Это некультурно, но это не запрещено.
   Классная развела руки:
   - Я вас не понимаю, Семен Давидович. Это  же  империалистические  ростки.
Сегодня жвачка, потом наркотики. Вы этого хотите? ~ Нет, не хочу. Просто  не
стоит перегибать.
   - Ну, знаете...
   Маргарита села на стул.
   Председатель, так и не  решив,  на  чью  сторону  переметнуться,  наконец
выбрала более перспективную позицию:
   - Я предлагаю за поведение, недостойное звания пионера, лишить Малахова и
Синицкого галстуков и исключить их из рядов пионерской организации. Кто за?
   Суд был скор и единогласен.  В  присутствии  Маргариты  никто  голосовать
против не рискнул. Перцева ехидно улыбнулась.
   Это было позорное наказание. С лишенным галстука никто  не  разговаривал,
его старались не замечать,  и  все  неудачи  отряда  списывались  именно  на
изгнанного из пионеров. Когда в  том  году  выгнали  из  организации  Борьку
Смирнова, он перешел в другую школу. Его затравили "нормальные" пионеры.  Он
стал второсортным.
   - Малахов и Синицкий,  решением  совета  дружины  вы  исключены.  Снимите
галстуки.
   Стас начал развязывать узел. Жалко, конечно. Но, с другой стороны,  всего
год потерпеть. А там все снимут. Сами.
   Костя не шевельнулся.
   - Синицкий, ты что, не слышал?
   - Не сниму...
   - Что?!
   На мгновение повисла тишина.
   - Мы не поняли? Ты отказываешься выполнять решение совета дружины?
   - Не сниму.
   - Хорошо.
   Председатель, занимавшаяся в свободное от председательства и учебы  время
толканием ядра, представляла собой эталон гармонически развитой  личности  и
была уверена, что без лишних усилий  справится  с  маленьким  Синицким.  Она
покинула тронное кресло и смело ринулась исполнять приговор.
   - От-д-дай!
   - Не от-д-дам!
   Началось соревнование по перетягиванию  галстука.  Председатель  даже  не
попыталась развязать узел - схватив за концы, она  что  есть  силы  потянула
галстук на себя.
   - От-д-дай!
   - Ты, дура...
   Костя схватился за дверную ручку, чтобы удержать равновесие.
   - Ах!
   Обозвать  пионерского  вожака  дурой  в  присутствии  совета  дружины   и
педагогов  -  сильно  подорвать  авторитет.   Председательские   пальцы   от
негодования разжались, и масса, толкающая  ядро  аж  на  восемь  метров,  по
инерции, словно лафет после выстрела, покатилась  назад  и  приземлилась  на
древний учительский  стол.  Стол  был  не  рассчитан  на  принятие  подобных
тяжестей.
   - Семен Давидович, вы же мужчина, вмешайтесь! Это уже уголовщина! Что  вы
сидите?!
   Костя зарычал как волчонок, зашипел, схватился  за  порванный  галстук  и
сиганул из кабинета  прочь.  Пустой  холл  гулко  отразил  быстрое  шлепанье
Костиных кед.
   Председатель, с одухотворенным лицом, таким же красным, как и ее галстук,
наконец выбралась из-под обломков. Испустив дикий вопль индейца племени  сиу
из популярного фильма "Чингачгук Большой Змей", она понеслась в погоню.
   Следом  выскочила  Маргарита,  потом  отрядные  председатели.  В  большей
степени не затем, чтобы образумить хулигана Синицкого, а  чтобы  посмаковать
расправу.
   Стас остался с Семеном Давидовичем. Историк, почему-то улыбнувшись,  снял
очки.
   - Можно идти, Семен Давидович?
   - Да, Стас. Хотя погоди. За что вы  избили  Гамида?  Стасу  почему-то  не
захотелось юлить перед историком.
   - Он у Вадьки значки отобрал. Костя вступился, а  Гамид  толпу  собрал  и
подкараулил нас у кинотеатра. Костя его не специально  кирпичом...  Их  пять
человек было.
   Семен Давидович немного помолчал, массируя пальцами уставшие глаза. Затем
одел очки и пристально посмотрел на Стаса.
   - Мне сейчас трудно судить, кто из вас прав. Надо выслушать обе  стороны.
Исключать вас из пионеров, конечно, не стоит, я еще  поговорю  с  Маргаритой
Андреевной, но... Я разговариваю сейчас с тобой, как с  взрослым  человеком,
как с мужчиной. Тысячу раз подумай, прежде чем пускать в ход кулаки. Не надо
убегать, но и не стоит горячиться. Защищать слабых - это долг мужчины,  быть
сильным - тоже долг мужчины, но главная его сила заключается в  умении  быть
великодушным.  Помни,  зло,  совершенное  тобой,  вернется  к  тебе   же   в
десятикратном  размере.  И  точно  так  же  добро  отразится  добром.   Будь
великодушным. Даже по отношению к врагам, не говоря уже о друзьях.
   Стас кивнул. Если честно, то в настоящую секунду  он  не  столько  слушал
историка, сколько жалел о жевательной резинке, прилипшей к подошве  классной
мамы. А резинку можно было бы жевать целую неделю...
   - Иди.
   Стас развернулся и, покинув кабинет, побрел по широким школьным коридорам
к выходу.
   Звучала пафосная, торжественная музыка.

Глава 2

   - Здорово, крыса тыловая! Ну, тебя разнесло! Не брюхо, а бронежилет.
   - Костя!
   - Здоров, здоров, братан.
   Друзья обнялись прямо на пороге.  Стас  сделал  шаг  назад,  рассматривая
сильно изменившегося Константина. Обалдеть. Два  года  превратили  дворового
пацана в настоящего мужика. Костя раздался в плечах, его загорелое лицо чуть
вытянулось,  скулы   заострились,   слегка   изогнутые   усы   чернели   над
потрескавшейся верхней губой. Глаза глубоко запали и сузились. На  нем  была
надета  солдатская  выгоревшая  рубаха,   подпоясанная   ремнем,   форменные
брюки-галифе и надраенные сапоги. Лихо торчал тельник.
   - Проходи, проходи. Да ладно, сапоги не снимай.
   - Мать-то дома?
   - В больнице. Сердце опять прихватило. Батя на работе.
   Костя прошел  в  комнату,  достал  из  широких  карманов  галифе  бутылку
"Столичной".
   - Закусь найдем?
   - Уже.
   Стас извлек из холодильника банку  дефицитного  зеленого  горошка,  а  из
полиэтиленового пакета - половинку черного хлеба.
   - Мяса нету? Или колбасы?
   - В нашем универсаме одна килька вареная. Мать,  когда  работает,  заказы
приносит, а сейчас... Да ладно, горошек - классная штука.  -  Стас  дунул  в
пузатые рюмки-бочонки, стоявшие на полке. - Ты рассказывай.
   Костя плюхнулся  на  диван,  растянул  руки  вдоль  спинки  и  неожиданно
выдохнул:
   - Бабу хочу!
   - Ну?
   - Ну! Это ты тут резвился, как кот подзаборный, а мы там  койки  трахали.
Есть у тебя кто на примете?
   К сожалению, те девчонки, что были у Стаса на примете, вели себя  слишком
правильно и так  сразу  вряд  ли  бы  согласились.  Он  неопределенно  пожал
плечами:
   - Подумать надо.
   - Давай думай. Как учеба?
   - Нормально.
   Стас распечатал "Столичную", повозился  с  банкой,  вскрывая  горошек,  и
нарезал хлеб. Включил "Астру" - чемоданоподобный бобинник.
   - "Флойд". Свежий альбом. У Витьки за пару рублей переписал.
   Водка заняла исходную позицию.
   - За дембель!
   Горошек покатился следом. Стас глотал его не жуя.
   - А-а-а, - облегченно протянул Костя. - Короче, братан,  после  расскажу,
как мы там куролесили.  Должок  выполняли,  етицкая  мать.  Повезло  тебе  с
институтом.
   - У нас кафедра военная.
   - Хо-хо. Вот бы вас вместе с кафедрой в Канда-гар. Офицеры... Все формулы
бы сразу повылетали.
   - Поступал бы тоже.
   - Еще поступлю. Или не поступлю. Мое дело. Кого из наших видишь?
   - Так, почти никого. Витьку, конечно, он фарцует  на  Гостинке,  девчонок
кое-каких. Ирка Степанова замуж выскочила. Первая из наших. Скоро родит.  За
военного какого-то. Серега  Светин  тоже  в  армии,  осенью  вернется.  А  в
общем...
   - Светку не видел?
   У Кости со Светкой Мальцевой был небольшой роман после  окончания  школы.
Светка училась в параллельном классе, Стас сам засматривался  на  нее,  как,
впрочем, и большинство пацанов. Она же выбрала Костю, непонятно почему. Стас
пару раз пытался подбить к ней клинья, но  терпел  фиаско  -  Светка  только
хихикала.
   На выпускном вечере он случайно  застал  Светку  и  Костю  целующимися  в
пустом классе. Света была очень красива. Костя, зажавший ее в  угол,  чем-то
походил на вампира. Она играла пальцами с его длинными битловскими волосами.
   Стас здорово расстроился. Во-первых, он и не подозревал, что Костя крутит
со Светкой, друг тоже мне, а во-вторых, проснулось чувство обиды и  зависти,
смешанной  с  ревностью.  По  ночам  он  постоянно  представлял   Светку   в
собственных объятиях, смеющуюся, дразнящую и от этого еще  больше  желанную.
Когда Светка провожала Костю в армию,  они  снова  целовались  на  лестнице.
Заметив их, Костина мама почему-то заплакала.
   Светка жила на соседней улице, Стас постоянно встречался с ней по  дороге
в институт. Светка тоже поступила в вуз, в педагогический.
   Спустя примерно полгода после ухода Кости в армию он случайно встретил ее
с мужиком лет тридцати, а потом она куда-то исчезла, пропала, и Стас  ничего
не знал о ее судьбе. Со слов Витьки,  она  якобы  вышла  замуж  за  какую-то
партийную шишку и переехала к мужу. Стас в общем-то не удивился.  Кто  такой
Костя Синицкий? Дворовый шалопай без богатых предков, без  связей  и  денег.
Любовь? Глупости. Побаловались и хватит. Пора взрослеть, а то так  и  будешь
до пенсии в дАртаньяна с Констанцией играть.
   Вместо  удивления  было  легкое  чувство  злорадства.   Где-то   там,   в
подсознании. Конечно, Костя - лучший Друг, ему сейчас в  Афгане  не  сладко,
он, наверное, надеется, что Светка ждет его, а тут...  Но...  Я  мучился,  а
теперь ваша очередь.
   -  Не  видел,  -  соврал  Стас,   не   желая   расстраивать   счастливого
дембельнувшегося Костю.
   - Да ладно, - небрежно махнул тот. - Переживу. На  мой  век  баб  хватит.
Наливай.
   "Наливай" было сказано с плохо скрытым оттенком обиды, и Стас  догадался,
что Костя рисуется своим безразличием.
   Он налил. Выпили. Горошек. Хлеб.
   Башка чуть стронулась. Стас привык к винцу на студенческих вечеринках,  а
сейчас в дело вступила тяжелая артиллерия.
   - Гамида посадили.
   - Ну?!
   - Опустили мужика, а тот со связями. За неделю мента нашли, кто-то  якобы
настучал. Вроде пять лет дали.
   - Туда ему, мудиле, и дорога.
   - Он скоро выйдет. Через три года.
   - Раньше выйдет, раньше сядет. Наливай.
   - Может, переждем? Покурим? Во-во, слушай тему. Гилмор наяривает. Блеск!
   Стас со второго раза (крепкая гадость эта  "Столичная")  поймал  ручку  и
добавил громкости. Затем из прихожей принес пачку "Аэрофлота".
   - Ты расскажи, как ты там? Убивать приходилось? Сколько духов положил?  ~
Пошел ты в жопу, - огрызнулся почему-то Костя - Ты вспомнил кого?  Студентки
никакой нет у вас там? Всем дающей?
   - Да нет пока.
   - Наливай. Батя когда приходит?
   - Часов в восемь.
   - Так - Костя скосил глаза на часы. - Полчаса осталось. У  тебя,  значит,
не успеем. Жаль. У меня тоже негде. Мать стол накрывает на завтра.  Отметить
возвращение.
   Бутылку допили. Горошек и хлеб доели.
   - Аида на улицу. Кого-нибудь  да  зацепим.  В  случае  чего  в  парадняке
пихнемся.
   Стас, к слову сказать бывший девственником, идею воспринял благосклонно и
о нравственности ни словом не обмолвился. Водка помогает  правильно  оценить
обстановку. Хватит стесняться. Пора набираться жизненного опыта. Аида.
   ...Зазнобу  искали  до  двенадцати.  Болтались  по  улицам,  цепляясь   к
парочкам-подружкам,  к  просто  одиночкам,  вспоминали   старые   адреса   и
заглядывали в места тусовок молодого поколения. По ходу добавляли на  грудь,
но, увы, уже без горошка.
   Возле парка Костя сцепился с дядькой, сделавшим ему  замечание,  что  тот
сливал  прямо  под  декоративной  голубой  елью.  Костя  закончил   процесс,
застегнул ширинку и отоварил дядьку кулаком в нос. "Всякая срань будет учить
меня за жизнь..."
   Стас кое-как разнял стороны, оттащив Костю назад к ели.  Дядька,  зажимая
платком нос, побежал жаловаться  в  милицию.  Стас,  хоть  и  осмелевший  на
стакане, твердо помнил, что залет в милицию чреват  немедленным  исключением
из института, а поэтому уломал Костю не ждать прихода властей, а
   Смыться ближе к родному двору, где и продолжить поиски дамы сердца.
   В полночь, когда шанс удовлетворить похоть  сравнялся  с  некоей  круглой
цифрой, друзья решили заглушить зов страсти еще одной "Столичной", для  чего
отправились домой к Витьке, который активно спекулировал в народе  спиртным.
Деньги у Кости еще шуршали, и, несмотря на крепкую дозу, он твердо стоял  на
ногах. Стас, как менее закаленный, держался, естественно, менее  твердо,  но
окружающий мир еще воспринимал. К Витьке, так к Витьке. У него не гастроном,
у него круглые сутки. Спекуль несчастный.
   Звонок, цепочка, взгляд.
   - Ба, му-жи-ки.
   - Вите-е-ек, блин!
   - Костя, ты с армии, что ли?
   - Я не ты, на справочки денег нет. Ты, говорят, торгуешь?  И  все,  поди,
из-под полы. За державу обидно. Водка есть?
   - Конечно.
   - По номиналу отдашь?
   - Понимаешь, Костя, я в долгах сейчас...
   - Ладно, ладно, спекулянт, хрен с тобой, давай тащи.
   - Может, конинки?
   - К бесу клюковник, водяры хотим. ~ Понял.
   Витька исчез, оставив друзей в прихожей. ВСКОРОСТИ вернулся,  вытирая  от
опилок зеленое стекло  поллитровки.  Сервис.  Костя  сунул  мятый  червонец,
забрал бутылку.
   - Слышь, бизнесмен, а ты бабу можешь достать?
   - Серьезно, что ль? Приспичило?  Так  вон,  об-щага  новая  открылась  на
Вагонке, точечный дом. Там блядь на бляди, только свистни. Женский техникум.
   Костя повернулся к Стасу.
   - Ты там знаешь кого?
   - Не успел еще.
   - Что ты тут целых два  года  делал,  студент?  А  ты?  -  снова  обратил
внимание на Витька Костя. - В смысле, знаешь?
   - Конечно. Алку со второго этажа. Она одна в комнате, всем дает. Слаба на
передок.
   - Комната какая?
   - Это не помню. У нее окна прямо на детскую площадку выходят. С  красными
занавесками. Свистнете, она и высунется.
   - Ничего баба?
   - А вам-то не все ли равно?
   -  Верно.  Бывай.  Детская  площадка,  красные  занавески,  второй  этаж.
Бронебойным заряжай.
   Костя летел к выходу из  подъезда  на  крыльях  любви.  Стас  сползал  по
перилам.
   - Догоняй, дохляк.
   Общага  женского  техникума  оказалась  закрытой.  Костя  побарабанил  по
тяжелой черной двери, прильнул лицом к огромному окну-витрине.
   - Чего тебе? - Бдительное лицо  полной  вахтерши-старушенции  возникло  в
витрине.
   - Мать, в гости идем, на день рождения. К Аллочке со второго этажа.
   - У нее по пять раз на неделе именины. Днем приходите.
   -  Мать,  да  еще  не  ночь,  она  ведь  ждет.  Поимей   совесть,   пусти
воинов-интернационалистов.
   - Я сейчас в отделение позвоню.  Вахтер  вернулась  в  стеклянную  будку.
Костя зло стукнул по двери.
   - Ну, каракатица старая! Аида под окна, может, договоримся, чтобы вышла.
   Разглядев красные занавески, Костя подобрал камушек и метко запустил им в
окно. Зажегся свет, на фоне занавесок возник женский силуэт. И - Кто там?
   - Алл-л-л-лочка! Не узнаешь? - Кто это?
   - Да мы! Почтальоны Течкины! На той неделе заходили, с Витькой вместе, ты
нас в гости приглашала, вот и пришли, - беззастенчиво  врал  Костя,  снявший
рубаху и оставшийся в героической тельняшке.
   - Не поздно ли?
   - Детское время. Водка наша, любовь ваша!  Студентка  Алла,  вероятно  не
помнившая всех бывших у нее в гостях мужиков, кивнула. - Ладно, заходите.
   - Аллочка! - заорал от восторга Костя. - Встреть нас на вахте, там  прямо
командный пункт, без пароля не сунься.
   - А кто там сейчас?
   - Толстуха в очках.
   - Она не пустит. В ее смену комнату  обокрали,  теперь  после  двенадцати
лучше не приходить.
   - Во черт! Ты погоди, сейчас что-нибудь придумаем. Стас сел на траву.
   - О! - Костя прикинул высоту, затем оглянулся. - Эврика, етит твою  мать!
Так, студент, трахаться хочешь? Тогда работай.
   Костя  подбежал  к  детскому  бревенчатому  домику,  стоявшему  рядом   с
песочницей. Домик был метра полтора в высоту - тяжелый, наверное. Вцепившись
в оконную раму, Костя скорчил жуткую рожу, присел и приподнял  архитектурное
сооружение, словно рванул штангу.
   - Вес взят. Давай, Стас! Подвинем к стенке, а по нему в  окно.  Штурманом
высотку! Стас поднялся с газона:
   - Не сдвинем, в нем полтонны минимум.
   - Сдвинем! Ты подумай о цели - и сдвинем. Взялись!
   На  каждый  метр  уходило  по  две-три  минуты.  Со  стонами,   матом   и
невероятными  затратами  умственно-физической  энергии.  Ничего.  Еще   пару
метров, еще пару рывков. Алка, стоявшая в  окне,  как  маяк  на  скале,  как
ангел, вдохновляла на подвиг ради любви. Еще метр. Руки уже не  поднимались.
Черт с ними, с руками, они не очень-то понадобятся.
   - Давай, Стас, давай. И...
   Костя с криком раненого волка рванул домик и толкнул его еще на  полметра
вперед. Тельняшку можно было выжимать. Костя стащил ее через голову и  вновь
схватился за окошко.
   "Круто приспичило", - подумал Стас, вспомнив, что человеческий организм в
критические минуты способен на чудеса. Значит, рассказы о силачах, двигающих
паровозы и самолеты, вовсе не  сказки.  "Мы  рождены,  чтоб  сказку  сделать
былью". Сделали.
   - Да вы настоящие рекордсмены.
   Насмешливый  голос  из  темноты  заставил  компаньонов  обернуться.  Свет
фонарика скользнул по их лицам и замер на домике.
   Костя сощурил глаза:
   - Кто там еще?
   - Советская милиция. - В  полоску  света,  лившегося  из  Алкиного  окна,
шагнули человек в форме и двое в штатском. - Мы вот  с  ребятами  поспорили,
уложитесь вы в тридцать минут или нет. Уложились. А теперь хотим  поспорить,
вернете ли вы за те же тридцать минут домик назад.
   Стас опять опустился  на  траву.  Костя  закинул  на  плечо  тельняшку  и
приблизился к постовому.
   - Скворец, ты никак в менты подался? Надо же, хорошо  смотришься.  Сапоги
не жмут?
   - Ну, во-первых,  я  тебе  не  Скворец,  а  товарищ  младший  сержант,  а
во-вторых, ты находишься на моей территории, за которую в темное время суток
я несу персональную  ответственность.  Поэтому  давай  не  будем  ссориться.
Быстренько взяли и отнесли домик на место.
   Костя сплюнул под ноги и поглядел на остальных. Два крепких  мужика,  лет
по тридцать, с красными повязками на рукавах, внушали уважение. Эх, непруха.
   - Вы только скажите,  товарищ  младший  сержант,  -  пробасил  с  ужасным
хохляцким акцентом один из них. - Живенько скрутим детишек.
   - Слышал, Константин? Чего-то тебя давно видно  не  было.  О,  -  заметил
постовой тельняшку, - да ты из армии, похоже? Как служилось?
   - Помаленьку. А что, товарищ младший лейтенант, бабы в органах есть?
   - Ах вон что... Сперматозавры на перепонки давят? Понимаю. Баб в  ментуре
маловато, зато квартир отдельных в  изобилии.  Плохо,  что  с  решетками  на
окнах, но зато с парашей. Вы домик, часом, не украсть собрались, а?
   - Да, толкнуть хотим за червонец. Мужику одному на  участок.  Вон  он  за
углом прячется, "бабки" считает. Слышь, Скворец, кончай выделываться.
   Бывший председатель совета отряда 8-а кинул взгляд на второй этаж.
   - К Алке собрались?
   - К ней.
   Постовой присел на  детские  качели,  достал  пачку  сигарет.  Дружинники
заняли места по краям, будто слуги у трона.
   - Я, Костя, ничего против не имею. Алка после дембеля - как сто  грамм  с
похмелья, но видишь ли... Детишки, они ведь завтра придут, захотят  посидеть
в домике, поиграть в прятки. А домика и нет. Бедные детишки. Тебе  не  жалко
малышей? Они будут плакать, побегут к мамам-папам, мамы-папы -  к  дворнику,
дворник - в милицию, к  начальнику.  А  начальник,  соответственно,  вызовет
меня. Чувствуешь несправедливость? Ты  будешь  трахать  Алку,  а  начальство
будет трахать меня. Да и детишек жалко. Они совсем пропадут без  домика.  Ты
отбираешь у них детство.
   Костя сел на соседние качели.
   "Ну, Скворец, падла. Он тут, значит, целых полчаса  торчал.  Ждал,  морда
ментовская. Обидно, что с Алкой облом. Вон она, так  и  стоит  у  окна,  фея
ночная".
   Стас переполз ближе к Косте. На  ноги  не  встать,  не  держат  болезные,
утомились от трудов.
   - Мы назад отнесем. Завтра. - Стас, как человек  с  незаконченным  высшим
образованием, решил прим