"стрелочку", био-не-био.
   Первым перевернули его, вторым - меня. Перевернули  вверх  ногами  легким
движением рук. И придерживая за щиколотки, стали вытряхивать все  содержимое
прямо на асфальт, даже газеты не постелили, гады.
   После  третьего  встряхивания  из  Шурки  наконец   вывалились   предметы
вымогательства, а из меня -  недокуренный  "Космос",  ключи  от  квартиры  и
какая-то мелочь.
   Стоящие рядом граждане возмущались не сильно. Ведь  не  стреляют  же.  Из
своего положения я вижу постового милиционера на стоянке. Но он  нас  упорно
не замечает.
   Шурик пытается протестовать, но как-то стеснительно: "Пацаны, пацаны,  ну
чего вы, в натуре? Давайте побазарим...".
   Наконец "пацаны" переворачивают  нас  и  ставят  на  ноги.  "Пацан",  что
повыше,  собирает  документы  и  идет  к  машине.  Там  происходит  минутное
совещание. Вероятно, документы не все. Поэтому длинный кивает второму, и тот
намеревается  наглым  образом  тащить  нас  к   джипу.   Ну,   так   мы   не
договаривались. Мы не Шараповы - Жеглов и Вася Пасюк не прикроют.  Извините,
ребята, вы там сами разбирайтесь, без нас.
   Я, как д'Артаньян, нагибаюсь на ходу, подхватываю с земли ключи, как он -
шпагу ("пара-пара-парадуемся...), и даю шпоры. "Космос" с  мелочью  остаются
на память о нашем первом опыте вымогательства.
   Зеркала заднего вида у меня нет, но я кожей чувствую, что двое  из  джипа
стартовали вслед за мной. Сам джип  пытается  вырулить  на  Лигов-ский,  но,
ха-ха, движение одностороннее, а поэтому ралли отменяется. Зато каков кросс!
Эх-ма! Бабуля, бабуля, с дороги!!!  Ух  ты,  кажется,  я  перепрыгнул  через
коляску. Вот что значит вдохновение!
   На мосту я стою еще минут  пять.  Хватаю  воздух  и  решаю,  каким  путем
безопаснее будет возвращаться домой. На мост  заползает  трамвай.  Остановка
через сто метров. Еще один маленький рывок.
   Номер я не разглядел, но это и не суть, лишь бы подальше и поглубже.
   В трамвае ко мне привязывается бабка, пытаясь выяснить, доедет ли она  до
дома. Я говорю, что не доедет, и она начинает приставать к другим.
   Возле метро я соскакиваю и, смешавшись с толпой, спешу на вход.  "Зайцем"
ездить нехорошо, но денег нет, и я еду, легко перепрыгнув через турникет.
   Через двадцать минут я в своем подъезде. Мать уже вернулась. Я  готовлюсь
к воспитательному  процессу.  Потихоньку  снимаю  кроссовки  и  на  цыпочках
прохожу мимо кухни в комнату.
   Мать сидит на диване и плачет.
   - Ма, ты чего? Из-за меня, что ли?
   Мать поднимает глаза и подносит к ним платок. Не, это не из-за меня.
   - Коля, у меня украли все деньги.
   - Как украли, где?
   - В столовой, из сумочки.
   - Может, потеряла, пойдем поищем. Где-нибудь в зале или в подсобках.
   - Нет, нет... Они были. А потом их не стало. Я  сама  виновата,  не  надо
было с собой брать.
   - А сколько, сколько там было?
   - Все. Я хотела по магазинам побегать. Вот, заведующая одолжила  двадцать
тысяч. Получка через пятнадцать дней.
   Мать встала и пошла на кухню.
   "Ну, с-с-суки!" - падая на диван, обращаюсь я неизвестно к кому.
   Полоса. На ум идет затертая фраза: "Нет в жизни счастья". Да. Ничего нет.
Ни счастья, ни денег, ни  душевного  равновесия.  Ни-че-го.  Одна  аэробика,
Ви-лы...

Припев

   Ля-ля-фа...

Куплет пятый

   Картина неизвестного художника конца двадцатого века "Утро на рынке".  На
фоне голубого весеннего неба несколько рядов деревянных лотков. Лотки богато
заполнены   товаром.   Кисть   художника   заметила   ярко-зеленые   огурцы,
ярко-красные помидоры, ярко-черные семечки и связки ярко-желтых  бананов  от
фирмы "Чигуита".
   Палитра чрезвычайно разнообразна.  В  левом  углу  полотна  -  закусочная
деревянного типа без названия. На пороге мужчина кавказской национальности с
палочкой шашлыка в руке. По правому краю картины прорисовывается ОМОНовец  в
камуфляжной  форме,  вероятно,  шарящий  по  рынку   в   поисках   торговцев
наркотиками и незаконно носимого оружия. Сидящий прямо на  грязном  асфальте
попрошайка тянет к народу язвенные руки, но народ предпочитает "Чигуиту".  В
центре картины находятся  главные  персонажи  произведения  -  двое  молодых
современников, стоящие лицом друг  к  другу  и  спорящие,  скорее  всего,  о
будущем их прекрасной страны. Сколько жизненной силы в  их  взглядах,  какой
порыв души, какой полет мысли!
   - Мудак, где ты взял эти вонючие документы?!
   - Я ж сказал, в "скворечнике", на полу!
   - Так я и поверил! Чтобы президент компании  жрал,  на  этой  помойке?  У
Вагифа не "Метрополь" и даже не  столовая  номер  пятнадцать.  Хорошо,  если
изжогой отделаешься. Ты этого президента за столиком видел?
   Почесывание затылка.
   - Вроде нет.
   - Вроде нет, вроде нет... Ты уверен, что он их посеял?
   Жизненная сила взгляда постепенно гаснет.
   - Погоди, там, кажись, Рейган сидел...
   - Хе...
   Мне все понятно. Дальше можно не обсуждать. Тема исчерпана. Рейган,  само
собой, не президент. Однофа... Не, это кликуха у него такая.  Почему,  я  не
знаю. Рейган спец по машинам. По ему не принадлежащим. Засекали: за тридцать
секунд он ухитрялся снять все архитектурные излишества -  зеркала,  антенны,
щетки, декоративные колпаки и так далее. Иногда  при  сидящем  в  автомобиле
хозяине. А если дать Рейгану времени побольше - еще секунд  тридцать,  -  он
запросто проникнет в салон и изымет неразумно оставленные магнитолы,  сумки,
дипломаты и прочие аксессуары.
   Если же машина брошена  без  присмотра  на  более  длительный  срок,  она
рискует остаться без упомянутого имущества плюс колес. Вопросы  сигнализации
Рейгана не смущают. Спец высокого разряда.  Один  раз  какой-то  милицейский
начальник, находясь в нашем районе, нечаянно  захлопнул  ключи  в  багажнике
служебного "Форда". Местные менты привезли  с  рынка  Рейгана  и  предложили
оказать помощь. Ломать  замок  очень  не  хотелось.  Рейган  работал  секунд
десять. Из них пять секунд вскрывал замок, а еще пять обыскивал салон. Успел
скрутить какую-то ручку с рации.
   Работает Рейган по всему городу, ворованное толкает в основном на  рынке.
Однажды он свинтил колесо с "Запорожца"  нашего  нового  участкового,  а  на
другой день ему же его и продал. Участковый еще не успел изучить  подучетный
контингент.
   Рейгану пятнадцать лет.
   Мы с Шуркой садимся на пластмассовые ящики  и  закуриваем.  Вероятно,  мы
легко вчера отделались. Если Рейган покуролесил в  тачке  этого  президента,
можно только посочувствовать дяденьке.
   Ветер гоняет по рынку обрывки  газет,  рваные  пакеты,  обертки  финского
мороженого, перекатывает банки из-под  пива  и  "Херши".  Из  одного  ларька
звучит доктор Албан, что напоминает мне про вечернюю пробежку перед  сном  и
автоматически про президента Франклина на зеленом фоне.
   Мимо пронесся Малек с пачкой  гороскопов-дурилок.  За  продажу  он  имеет
какие-то проценты.  Как  интересно,  оказывается,  можно  делать  деньги  из
ничего. Козерога ждут неприятности, а стрельца - легкое  увлечение.  Узнали?
Платите!
   Счастливое время,  когда  можно  делать  деньги  из  ничего.  Даже  закон
Ломоносова бессилен. Он здесь не срабатывает. Не рассчитал  что-то  Ми-хайло
Васильевич.
   Напротив  останавливается  навороченная  тачка,   вылезает   навороченный
мальчик, кидает в окошко ларька купюру, забирает пачку навороченных  сигарет
и, не взяв сдачи, возвращается за руль. Рядом навороченная девочка. Мальчику
лет двадцать. Резко стартуя, машинка отчаливает  от  тротуара.  Мне  обидно.
Почему он, а не я? Мне завидно. Да, мне завидно. Я не буду кричать  на  весь
рынок: "Да мне по фиг, какая там у него тачка!".  Потому  что  я  тоже  хочу
такую. Почему он там, а я здесь? Почему он не потерялся, а я потерялся?
   Зависть плохая вещь, но сейчас я завидую.  Всем.  Даже  Сопле  и  Мальку.
Конечно, есть те, кому похуже моего будет и кто посчитал  бы  мое  положение
райским. Но я - это я. И мои проблемы - это мои проблемы.
   Шурка бросает окурок и идет к лоткам. Он договорился поторговать бананами
за рынком. Вряд ли он приподнимется на этом. Сейчас банановый  сезон,  город
завален южным плодом, и накручивать цену не имеет смысла. Но  лучшего  Шурка
сегодня не нашел.
   Я никуда не иду. Я смотрю на ветер. Я жду. Неизвестно чего.  Может,  жду,
что ветер принесет мне волшебный конвертик от неизвестного  добродетеля  или
ко мне подойдет граф Монте-Кристо и скажет: "Проблемы, мистер  Том?  Никаких
проблем!". Никто не подходит, никто не дарит. Я выбит из колеи. Меня выбили.
Какой-то сотней баксов. Нет, не какой-то. Целой  сотней.  Она  какая-то  для
мальчика в машине. А для меня целая. И всего семь  дней.  Поэтому  я  выбит.
Поэтому я хочу лететь за ветром. Куда угодно. Лететь.

Куплет шестой

   Джерри возвращается  не  одна.  С  каким-то  фраерком-студентом.  Кожаная
курточка, сине-белый "Рибок", крокодиловый "дипломатик". Подарки мальчику  к
совершеннолетию. Наверно.
   Мальчик весело жестикулирует, прыгая вокруг Джерри, как  обезьяна  вокруг
пальмы. Не иначе получил пятерку на семинаре. Джерри смеется, закрывая ротик
ладошкой.
   Оба заходят в  подъезд.  Юлькины  предки  на  работе,  мальчик,  судя  по
улыбочке, об этом догадывается. Сейчас начнет проситься  в  гости,  порешать
математику. Знаем мы эти ученые темы. Икс плюс игрек в  квадрате.  А  теперь
поинтегрируем немножко.
   Мне обидно. Студентик сбивает мне  все  планы.  Джерри  моя  единственная
надежда. В денежном отношении. Но именно в эту секунду  обидно  все-таки  не
из-за этого. Джерри с кем-то. Не со мной. По-детски смешно, но,  кажется,  я
опять ревную.  Где-то  в  подсознании,  вслух  же  рассуждаю  примерно  так:
"Послушай,   Том,    перестань    забивать    башку    глупостями.    Всякие
Юльки-Катьки-Светки в жизни не главное. Это никуда  не  денется.  Они  будут
всегда. Пускай они за тобой носятся. А ты мужик. Ты мистер! Ты, ты...".
   Да, хорошо бы так. Но Джерри не бегает за мной. Джерри убегает  от  меня.
Она взрослеет быстрее меня. И не мистер я для нее, а пацан. Все  еще  пацан.
Обидно.
   Я смотрю сквозь мутное стекло окна на ее подъезд и  жду.  Я  хочу,  чтобы
сейчас она выбежала на улицу и устремилась ко мне. Чтобы бросилась  на  шею,
зарыдала и стала говорить, что я единственный, неповторимый, не  знаю  какой
там еще, а этот, с крокодиловым "дипломатом" и такой же наружностью,  просто
подлец, не дает шагу ступить, все норовит синтегриро-вать.
   Ну, я бы поцеловал Джерри в лобик, отстранил ее твердой мистерской  рукой
и пошел чистить крокодилову рожу товарища в "Рибоке".
   Не, Коля Томин, что-то не те мысли посещают тебя в  последнее  время.  То
Монте-Кристо с деньгами, то Джерри  со  слезами.  Так  не  пойдет.  Мечтать,
конечно, здорово, но мечтами дело не поправишь. Не мечтать надо, мистер Том,
а шевелиться. Крутиться, суетиться, творить,  выдумывать,  пробовать.  Через
"не хочу" и "не могу"... А стоя у окошка, можно заработать только бесплатный
душ с третьего этажа.
   Студент  выходит  с  недовольной  миной.  Кажется,  у   юноши   облом   с
интеграцией. Используем выгодный момент.
   Я  впрыгиваю  в  кроссовки,  хлопаю  дверью,   пересекаю   двор,   цепляя
расстроенного студента, и влетаю в подъезд Джерри.
   - Саша, это ты? - голос Юльки звучит ровно, без недовольства.
   Мне это не нравится. Я  ожидал  что-нибудь  типа:  "Ты  еще  не  убрался,
попугай кожаный?". Поэтому я чеканю железом:
   - Это-не-Саша. Это Николай Григорьевич Томин.
   Первое, что я хочу спросить, когда Джерри открывает  дверь:  что  это  за
пумпиндель в "Ри-боке". Но быстро вспоминаю свой последний визит  к  Юлии  и
необходимость осмотрительности в выборе тактики. Поэтому  опускаем  глаза  и
шепчем:
   - Можно?
   - Проходи.
   Джерри молодец. Воспитание, как у дворян французских королей. Не то что у
Шурки. С порога: "Тебе чего?".
   Следуя полученному разрешению, я прохожу. Джерри причесывается у  зеркала
в прихожей. Я воспринимаю это как знак внимания.
   - Что такой кислый?
   - Потому что кисло.
   Юлька пожимает плечами.
   - Представляешь, нам сегодня преподаватель стихи читал. Сказал,  что  так
лучше понимается сущность его предмета.
   - И что за предмет?
   - Теория государства и права.
   - Ну и как? Поняла сущность?
   - Возможно. Хотя стихи были о любви.
   - Я вот тоже потихоньку сущность государства узнаю. Правда,  без  стихов,
но объясняется вполне доходчиво.
   - Ты о чем?
   - Юля, мне очень нужны сто долларов...
   Последняя реплика произносится с максимальной жалостью  и  гнусавостью  в
голосе. Поэтому  Джерри  не  сразу  вступает  в  антитоминскую  коалицию,  а
тихонько уточняет:
   - Зачем?
   Я, стараясь не слишком искажать  факты,  выкладываю  ей  историю  с  моим
залетом. Джерри понимает не сразу:
   - Тебя что, в тюрьму посадить могут?
   - Могут. Они все могут. Ты пойми, Юлька, я  не  плачусь  тебе,  не  прошу
жалеть. Просто обидно. Ведь ни за что...
   - Ни за что не бывает.
   - Это, конечно, правильно, только меня действительно ни за что. По  сути.
Это не моя наркота. И я не хочу в тюрьму.
   Юлька молчит. Потом неожиданно спрашивает:
   - А ты не врешь, Том?
   Я жалею, что выкинул следовательскую записку.
   - Там потолок в дырочку.
   - Где?
   - В ментовской. Можешь сходить и проверить.
   - Ты пробовал достать деньги?
   - Да. Слишком мало времени. Шесть дней.
   Джерри вздыхает. Я предвижу следующие слова. Поэтому упреждаю:
   - Юль, не надо, а? Да, я дурак, пацан, никто, но я не хочу туда.
   - Мать знает?
   - Нет. Я не говорил, у нас все равно нет денег, зачем зря расстраивать?
   - Когда сможешь вернуть?
   - Как заработаю. Мне бы сейчас  перехватить  на  время.  Потом  с  Шуркой
найдем.
   Очень сомнительно. (Но это про себя.)
   Джерри встает с дивана и выходит во вторую комнату.  Во  мне  затеплилась
надежда. О Господи, лишь бы она набила что-нибудь.
   Юлька быстро возвращается и протягивает мне стодолларовую бумажку.  Я  не
верю своим глазам. Осторожно беру  купюру  и  рассматриваю  ее.  Полноценный
президент Франклин, чем-то похожий на нашего учителя истории,  улыбается  из
своей овальной рамки. "Хундред долларс". "Унитед ста-тес оф Америка".
   Я начинаю бормотать какие-то глупости. Юлька перебивает:
   - Постарайся через месяц вернуть. Я взяла у отца. Он редко  пересчитывает
накопления. Если заметит, я совру что-нибудь. Но ты постарайся побыстрее.
   - Конечно, Джерри, - бормочу я, даже близко  не  представляя,  где  через
месяц достать такую же бумажку, но в душе лелею мысль, что  Джер-рин  папаша
не следователь Небранский и с ним всегда можно договориться об отсрочке. Тем
более, он меня знает.
   - Джерри, ты человек. Спасибо. У меня правда вилы были. Тебе  чего  надо,
ты говори. Хочешь, этого кожаного с "дипломатом" отошью, если достает?
   - Вот это тебя как раз не касается. А будешь шпионить, больше не пущу.
   - Не буду, не буду. Извини. Ну, я пошел.  Тут  один  вариант  намечается,
попробую провернуть.
   - Чтобы потом опять прибежать?
   - Не, там все чисто. Коммерция.
   Я хочу поцеловать Джерри. Скажем так, по  дружбе,  исключительно  в  знак
благодарности. Она отклоняется:
   - Перестань, Том...
   Я пожимаю плечами и, ухмыляясь, морщу лоб. Но я не Саша с "дипломатом". Я
Коля без "дипломата".
   - Пока, Юлька. Спасибо...
   Я бегу на рынок.  Пожалуй,  побыстрее,  чем  позавчера  от  президентских
ребят. Все! Что я там плакался насчет зависти? Сейчас я никому  не  завидую.
Гора с  плеч.  Русский  кайф.  Когда  терпишь,  терпишь,  а  потом...  Почти
наркотическое опьянение. Я живу.
   На рынок я бегу, чтобы найти Шурку. Держать внутри  положительные  эмоции
так  же  вредно,  как  и  отрицательные.  Сейчас  мы  отметим  мое   будущее
освобождение. Я угощаю. Сегодня я угощаю.  Помимо  американских  денег,  мои
карманы отягощены небольшим остатком русских. Как раз на пару бутылок  пива.
Нам хватит.
   Шурка торгует розами. Цветочница Анюта. Ну, заливает...
   Я  встаю  рядом  и  помогаю  ему  выбирать  цветы  для  пожилой  дамы   с
напудренными щеками. Дама смущается Шуркиных плоских острот, но к соседям не
уходит, хотя розы там не хуже и подешевле.
   Шурка прирожденный торгаш. Если б он не был троечником в школе и пошел по
пути повышения своего образовательного уровня, то не исключено, что  получил
бы портфель министра торговли. Он был бы первым министром с серьгой  в  ухе.
Ничего такой пацан.
   Рядом  сидит  Сопля  с  пачкой  патриотических  газет.  Под  газетами  он
наверняка прячет  наркоту  в  пакетиках.  Очень  удобное  прикрытие.  Мы  не
обращаем на него внимания.
   - Шурка, я баксы достал.
   - Ну?! Где?
   Мне,  конечно,  хочется  соврать  что-нибудь  героическое  или  хотя   бы
коммерческое типа: "Да, президент "Альфа-банка" одолжил, мы тут с ним  пивка
попили". Но сочинять нет смысла. Потому что  Джерри  в  нашем  дворе  фигура
более известная, чем какой-то там президент "Альфа-банка".
   - Юлька одолжила. У предков. На месяц.
   - Достанешь?
   - А, ерунда, главное с ментовкой разобраться. На, гляди.
   Я достаю купюру и машу ею перед носом Шурки,  как  будто  он  никогда  не
видел долларов. Замечаю удивленно-завистливый взгляд Сопли. Мне приятно.
   Помахав деньгой, я  прячу  ее  в  задний  карман  брюк  и  тяну  Шурку  к
"скворечнику". Счастливый человек - искренний человек. Душа нараспашку.
   Шурка, сунув Сопле двухсотенную, просит его покараулить розы, по пути  мы
берем в ларьке две "Балтики" и заходим к Вагифу. Свободных мест, как всегда,
есть. Я беру со стойки откры-вашку и возвращаюсь за столик. Пьем из горла.
   - Когда "бабки" в ментовскую понесешь?
   - Завтра, наверное. Позвоню сначала. А-а-а, класс!!!
   Пиво обычное, но сейчас у него привкус маленькой победы.
   - Как Юльке отдавать собираешься? Если что, у  меня  тут  один  вариантик
имеется.
   После недавних событий при упоминании Шуркиных  вариантиков  меня  слегка
передергивает. Я вопросительно киваю.
   - Витек Морозов просит с ним на "стрелочку" съездить. Так, для  массовки.
Какой-то фраерок ему  пару  "лимонов"  задолжал,  отдавать  не  хочет.  Надо
напомнить. Напоминать Витька сам будет, а  нам  так,  рядом  надо  постоять.
Фраерок по жизни лоховатый, сразу припухнет. Витек по сто "тонн"  отстегнет.
Ну как?
   Я не знаю, кто такой этот Витек Морозов, кто там  ему  задолжал,  поэтому
отвечаю неопределенно:
   - Прикинуть нужно.
   - Побыстрей прикидывай. Завтра в шесть вечера  "стрелка".  За  баней,  на
пустыре.
   - Я подгребу, если надумаю.
   - Ну, ты даешь, Том! Каким-то менжовщи-ком стал. Верняк же дело. Или тебе
"бабки" не нужны? Миллионер, что ли?
   Я не отвечаю. Встаю из-за столика и несу бутылки Вагифу. Вагиф сегодня не
улыбается.
   - Привет, Вагифчик, держи тару.
   - Здорово, Том.
   - Заморочки?
   Вагиф недовольно морщится.
   - Генерал вчера посидел со своими. Полбара выдули. За так, конечно.  Хуже
шакалов. А набили сколько! Глянь, в микроволновку бутылкой  заехали.  Совсем
тронулись. Сегодня снова, наверное, припрутся. С телками.
   - Так убери все лишнее в кладовку.
   - А ну с бабами перепихнуться захотят? Туда и попрутся.  Лучше  уж  пусть
здесь все стоит, хоть на виду.
   - Может,  ментуру  вызвать?  Чего  они  у  тебя  за  так  обедают?  Пусть
отрабатывают.
   - Шутишь? Чтоб на другой день Генерал кафе сжег?
   Я пожимаю плечами и возвращаюсь к Шурке.
   - Короче, надумаешь - позвони. Я с Витькой договорюсь.
   - Лады.
   Мы выходим. Шурка идет к розам, я - через рынок к дому. Пятнадцать  минут
бегаю глазами по стеклу ларьков, хотя вижу  это  каждый  день.  Рассматриваю
названия видеофильмов  на  кассетах,  хотя  в  ближайшее  время  поступление
видеоаппаратуры в нашу семью не намечается. Подмигиваю продавщицам,  любуюсь
на свое отражение в  темном  стекле  витрин.  Мне  хорошо.  Меня  ничего  не
тревожит. Я в расслабухе.
   Вагиф как-то упомянул одну поговорку: "Покажите мне чел