а все же не сбегал в фискальные органы или сгоряча  не  растрепал  о
предложении авторитета? И хотя подробный письменный  отчет,  предоставленный
службой  разведки,  всю  неделю  "пасшей"   юношу,   а   также   стенограмма
прослушанных телефонных переговоров не вызывали особых опасений, но...  Бог,
как известно, бережет береженого.
   "Добра", "счастья"  и  "удачи"  желают  Брандспойту  многие.  Их  гораздо
больше, нежели тех, кому положено желать авторитету того же  самого,  только
по долгу службы.
   Поэтому, отпустив на Невском охрану, лидер  организованной  преступности,
облаченный в форму тунеядца, состоящего на бирже труда, не спеша  прогулялся
до "Медного всадника", подсел к Гришке, уже ждавшему его на ограждении, и  в
двух словах "перебил стрелку".
   Через полчаса они встретились уже здесь, на набережной  Екатерингофки,  в
месте  почти  диком  и  вполне  подходящем  для   конфиденциальной   беседы.
Брандспойт  сунул  Гришке  полтинник,  велел  поймать  "тачку"  и  ехать   к
Батуевскому мосту, возле которого отпустить водилу  и  ждать.  Сам  он  тоже
поймал машину, покружил по  городу,  обрубая  возможные  хвосты,  и  наконец
назвал водителю конечный маршрут.
   Местечко,  как  уже  упоминалось,  было  идеальным  для  ведения  деловых
переговоров. Скамейку сюда притащили  любители  отдохнуть  на  природе  "под
огурчик". Взору открывалась чудная речка Екатерингофка, несшая  мутные  воды
неизвестно куда; на  другом  берегу  высились  мрачные  корпуса  фабрики  по
производству костной муки, наполнявшей  всю  округу  ароматным  незабываемым
зловонием. За спинами сидевших росли жидкие кусты, спрятаться в которых  мог
только крутой Уокер - техасский рейнджер, да и то если б зарылся в  землю  и
снял шляпу.
   За  кустами,  метрах  в  ста,  пылилась  грунтовая  дорога,  по   которой
давным-давно никто не ездил.
   Таким образом, заинтересованные лица могли наблюдать встречу разве что  с
вертолета или спутника-шпиона.
   - Так, теперь слушай и развивай память. На память не жалуешься?
   - Нет, хотя до сих пор  путаю  числитель  со  знаменателем  и  "право"  с
"лево". Поэтому, ее если можно, "верх-низ" и "там-тут".
   - Это не понадобится. Вот фото. Это она,  -  Брандспойт  протянул  Гришке
кодаковскую фотографию.
   - Ничего. Просто великолепна.
   - На самом деле стерва. Запоминай рожу.  Здесь  она  крашенная  "Веллой",
сейчас у нее чисто черные волосы,  вот  такой  длины,  -  авторитет  стукнул
пальцем по своему плечу. - Сказать, в чем будет, не могу, шмотки каждый день
меняет. Возможно, в бордовом костюме - пиджак  и  юбка.  Ноги  от  ушей,  не
засмотрись.
   Запомнил? Давай сюда.
   Виктор Павлович забрал у Гришки фотографию и спрятал ее в карман.
   - Теперь адрес. Это обычный жилой дом. Послезавтра в  десять  вечера  она
приедет туда. Одна. Возможно, на такси, но она никогда не  просит  провожать
ее до квартиры. Имей в виду, у нее есть газовый "ствол", Она таскает  его  в
сумочке, поэтому не мешкай. И не паникуй там. Спокойно, глубокий  вдох  и...
Как два пальца об асфальт. Сейчас объясню, где можно спрятаться,  но  завтра
съезди туда и посмотри все сам. Зайдешь в подъезд, там есть дверь в коридор,
где висят почтовые ящики. В конце коридора две...
   - Колонны?
   Брандспойт настороженно притормозил.
   - Ты откуда знаешь?
   - Типовые дома.
   - Ах да, - успокоился авторитет. - Спрячься и жди. Потом...
   - Ладно, разберусь, не фантик, эка невидаль, бабу трубой оприходовать. Не
президента же. Деньги когда будут?
   - Деньги будут, когда я смогу убедиться, что работа  выполнена  в  полном
объеме.
   - А аванс? У меня дом сгорел, жить негде.
   - У тебя работа сдельная. Сделаешь - получишь.
   - Ну, хоть на обратную дорогу и непредвиденные расходы.
   - Хорошо, держи.
   Виктор Павлович извлек из кармана сотенную и передал Гришке. Затем назвал
адрес и телефон, дважды потребовал повторить.
   - Как сделаешь  работу,  позвонишь  из  автомата  и  скажешь  два  слова:
"Панночка по-мэрла".
   - Какая баночка?
   - Не баночка, а панночка. Двоечник. Это из  классики.  "Вий"  Гоголя.  На
следующий день встречаемся здесь же,  в  шесть  вечера.  Я  привезу  деньги.
Вопросы?
   - Если меня поймают, что я должен говорить?
   - Лучше всего не попадаться, а если  попадешься,  не  говори  ничего.  Ты
имеешь права не давать против себя никаких  показаний.  Конституция.  Молчи,
как дворник Герасим.
   - Какой дворник?
   - "Муму". Тургенев.
   - А если бить будут?
   - Терпи. До смерти не забьют, а  синяки  заживут.  Но  лучше  все  же  не
попадайся.
   - Постараюсь.
   - Постарайся. Я привык платить щедро,  если  работу  делают  на  совесть.
Увезешь в Париж не  только  Ленку,  но  и  всех  своих  чувих.  Ну  что  все
запомнил?
   Гришка еще раз кивнул.
   - Тогда до встречи, юноша.  И  не  забудь,  что  те,  кто  пытались  меня
обмануть, чрезвычайно об этом пожалели. Очень плохо, что ты  не  видел,  как
больно им было.
   Виктор Павлович поднялся со скамейки и бодро зашагал по грязному берегу в
сторону моста.
   Гришка посидел немного,  затем  стянул  кроссовки,  снял  носки,  закатал
джинсы до колен и зашел в реку.
   Вода была прохладной.

***

   - Всех нас, несомненно,  волнует  проблема  убийств,  количество  которых
увеличилось за последнее время почти в десять  раз.  С  чем,  Александр,  вы
связываете это?
   - Лично мне связывать некогда, я их  раскрываю.  Но  прокурор  города  на
последнем совещании обвинил во всем Голливуд.  И  он  прав.  Что  у  нас  на
экранах? Сплошная кровавая мясорубка, ужасы  и  секс.  Это,  можно  сказать,
идеологическая   диверсия.   Человек,   насмотревшись    подобной    заразы,
волей-неволей превращается в маньяка и тянется к топору или ножу.
   - В ваших словах есть доля истины.
   - Да какая уж  там  доля?!  А  книги,  а  пресса?  За  что  ни  возьмись,
вляпаешься либо в кровь, либо в дерьмо, либо в... Ну, в эту самую.
   -  Да,  да,  я  понял.  Хорошо,  Александр.  Мы  все  представляем   себе
классическое  западное  убийство.  Наркобизнес,  наследство,   раздел   сфер
влияния... Профессиональные убийцы-киллеры снайперский выстрел. Все это есть
сейчас и у нас,  не  удивишь,  так  сказать.  И  тем  не  менее  имеется  ли
какая-нибудь особенность нашего, отечественного убийства? Что такое, на  ваш
взгляд, "чисто русское убийство"?
   - Ну, это элементарно. Значит, для начала грамм по пятьсот в лоб.
   - Пятьсот грамм чего? Тротила?
   - Нет. Жидкости. Без закуси. Затем пивка литра  так  два-три.  Сверху.  И
снова грамм пятьсот. Гамбургер такой получается. "Сникерсом" зажевать,  если
имеется. А не имеется, так и ладно. Потом интеллигентный  диспут  по  поводу
политики, медицины или искусства. Искусство Сальвадор Дали или не искусство?
Лебедь прав или Ельцин?
   Диспут переходит в постукивание кулаками по столу, по корпусу или по лбу.
У кого-то размер кулаков оказывается  большим,  и  тогда  тот,  у  кого  они
маленькие,  вынужден  хвататься  за   все,   что   подвернется   под   руку.
Подворачиваются, как правило, кухонные ножи, реже - вилки, иногда - ножка от
табуретки  или  рояля.  В  моей  практике  был  случай,  когда  подвернулась
разделочная доска. Короче, колюще-режуще-рубящее имущество.
   Далее следует роковой удар в  незащищенную  точку,  и  один  из  спорящих
спорить прекращает. Оставшийся или  оставшиеся  в  живых  реагируют  на  эту
неприятность продолжением банкета.
   Кто-то бежит в ларек и приносит еще грамм пятьсот-восемьсот.  Пару  суток
спустя, когда кончается все, что можно обменять на "огненную воду", начинает
решаться одна маленькая проблема - куда девать труп. Не в хате же оставлять,
он ведь начинает, пардон, портиться  и  загрязнять  окружающий  мир.  Однако
решение быстро находится.  Есть  подвалы,  чердаки,  мусорные  бачки.  Особо
небрезгливые личности предпочитают расчленять тело в ванной и  развозить  на
тележке по близлежащим помойкам. Вот, пожалуй, и  все.  Никакой  наркомафии,
борьбы за наследство...
   - Неужели?
   - Ага.
   - И какова же доля описанных вами убийств в общем их числе?
   - Процентов семьдесят, зуб даю.
   - Но какой выход из сложившейся ситуации вы предлагаете?
   - Ларьки закрыть.
   - Стоп, стоп, стоп. Шура, блин, у нас  же  не  юмористическая  программа.
Договаривались же, побольше умных мыслей - плохое законодательство,  кризис,
тяжелое  социально-экономическое  положение,  падение  нравов.  Может,  тебе
шпаргалку написать?
   Бывший одноклассник Стрельцова, ныне бороздящий волны  телеэфира  в  роли
корреспондента, достал авторучку.
   - Да не надо, запомню. Социально...
   - Экономическое. Молодец. И побольше, побольше антуража. Куда мы катимся,
полный беспредел, цинизм и разгул. Давай, ты ж умеешь. Ну что, готов?
   - Готов.
   - Камера!
   - И  какой  выход  из  сложившейся  ситуации...  Когда  с  интервью  было
покончено и персонал принялся паковать  телеинвентарь,  одноклассник  достал
сигарету, угостил Стрельцова и вполголоса по-свойски попросил:
   - Слышь, братан,  в  натуре.  У  меня  через  недельку  эфир  горит  и  с
материалом напряг. Если чего будет кровавое, ну, вдруг повезет, позвони,  а?
Вот визитка. Любой труп подойдет, даже бытовуха. Сделаешь, братан?
   - Повезет - сделаю.
   - Спасибо. Да, еще, тебе сеточку на лицо делать?
   Шурик посмотрелся в висящее на стене зеркало.
   - Зачем? Да, не красавец, но не пилюли же от запоров рекламирую...
   -
   "Мальчик хочет в Париж, а чи-ки-чи-ки-чи-ки..."
   Въедливый мотивчик модного шлягера засел в башке намертво  и  как  всегда
вовремя. Хочешь, мальчик, в Париж?
   Хлопок двери за спиной, серые ступени перед глазами. Серый асфальт, серый
вечер. Тем-по, темпо... Арка, поворот... Трубу-то выкини,  идиотина,  смешно
ты с трубой выглядишь, неестественно.
   Труба улетает на газон. Перчатки. Да,  да,  никаких  улик.  Очень  кстати
мусорный бачок. Отходы.
   В арке отдохнем, успокоимся, осмотримся, оправимся. Что-то барабанит.  Ух
ты, мотор... Тихо, тихо, нормалек, все прошло... Как и рассчитано. Сделано с
умом.
   Гришка взглянул на куртку, потом опустил глаза  на  джинсы  и  кроссовки.
Вроде не заля-пался, хотя здесь темновато, не видно.
   Из арки Гришка вышел уже не спеша, на ходу закуривая.  Все  в  порядке  у
меня, граждане, все в порядке. Как у техасского пейджера. Иду-курю. Впрочем,
никаких граждан. Дома граждане. Спят.
   Пошарил  по  карманам,  вытащил  заранее  приготовленный  жетон,  поискал
глазами будку.
   А пальчики-то дрожат у техасского пейджера, ой как дрожат. Номер  удалось
набрать с третьей попытки. Странный номер, не городской.  Наверное,  трубка.
Двойной гудок. Да, трубка.
   - Алло.
   - Баночка помэрла.
   Пи-пи-пи-пи...
   "Мальчик хочет в Париж, а чи-ки-чи-ки-чиКи..."
   Виктор Павлович захлопнул крышечку трубки, улыбнулся  и  вновь  поднес  к
глазам  бинокль.  Помэрла,  панночка,  помэрла.  Забавное  нынче   времечко.
Забойное, ударное... Прощай, любимая.
   Мало того, что этот придурок перепутал пароль, так еще  и  выкинул  трубу
прямо на газон.
   Будем надеяться, он был в перчатках. Хотя сейчас снимают следы  перчаток.
Придется подчистить. Молодежь безголовая, сплошная суета.
   Машина Брандспойта, старенький "Запорожец"  -  "мыльница",  приютилась  в
ряду припаркованного вдоль соседней улицы транспорта и в глаза не бросалась.
Из  бинокля  подъезд  супруги  просматривался  великолепно,  и  авторитет  с
нетерпением ожидал продолжения мизансцены. Эту квартиру он  подарил  любимой
год назад на день рождения, но она подарок не оценила,  таская  сюда  всяких
похотливых козлов.
   Все прошло по намеченному сценарию, без сбоев и осечек. Она зашла,  через
пятнадцать секунд он вышел. Выбежал. Позвонил. "Панночка помэрла".
   Вот трубу зря выкинул, погорячился.
   Так, когда там ее обнаружат? Десять минут уже, как... Ага,  вот  собачник
тащится со спаниелем вислоухим. Точно, сюда. Ну...
   Все, сейчас закрутится действие... Телефон спасения 911.
   "Скорая" появилась минут  через  пятнадцать.  Как  раз  вовремя.  Молодцы
санитары, тише едешь  -  меньше  работы.  Ну,  каков  диагноз?  Будет  жить?
Торопиться не надо.
   Так, носилочки. Это не есть гуд. Чьерт по-бьери, да еще  головой  вперед.
Капельница, красное платье...
   Во,  милиция  родная  прибыла.   Похоже,   участковый.   Сейчас   побежит
названивать руководству. Нет, смотри-ка, не бежит. С докторишкой прет.
   "Скорая"  включает  мигалку,  докторишка  залезает  к  больной.  Уезжают.
Участковый заходит в подъезд. Водитель  уазика  движок  не  глушит.  Значит,
долго задерживаться не собираются.
   Это не есть гуд. Будет, значит, жить. Ну, киллер хренов, поговорим завтра
по душам. "Не помэрла панночка".
   Виктор Павлович положил бинокль в пакет, выбрался из "супертачки" и пошел
в сторону арки, возле которой Гришка скинул трубу.
   Было еще светло, несмотря на поздний час. Труба блестела в темной  траве.
Брандспойт поднял ее, поднес к глазам. Кровь.
   Он вытер трубу о траву и спрятал под куртку. Поеду мимо Невы, выкину.
   "Мальчик хочет в Париж, а чи-ки-чи-ки-чи-ки..." Устрою я ему Париж.
   Вышел участковый, держа в руках сумочку, сел в машину.
   Что, и все?!
   Уазик уехал.
   Виктор Павлович вернулся в "Запорожец", запустил двигатель.  Минут  через
сорок, когда он подъезжал к своему загородному дому, запиликала трубка.
   - Слушаю.
   - Виктор Павлович, Листопад беспокоит. Извини за поздний звонок.
   - Ничего, Герман Андреевич. Что случилось?
   - Не знаю,  как  и  сказать-то...  Похоже,  с  твоей  супругой  случилось
несчастье. Не волнуйся только, возможно, все еще обойдется.
   - Что с ней?!
   - Ты бы не мог подъехать?
   - Что с ней?!
   - Вероятно, она оступилась в  подъезде.  На  шпильке.  Шпилька  на  туфле
сломана. Ударилась  головой  об  пол.  Сейчас  она  в  Петровской  больнице.
Телефонограмма к нам пришла. Раньше твоя супруга никогда не падала?
   - Что с ней?! - в третий раз переспросил Брандспойт.
   - Открытая черепно-мозговая травма, состояние крайне тяжелое, находится в
коме, опрашивать нельзя. Помещена в реанимацию.
   - Кисонька, - жалобно простонал Виктор Павлович. - Малышка моя... Я поеду
прямо в больницу.
   - Я тоже буду там. Очень сочувствую.
   - Хорошо, спасибо.
   Брандспойт отключил связь, доехал до дома, переоделся в  костюм,  пересел
на "вольво", поставил на крышу синий маячок и на бешеной скорости полетел  в
больницу, волнуясь и переживая.
   Листопада  он,  естественно,  опередил.  В  реанимации   его   попыталась
остановить медсестра, тряся перед лицом грязными бахилами.
   Брандспойт  грубо  оттолкнул  ее  и   прошел,   громыхая   каблуками,   в
ординаторскую. Там сидел уставший бородатый врач и пил кофе.
   - Я Угрюмов. Моя жена у вас. Что с ней?!
   - Добрый вечер. Угрюмова?: Минуточку. Она на операции.
   Виктор Павлович достал бумажник и бросил на стол несколько сотенных купюр
зеленого цвета.
   - Сделайте все возможное.
   Врач скосил глаз на стол, поставил чашку с кофе и,  сказав:  "Подождите",
исчез из ординаторской.
   Пока он "делал все возможное", появился  Листопад.  Сегодня  он  был  без
формы, вероятно, происшествие застало его в домашней обстановке.
   - Здравствуй, Виктор Павлович. Ну как?
   Как дела?
   - Не знаю пока. Операция. Рассказывай.
   - Нам позвонили из "Скорой". Мужчина возвращался с  прогулки  с  собакой,
зашел в подъезд, увидел лежащую в крови женщину, вызвал "Скорую". Участковый
нашел  сумочку  с  документами.  Вот,  собственно,  и  все.  Наверное,   она
оступилась. Не знаешь, она выпивала сегодня?
   - Не знаю, - мрачно ответил авторитет. - Она планировала заехать  на  эту
квартиру полить цветы...
   - Она на шпильки не жаловалась?
   - Да какие, на хер, шпильки? -  не  выдержал  Виктор  Павлович,  которому
версия  с  нападением  была  по  большому  счету   на   руку.   -   Открытая
черепно-мозговая травма! Это ж как упасть надо?!
   - Ну, у нас всякие случаи были... Люди падали с высоты собственного роста
и...
   - Прекрати! Где ее сумочка?
   - Я не заезжал в отдел, я прямо из дома. Наверное, в дежурной части.
   - Рыбка моя, девочка... Вы должны найти того, кто это сделал. Понятно?  Я
тоже попытаюсь.  Ты  понимаешь,  в  чей  огород  этот  камень?  Суки,  козлы
долбаные!
   - Ты отпускал ее без охраны?
   - Никогда. Я сам удивлен, почему она зашла в подъезд  одна.  Но  я  узнаю
это.
   Вернулся бородатый  врач.  Следом  зашел  второй,  со  спущенной  на  шею
марлевой повязкой. Лица оптимизма не выражали.
   - Что? - резко бросил Брандспойт.
   - Извините. Мы сделали все, что могли. Она скончалась.
   Виктор Павлович выдержал полагающуюся в таких случаях трагическую  паузу,
опустился на диван, закрыл лицо ладонями и, прошептав театральное "Не верю",
громко, надрывно зарыдал. Врачи  опустили  головы,  Герман  Андреевич  пожал
плечами, не зная, что сказать в данной ситуации.
   - А-а-а!!! - Брандспойт катался по  дивану  и  рвал  волосы.  -  Девочка,
девочка  моя,  малышка,  зайка,  блин...  Убью,  убью  собак!  Кто  ж  тебя,
ласточка?! У-у-у...
   Потом он поднял заплаканное лицо и повернулся к врачам.
   - Я могу ее увидеть?
   - Можете, конечно, - ответил бородач. - Но... после трепанации  черепа...
Сами понимаете, без грима. Дождитесь завтра, когда ее приведут в порядок.
   -  Крепись,  Виктор  Палыч,  -  поддержал  авторитета   скоррумпированный
Листопад.
   - Ты найдешь их, понял?! Хоть из-под земли достань!
   - Сделаю все, что могу.
   - А вещи? Я могу забрать ее вещи?
   - Конечно. Сейчас я распоряжусь. Они в приемном покое.
   Врач  принялся  накручивать  диск  телефона.  Брандспойт  достал  носовой
платочек, протер глаза и, низко  склонив  голову,  вышел  из  ординаторской.
Прощай, любимая. Мне будет тебя очень не хватать. Да вообще, жить, блин,  не
смогу.
   Сегодня погода испортилась. Дело шло к грозе.  Ветер  поднимал  волны  на
мрачной Екатерингофке, пригибал траву к земле, поднимал пыль на дороге.  Над
заводом  по  производству  костной  муки  повисла  огромная   черная   туча,
рассыпающая молнии. Минут через пятнадцать она переползет реку  и  обрушится
бурным потоком на другой берег.
   Гришка взглянул на часы. Еще две минуты, Он посмотрел  в  сторону  моста.
Никого. Черт, неужели этот  папик  его  кинет?  А  запросто!  Возьмет  и  не
принесет "бабок". Что, искать побежишь? Это вряд ли.
   Брандспойт, однако, появился вовремя и не со стороны моста. Словно из-под
скамейки вылез.
   - Ждешь уже?
   - Ой, здравствуйте. Я просто думал, что вы с моста подойдете.
   - Тебе незачем думать. Не наследил?
   - А чего там следить? Бум, и все. Денежки гоните. Как условились.
   Виктор  Павлович  было  огляделся,   сунул   пуку   за   пазуху,   извлек
полиэтиленовый пакет, перетянутый резинкой, и протянул Гришке.
   - Ровно три тонны. Можешь не пересчитывать.
   - Извините, но меня недавно  в  ларьке  кинули  -  сказали,  средство  от
прыщей, а оказалось от поноса. Так что...
   - Хорошо, только побыстрее.
   Гришка  распечатал  упаковку  и  стал  пересчитывать  купюры.  Пару   раз
сбивался, вызывая ругань у Виктора Павловича.
   Упали первые капли.
   - Ладно, верно. - Гришка сунул пачку в куртку. - В общем, если  надо  еще
кого по балде съездить - не стесняйтесь, телефончик знаете. Всегда помогу.
   - Ты поменьше язычком махай, а то отвалится.
   Брандспойт поднялся со скамейки и мельком посмотрел в сторону моста. Там,
спрятавшись у ведущей наверх тропинки, сидели его  люди.  С  соответствующей
экипировкой.  Веревка,  кирпичи,  мешочек.  Под  мостом  глубоко,  лежи   на
здоровье, корми корюшку. Этих людей  не  интересует,  с  кем  тут  авторитет
трендит. Они сделают дело  и  тихо  уйдут,  склонив  головы  и  пересчитывая
деньги.
   Гришка поднял голову к небу.
   - Жалко, промокну, наверное, насквозь.
   - Зонтик надо брать, - почему-то улыбался Угрюмов. - Желаю удачи.
   Виктор Павл