В некоторых окнах даже зажгли свет.
   Этот несет  Джеррин  пакет.  Ну,  гадюка.  Ишь,  как  норовит  прижаться.
Раскрывает перед Юлькой двери, кавалер. Сам следом. Мне опять обидно. Где-то
начинает щемить. Очень больно щемить. Хотя обижайся, не  обижайся...  Не  на
кого тебе обижаться. Правильно Шурка сказал. Ты, Том, овца.  Никакой  ты  не
мистер.
   Я прижимаюсь к стеклу, пытаясь  разглядеть  окно  Джерриной  комнаты.  Не
хватает. Из нашей комнаты не видно. Совсем потемнело. Глупо подглядывать. Но
я хочу их увидеть. Я хочу увидеть Джерри. Морально, не морально, а  я  хочу.
Они там сейчас одни. Они зажгут свет или нет?
   Я бросаюсь к серванту, где  лежит  запасной  ключ  от  соседней  комнаты.
Постояльцев сейчас нет. Гуляют еще. Ключ на месте. Я хватаю его  и  бегу  во
вторую комнату.
   У окна упакованные сумки и вещи. Да, ребятки же съезжают на днях.
   Я перетаскиваю коробки и сумки от окна. Возможно, не очень аккуратно. Мне
не до того. Я хочу увидеть! Джерри без Тома. Джерри и...
   Все! Я открываю окно и смотрю. Света нет. Я  ничего  не  вижу.  Сверкнула
молния. Гады, почему они не зажигают свет? Дождь хлынул лавиной. Я прикрываю
окно... Почему они не включают  свет?!  Мне  хочется  орать  на  весь  двор.
Джерри!!!
   Я смотрю в темное окно. В темное пятно на стене старого дома. Я обо  всем
забываю. Сквозь потоки воды я вижу только темное пятно. Джерри!!!
   Свет не зажигается.  Я  отворачиваюсь  и  что  есть  силы  бью  ногой  по
ближайшей  коробке.  Она   опрокидывается,   из   нее   вываливаются   вещи.
Фотоаппарат, мужской одеколон, какие-то коробочки.  Черт,  люди-то  тут  при
чем? А, Том?
   Я сажусь на корточки и начинаю собирать вещи. Где тут что лежало? Бля, не
влезает. Придется по новой. Чтобы  не  заметили  и  не  обвинили  во  всяких
непотребностях. Я снова выкладываю вещи  на  пол.  Так,  а  это  что?  Нечто
подобное я где-то уже видел. Очень миленько.
   Я сажусь на пол и лихорадочно соображаю. Потом аккуратненько  и  медленно
укладываю рассыпанное барахло в коробку.
   Коробка наконец закрывается. Где ж она стояла? Кажется, под чемоданчиком.
Чемоданчик закрыт на ключ. К чему  это  я?  К  тому,  что  лазить  по  чужим
коробкам и чемоданам аморально. А кто лазил? Она сама грохнулась, когда я ей
в запарке ногой наподдал.
   Я стараюсь вспомнить, в каком порядке располагалось  чужое  имущество  до
моего  посещения,  потом  плюю  и  расставляю  как  придется,  надеясь,  что
постояльцы не заметят.
   Перед тем как поставить на место последнюю коробку, я встаю  на  цыпочки,
вытягиваюсь и смотрю в окно.
   Света нет.

Куплет девятый

   Потолок в дырочку. Выцветшие шторы. Чернильный прибор. Игорь Анатольевич.
Интерес в глазах. Печать раздумий.
   - А что вы, собственно, переживаете,  Игорь  Анатольевич?  Вы  же  не  из
своего кармана эти сто баксов  возьмете.  Я  думаю,  есть  в  вашем  колхозе
заветный амбар. На такие вот внеплановые расходы.
   - Догадливый. Может, и есть. А позволь поинтересоваться, зачем  тебе  сто
долларов? Почему не двести, не пятьдесят?
   - Здесь как раз никакого секрета нет. Некто Небранский Анатолий Игоревич,
старший следователь из РУВД, требует именно эту сумму за  прекращение  моего
уголовного преследования. Помните тот коробочек с "травкой"?
   - Неужели этот старый лысый бульдог еще берет? То-то  я  гляжу,  он  тебя
даже на трое суток не прикрыл. Ну, взяточник! И что, в баксах?
   - В них.
   Игорь  Анатольевич  поигрывает  зажатой  между  пальцев  авторучкой.  Как
постовой - дубинкой. Думает, прикидывает, взвешивает.
   - Погоди, погоди, а давай его спалим. Очень запросто. Я  свяжусь  с  РУОП
или ОБЭП, пометим деньги, ты ему передашь,  ну,  а  дальше  дело  техники  -
понятые, протокол. Пускай получит пятилеточку. Ну что, идет?
   - Не, не идет. Спалить, как вы говорите, Небранского можно  и  нужно,  но
я-то  с  чем  останусь?  С  уголовным  делом,  которое   передадут   другому
следователю и который  отыграется  на  моей  шкурке  за  своего  влипнувшего
собрата. И на суде из вилочки "от и до" выберут именно "до". Так  что  такой
подход нам не интересен.
   - Хорошо, давай я ему просто позвоню и скажу, чтобы дурью не маялся.
   -  Нет  уж,  спасибо.  Тогда  я  точно  испытаю  на  себе  карающую  руку
правосудия. Игорь  Анатольевич,  я,  честно  говоря,  не  пойму,  вы-то  что
меньжуетесь? Подойдите к своему начальству, объясните, что так и  так,  есть
человечек,  который  предлагает   помощь   в   раскрытии   весьма   громкого
преступления. И просит всего-навсего сто долларов. По сравнению с нанесенным
ущербом это тьфу, мелочь, не стоит  даже  вспоминать.  Я  думаю,  ваши  папы
согласятся. На Западе, кстати, такая форма оплаты широко распространена.  Вы
передаете мне денежки, я передаю вам информацию, и мы друг друга  не  знаем.
Потом вы раскрываете преступление, возмещаете государству ущерб и  получаете
внеочередное звание или, на худой конец, премию. Вы что, не хотите  раскрыть
преступление?
   - Очень ты шустрый, как я вижу.  А  где  гарантия,  что  ты  "динамо"  не
накручиваешь? Про это дело по всей стране  трубили.  Это  не  твой  уровень,
юноша. Сомневаюсь я, чтобы ты знал расклад. Людишки там работали с  головой.
А ты кто? Девятнадцатилетний оболтус с рынка.
   - Я действительно не знаю расклад и понятия не имею, что за люди стоят за
этой кражей. Но я могу привести вас прямо к украденному. Я  один  знаю,  где
сейчас все хранится. И очень скоро это "все" может  исчезнуть.  Если  вы  не
пошевелитесь.
   А гарантия того, что я не кручу "динамо", я сам. Я  могу  остаться  здесь
как заложник. Или, в конце концов, вы можете найти  у  меня  дома  еще  один
коробочек с "травкой". Да и куда я денусь? В бега подамся? В "горячие точки"
уеду? Нет, увольте. Я с рынка никуда. Так что вы, Игорь  Анатольевич,  ничем
не рискуете.
   - А почему ты не пошел прямо к Небранскому, почему обратился ко мне?
   - Потому что при первой нашей встрече товарищ следователь обмолвился, что
его раскрытия не интересуют. Так зачем мне рисковать? Приду  к  нему,  а  он
меня снова за характеристиками, то есть за "капустой" отправит.
   - В этом есть доля истины, но о всех так  думать  не  стоит.  Небранский,
скорее, исключение.
   - Исключение, не исключение - я имею дело с ним,
   - Хорошо, каким образом мы реализуем твою информацию?
   - Да каким угодно. Не, разумеется, впрямую вы меня не  подставляйте.  Кто
знает, что это за публика. Как только вы передаете мне  деньги,  я  указываю
вам людей и товар. Мало того, я назову вам время, когда они  точно  будут  с
товаром. Вам остается чисто случайно подойти к  ним  на  улице  и  проверить
документы.  "Извините,  гражданин,  в  городе  операция  "Гастролер",  сумки
наружу". И все. Считайте, звездочка у вас в кармане. В смысле, на погонах.
   - Мы работаем не за звездочки.
   - Тем более.  Вы  получите  полное  моральное  удовлетворение.  По  вашей
информации раскрыто такое громкое преступление. И это прекрасно. А откуда вы
получили информацию, не должно никого волновать.
   - Хорошо. Сколько у нас времени?
   - Здесь мы действительно в одинаковом положении. И у вас, и у  меня  срок
истекает завтра.  Завтра  товар  уплывает,  а  я  следую  на  "стрелочку"  с
товарищем Небранским.
   - Я постараюсь добыть деньги к семи вечера. Сам понимаешь, система у  нас
не зажиточная, лишних денег нет. Плюс учет и контроль. Но я попробую.  Я  на
хорошем счету.
   - Здорово! Тогда после семи я жду вашего звонка. Давайте  сверим  часы  и
придумаем пароль. К примеру: "Что  Петр  прорубил  в  Европу?".  Отзыв:  "Он
прорубил проход". Шучу. Обойдемся без пароля. Но не вздумайте спросить  меня
по имени или, тем более, по фамилии.  Если  трубку  снимет  мать,  то  сразу
заподозрит неладное. Просто позовите Тома, а лучше мистера Тома.  Мне  будет
приятно.
   - Хорошо, давай номер, мистер Том.
   Я продиктовал номер своего телефона и поднялся.
   - До вечера, Игорь Анатольевич.
   - Пока.
   Я выхожу из почти родного кабинета и, улыбаясь, иду  к  выходу.  На  душе
легкая радость. Потому что я слегонца наехал на государство. Так, чуть-чуть,
как бы невзначай. Сначала оно  на  меня,  а  потом  я  на  него.  Я  теперь,
получается,  рэкетер.  Не  велик  рэкет,  да  дорог.  И  заметьте,   никакой
сверхприбыли. Все в рамках, установленных законом. От нуля до  ста.  Сколько
сами назвали, столько и попросил.
   Корабль  продолжает  плыть  согласно  выбранному  курсу.  И  хотя   земли
по-прежнему не видно, зато ты  не  слопан,  не  съеден,  не  скушан.  Скушан
другой. Другие. Кто зазевался.  Кто  решил,  что  цель  достигнута  и  берег
вот-вот покажется из тумана. Нет уж, кукиш вам. Человек человеку люпус эст.
   Вот так, от стукачества идейного с привкусом коммунистического маразма ты
плавно  и  изящно  переходишь   к   стукачеству   расчетливому   с   запахом
капиталистического пирожка. Первые пробы удачны. Тьфу, мистер  Том,  как  не
стыдно. Как мерзко, как грязно - за деньги, за  нашу  родную,  отечественную
валюту, то есть за доллары, вкладывать ближнего своего, причем так  цинично,
не пряча наглого взгляда! Стыдно ведь!
   Кому? Мне? Я стукач? Ха-ха-ха!!! Я смеюсь вам в лицо. Мне не стыдно. Я не
стукач. Я всего лишь хочу доплыть до берега. Понимаете - всего лишь. И  если
я увидел землю, я не разверну корабль и не пойду в противоположную  сторону.
А вы что, развернетесь? Сомневаюсь. Вон,  Игорь  Анатольевич  -  стоило  ему
услышать про Небран-ского, тут  же  предложил  вломить  его  какому-то  ОПУП
(ОПУП? От слова "опупеть", не иначе).
   Короче, ша! Не надо делать трагедии из естественных вещей. Я  всего  лишь
гаечка,  выполняющая  маленькую  функцию  в  огромном   механизме.   И   все
возникающие так называемые "моральные" вопросы будьте  любезны  к  создателю
этого механизма. Мысль ясна? Если не очень, запишитесь на  курсы  прикладной
диалектики, сдайте экзамены. Тогда вы непременно врубитесь в то, что  я  тут
наговорил.
   Игорь Анатольевич звонит, как и обещал, ровно в семь ноль-ноль.  Зачем-то
спрашивает, не передумал ли  я.  Я  отвечаю,  что  не  в  правилах  деловых,
сурьезных людей менять принятые однажды решения по несколько раз в день.  Он
соглашается  и  говорит,  что  деньги  им  получены  и  он   готов   сделать
справедливый "чейндж". Я тем более готов,  поэтому  предлагаю  встретится  в
зоологическом музее (для конспирации), где мы и обменяемся чемоданчиками.
   Игорь Анатольевич резонно подмечает, что зоологический музей, равно как и
все остальные, уже закрыт и есть смысл  поговорить  у  него  в  кабинете.  К
сожалению, в данный момент бан-кует он, и я с тяжелой душой соглашаюсь. Я не
люблю милицейских стен, говорят, у них есть глаза и ушки. В принципе, черт с
ними, но от  конфиденциальности  нашего  разговора  зависит  моя  счастливая
юность, а посему хотелось бы встретиться на нейтральной земле.  Но  нет  так
нет, мне придется говорить намеками. Хорошо бы поболтать по-французски, но я
не Штирлиц, языками не владею.
   Итак, мы договариваемся.
   Я вешаю трубочку и иду приводить себя в порядок  по  случаю  предстоящего
"влома".
   Черного пальто и широкополой шляпы у агента Тома не  имеется.  Агент  Том
выйдет на связь в футболке "Рибок"  тверского  производства  и  джинсах  "См
отрите-здесь-есть-место-без-заплаты". Агент Том будет как никогда внимателен
и осторожен. Секретная шифровка должна попасть в  надежные  руки.  Центр  не
простит провала операции.
   Где-то далеко, у мониторов компьютеров, у чертежных столов, у  микрофонов
радиостанций, столпились сотни людей. Сердца  бьются  все  быстрее,  дыхание
прерывисто, в легких  колики,  в  боку  вилы,  геморрой  напоминает  о  себе
очередным приступом (о Господи...). Они ждут, надеются, верят. Они  готовили
операцию долгими бессонными  ночами,  они  пробивали  проход  в  твердолобых
головах начальства, они удобряли почву  для  предстоящего  урожая.  Честь  и
слава им, простым и скромным труженикам тыла!!!
   И вот момент настал! Агент  Том  -  их  сегодняшний  бог.  Агент  Том  не
подведет! Он обойдет расставленные  подлым  врагом  ловушки,  в  нужный  час
появится в условленном месте, осмотрит подоконник с горшком герани  и  после
этого твердой,  не  дрогнувшей  в  нужный  момент  левой  рукой  напишет  на
древнекитайском донос (нет, нет - донесение) в Центр. И получив полагающееся
ему по Закону об оперативно-розыскной деятельности денежное  вознаграждение,
с чувством глубокого удовлетворения, то бишь  в  экстазе,  пойдет  выполнять
новые задания Родины. Если пошлют.
   Том, вернувшийся с холода.

Куплет десятый

   - Ну, как успехи, дорогой мой? Надеюсь, хорошо? Я уже начал  волноваться.
Ты у нас, кажется, Толя Комин. Кстати, садись.
   - Коля Томин.
   Я, "кстати", сажусь. Здесь потолок без дырочек. Здесь он белый  с  лепным
орнаментом по периметру. Из других  достопримечательностей  глаз  улавливает
суровый плакатик с единственным словом "Береги!" и рядок почетных грамот, по
которым отчетливо видно, что товарищ Небранский  неоднократно  поощрялся  за
достигнутые показатели в деле борьбы с преступностью. Не считаясь  с  личным
временем, проявляя настойчивость и инициативу.
   Грамот на стенке много, из чего я делаю вывод, что  получает  следователь
Небранский мало. На основной  работе.  Сколько  он  получает  факультативно,
грамоты  не  сообщают,  зато  об  этом  информирует  перстенек  с  наверняка
фальшивым камешком в четверть карата (чисто  навскидку,  мой  личный  ювелир
взял сейчас отгул).
   - На работу устроился? - строгий бас заботливого следователя обрывает мои
наблюдения.
   - Конечно, Анатолий Игоревич.
   - Справка есть?
   - Разумеется. И характеристики.
   - Ну, давай посмотрим. Надеюсь, они положительны?
   - По мере возможности.
   Я  достаю  из  заднего  кармана  брюк  мятый   конвертик   и   протягиваю
следователю.
   - Там все - справка, характеристики...
   В конвертике, как вы понимаете, кроме президента  Франклина  в  сложенном
виде ничего боле не присутствует. Но  я  надеюсь  на  Франклина,  он  дядька
головастый, разъяснит Анатолию Игоревичу насчет справок. Дураков на  деньгах
не рисуют.
   Анатолий Игоревич  приоткрывает  ящик  стола  и,  опустив  туда  конверт,
начинает знакомиться с представленными документами.
   - О!!! Прекрасно! Да ты у нас передовик производства! Надо же, никогда бы
не подумал. А  связался  с  наркоманами...  Трудно  представить.  Смотри-ка:
"Томин Николай  Григорьевич,  работая  в  должности  мотальщика-крутильщика,
ежедневно превышает норму выработки  на  тридцать  процентов!!!".  Не  может
быть! Это, часом, не липовая характеристика, дружок?
   - Что вы, что вы, Анатолий Игоревич,  самая  настоящая.  Посмотрите,  там
есть подписи председателя профкома и начальника цеха. А две круглые печати?
   То, что "характеристика" настоящая, мне подтвердили в ближайшем  обменном
пункте валюты.
   - Ну, хорошо, а что у нас по месту жительства? О, немного подмято. Соседи
жалуются.  И,  самое-то  главное,   почему   характеристика   несвежая?   Аж
восемьдесят восьмой год. По закону надо хотя бы девяносто третьего.
   Черт, Игорь Анатольевич не  мог  найти  купюру  поновее.  Сунул  какую-то
рвань. Неужели в их бухгалтерии не было бумажки поприличнее? Придется теперь
оправдываться.
   - Извините, у нас тогда в жилконторе техник новый  работал,  народ  плохо
знал. А соседи пользуются непроверенной информацией, рожденной бездельниками
и пенсионерами на скамейке в нашем дворе. А я хороший. На все сто!
   - Да?
   -  Ну  конечно.  Зарядка  по  утрам,  мытье  посуды,  место  старушке   в
троллейбусе, цветы маме с получки. Книги, музеи, выставки. Окно в Европу!
   - Чего-чего?
   - Ну, окно в Европу кто прорубил?
   - Окно?.. Собчак, что ли?
   - Нет, Собчак - это Игры Доброй Воли. А окно?
   - А, ну да. Этот, как его... Пушкин, о, о, Петр.
   -  Правильно,  Анатолий  Игоревич.  Видите,  мы   с   вами   воспитанные,
образованные люди!!!
   Небранский ослабляет галстук и прокашливается, вытирая лысину платком.
   - Хорошо, я верю, что ты неплохой парень  и  попался  с  этим  коробочком
чисто случайно. На будущее имей в  виду,  характеристики  помятыми  быть  не
должны. Мне-то, в принципе, и такие сгодятся, но постановление об  отказе  в
возбуждении уголовного дела и передача тебя  на  поруки  общественности  еще
должно утвердиться в прокуратуре, а там не любят подмятых, несвежих бумаг.
   Боже мой, неужели еще и в  прокуратуру  стоху  тащить?  Они  меня  совсем
разорят, нечем будет ювелиру платить!
   Заметив мое волнение, Анатолий Игоревич успокаивает меня:
   - Не волнуйся, новых  характеристик  не  потребуется.  С  прокуратурой  я
договорюсь сам. Вот здесь подпишись.
   "Против направления материала в товарищеский суд не возражаю. Так же  мне
разъяснено, что я могу требовать возбуждения уголовного дела и расследования
его в обычном порядке".
   Вторая половина текста мне несколько непонятна,  и  я  прошу  Небранского
пояснить.
   - Ну, вдруг ты не считаешь себя виновным? Вдруг  рассчитываешь,  что  суд
тебя оправдает? Если ты на это рассчитываешь, можем возбудить дело.
   - Нет, нет, я подписываюсь.  Товарищеский  суд  меня  вполне  устраивает.
Знаете, какой у нас строгий товарищеский судья? На всю жизнь запомню.
   Я подписываюсь под указанным текстом, после чего осторожно уточняю:
   - Все?
   - Все. Можешь идти. Кстати, имей в виду, если влетишь во второй  раз,  то
товарищеским  судом  уже  не  отделаешься.  По   закону   это   удовольствие
предоставляется только один раз... Ну, в крайнем случае,  два.  При  наличии
очень хороших характеристик.
   - Понимаю. Больше не влечу.
   -  И  еще.  Тоже  кстати.  Не  очень-то  распространяйся  на  эту   тему.
Товарищеские суды уже не пользуются той популярностью, что раньше.
   - Нет проблем. Болтун - находка для врага.  Граница  на  замке!  А  можно
вопросик, Анатолий Игоревич?
   - Ну?
   - Реверса не может случиться? Знаете, время  сейчас  какое  переменчивое?
Сегодня - одно, завтра - другое. Я могу спать спокойно?
   - Можешь. Есть вещи, не подвластные времени и переменам.
   -  Ага,  это  верно.  Истинные  ценности,   например.   А   положительная
характеристика - первейшая ценность для любого человека. Я свободен?
   - Свободен.
   Я еще раз пробегаюсь глазами по почетным грамотам, плакатику с загадочным
призывом "Береги!", по лепному орнаменту потолка,  по  кашемировому  пиджаку
Анатолия Игоревича Небран-ского,  следователя  из  РУВД,  и  покидаю  уютный
кабинет. Я свободен!

Последний куплет

   - Алло, алло, Том! Это я. Слушай, есть клевая халява. Дурик  один  просит
помочь  перетаскать  какие-то  шмотки.  Из  квартиры  в  машину.  Вроде  как
переезжает. Завтра ночью. Платит по пятьдесят  "зеленых"!  Круто,  да?  Тебя
брать в долю?
   - А почему ночью?
   - Да вроде у него с женой запутки, не хочет, чтобы она  знала,  кто  вещи
увел. Ну что, идешь?
   - А он нас не киданет?
   - Не дрейфь, мужик  авторитетный,  обещал  -  заплатит.  Знаешь,  сколько
"бабок" у него? Сам видел. Одни "зеленые".
   - Ладно, Шурка, я в доле. Завтра днем еще перетолкуем.
   - Ну, пока, Том. В общем, я на тебя рассчитываю.
   Я кладу трубку. С момента моего "освобождения" прошло уже три  дня.  Долг
перед Джерри-ным батькой еще не  погашен,  на  Соплю  надежд  мало,  поэтому
пренебрегать подобными предложениями я не имею морального права.
   По ящику моя любимая криминальная хроника. Теперь я  смотрю  ее  с  неким
злорадством в душе. Ну  что,  ребятки,  влипли?  Доставайте  характеристики.
Лично меня это уже не касается.
   - Сегодня  сотрудниками  Федеральной  службы  безопасности  и  управления
уголовного розыска были возвращены Национальному  музею  бесценные  шедевры,
похищенные оттуда не так давно...
   Я прибавляю громкость. На экране серьезные дяденьки в строгих костюмах из
рук в руки передают  какой-то  тетеньке  картины.  Тет