у...
   Девочка упала на пол.  Живот  ходил  вверх-вниз,  лицо  посинело,  широко
открытый рот хватал воздух.
   - Боже мой, Катька! - Женька бросила полотенце и  переложила  девочку  на
тахту. - Катька! Ей же не давали  лекарств.  У  нее  астма,  скорее,  скорее
"скорую"!
   - Понял. Тьфу, телефон вырубили!  Гончар,  давай  к  соседям.  Что-нибудь
пострашнее придумай, быстрее приедут.
   - Куда уж страшнее, последний раз еле откачали, а сейчас даже  ингалятора
нет. Смотрите, смотрите!  Она  почти  не  дышит!  Катька,  Катька!  Ты  что,
Ка-тенька?!
   - Может, уснула?
   - Она еще два часа назад жаловалась, я думала пройдет. Эти  еще  накурили
тут. Катенька, погоди Катенька...
   - Окно открыть? - Костя мог предложить только этот рецепт.
   - А-а!!! Она не дышит! Ка-а-а-тька!!! Женька  принялась  трясти  обмякшее
тело девочки. Все  замерли  в  полной  растерянности.  Медицинские  познания
ментов сводились в основном к  умению  успокаивать  буйных  больных  методом
резиновой палки или веревки. Ну, в крайнем случае, могли наложить  жгут  для
остановки кровотечения. Остальному не учили.
   - Ка-а-а-тька!!!
   - У нее бронхи не пропускают воздух. Она задыхается.
   Все повернулись на голос. Последний из задержанных, тот, что  сдался  без
боя, смотрел через приоткрытую дверь на девочку.
   - Ты откуда знаешь? - удивился Музыкант.
   - С четвертого курса первого меда ушел.
   - В бандиты?!
   - А жить как?! Сам до сих пор удивляюсь.
   - Что делать с девчонкой? Она уже не дышит.
   - Надо легкие продувать. До "скорой" не дотянет.
   - Умеешь? Давай!!! Продувай! Зуб даю, три года скостят. Сам на суд пойду!
Или вообще отмажем!
   - Руки отстегните. Быстрее.
   Ключик, как назло,  проворачивался  вхолостую.  "Браслеты"  были  старые,
изношенные, а новых не давали - дефицит.
   - Ладно, я так...
   Парень склонился над Катькой, разжал девочке рот.
   - Смотрите, чтобы грудь поднималась. Будет подниматься живот, скажите.
   Затем он прильнул к губам ребенка  и  начал  с  силой  вгонять  в  легкие
воздух.
   Женька плакала.
   - Катенька, ну, дыши, дыши! По-жа-луй-ста... Экс-врач перевел дыхание.
   - Как грудь?
   - Пока никак.
   - Ч-черт!
   Он удвоил усилия.
   - Давай, Гиппократ, давай... Даже Валерик прекратил свое  "бакланство"  и
обалдело смотрел на происходящее.
   - Есть! Есть! Грудь движется!
   Зашедший через пять мину врач "скорой" никогда раньше не видел, да и вряд
ли увидит более странную картину.
   В грязной маленькой комнате, в окружении вооруженных людей, облаченных  в
бронежилеты,   человек   в   наручниках   довольно   профессионально   делал
искусственное дыхание маленькой девочке.
   Катька жила.
   Когда девочку уносили, врач спросил у Женьки:
   - Мамаша, вы едете? И что у вас с лицом?
   - Да, да, еду. Конечно... Подождите.
   - Мамаша не едет, - поправил Белкин.
   - Пустите, пустите! Я поеду с вами.
   - Успокойся! Хочешь снова  куда-нибудь  вляпаться?!  Нет  уж,  с  Катькой
порядок, будем звонить в больницу каждые полчаса, если захочешь.
   - Вы долго будете спорить?
   - Езжайте, езжайте, - махнул рукой Вовчик. ~ Мамаша остается.
   В отдел, куда вернулись  через  час,  один  из  местных  оперов  притащил
настоящий арбуз. Большой, с ярко-зеленой коркой, сочный.
   - Черный один подарил. Я ему справку сделал, что паспорт свистнули. Где в
декабре в Питере можно достать арбуз?
   Они сидели в кабинете отделенческого зама, выдвинув к  центру  стол,  ели
арбуз, пили водку и беспрерывно рассказывали друг другу какие-то небылицы из
собственной жизни, искренне, во все горло, смеялись и прикалывались сами над
собой. Женька многого не понимала из их милицейских шуточек, никак не  могла
взять в толк, над чем они так заразительно гогочут и по  какому  поводу  они
устроили эти посиделки, да еще оставив ее с собой. Но неожиданно она поймала
себя на том, что впервые за последний месяц искренне смеется.
   Зелинский ужасно не любил деловых разговоров у себя дома. Здесь  был  его
маленький мир, в котором он мог скрыться  на  несколько  часов,  оставив  за
толстыми двойными  дверьми  суету,  нервотрепки  и  переживания.  Иногда  он
отключал и телефон,
   Пресекая попытки нарушения вечернего покоя. Перед боем необходимы отдых и
расслабление. Он давно  заметил,  что,  если  вечером  хоть  на  пару  часов
полностью не отключиться, следующий день принесет лишь неудачи и промахи.
   Но вылезать сейчас, на  ночь  глядя,  из  удобного  спортивного  костюма,
вызывать охрану, машину, прогонять сидящую  в  кресле  напротив  длинноногую
телочку... Ладно, поговорю здесь.  Можно,  конечно,  перенести  разговор  на
завтра, но  тогда  придется  всю  ночь  гадать,  что  такое  там  стряслось.
Неподдельное волнение Спикера наводило  на  самые  тревожные  мысли.  Спикер
обычно спокоен.
   Зелинский дал добро на визит.  Девочка  пока  посмотрит  видик.  Видик...
Тьфу!
   Спустя пятнадцать  минут  Спикер  позвонил  в  дверь  условным  сигналом.
Зелинский впустил его, кивнул на кухню.
   - Выпьешь?
   - Да, немного.
   Зелинский плеснул в широкий фужер  коллекционного  коньяку,  затем  налил
себе.
   - Ну?
   - Кассета в ментовке. Мы захватили бабу, перебазарили. Ее  работа.  Шериф
склеил ее на Невском, притащил домой, она, сучка,  склофелинила  его.  Взяла
цепочку, видак, штук пять кассет, бабки. Сдала через ларек кое-что.  Кассету
не успела, оставила в Дарьке. Я - пулей туда.  Тряхнул  продавщицу.  Шиздец!
Менты забрали несколько дней назад. Обыск  делали.  Баба  сейчас  у  меня  в
Дачном. Что делать, Михалыч?
   Зелинский поставил фужер.
   - Ты сильно возбужден. Не суетись. Сколько кассета лежит в ментовской?
   - С неделю где-то.
   - И до сих пор никаких неприятностей у  меня  не  возникло.  Думаю,  даже
уверен, что они не смотрели кассету. Это ж не  порнуха,  не  боевик  -  "Ну,
погоди!". Так и будет валяться в каком-нибудь кабинете. Ты не спрашивал бабу
впрямую про кассету?
   - Нет, я оптом. Где, мол, вещички? Да если б и спросил, ничего страшного.
Баба у нас, мужики с ней сейчас. Она меня засветила в тот вечер в лифте, так
что отпускать я ее не собираюсь. Абсолютно лишний свидетель.
   - Хорошо. Только  без  лишних  декораций.  Ты  любишь  никому  не  нужные
инсценировки.
   - Я просто привык работать профессионально.
   - Оно и видно...
   - Баба пропадет без вести. Она детдомовка, родичей нет, никто не заявит.
   - А затем займись кассетой. Пока какой-нибудь мудила не впал в детство  и
не решил вспомнить мультипликацию застойных лет. У тебя ведь есть подходы  в
том районе - выудить кассету из стола не велика проблема.  Бабок  не  жалей.
Самая дорогая вещь на свете - нервы. Это и все, о  чем  ты  хотел  поставить
меня в известность?
   - Да.
   Спикер умышленно посвятил Зелинского в свои планы относительно бабы.  Его
согласие теперь можно воспринимать как приказ.
   - Стоило меня отвлекать. Ладно, все равно приехал. Как решился  вопрос  с
Тюленем? Сегодня был суд, я не успел узнать.
   - Да в общем-то нормально. Заменили арест на подписку. Тюлень тут же  под
лед нырнул. Правда, небольшой конфуз получился.
   - Что такое?
   - Ты понимаешь, просто так судья отпустить не  может,  надо  какую-нибудь
серьезную причину - болезнь там, голодных детей.  Голодных  детей  у  Тюленя
нет, решили, пусть  болеет.  Справочку  раздобыли,  диагноз...  эндометриоз.
Одним  словом,  нуждается  в  постоянном  уходе  и  постельном  режиме.  Все
нормально, судья удовлетворился, выпустил.
   - Ну, в чем же конфуз?
   - Эндометриоз - болезнь, вызывающая женское бесплодие.  Тюлень,  бедняга,
родить не сможет.
   - К-хм. - Зелинский поперхнулся второй порцией коньяку.
   - Но вроде пронесло, никто не въехал. Мужики врачу завтра объяснят насчет
таких шуточек.
   - А ты займись кассетой. Все, отваливай, я хочу спать. С  десяти  буду  в
офисе. После трех - на встрече с  избирателями.  Опять  придется  кривляться
перед микрофоном. Вечером - прямой эфир. Если  что,  звони  на  пейджер,  на
трубку не надо. Ступай.

Глава 13

   Белкин перевез Женьку в убойный отдел и  отпустил  Славу.  Несколько  раз
звонили в больницу. Кате лучше. Женька перезвонила Ольге,  уговорила  сестру
позвать ее к трубке. Соврала подруге, что Катька с ней, сейчас спит,  все  в
порядке.
   Женьке очень  хотелось  домой,  в  их  маленькую  квартирку.  Запереться,
включить телевизор, посмотреть какую-нибудь муру, забыть весь этот кошмар. -
Останешься у нас. Тем более, не привыкать. Вовчику спать не хотелось,  кроме
того, он сегодня дежурил. Остальные разлетелись - на часах первый час  ночи.
Задержанные в Дачном Валерик и "футболист" теперь  караулили  друг  друга  в
камере  отдела.  Третьего,  врача,  Музыкант,  как   и   обещал,   выпустил,
предварительно вытащив из  него  максимум  информации  и  наставив  на  путь
истинный:
   "Смотри, Гиппократ, если лишнего ляпнешь... Похищение человека поимеешь с
ходу". - "Что вы, я все понимаю. Сегодня же свалю на дачу и носа  оттуда  не
высуну".
   Сергея Витальевича Бермудина тоже  выпустили  Белкин  не  слышал,  о  чем
говорил с ним Викулов и на какой ноте они расстались. Здесь право Музыканта.
В том, что Женька сейчас сидела перед Вовчиком живой, заслуга  прежде  всего
Сереги. Вне всяких сомнений. Сегодня дирижировал он. Убойщики были только на
подхвате. - Ну что, устала? Женька закрыла глаза.
   - Ладно, не долго осталось. Что там, в Пассаже случилось?
   - Меня вытолкали... Я не хотела, упиралась. На выходе  ударили  в  живот,
чтоб не кричала, руку вывернули. Быстро все - глазом не успела моргнуть.
   - Сколько их было?
   - В универмаге двое. Не те, что вы  поймали.  Здоровые  такие.  Сунули  в
тачку и на газ. В тачке этот Спикер сидел. Рожа - как у гориллы в  зоопарке.
Я его тогда в лифте видела, ну, когда... Зачем, спрашивает, ментов  привела?
Я давай отпираться: никого не приводила, одна пришла,  как  велено.  Отдайте
Катьку. Он не отвечает. Приехали в этот клоповник, там троица уже ждет.  Те,
из универмага, отвалили.
   - Никто не называл этого Спикера по имени?
   - Нет, я и кличку-то его случайно  услышала.  Первый  раз  от  Медведева,
когда он по телефону с ним о встрече  договаривался,  второй  -  сегодня.  В
машине один назвал. Спикер в ответ пальцем у виска покрутил.
   - Да, скрытный малый. Продолжай. - В квартире Катька была. Крик  подняла,
когда меня увидела. Меня Спикер в другую комнату увел, Давай  расспрашивать,
как у Медведева оказалась. Я Рассказала  -  что  скрывать-то?  Я  уже  тогда
поняла, зачем ему понадобилась. Я ж свидетель. Так и так, Говорю, на Невском
познакомились, он меня приглашал. Дома выпили, он уснул.  Я  взяла  кое-что.
Видик, деньги, кассеты, золото. Спикер про вещи давай выпытывать, куда, мол,
дела? Зачем,  думаю,  какая  теперь  разница?  Ответила,  что  видик  Борьке
толкнула, кассеты в ларьке. Пару купили, три еще  лежат  говорит  -  кассеты
меня не интересуют, мне цепочка нужна. Память о друге. Тоже, отвечаю, Борьке
загнала. Он у нас все время в ларьке вещички скупает.
   Спикер спрашивает - где ларек? Я объяснила. Вот  и  все.  Шляпу  надел  и
уехал. А эти... Ублюдки отмороженные...
   - Врач тоже?
   - Нет, он не бил,  ржал  просто.  Женька  поправила  бинт  на  обожженной
сигаретами руке.
   - Я об одном только думала - лишь бы Катьку в живых оставили. Себя-то уже
похоронила. Кто ж меня оттуда живой бы выпустил?
   - Это верно. Такой  свидетель  -  сплошная  головная  боль.  Странно.  Он
сказал, что цепочка -  память  об  убитом  друге.  Выходит,  Спикер  его  не
убивал?
   Женька испуганно заморгала.
   - Я тоже.
   - Да я не о том. Там мужик работал. С одного удара. Но  ты  тоже  хороша,
сунулась.
   - У нас с Ольгой выхода не было...
   - Ой, только не лепи. Выхода не было - не воруй, и будет  выход.  Знаешь,
во сколько обошлось твое освобождение? Хоть примерно? Во  вполне  конкретную
сумму - в десять миллиардов государственных рублей. Которые теперь останутся
в карманах не очень симпатичных ребят. Так что в  следующий  раз  соображай,
прежде чем в криминал вписываться будешь.
   - Десять миллиардов? - Женька горько  усмехнулась.  -  Это  очень  много.
Знаете, сколько на самом деле стоит моя жизнь? Тоже конкретная  цифра,  даже
не сумма - цифра. Меньше некуда -  копейку  я  стою.  Всего-навсего.  Ее  не
хватало одному парню на опохмелку. Он полез  в  помойку  бутылки  искать,  а
нашел меня.
   Женька произнесла этот монолог без  всяких  эмоций,  будто  рассказала  о
походе в парикмахерскую.
   Вовчик взглянул на Женьку и тихо спросил:
   - Ты жалеешь об этом?
   - Разве можно об этом жалеть? Иногда мне было очень плохо. В детдоме  так
и дразнили - помойкой. Только Ольга не дразнила.  А  так  -  даже  некоторые
воспитатели, между собой.
   - Не обращай внимания. Меня как только в детстве не обзывали. -  Разговор
изменил русло. - За маленький рост. Ничего, пережил. Хотя,  конечно,  обидно
было, до слез. Я что, виноват? А потом жизнь все по местам  расставила.  Те,
кто обзывал, спились да на зонах сдохли...
   Я в ментуру знаешь как попал?  Ну,  в  смысле  работы.  Через  камеру.  В
семнадцать влетел по глупости. Что-то  отмечали  с  пацанами,  на  танцульки
пошли в ДК. То-се, заводка, махаловка. Обычное,  в  общем,  дело.  Разберись
потом, кто прав, кто не прав. У  кого-то  нож  был  в  кармане  -  двоих  на
"СКОРОЙ" увезли. Не умерли, конечно, но статья серьезная. Кого  сажать?  Для
начала всех, в том числе и меня. Дрался? Дрался. Милости просим.
   Трое суток в изоляторе дрожал. Не слушай тех, кто говорит  "не  страшно".
Страшно. Все, думаю,  догулялся...  Повезло,  что  менты  того,  с  ножиком,
колонули. А  мне  только  мозги  прочистили.  Осенью  в  армию  забрали,  во
внутренние войска попал. Считай, та же ментура. Потом - на пост. Потом  -  в
розыск...
   А представляешь, к нам  недавно  приказ  пришел  -  в  ментуру  ниже  ста
семидесяти не брать. То есть меня бы сейчас не взяли. Я в кадрах  спрашиваю,
а с чего это вдруг? Мне отвечают - новый министр с трибуны сказал, что  пора
чистить собственные ряды. В органах не должно быть продажных и низких людей.
Ну а кто-то, не в меру угодливый,  понял  это  буквально.  Провели  операцию
"Чистые руки" и издали приказ о низком росте. К примеру, мы с тобой - низкие
люди, потому что  ниже  планки.  Женька  улыбнулась.  Обычно  немногословный
Вовчик не умолкал:
   - У нас вообще с буквальным восприятием туго. Случай один был  в  отделе.
Пришел курсант из школы милиции на практику, азы оперативной работы уяснять.
В это время вневедомственная охрана задерживает на попытке квартирной  кражи
мужичка. Сигнализация сработала. Да  тот  грамотным  оказался  -  шесть  раз
судимый, - "фомку" скинул, руки в брюки и  зубы  шифером:  знать  ничего  не
знаю, зашел в подъезд по нужде, а тут милиция. Его опера  в  кабинет  взяли,
давай за жизнь для начала толковать - кто ты, что ты. Курсант тут же  сидит,
вникает.
   Мужичок, однако, не ловится -  крученый.  Вдруг  новая  заявка  -  разбой
квартирный. Все туда сорвались, а курсанту  и  говорят:  "Ну  ты  давай,  не
робей,  поколи  его  немного,  а  мы  вернемся  и  продолжим".   Через   час
возвращаются, мужичок голый по пояс сидит на стуле, руки скованы за  спиной,
а курсант записывает его объяснение, по ходу что-то уточняя. Опера  почитали
- Матерь Божья! Расклад на семнадцать квартирных краж! Вот это парень!
   И тут один из наших замечает, что  на  фоне  голубых  татуировок  мужичка
появились какие-то  подозрительные  красные  точки.  "Это  что,  экзема?"  А
квартирник не  отвечает,  только  на  курсанта  кивает.  Курсант  заметил  и
спокойно так говорит: "Так вы ж сами велели его поколоть..." И демонстрирует
шило, которым опера дела протыкают, когда шьют. Мужичок,  между  прочим,  от
своих показаний даже на суде не отказался. Русский язык богат и могуч.
   Женька еще раз улыбнулась:
   - Извини, я очень устала.
   - Ложись. -  Вовчик  достал  спальные  принадлежности,  в  очередной  раз
вспоминая, что давно пора раздобыть второй диван.
   Ночью Женька вздрогнула от прикосновения  и  проснулась.  Она  вырубилась
сразу,  как  только  Белкин  выключил  свет.  Как  будто  в  глубокую   кому
провалилась.
   - Не бойся, это я. Слушай, ты телефон своей сменщицы в ларьке не  знаешь?
Телефон или адрес? Мне тут одна мыслишка в голову пришла.
   Женька протерла глаза, медленно приходя в себя.
   - Ленкин? Да, у нее телефон есть. Я помню.
   - Отлично, давай. Женька продиктовала.
   - Она же спит сейчас.
   - Да ты что? Кто  ж  в  полчетвертого  ночи  спит?  Только  мы  с  тобой.
Остальные любовью занимаются.
   Белкин вернулся в кладовку. Черт возьми, как плохо быть джентльменом.
   Спикер на предельной скорости гнал машину по ночному  городу,  плюнув  на
ночные патрули и правила дорожного движения. Что за фортели? Куда эти  уроды
подевались? Приказал же ждать. Тьфу, час от часу...
   Валерика дома не было. Спикера мать не пустила, но в квартиру он рванулся
так, по инерции. На условный звонок открыл бы Валерик.  Значит,  точно  нет.
Куда они могли подеваться? Идиоты.
   Машина  перепрыгнула  через  трамвайные  рельсы,  тяжело  ухнув  широкими
колесами, и въехала на брусчатку. Не снижая скорости, Спикер влетел на мост.
   Терапевт жил на Васильевском. Может, к нему перебрались? Спикер, не  став
звонить, рванул от Валерика к Терапевту.
   Тот оказался дома.
   - Вы что, мудаки? - с порога наехал он на подчиненного. - Где  баба,  где
Винт с Мясом?
   Коммуналка спала честно заработанным сном, и на звонок  никто  не  вышел.
Терапевт открыл дверь, услышав условный сигнал. На появление Спикера он явно
не рассчитывал и сильно занервничал.
   - Спикер, я тут ни при чем... В натуре, е...  Они  позвонились  сигналом,
Винт открыл.
   - Кто позвонился, мудила?
   - Менты.
   - Какие еще менты? Этот адрес знают раз, два  -  и  привет.  Сами  небось
перебрали да вляпались. Так?
   - Да чего ты?
   - Где мужики?
   - Там, в ментовке.
   - А ты почему дома? Терапевт задрожал:
   - Я, я... Отпустили.
   - За что же?
   - Поверишь, нет? Девчонка... малой плохо стало, у нее астма,  я  откачать
помог. За это и отпустили.
   - Ты что, Терапевт? Ты полечи кого другого. - Спикер заводился все больше
и больше.
   - Да правда, не наезжай ты!
   - Ты, говнюк, что в ментовке рассказал?
   - Я ж не дурак. Знать ничего не знаю, вон, кореш позвонил, назвал  адрес,
пригласил в гости. Я пришел, а тут - менты. Я ведь действительно про бабу не
знал. Мясо высвистнул, есть, мол, работенка. А менты, когда  влетели,  сразу
про бабу спросили. Явно кто-то стуканул. А я больше ничего  не  рассказывал,
клянусь!
   - И отпустили? Ах ты, щенок!
   Спикер уже не контролировал себя. Пусть даже Терапевт сказал правду,  это
Спикера не остановило бы.  У  каждого  есть  свой  предел  прочности.  Одно,
второе, третье... И лопнула струнка. Истерика. Беспредел.
   Тонкое лезвие отразило свет коммунальной со-роковатки и рассекло  воздух,
задев по пути горло бывшего студента. Артериальная кровь брызнула  фонтаном,
тело рухнуло на составленную рядком обувь.
   - Тьфу! - Спикер плюнул на  упавшего  и,  отряхивая  забрызганный  кровью
рукав, ломанулся вниз.
   В машине он быстро  успокоился.  Последнее  время  он  замечал  за  собой
подобные припадки необузданной ярости. Замечал! Ни фига  ж  себе!  Еще  пара
таких "заметок" - и  "вышка"  обеспечена.  Впрочем,  если  собрать  все  его
грешки... Но Терапевт совсем уж перегнул. Девку  откачал  -  и  отпустили...
Какие благородные!
   Быстрая  перемена  настроения  свойственна  импульсивным  людям.   Спикер
мгновенно закипал, но так же быстро остывал. Он не торопясь вывел машину  из
узкого двора, глянул на окна Терапевта. Свет не  зажигался.  В  Багдаде  все
спокойно.
   Отъехав с полкилометра, он  притормозил  по  требованию  двух  гаишников.
Гаишники были на "форде", могли устроить гонку. Опу