ахвата злодея при попытке вынести ворованное. То, что это ворованное,
и  крысе  понятно  -  компьютер  смотрится  в  подвале  как  перископ  -  на
бомбардировщике.
   В засаду  выбрали  двух  громил  постовых,  замаскированных  под  бомжей.
Снабдили строгими инструкциями-полномочиями - "в виду опасности банды  живым
в плен никого не брать..."
   В результате очнулся Рома в замкнутом пространстве, образованном четырьмя
влажными, угнетающими своей мрачностью стенами, давящим на психику  потолком
и очень прохладным каменным полом. Проблески сознания возвращали  беднягу  к
тому моменту,  когда,  одержимый  радостным  возбуждением,  он  спускался  в
подвал, шарил по стенам лучом фонарика, замечал цель и мягкой поступью  рыси
шел прямо к ней...
   Дальнейшее вспомнить не удавалось, оно терялось где-то  в  самых  дальних
лабиринтах мозга.
   Но, в принципе, было не больно. "Чик" -  и  темно.  Казаки  сработали  на
совесть. Больно было после, на выходе из лабиринта.
   Вдобавок ко всему Рома оставил в куртке удостоверение, а поэтому,  будучи
вытащенным из камеры и усаженным на стул с  привинченными  к  полу  ножками,
подвергся унизительному допросу по  Фрейду.  Спасла  опять-таки  психология.
Рома  раскололся  сразу  и  не  испытывал  судьбу  затертыми  фразами   типа
"Погодите,  мужики,  давайте  разберемся".  Сначала   признался,   а   потом
постепенно, постепенно...
   Местные очень огорчились.
   Шурик склонился над листочком, разучивая текст строевой песни:
   "Что-то дома мне не сидится,
   Что-то сохну я от тоски,
   А надо влюбиться, мальчишки, влюбиться,
   Пока на дворе золотые деньки..."
   Минут через пять заучивание прервал телефонный звонок.
   - Да? А, брат Егоров. Ну что? Погоди, пишу. Так, ага, это все? Даже  дело
возбуждено? "Глухарек"? Здоровски. Можно сказать, миленько. Ладно, старикан,
я еще позвоню.
   Шурик положил трубку и,  сунув  изгрызенную  авторучку  в  рот,  тихонько
пропел:
   - Что-то сохну я от тоски...

***

   "Тихо, тихо,  тихо.  Не  спешить.  Главное,  не  спешить.  Время  дадено.
Подумать. Думай, Гри-ха, думай. Закурить? Сейчас, сейчас. Так. Взвесим плюсы
и минусы. Почему я? Ну да, объявление, сам давал.  Хотел,  правда,  другого.
Так, пропускаем, это уже несущественно.
   Что требуется? Требуется замочить бабу.  Всего-то  навсего.  Отоварить  в
подъезде трубой, вывернуть карманы и  отвалить.  Сложно?  В  принципе,  нет.
Одноразовая работа с риском. Риск сведут до минимума. Назовут время и место.
Обещан аванс в случае согласия и хорошая оплата  в  случае  исполнения.  Три
тысячи зеленых. Это большие деньги.  Хватит  и  на  Париж,  и  на  роликовые
коньки. Если не поймают".
   Да, вот оно, звериное лицо капитализма. Все продается, и все  покупается.
Это я пошутил. Хватит, теперь серьезно. Мочить,  если  честно,  не  хочется.
Даже не потому, что можно вляпаться. Не хочется. Ну его, к бесу.  А  что  за
баба? Не мое дело. Понятно. Мое дело - труба, которой по голове.  Даже  если
очень не хочется. Если очень не хочется, но приходится, то можно.
   Ум за разум. То, что ты идиот, Гришенька, это очевидно.  Дал  объявление,
послушал психопата Вову. Влип. Конкретно.
   И нет чтобы сразу когти рвать  после  таких  соблазнительных  предложений
(шел  бы  ты,  Дядя,  в  даль  светлую  со  своими  трубами-трупами).  Начал
выкобениваться, пустой башкой кивать - мол,  подумать  надо.  Думать-то  все
равно не чем.
   А дядя, чувствуется, не просто дядя. Хоть  и  наряжен  в  пенсионера  без
пенсии.     Убедительный.     Умеет      убеждать.      Шуточки-прибауточки,
улыбочки-ухмылочки, но глазками в  Кремлевской  стене  дыру  прожечь  может.
Знающий дядечка. Даже про Париж и роликовые коньки в курсе.
   "В Париж с Леночкой хочешь? А у папы зарплата маленькая, верно? А случись
что с папой в пути? Сейчас всякое с водителями  случается.  Дорога  длинная,
груз дорогой. Пропадают без  вести  водители.  Разве  папа  не  рассказывал?
Конечно, рассказывал. Так вот, спрашивается, что  делать  будем,  если  папа
потеряется? На какие доллары в Париж поедем, а?"
   Бэ. Ну что, Григорий, мысль понятна? Как не понять. Ох, дядечка...
   "Ну, то, что разговор у нас сугубо интимный-конфиденциальный, надеюсь, не
надо напоминать? И если вдруг где-то что-то..."
   Не надо напоминать, не деревянный.
   "Ну и прекрасно. На  том  и  расстанемся.  На  недельку.  Через  недельку
встречаемся на том же месте в тот  же  час.  Ставим  окончательный  диагноз.
Смотри-ка, сколько здесь голубей! Не забудь взять хлебушек. Покормим пташек.
До встречи, мой юный друг. Надеюсь, ты придешь
   ОБЯЗАТЕЛЬНО".
   Памятник выполнен скульптором Фальконе при участии фирмы "Самсунг"...
   Что это означает, Гриша? Что сейчас возможно все. Что ты  переживаешь  по
всяким пустячкам? Песенку модную слышал? "Боже, какой  пустяк  сделать  хоть
раз что-нибудь не  так..."  Сделай.  Сейчас  все  делают.  Не  жуй  сопли  в
раздумьях, а делай.
   Интересно, Спейс отказался бы? Или вон, пижончик в плаще?  О  нет,  такой
однозначно подпишется. Один ты, Гриша,  недоделанный.  Разуй  глаза  пошире.
Включи телевизор. Не хочется не хочется... В Париж  хочется,  Ленку  хочется
счастья хочется,  а  ЭТОГО  не  хочется.  Пять  минут  риска...  И  главное,
Гришенька. Не можешь ты уже отказаться. Объяснили ведь. По-человечески.  Так
что иди на свалку металлолома и ищи трубу потяжелее, подлиннее. Измени жизнь
к лучшему...
   Дыня в наличии отсутствовал. Что вполне  резонно,  погоды  дивные  стоят.
Шурик с досадой захлопнул тяжелую дверь и взглянул на часы. Поздновато.
   Он планировал нагрянуть сюда часиков в семь-восемь  утра,  вытащить  Дыню
прямо из постели и, не дав принять душ и выпить кофе, проводить  до  отдела,
где как следует прочистить мозги. Чтобы не лезли  туда  всякие  незатейливые
мысли.
   Но в шесть утра самого Шурика вытащил  из  постели  звонок  дежурного  по
поводу сыгранной то ли учебной,  то  ли  боевой  тревоги.  Надлежало  срочно
прибыть к месту службы, иметь при себе  трехдневный  запас  провизии,  смену
белья,  компас,  карту  Ленобласти  и  какой-то  курвиметр.  "Чего-чего?"  -
"Курвиметр". - "А чтой-то?" - "Да Бог его..."
   К отделу Стрельцов прибыл,  как  и  велели,  в  течение  часа.  С  банкой
сгущенки в одном кармане и парой штопаных носков в другом. На  пороге  стоял
Герман Андреевич с хронометром и проверяющий в камуфляжной военной  форме  с
полковничьими  погонами.  Получив   справедливый   нагоняй   за   отсутствие
необходимого снаряжения, Шурик отправился в кабинет до особого распоряжения.
Тревога оказалась учебной,  но  народ  продержали  в  боевой  готовности  до
одиннадцати часов. Рома вместо курвиметра  притащил  спиртометр,  видно,  не
расслышал по телефону...
   Нанеся  еще  один  контрольный  удар  ногой  в  дверь   Дыни,   Стрельцов
окончательно убедился, что с визитом  опоздал  и  операцию  по  оздоровлению
Дыниных мозгов придется перенести на завтра. Во  дворе  он  заметил  пьяницу
Обезжиренного.
   Обезжиренный шлепал к  своему  подъезду,  громыхая  по  асфальту  лыжными
ботинками.
   - Семыкин! Иди сюда.
   - Здравствуйте, товарищ Стрельцов. Вы все в трудах, в заботах?
   - А ты все на лыжах катаешься? Лето ведь, Семыкин. Дыню не видел?
   - Сигареткой не угостите?
   - На.
   - Не, не видел. А что случилось?
   - Слушай, Семыкин, ты зачем третьего дня в универсаме прямо в холодильник
отлил? А?
   - Я?!!
   - Нет, я! Что, не донести было до улицы? В глаза, в  глаза  смотрим!  Вот
так. Это статья, Семыкин. Бакланка. В одни ворота.
   - Меня подставили, товарищ Стрельцов.
   Тамбовцы.
   - Да? Какие негодяи. Правильно мы им войну объявили. А ты  сам  часом  не
тамбовец?  Короче,  Семыкин,  пошли  в  отдел,  там  разберемся,  кто   кого
подставил. Ты в универсаме на пару миллионов товара испортил. Кто  возмещать
будет, лыжник?
   - Участковый уже допрашивал меня по этому поводу.
   - Тяжело в лечении - легко в гробу. Пошли, пошли, Семыкин.  Участковый  -
это участковый, а я-то - за справедливость.
   - Ой, вспомнил! Дыню ищете? Так он час назад вместе с Бобом на  остановку
пошел. С рюкзаком и лопатой. Я спросил,  никак  клад  копать  идете?  А  Боб
ответил: "Нет, дядь Юр, картошку". Какая ж нынче  картошка?  Она  в  августе
созреет. Помню, когда я в деревне жил...
   Шурик не стал слушать воспоминания из жизни Обезжиренного.  Матюгаясь  на
весь двор, распугивая голубей и старушек, он помчался в направлении любимого
отдела.
   В дверях Стрельцов столкнулся с Листопадом.
   - Окурки из пепельницы выбросил?
   - Уборщица есть.
   - В кабинете запрещено курить!
   - Герман Андреевич, какое курево, я второй год на игле!
   - Уволю!
   - Увольняйте!
   Рома штудировал Фрейда. Шурик влетел в кабинет,  схватил  трубку,  второй
рукой принялся лихорадочно листать старенький телефонный блокнот.
   - Егоров, братан!  Стрельцов.  Потом  поздороваемся.  Когда  "Аврора"  из
Москвы приползает? Так, так! Ну,  черт,  твоя  мама  -  не  женщина!  Слушай
быстрее. Надо тормознуть паровоз! Помнишь те рельсы  ломаные?  Да,  да!  Мои
обморозки сегодня поехали! Рванут гранатой пути и обчистят трупы! Да,  шучу!
Хазанов прямо! Короче, поезд тормози! Как хочешь,  братан!  Откуда  я  знаю,
точно или нет?! А если точно?! Сколько там народу?! Ты чего, братан, быкуешь
в натуре? Какой убыток? Ох, бля... Давай телефон!
   Рома оторвался от Фрейда. Шурик чирканул на  календаре  номер,  нажал  на
рычаг, сунул в рот сигарету.
   - За чей, видишь ли, счет убыток? За мой, блин! У меня дедушка в Америке,
оплатит, если что, старикан. Так, Ромик, бросай свою психологию,  все  равно
без пользы, возьми адрес Дыни, садись возле дверей и жди, пока кто-нибудь не
придет. Либо он, либо мамаша его.
   - И сколько ждать?
   - Хоть до утра. Я сяду у его приятеля. Всех в отдел и в камеру.
   - Нашел мальчика на мусорных бачках сидеть. У меня...
   - Будешь сидеть, салабон дешевый! - рявкнул Стрельцов так, что  задрожали
стекла в кабинете. - Ты зачем сюда приперся,  молокосос,  жопу  протирать?!!
Щегол! Быстро в адрес!
   - Не ори, не командир!!! Нормально говорить научись, псих!
   Палец Стрельцова нечаянно соскочил с  диска,  Шурик  саданул  по  рычагу,
матюгнулся и повторно набрал номер.
   Начальник линейного транспортного отдела в тему въехал  быстро,  пообещал
сделать все,  что  возможно,  хотя  останавливать  на  неопределенное  время
экспресс без видимых причин очень и очень чревато. Мало  того,  материальный
убыток, так еще и пассажиры хай поднимут. Ладно, если что, спишем на  звонок
неизвестного. "Устроишь звонок?" Хоть двадцать!
   Также транспортный шеф пообещал быстренько  направить  людишек  на  место
двух первых происшествий. Бог любит троицу, глядишь попадутся.
   Шурик немного успокоился, положил трубку и наконец чиркнул зажигалкой.
   - Чего надулся, Роман Сергеевич? Это тебе не Фрейд! Так и быть, сидеть на
мусорном бачке не обязательно, это я так, вспылил. Постовых поставим, им все
равно, где службу тянуть. Я договорюсь  с  Глистопадом.  Он,  правда,  блин,
уволить грозился. А не хотелось бы, на самом-то деле...

***

   - Осторожней. Прямо под рельс давай. Во. Как тут и была. Да погодите  вы,
ваше преосвященство, землей-то сыпать. Надо проводочки соединить сперва.
   - Ты знаешь как?
   -  Не  дурнее  Кикиморы.  Разберемся.  Красный,  синий,  черный,  желтый.
Красный, наверное, надо с синим.
   - Почему?
   - У нас в ванной - красная ручка и синяя. Горячая вода и холодная.
   - А черный и желтый - это такси!
   - Верно! Кикимора - лох!
   - Давай соединяй. Аккуратнее, не перепутай.
   - Не писай в колошу,  Дыня,  не  перепу...  "По  заказу  двух  друзей  из
Санкт-Петербурга наша радиостанция передает "Реквием" Моцарта..."
   Гришка шмыгнул в подъезд, осмотрелся. В отличие от их дома, здесь имелось
люминесцентное  освещение,  и  зрение  напрягать  не  пришлось.  Да,  клевый
подъезд. Код на дверях, дополнительный замок. Стены  сияют  белизной,  будто
постираны "Тайдом", и не  используются  под  автографы  всякими  оболтусами.
Свежевымытый пол. Даже ручки на дверях особенные, под старину. Хорошо  живут
буржуи. Так, хватит, не музей. Куда бы встать?
   Прошмыгнув просторный холл, мимо двух раздвижных дверей лифтов, и  открыв
стеклянную дверь, Гришка очутился  в  небольшом  коридоре,  где  вдоль  стен
висели почтовые ящики. В конце коридора стояла пара  квадратных  колонн,  за
которыми чернели небольшие ниши. Дворники хранили там кое-какой инвентарь  -
метлы, совки, тряпки. Гришка втиснулся в свободную нишу.
   Отлично, в самую пору. Он расстегнул куртку,  вынул  из-за  пояса  трубу,
обмотанную с одного конца изолентой. Пару раз  стукнул  по  ладони.  Тяжелая
игрушка, "башню" размочалит с одного удара.
   Взглянул на часы. Осталось пять минут. Работать придется на слух, баба за
почтой не пойдет, а  самому  отсвечивать  перед  лифтом  опасно  -  срисуют,
запомнят. Да, кстати...
   Гришка вынул из уха серьгу и положил в  нагрудный  карман.  Затем  достал
заранее купонную в ларьке кепочку и напялил на голову,  максимально  опустив
козырек.
   Главный залог успеха - быстрота. Услышать, как откроется дверь, выскочить
из засады, глянуть сквозь стекло и...
   Тьфу, а если  это  не  она?  Или  кто-нибудь  ее  сопровождает?  Тогда...
Придется отложить. Да нет, успокойся, в это время парами  не  ходят,  поздно
уже. Так, повторим приметы - двадцать пять, черные волосы до  плеч,  голубые
глаза, красное платье. Глаза рассматривать  будет  некогда,  но  что  платье
красное - это хорошо.
   Гришка почувствовал, как вспотела ладонь, сжимающая трубу, и быстро вытер
руку о джинсы.
   Трубу он нашел в соседнем дворе, где возле глухой кирпичной  стены  народ
организовал  свалку  металлолома.  Чтобы  у  другого  народа  не   возникало
претензий, на стене вывели яркую надпись  "Место  для  отходов",  вроде  как
узаконив  грязное  дело.  "Место  для  отходов"...  Во,   Григорий,   уловил
аллегорию? Ты, по большему счету, тоже отходы.
   Неужели не доходит, что тебя  используют,  подобрав  на  свалке,  как  не
нужное никому барахло, как вторсырье. Сделан ты, Григорий, из отходов.
   Тихо. Хватит мусолить, пошли вы все... Не маленький.  Это  просто  нервы.
Лишь бы лифт стоял где-нибудь наверху.  Хотя  бы  на  втором  этаже.  Секунд
пятнадцать будет в запасе. Что это стучит? Бляха, зубы! А рожа  мокрая,  как
из-под душа. Ищу работу с риском. Нашел. Он сжал зубы, смахнул пот с ресниц,
напряг слух. Тихо, кажется, идет.
   Стук каблучков по ступенькам, щелканье  кнопочек  кодового  замка.  Скрип
петель.
   Она! Никакой другой быть не может!
   Гриша на цыпочках покинул нишу, допрыгал до дверей и... Выглянул в холл.
   Она! Высокая какая. Черные волосы, красное платье...  Серпантин  лампочек
над входом в лифт. Пятый, четвертый...
   Гришка покрепче сжал трубу, толкнул ногой  дверь.  Баба  даже  не  успела
обернуться.
   Шмяк!!!
   Удар  пришелся  в  левый  висок,  белоснежная  стена  мгновенно  расцвела
кровавым конфетти. Сумочка вылетела из рук и упала у дверей.  Надо  же,  как
много крови, я не думал, что будет столько крови...
   Баба рухнула, как городки, скошенные тяжелой битой, захрипела, забилась в
судороге. Лицом вниз. Гришка зажмурился и нанес второй,  еще  более  сильный
удар, прямо в затылок.
   "Бум-м-м-м!!!" - пропела труба на низких нотах.
   Гришка взглянул на свои ноги. Тьфу, бля, вляпался.
   Будто проезжавший грузовик окатил Гришку фонтаном  брызг  из  лужи.  Баба
затихла.
   Он сунул  окровавленную  трубу  за  пояс,  нагнулся  к  сумочке.  Замочек
скользил в потных пальцах и  не  хотел  открываться.  Фу,  наконец.  Женские
причиндалы летят на пол, бря-кают и рассыпаются.  Кошелек  Гришка  кидает  в
куртку-Щелк, щелк, щелк.
   Дьявол, дождался! Хана! Кого-то принесло.
   Он судорожно обернулся назад к стеклянной двери.  Убежать,  затихариться,
переждать? Нет, не получится. Отпечатки окровавленных  кроссовок  выдадут  с
потрохами. Остаемся.
   Гришка, словно меч из ножен, вытащил из-за пояса трубу, подскочил к двери
и занял боевую стойку. Убивать не обязательно. Достаточно оглушить и  валить
к чертовой матери, лишь бы зашедший  не  увидел  его  лицо.  На  секунду  он
обернулся назад. Лужа вокруг  головы  убитой  им  бабы  приобрела  очертания
огромной алой кляксы.
   Дверь открылась. Гришка замахнулся трубой. Ах, черт...  В  подъезд  зашла
молодая, высокая дама с черными волосами и  в  красном  платье.  В  огромных
голубых глазах застыло удивление.
   - Я, я... Я тут... Гришка выронил трубу.
   - Что с вами, молодой человек? У вас очень бледное лицо.
   Его ударило электрическим разрядом, руки затряслись в бешеной  лихорадке,
липкий пот противно увлажнил каждую частицу тела, к горлу  подкатило  удушье
вперемешку с тошнотой.
   Гришка медленно, через силу обернулся на лежавший у лифта труп.
   Баба сидела на полу и смотрела ему прямо в глаза. Баба?
   Это была Наташка. Она придерживала ладонью половинку  своего  треснувшего
черепа и без всякой злобы,  но  с  легкой  укоризной  говорила:  "Гриша,  ты
знаешь, в чем секрет моей красоты? Главное, правильный уход за  кожей.  Мыло
"Глюке", содержащее провитамин "Б 5"..."
   Гришка задрожал еще сильнее,  попятился  назад  и  во  всю  глотку,  дико
заорал...
   Крика не было. Гришка открыл глаза, уставился в темный потолок.
   От кошмара остались холодный пот и мерзкая дрожь. Гришка сделал несколько
глубоких вдохов-выдохов, сел на кушетку. Третью ночь подряд ему снится  этот
идиотизм. Мыло "Глюке"!
   На кухне горел  свет,  тянуло  сигаретным  дымом.Обезжиренный,  наверное,
бессонницей мается. Гришка влез в шлепанцы, натянул футболку и взял со стола
последнюю сигарету, оставленную на утро. К черту, надо немного  успокоиться,
отдышаться.
   Ответ  мужику-заказчику  предстояло  дать  завтра  вечером.  Там  же,   у
"Медного". Положительный ответ.
   На кухне курил не  Обезжиренный.  Это  была  Наташка.  Гришка  вздрогнул,
увидев ее, сделал шаг  назад,  в  коридор,  но,  вспомнив,  что  он  все  же
проснулся, облегченно выдохнул и переступил порог кухни.
   - Чего не спишь, Гриш?
   Гришка, не стесняясь своих полосатых семейных трусов,  подошел  к  плите,
взял из баночки спички, прикурил.
   - Так, не спится. Жарко, комары... Воды испить бы. А ты?
   - Потише говори, хорошо? Не хочу, чтобы мать увидела. -  Наташка  кивнула
на сигарету.
   Ее выписали вчера, хотя Гришка думал, что в больнице  она  проторчит  как
минимум месяц. Он затянулся и, сделав паузу, выдохнул дым в потолок.
   - Как здоровье-то?
   - Нормально. Ты вот сам какой бледный. Кошмар приснился?
   Гришка молча кивнул головой.
   - Проблемы? - Наташка  взяла  табурет  и  подсела  к  Гришке.  -  Или  от
безответной любви сохнешь?
   - Сохну.
   - Бывает. На кого ж ты так запал, сердечный?
   "Может, рассказать все? Не про Ленку, конечно. Про  работенку  с  риском.
Нет, нет, на фиг. Сам разберусь как-нибудь. Наташка наверняка крик поднимет.
Мне ж не ларек ограбить предложили. На фиг, на фиг".
   - Ну, расскажи, а, Гриш?

***

   - Я рад, что ты принял правильное решение. - Брандспойт  жизнеутверждающе
улыбнулся. - Давай теперь обговорим детали.
   Гришка, не отрывая взгляда от земли, согласно кивнул.
   - Простите, господа, - раздался посторонний голос за спиной, - не  купите
ли вы у меня вот это?
   Гражданин неопрятной внешности  держал  в  руках  штангенциркуль  и  пару
ножовочных полотен.
   - Я отдам гораздо дешевле, чем в магазине.
   Это очень нужные в хозяйстве вещи. Можно мерить и пилить.
   - Себе померяй и отпили, - посоветовал Брандспойт. - Даю пять  секунд  на
исчезновение.
   Неопрятный гражданин сунул инструмент в холщовую сумку  и  побрел  искать
новых покупателей.
   - Везде найдут, - недовольно сказал авторитет. - Что  он,  под  скамейкой
сидел?
   Место для второй встречи было выбрано им более правильно - где  гарантии,
что юнош