтил с чужого "Запорожца" два колеса, но был пойман
бдительным Марковым, который к политике относился с непозволительной
прохладцей. Юрка не стал закрывать Сан Саныча в тюрьму, а посадил его на
жердочку, с которой тот периодически чирикал об оперативной обстановке на
территории.

Щеглов предупредил, чтобы я был поосторожнее с Преображенским, и украдкой
улыбнулся.

В девятнадцать ноль-ноль я стоял перед входом в кинотеатр "Подвиг",
надвинув на глаза кепку, подняв воротник и сжимая под мышкой "Огонек".

- Это ты мне, что ль, звонил? - раздался за спиной скрипящий голос.

- Если ты Сан Саныч.

- Я-то Сан Саныч, а вот ты что за ком с бугра?

Сан Санычу было лет сорок, он имел добрые глаза и лицо ярко выраженного
алкаша. Под его драповым потертым пальто в районе сердца угадывались
очертания бутылки.

Я кивнул ему и, не вынимая "Огонька", двинулся в сторону парка.

Оглянувшись по сторонам, Преображенский зашагал следом. Ну что ж, вот оно,
начало настоящей оперативной работы, которой я ждал целых три года и десять
дней! Свершилось! И хотя, Юрик, ты еще не Джеймс Бонд, но уже почти
Шарапов. Действуйте!


Я открываю левый глаз. Туман. Правый. Снова туман. Скажите, в каком глазу у
меня туман? А вот и не угадали! У меня туман в обоих.

Пробую пошевелить руками. Ой, кажется, их нет. А запах! Свежесть зимнего
утра! Запах где-то рядом, надо поднять голову и определить источник. Ой,
мама! В затылок ударяет резкая боль, следующей атаке подвергается лобовая
кость. Голову лучше не поднимать, а оставить как есть. Туман. Голоса.
Где-то далеко-далеко, как во сне. Тени. Кажется, я умираю.

- Михалыч, ты б хоть парня предупредил.

- Да забыл как-то. Конец года, не до того.

- Не до того, не до того. Жалко ведь Юрку, совсем зеленый пацан еще.
Неиспорченный.

Из тумана приближается рука моего наставника Витьки Черненко и заботливо
прикладывается ко лбу.

- Рассольчика бы ему. Знал бы - оставил. Ну, Сан Саныч, попадись мне
только. Давай, Юрок, давай. Вставай. К вечеру пройдет, это с непривычки.

Чьи-то руки бережно пытаются поднять меня за плечи.

Перспектива начинает вращаться и после третьего оборота занимает устойчивую
позицию. Я узнаю очертания своего кабинета. Запах не исчезает. Он противен
и вызывает соответствующие позывы. Несет снизу. Я наклоняю голову и прямо
на свитере и брюках обнаруживаю остатки рвотных масс. Надеюсь, своих.

- Это ерунда, Юрик. Хорошая проверка для "Тикса". Отстирается и с половины
дозы.

Опять хочется упасть. Руки наставника не дают. Поддерживают в трудный час.

Я ничего не помню. Парк, скамейка, бутылка. Кажется, "Русская". Зачем я
пил? И с кем я пил? Не помню. Ничего не помню.

- Нормально, Юрик, нормально. У Маркова весь спецаппарат такой, привыкнешь.

Ага, точно ведь. Спецаппарат, Встреча, конспирация. "Судьба барабана".
Точно! Сан Саныч.

Он предложил за знакомство. Я не отказался, потому что нас учили - надо
искать точки общения. Если "человек" собирает марки, ты тоже собирай, если
играет в шашки, ты тоже играй. Ищи точки. Кажется, точку Сан Саныча я
нашел. Теперь бы из нее выйти.

Я пытаюсь задать Витьке какой-то вопрос, но язык вяло сопротивляется, и я
замолкаю.

- Ладно, - уплывает голос в туман, - лежи, лежи... Я пока за минералочкой
сгоняю. Помогает...

Спать.


На часах полдень. Я сижу на нашем диване и смотрю в одну точку. Смотреть в
разные больно. Вторая бутылка минералки только что залита в бензобак. Не
помогает. Мне плохо.

- Скажи, Витя, за что уволили Маркова? Только честно, - язык понемногу
воспроизводит родную речь.

- Ну, тут большого секрета нет. Ждали приезда министра. В наш отдел, как в
наиболее оснащенный техникой. Ввели сухой закон. Всего-то на неделю. Юрка
на пятый день не выдержал. В аккурат к визиту сломался. Да еще во время
дежурства.

Министр со свитой прибыл, все осмотрел, решил заглянуть к операм. Мы-то все
свалили из отдела с глаз долой, а Юрка остался. Как дежуривший. Вышел в
коридор для доклада. Народу полно, сплошные лампасы. А один в плаще и
шляпе. Солидный такой. Юрка ему и доложился. По телеку все министры, кроме
военного, в штатском ходят. "Здравия желаю, товарищ генерал!
Оперуполномоченный уголовного розыска Марков!"

Здравствуйте, здравствуйте, товарищ оперуполномоченный. И до свидания,
товарищ водитель автобуса.

Вот, собственно, и все. Юрка посетителю паспортного стола доложился вместо
генерала. Министр левее стоял.

Я икаю. Во рту в чистом виде контейнер для мусора.

- Что вчера было?

- Да, в общем-то, ничего страшного. Тебя Сан Саныч где-то в два ночи на
себе принес. Он мужик не вредный. Только это дело любит. Водку в ларьке
брали?

- Не помню.

- Значит, в ларьке. Вообще лучше на поводу у Сан Саны