Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
венным небритым лицом он напоминает Шона Коннори.
Ближе, еще ближе.
Я начинаю потеть, будто сам сейчас возле машины. Широкие плечи охранника
вносят лишнюю нервозность. Агент, однако, не нервничает. В метре от дверей
он швыряет пустую бутылку о стену дома, головы автоматически поворачиваются
на звук, бдительность утрачивается. Быстрой змеей Сан Саныч ныряет в салон и
через секунду мчится к ближайшей подворотне, сжимая папку. Я кричу
троекратное "Ура!" и хлопаю в ладоши, аплодируя мастерству своего агента.
Однако дела там не очень. Блюминг быстро замечает непорядок и
устремляется в погоню.
Он молод и быстр, как северный олень. Охранник бежит следом. Оба
выкрикивают угрозы и оскорбления.
До подворотни метров тридцать. Я замираю, смахнув перед этим капельку
пота с ресниц.
"Олени" приближаются. Сан Саныч хоть и хитер, как старый степной лис, -
прицепил к подошвам лейкопластырь, - однако годы не те. Ларечная водка
сделала свое грязное дело. Ну, быстрей! Давай, давай! Умой этих новых
русских!
Спасительная арка в двух шагах. Там темнота и прохлада. Ну!!!
Поздно. Длинная рука Блюминга хватает суперагента за капюшон болоньевой
куртки. Все, влипли. Сейчас будут бить. Сволочи. Может, человеку кушать
нечего?!
Однако я недооценил своего человека. Резкий поворот, и папка с размаху
опускается на голову шефа "Фаворита". Второй удар приходится ребром в нос.
Директор отпускает капюшон и закрывает лицо руками, ожидая следующего удара.
Подбегает охранник. Поздно. В арке никого нет. Хитрый лис уделал быстрого
северного оленя.
Зажимая разбитый нос, посрамленный "олень" возвращается к своему
шведскому раненому "коню". Охранник не успокаивается, устремляясь в арку.
Я уже спокоен. Дышу ровно и глубоко. В катакомбах питерских дворов Сан
Саныч что Тарзан в лесу. Можно быть спокойным, папки у Блюминга больше нет.
Пока они там бегают, меня посещает мысль о законной стороне дела.
Содеянное в уголовном кодексе называется превышением служебных полномочий с
моей стороны и грабежом со стороны Сан Саныча. Лет десять на двоих. Если
поймают. Хо-хо, если... Вот это как раз вряд ли. А сами мы никому ничего не
скажем. И все!
Ладно, ладно, если вам противно, можете не читать. Мне, может, тоже
противно, еще больше вашего.
Я выхожу из подъезда и кидаю взгляд на Блюминга. Он сосредоточенно
названивает по радиотелефону. Бог в помощь, товарищ директор. Звоните своей
"крыше", пускай выручает.
Ровно в два я в парке. Преображенский опаздывает на пять минут. Я его не
ругаю. Он смелый и решительный мужик. Но, к сожалению, уже вдетый. Не только
пивом.
- Держи, Юрок. Я беру папку.
- В первый и последний раз идешь на задание в нетрезвом виде.
- Я на деле ни-ни. Потом уже. Детство вспомнилось, юность комсомольская.
Эх, сколько я шапок сорвал!
- Может, ты и сейчас рвешь?
- Сегодня первый раз за последние десять лет. Я ж в завязке был. Вот
развязался. Сноровка, однако, осталась. Могу.
- Э, э, я тебе дам "могу". Не вздумай сегодняшний фокус повторить на
честных людях. Упеку.
- Ну вот, сразу так. Сначала: "Помоги, Сан Саныч, помоги", а теперь:
"Упеку". Не по-людски.
Я кладу папку на колени.
- Открывал?
- Нет.
- Я похож на лохатого?
- Ну, открывал. Денег не было. Облом. Папка красивая. Возможно, настоящая
кожа. В центре металлическая пряжка-замочек. Я открываю. Очень хорошо. Пачка
документов в первом отсеке. В следующем техпаспорт на машину, права,
какие-то квитанции. Свежая газета, калькулятор. О, презерватив с усами.
СПИДа боимся? Правильно. Так, визитница, "паркер" - золотое перо, календарик
с девчонкой без одежды (И чего они все без одежды? Холодно ведь!).
Кажется, все. Записной книжки, бумажника и наличности не имеется.
- Сан Саныч?
- Да?
- Ты на какие напился?
- Юра, что за мерзкие намеки? Я понятия знаю. Своих кентов никогда не
кидал.
Преображенский отворачивается и мрачно смотрит вниз.
- Извини, держи долю.
Я протягиваю подельнику "паркер".
- Толкнешь тонн за сто минимум. Смотри не лоханись. Это не надо? С усами.
- Стар я для такой ерунды. Себе оставь.
- Стар? Жаль ты себя со стороны не видел сегодня возле фирмы "Фаворит". Я
в армии так не бегал. А как ты его папкой?! Прямо по башке. Ван Дамм, в
натуре! У него аж заклинило!
Мы начинаем смеяться, упав на деревянную парковую скамейку. Немного
успокоившись, Сан Саныч вдруг резко спрашивает:
- Слышь, Юрок, если б меня хапнули, ты бы меня точно отмазал? Тут ведь
трудно отмазать.
Я смотрю Сан Санычу в глаза и замечаю пронзительную боль:
- Я понятия знаю. Своих кентов никогда не кидал.
Сегодня на заявках сидит Щеглов. Он опер грамотный, поэтому
зарегистрированных заявлений о преступлениях на стол начальника не ляжет.
Кроме, конечно, тех, каким можно отказать по закону, всякой там мелочевки, и
тех, что реально раскроются. Остальные преступления будут раскрываться
по-тихому, без регистрации. Валька никогда не кичится своей "грамотностью" и
занимается укрывательством заявлений и отшиванием потерпевших вовсе не
потому, что такой бессердечный, аморальный человек. И не потому, что ему не
жаль людей. Просто он сам поставлен в раковые условия. Как и все остальные
оперы.
Министерству нужны высокие цифры. Не обеспечиваешь их высоту - будь
любезен на выход. Обеспечить же их можно двумя способами - либо все подряд
раскрывать, что просто нереально, либо не регистрировать. Говоря попросту -
"жать заявления". Жать - удовольствие тоже ниже среднего, любая проверка
может найти "зажатые" материалы, и опер рискует попасть туда, куда сам
отправляет других.
На нары. За укрывательство. Лезвие бритвы. Танцы на льду.
Тем не менее второй вариант преобладает, хотя и связан с риском. Он более
приемлем в борьбе за хорошую статистику. Кто не рискует, тот не опер.
Лично я пришел с твердой уверенностью, что никогда ничего жать не буду и
никакой начальник не заставит меня укрыть преступление. Самое смешное, что,
действительно, впрямую ни один шеф не дает никому указаний прятать. Но уже
через неделю, вдохнув оперативной атмосферы, я понял, что жать придется.
Рано или поздно. Нож гильотины начал медленный подъем. Когда он упадет? А,
лучше не загадывать.
Быть плохим опером не хочется, сидеть, в общем, тоже...
Сейчас у Вальки не потерпевший. Я спрашиваю разрешения поприсутствовать
и, получив таковое, сажусь на свободный стул. Перед Валькой. мужичок лет
сорока с козлиной бородкой, полуспившимся лицом и узкими лисьими глазами.
Одежда указывает на низшее сословие, запах - на подвально-чердачное
существование, наколка - на прежнюю судимость.
- Вот, Юра, полюбуйся. Товарищ Шмыль-ников, ранее судимый за кражи,
тунеядец и бездельник, сегодня ночью забрался в детский садик, откуда утащил
фен, два куска мяса и несколько простыней, но был пойман на выходе
вневедомственной охраной. Пытался скрыться, но помешал гололед.
- Провокация!!! - Шмыльников вскочил со стула и задрал кверху козлиную
голову.
- Чего-чего?
- Да, я не отрицаю, что проник в детский садик! Но проникновение носило
чисто политический характер! Я хотел привлечь внимание прогрессивной
общественности к нуждам обездоленных детей! Я указывал на их бедственное
положение и полное безразличие государства! Сволочи!
- Кто сволочи-то? Дети?
- Те, кто ездит на "фордах" и "мерседесах", в то время как бедные дети
голодают и холодают! Не, холодеют!
- А мясо? Фен?
- Полная провокация! Мне и раньше пытались подсунуть наркотики, оружие,
чужие вещи. И только сегодня им это удалось!
- Кто ж пытался?
- Те, кому не нравится моя правда! Власть предержащие! Те, что довели
Россию до нищеты и развала! И они в сговоре с мафией ухитрились все же
сделать свое черное дело в отношении меня! Вот кого надо сажать, а не
честных людей, негодующих и протестующих! Я требую! Требую!!!
Козлиная голова задралась еще выше, а сжатый кулак ударил в грудь.
Валька безразлично рассматривал говорящий памятник и пощелкивал пальцами.
- Придет время, и вы за все ответите! - продолжал "памятник". - За
голодных детей, за невинных страдальцев, затравленных органами и мафией! За
нищих на улицах и разрушенные колхозы! Потом за это, как его, плю... плю...
в общем, за голых американских баб в ларьках! А сейчас я, как представитель
духовной оппозиции, требую иммунитета и неприкосновенности!
Валька зевнул. Не выспался.
- Ну ладно, кончил верещать? На зоне агитировать будешь. - Рука выдернула
ящик стола, в котором покоились граненый стакан и короткая дубинка.
Извлечено было второе.
"Памятник" резко сел.
- Это чего? Вы будете меня бить?
- Конечно, будем. А что ж тебе, место в парламенте дать? Или пенсию
депутатскую? Нефиг воровать. Мы ж сатрапы, купленные мафией. Тебе куда
удобнее - по брюху или по хребту? А то загнешься еще, оппозиция.
- Это произвол, я буду жа... Мы в демократическом обществе, это вам не
комму... Э, э, погодите, погодите...
Валька поднялся и виртуозно крутанул дубинку между пальцами.
- Ты не ссы, Шмыльников, я профи, никаких следов не останется.
Шмыльников замахал руками:
- Погодите, погодите, может, договоримся? Хотите, я вам еще двоих сдам,
кто по садикам лазает? А вы меня отмажете...
Валька схватил Шмыльникова за шиворот и потащил из кабинета. Через минуту
он вернулся и зло бросил дубинку в стол.
- Ты ему врезал, Валь?
- Еще об это говно дубинку марать! Сам свое получит когда-нибудь.
Дверь отворилась от резкого удара. В проеме, метя отделенческий линолеум
полами распахнутой шубы, возник не кто иной, как господин Блюминг с
отметиной возмущения на лице. Он прошел к стулу, на котором только что сидел
Шмыльников, плюхнулся и, ударив кулаком по Валькиному столу, выдохнул:
- Бардак!
Потом, увидев меня, ткнул пальцем:
- Вот! Вот! Вместо того чтобы ворюг ловить, вы на порядочных людях
выезжаете! Идиотизм!
- Здороваться надо, товарищ, - опять безразлично перебил Блюминга Щеглов.
- Да, здравствуйте.
- В чем дело-то, собственно?
- Меня обокрали!
- Правда? Ну, слушаю.
- В двенадцать я вышел из офиса, чтобы ехать по делам, но заметил, что
заднее колесо спустило, начал менять его на запасное...
"Врешь, однако, - подумал я, - менял не ты, а охранник".
- А какая-то сволочь вытащила из салона мою папку и удрала! Самое-то
обидное, что я его чуть не догнал! Гололед помешал. Да и крепкий, стервец,
оказался. Каратист наверняка. Я его за капюшон-то схватил, а он меня ногой в
скулу. Очень профессионально. Тьфу, куда вы смотрите?
- В светлое будущее. Приметы помните?
- Я ж говорю - здоровый бычара, выше меня, шкаф!
И снова я вынужден мысленно перебить Блюминга. Мой рост сто семьдесят
пять, а Сан Саныч едва достает мне до плеча.
- Молодой, старый?
- Средний.
- Одет во что?
- Кажется, куртка или пальто. Я не запомнил. Все темное. Главное, шустрый
какой, бегает, как спринтер.
- Нечего машину открытой оставлять. Вы что, телевизор не смотрите? На
сегодня это самый распространенный способ кражи. У нас целая серия идет.
Колесо вам прокололи, а пока вы его меняли, папочку и того. Что там, кстати,
было? В папочке?
- Я вот из-за этого и пришел. Документы кое-какие рабочие, но это не
главное, хотя обидно. Самое важное - техпаспорт на машину и права. Да, еще
деньги. Где-то долларов пятьсот.
"Врешь, собака! - кричит мой внутренний голосок. - Не было там никаких
долларов!"
Валька, кажется, тоже не верит в деньги.
- У вас что, кошелька нет? Кто ж в папках деньги носит?
Блюминг на секунду смущается:
- Какая разница, где я ношу деньги? Куда хочу, туда и кладу.
- Понятно. А от нас вам что надо?
- Не понял?
- Ну, с разным ведь люди приходят. Кому преступника вынь да положь, кому
справочку для бухгалтерии, кому страховочку.
- Мне надо восстановить техпаспорт и права.
- Это без проблем. - Валентин достал из стола самодельный бланк справки,
отпечатанный на компьютере. - Давайте ваш паспорт и данные машины.
Через минуту он протянул заполненную справку.
- С этим в ГАИ. Печать в канцелярии поставьте. Свободны.
- А заявление?
- Я ж спросил, что вам надо - преступника поймать или справку выдать?
Блюминг прокашлялся, свернул бумагу и поднялся.
- Хорошо, где канцелярия?
- Там же, где и начальник. Громко хлопнув дверью, Аркадий Андреевич
вышел.
Я повернулся к Вальке:
- Слышь, Валь. Я немного не понял. Ты его отшил или нет? Он ведь не
оставил заявы.
- Никого я не отшивал. Ты ж слышал. Я спросил, что он хочет. Кажется, он
хотел восстановить документы. Я разве был против? А жаловаться он не
побежит. Сомневаюсь, что этот случай имел место. Нажрался товарищ где-нибудь
да прос...л свою папочку, а теперь выкрутиться хочет с минимальными
потерями. Знаю я этих Блюмингов.
- Хорошо, а если б не Блюминг, а честный мужик?
- Я что-то, Юрок, тебя не понимаю. Я никого и никуда не отшиваю. Я
разбираюсь по существу. Это две большие разницы. А по поводу отшитая вот,
послушай одну маленькую историю.
Встретились на тусовке два преступных босса и обсуждают проблему.
"Слушай-ка, братишка. В отделе милиции, что на нашей территории,
назначили нового начальника. Со старым-то мы хорошо ладили, никаких проблем.
А этот, говорят, честный, не берет ни фига. Ушибленный по жизни. У тебя
никаких предложений не имеется?"
Второй отвечает:
"Не трепыхайся по мелочам. Его свои же скинут, у нас ведь наверху тоже
все схвачено. Надо этому неберущему немножко с раскрываемостью подпортить.
Скажи своим людишкам, пускай на его участке устроят неделю Варфоломеевских
ночей и деньков. Раскрываемость в ментуре - самый главный показатель. Они
без него никуда. Как мы без "стрелок" и "запуток". Ну, а потом уже и с
начальником побеседуем. Не хочешь иметь на территории низкую раскрываемость,
тогда не выделывайся, а бери деньги и пример с умных людей. Иначе умные люди
тебя быстро на берег спишут".
Так и сделали. Через месяц встречаются.
"Ну как? Он еще не одумался?"
Первый пожимает плечами:
"Я ничего, братан, не понимаю. У них как было семьдесят процентов, так и
осталось".
"Погоди, погоди, твои люди-то хорошо работали, на совесть?"
"Еще как. С плотностью - одно преступное проявление на квадратный метр. И
до сих пор все на свободе. Как же так? Почему процент тем же остается? Нам
уже потерпевших жалко!
Наверное, менты поганые мухлюют что-то. Беспределыцики! Совсем без
совести".
Короче, Юрок, обломилось у них начальника скинуть. А почему? А потому что
у нас свой авторитет. Министр. Сказал он "семьдесят" - сделаем "семьдесят".
Скажет "сто" - будет ему "сто". По существу разбираться будем.
- Да, ты прав, Валя, - задумчиво произношу я, - Выдумал Блюминг все.
Однозначно.
Вернувшись в свой кабинет, я набираю номер городского морга, узнаю, кто
вскрывал труп Рябининой, и перезваниваю врачу-патологоанатому.
- День добрый, оперуполномоченный Иванов. Мне сообщили, что вы вскрывали
Рябинину. Как насчет причины смерти?
- Да. Жалко, симпатичная девушка. Там в чистом виде ДТП. Довольно
характерные повреждения. Смерть наступила от сдавления грудной клетки. Травм
от удара нет, вероятно, по ней проехала машина, и явно не легковая. На
одежде имеются следы протектора. В крови обнаружена почти смертельная доза
алкоголя, так что девчонка реально могла упасть на проезжей части, ну и...
Странно, почему вы этим интересуетесь?
- Да так, на всякий случай. Машина ведь скрылась. Искать-то нам. Спасибо
за информацию. До свидания.
Я кладу трубку. Искать вообще-то не нам. Уголовный розыск занимается
дорожно-транспортными происшествиями только в кино. В жизни это удел ГАИ.
Даже если есть жертвы.
Я замечаю, что мне мешают какие-то звуки. А, это ж радио. Оно,
оказывается, работает.
- Это в чистом виде политический произвол! Травля! Мы требуем защитить
нас от спецслужб, тесно связанных с мафией, от сфабрикованных уголовных дел,
от политического беспредела. Требуем сохранения иммунитета и расширения
политических прав! Мы выведем Россию из болота!.. Мы...
Я вспоминаю Шмыльникова и вырубаю радио. Потом возвращаюсь за стол и
раскрываю папку Блюминга.
Она безмерно красива в свете моей настольной лампы. Внутри целая россыпь
всяких кармашков и отсеков. Начнем с самых глубоких. Погнали. Еще раз
убеждаюсь, что Блюминг - врун и мошенник. Никаких баксов в карманчиках не
имеется, даже с лупой не увидишь. Вот так. Все норовят обвести вокруг пальца
нашу доверчивую милицию. Ищут дурачков. Не покатит, товарищи.
Переходим к бумажкам. Бумажки после минутного изучения никакой
компрометирующей информации не выдают. По простой причине - я в них ничего
не понимаю. Какие-то накладные, квитанции, расчеты. Я надеялся найти в папке
что-нибудь попроще. Типа письма любимой женщине с рассказом об убийстве
четырех-пяти конкурентов по кровати или исповедью на тему сокрытия доходов
от налогообложения:
"Дорогая, все, что я сокрыл от налогов, спрятано на Южном кладбище, под
последним кирпичом надгробной плиты моей двоюродной бабушки. Когда я покину
мир, можешь воспользоваться этими деньгами для покупки телевизора "Гаоуай".
Настоящего японского качества".
Перетасовав бумажки, как колоду карт, я решаю применить всем известное
правило - если не можешь разобраться сам, сделай так, чтоб не разобрались и
другие. То есть покажи все это ближнему своему и с радостью открой, что
дурак не только ты.
Я вылезаю из-за стола и иду тестировать Щеглова. Посмотрим, посмотрим,
каков он спец в экономических вопросах.
Щеглов рубится в тетрис, снимая стресс. Он сосредоточен и напряжен.
- Валя, посоветоваться бы... Щеглов жмет на паузу, убирает тетрис в стол,
массирует кисти и кивает:
- Валяй.
- Тут граждане принесли папку. На помойке нашли. Это, похоже, папка
Блюминга. Вот его права. Наверное, вор деньги забрал, а папку выкинул. А мне
Михалыч велел на Блюминга дряни какой-нибудь поднакопать. Ты не глянешь,
может, есть тут чего? В смысле компры.
Я протягиваю папку. Валька раскрывает и минут пять усиленно изучает
бумажки. Потом констатирует:
- Похоже, здесь все чисто. Это обычные накладные. Компания "Фаворит"
отгрузила на фармацевтический завод города Офонаревска пятьдесят кило
бормотала. Вот документ приемки. Реквизиты вроде все - печать, подписи
должностных лиц офонаревского завода. В "Фаворит" бормотал поставляется из
Швейцарии - вот соответствующая бумажка. Также пятьдесят кило.
- А остальные документы?
- Чепуха всякая. Какая-то калькуляция, пара рекламных проспектов. Похоже,
"Фаворит" - обычная посредническая контора. Покупает этот бормотал в
Швейцарии и перепродает в Офонаревск. Единственный момент... Погоди-ка,
давай позвоним в ОНОН ,
кажется, бормотал - это не бананы и не "Нескафе", просто так его за бугром
не закупишь.
Валька роется в телефонном справочнике и давит на кнопки своего
китайского "Панасоника":
- Алле, Витек. Здоров! С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает
капитан Щеглов! Слыхал такого? Ха-ха. Как у нас наркобизнес? Я так и думал.
Пара минут найдется? Тогда слушай.
Валька излагает проблему, затем вникает в суть ответа, кивая, задавая
уточняющие вопросы и делая отметки на перекидном календаре. Получив изрядную
д