Кузнецов довольно улыбнулся и, сложив руки над головой  в
пожатии, поздравил своих коллег с такой неудачей.
   - Тьфу, - сплюнул Дукалис. - Ну, точно невезет. Наверняка еще и с  дыркой
где-нибудь.
   Кивинов с Соловцем подбежали к утопленнику, осторожно ухватили за  куртку
и вытащили на берег. Перевернув его лицом вверх, они просю остолбенели.
   - Мама миа, кто ж его так? Трактором, что ли, ему по роже проехались?
   Вместо лица у утопленника было какое-то сплошное месиво. Слава богу, хоть
без крови - труп, по-видимому, довольно долгое время лежал в  воде.  Но  все
равно зрелище не особенно возбуждало  -  лицо  превратилось  в  белый  фарш,
другое слово и подобрать трудно. О том, что это голова,  а  не  какая-нибудь
другая часть тела, свидетельствовало лишь наличие волос.
   - Между прочим, Толян, ты, как настоящий полицейский, должен оказать  ему
первую помощь. Ну-ка, быстренько искусственное дыхание изобрази.  Рот-в-рот.
Платочек дать?
   - Надо сначала найти, где у него рот.
   Со стороны этот диалог оперов мог показаться весьма циничным.  Но  только
со стороны. В тесном кругу  оперов  подобные  шуточки  были  вполне  обычной
вещью. Иногда при осмотре трупов  остроты  сыпались  без  перерыва  -  опера
замолкали только в том случае, если подходили посторонние  или  родственники
покойного. А что делать? Смешное и страшное почти  всегда  рядом,  а  иногда
даже переплетаются. И если  воспринимать  ситуацию  односторонне,  то  можно
просто свихнуться, особенно на такой работе, где каждый день встречаешься со
смертью. Особенность острить  при  виде  мертвецов  замечается,  кстати,  не
только среди сотрудников милиции, но и среди врачей, пожарных  и  работников
морга.
   - Не иначе в Красненькой  пираньи  завелись,  -  сморщившись  пробормотал
Соловец. - Надо куртку расстегнуть.
   Утопленником оказался  мужчина  лет  тридцати,  худощавого  телосложения,
черноволосый.  Особых   примет   на   лице   обнаружить,   естественно,   не
представилось возможности.
   Одет он был в  короткую  черную  куртку,  джинсы,  ботинки.  Под  курткой
виднелась светлая рубашка с галстуком, фасон которого давным-давно вышел  из
моды.
   Дукалис расстегнул молнию.
   - О, черт!
   На светлой рубашке в районе сердца красовалось бурое пятно с отверстием в
центре. Мужчина был застрелен.
   - Точно в яблочко, - заметил Кивинов. - Не  мучал-ся.  Кто  ж  так  метко
бьет?
   Соловец посмотрел на свет полу куртки.
   - Вот дырка. И стреляли вроде не в упор. Да, выстрел  мастерский.  Толик,
посмотри, что у него в карманах. Может, документы найдутся?
   С процессуально-законной точки зрения данные  указания,  если  выразиться
помягче, были некорректными. Вытаскивать тело из воды до приезда экспертов и
так являлось грубым нарушением, не  говоря  уже  о  том,  чтобы  шмонать  по
карманам. Но как любил повторять Соловец:  "Бросьте  вы  эти  условности,  в
нашем деле главное - быстрый старт".
   Дукалис, будучи по природе парнем не брезгливым,  присел  на  корточки  и
выгреб содержимое карманов, предварительно  освободив  их  от  тины,  мелких
ракушек и случайно заплывших пиявок.
   Кивинов поднялся с  колен  и  огляделся.  "Интересно,  почему  эта  речка
называется Красненькой? Совсем не подходящее название".
   Черная вода речушки текла меж двух не менее черных  берегов,  на  которых
валялись какие-то бетонные сваи, обломки деревянных  и  пластиковых  ящиков,
куски ржавой арматуры. Тут же возвышались  кучки  щебенки,  гравия,  угля  и
песка.  Веселая  картинка.  Ветер  перекатывал  от  кучи  к  куче   бумажные
стаканчики, поднимал в воздух обрывки бумаги, окурки и прочий мусор.
   "Да, - подумал Кивинов, - это скорей не Красненькая, а Черненькая  речка.
Надо было так и назвать. Хотя нет, Черная уже есть,  это  там,  где  Пушкина
убили. Представляю, что там творится. Хотя дело не в названии".
   - Ничего нет, - сказал наконец Дукалис. - Пусто.
   - А кто его заметил? Надо бы опросить.
   -  Мужик  какой-то  милицию  вызвал,  -  пояснил  Соловец.  -  Звонил   с
кооперативной стоянки, сторож, наверно. А, вон идет кто-то, может, он?
   - Вряд ли  это  сторож.  Это  какая-то  ходячая  фабрика  по  переработке
спиртного. И судя по лицу, спирта сквозь него протекло больше,  чем  воды  в
этой речке.
   Мужчина подошел к операм и, с трудом затормозив, произнес:
   - Точно утопленник. А я думаю - вызывать милицию, не вызывать.  Правильно
сделал, что вызвал. Вы не знаете, не приезжали еще?
   - Мы и есть милиция, - ответил Соловец. - Значит, это вы его обнаружили?
   - Я.
   - А чего вас сюда занесло?
   - Так я бутылки из речки ловил. Вон в тех кустах я сачок прячу. Там, чуть
вверх по течению, их  часто  в  воду  выбрасывают.  А  тут  кусты  -  они  и
задерживаются. А я ловлю.
   - Понятно. Давно его заметили?
   - Да с час назад.
   - Ясно. Посидите где-нибудь в сторонке, только не уходите. Вас допросят.
   Мужичок, забрав сачок, отошел в сторону.
   - Рыбачок, твою мать, - проворчал Соловец. - Вы-ловил  "глухаря".  Толик,
сходи, отзвонись дежурному, мы пока мужика осмотрим.
   Дукалис ушел звонить, а Кивинов с шефом снова склони-лись над мужчиной.
   Карманы  были  уже  вывернуты.  Содержимое  представляло  собой   обычный
дежурный набор - расческа, дешевый кошелек с мелочью, пара ключей на кольце,
грязный платок. Явно  недостаточно,  чтобы  установить  личность  покойного.
Правда,  в  кошельке  среди  бумажных  рублей  спрятался  клочок  бумаги   с
телефоном, написанным вертикально, то есть сорванным с объявления.
   - Хоть что-то, - промолвил Соловец. - Ты все выгреб?
   - Ну, если только у него в носках еще что-то завалялось...
   - Смотри-ка, вот здесь, видишь, возле большого пальца пять точек?
   - Судимый?
   - Точно. Зоновская наколка.
   - Ну, тогда проблем  нет.  Через  пару  дней  будем  знать,  что  это  за
ныряльщик.
   - Да, если он питерским судом осужден.
   Вернулся Дукалис.
   - Следак прокурорский выехал с экспертом. Медик попозже будет.
   - Подождем.
   - Это чья территория?
   - Петрова.
   - Андрей Васильевич, помоги Мише. У тебя сейчас материалов немного.
   - Хорошо. Ты только паспорта эти  ворованные  участковым  отписывай.  Что
они, разобраться не смогут, что ли? Не глупее нас.
   - Добро. Толик, перезвони еще  раз  в  отделение,  пусть  установят  этот
телефончик.
   Дукалис снова ушел звонить. Соловец достал "Беломор", прикурил  и  присел
на  валявшийся  неподалеку  ящик.  Кивинов  опустился  на  корточки  и  стал
рассматривать убитого.
   - Интересно, как его  сюда  принесло?  Красненькая  километра  четыре  по
Красносельскому району течет. Неужели его раньше не заметили?
   - Может, его здесь выкинули?
   - Вряд ли. На нашей земле к речке не подъехать - сплошные заросли.
   -  В  принципе,  ничего  удивительного.  Мне  как-то  рассказывали,   как
утопленники находятся. Вылавливает, к  примеру,  водная  милиция  в  финском
заливе жмурика и буксирует его в  чьи-нибудь  территориальные  воды,  где  и
вызывает местных. Вот, мол, у вас нашли. А те,  не  будь  дураками,  бутылку
водникам дают и предлагают протащить пловца  чуть  подальше,  на  территорию
соседнего отделения. Там тоже не дураки сидят, тоже  бутылку  предлагают.  В
итоге  покойник,  нырнувший  в  финский  залив,  "всплывает"  где-нибудь   в
Фонтанке. Но как он у нас оказался, ума не приложу.
   - Ну, что расселись? - раздался сзади недовольный голос. - Второго пловца
ждете?
   Сидевшие обернулись. Над ними возвышался непонятно откуда взявшийся  опер
22-го убойного отдела Главка Гриша Борисов.
   - Свидетелей опросили? Обход сделали? - продолжал  он.  -  Вас  что,  все
время погонять надо?
   - Гриша, ты откуда здесь?
   - Рыбку тут ловлю, на "живца". Заявка по "02" прошла, нам тоже  передали.
Сделали что-нибудь? Кто его обнаружил?
   - Вон дядька с сачком сидит. Он и выловил, вместо бутылки.
   Борисов, подняв воротник  плаща  и  надвинув  на  глаза  кепку,  с  самым
серьезным видом направился к ловцу бутылок.
   - С чего он такой злой сегодня? - спросил Кивинов.
   - А, - махнул рукой Соловец, - выговор на  днях  схлопотал.  Ты  что,  не
слышал? Подвыпил, зашел в  тир  пневматический.  Там  пацаны  из  "воздушек"
палят. Гриша тоже попробовал. Стрелял, стрелял, рублей сто спустил, а никуда
не попал. Разозлился, что за винтовки у вас, говорит, никуда не  годятся  на
хер. Достал свой "Макаров" и давай по мишеням палить. Тирщик с  перепугу  на
пол хлопнулся. Пацаны разбежались. Кто-то милицию вызвал. Гришу  тормознули.
Ну, потом разобрались, конечно.
   - Так а выговор-то за что? Ну пострелял человек, обычное дело.
   - Выговор за то, что он и из "Макарова" ни в одну мишень не попал.
   - А, тогда правильно. Это же позор, никакой профпри-годности.
   Вернулся Дукалис.
   - На Долгом озере телефон. На какого-то Штофмана записан.
   - Ладно. Толя, оставайся здесь, дождись группу, а мы  в  отделение.  Если
что, звони, хотя вряд ли ты тут что-нибудь еще найдешь.

   ГЛАВА 2
   Волоколамское  шоссе  сверкало  огнями  вечерних  фонарей.  Поток   машин
создавал иллюзию сверкающей реки. Над  Тушино  сгустились  осенние  сумерки.
Мелкий дождь заставил редких прохожих раскрыть зонты и  ускорить  шаг.  Этот
район Москвы не был престижным, и поэтому гуляющей  и  приезжей  публики,  в
отличие от  центра,  наблюдалось  немного.  Выходящие  из  метро  бегло,  не
задерживаясь,  осматривали  кооперативные   ларьки,   что-то   покупали   и,
подгоняемые дождем, спешили по домам.
   Человек в "Жигулях" перестроился в правый ряд, сбавил скорость и  свернул
во двор старого пятиэтажного дома. Подъехав к кочегарке, он заглушил мотор и
погасил фары.
   - Готов? - спросил он пассажира, сидевшего сзади.
   - Сейчас.
   Пассажир положил на колени дипломат, расстегнул, извлек  из  него  детали
винтовки и быстрыми, уверенными движениями собрал оружие.
   - Все. Открой окно.
   Водитель опустил  стекло,  пассажир  положил  ствол  винтовки  на  спинку
кресла, прицелился, подкрутил окуляр оптического прицела и снова прицелился.
   - Нормалек, Как в аптеке. Когда он возвращается?
   - В девять. По крайней мере, неделю с графика не сбивался.  Жена  в  семь
приходит, он - в девять. Минут через пятнадцать подвалит. Расслабься.
   Пассажир откинулся на сидение и  закрыл  глаза.  Водитель  прикрыл  окно,
достал бинокль и, щурясь, начал всматриваться в дом.
   - Он оттуда обычно подъезжает, так что нас не заметит. Приготовься, скоро
время. У него "Мерс"-300-й.
   Пассажир тряхнул головой, размял  пальцы  и  вновь  положил  винтовку  на
спинку переднего сидения.
   - Вон он. Ничего у него тачка. Сзади вышибалы его. До подъезда провожают.
   "Мерседес" остановился возле дома. Из  него  вышел  полный  мужчина  и  в
сопровождении двух телохранителей направился к подъезду.
   - Не промахнись. Я в замок подъезда спичку сунул. Повозиться им придется.
Как открывать начнет - валяй.
   Пассажир молчал. Казалось, он даже перестал дышать. Левый  глаз  его  был
прикрыт, а правым он приник к окуляру прицела.
   С виду снайпер  был  абсолютно  спокоен  -  его  волнение  выдавала  лишь
капелька пота, стекавшая по виску. Водитель в свой бинокль продолжал следить
за толстяком.
   Звук тихого щелчка был слышен только в "Жигулях". Винтовка подпрыгнула на
сидении, выплюнув в окно струю пламени. Полный мужчина на  секунду  замер  в
дверном проеме, покачнулся и рухнул на асфальт.
   - В яблочко, - прошептал стрелок.
   Водитель уже выводил машину со  двора,  кол„са  "Жигуленка"  пронзительно
взвизгнули на повороте. Охранники  склонились  над  телом  хозяина,  пытаясь
привести его в чувство. Потом один из  них  подбежал  к  машине  и,  схватив
трубку  радиотелефона,  начал  судорожно  давить  на  кнопки.  Капли   дождя
смешивались с кровью убитого, стекали на асфальт, вливались в поток  бегущей
воды и исчезали в канализационном люке.
   - Московское время - 21 час, - возвестил голос диктора из  включенного  в
машине радио. - В эфире - "Петербургский Презент".

   Кивинов нажал кнопку дверного звонка одной из квартир дома  137-й  серии.
Дело происходило в  районе  новостроек  санкт-петербуржского  района  Долгое
озеро. Петров по привычке занял положение справа  от  двери,  сунув  руку  в
карман.
   - Кто там?
   - Как бы вам объяснить? Это милиция. Хотелось бы поговорить  с  товарищем
Штофманом.
   - Штофман это я, но я не вызывал милицию.
   - Сема, кто там? - послышался женский голос.
   - Говорят, милиция. Меня.
   - А зачем?
   - Не знаю.
   Кивинов понял, что, если не прибегнуть к  решительным  мерам,  они  могут
простоять у этой двери до второго пришествия.
   - Вам письмо из Израиля. К нам случайно попало.
   - Ах, вот в чем дело. Минуточку,
   - И чего только не соврешь в поисках правды. Парадокс, -  шепнул  Кивинов
Петрову.
   Дверь отворилась.  На  пороге  стоял  мужчина  в  каком-то  абсолютно  не
пригодном для ношения одеянии. Из-за его спины  выглядывала  невысокая  дама
такого же неопрятного вида.
   Кивинов помахал удостоверением перед лицом мужчины.
   - Вот мои  документы.  Я  так  понимаю,  Штофман  это  вы?  Замечательно,
пройдемте на кухню, есть разговорчик.
   - А письмо?
   - После.
   - Ну, хорошо.
   Кивинов прошел на кухню, вытащил из-под стола табуретку и сел.
   - Миша, поговори с хозяйкой и объясни ей заодно насчет письма. Ну-с,  как
говорят бабульки, поболтаем. Вы у нас Штофман, а дальше?
   - Семен Борисович.
   - Отлично. Вот взгляните, Семен Борисович, это ваш телефончик?
   Кивинов протянул Штофману клочок бумажки.
   - Ну да, номер наш.
   - А каким образом этот номерок оказался на этой бумажке?
   - Не знаю.
   - Вот тебе раз. Право, вы меня крайне озадачили. При-деться решать задачу
на Литейном. Знаете, там такой домик есть, с аннтенками?
   Одно лишь упоминание  Литейного  почему-то  оказывало  на  всех  поистине
магическое воздействие, хотя,  как  казалось  лично  Кивинову,  слова  "85-е
отделение" звучали ничуть не хуже.
   - А при чем здесь я? Да мало ли где  я  мог  телефон  записать?  Попробуй
сразу вспомни. За что же на Литейный?
   - Не за что, а зачем. Вспоминать. Откуда в кармане застреленного  мужчины
оказался ваш телефончик. Слушайте, Семен Борисыч,  скажите  честно,  это  вы
дяденьку одного застрелили? Вот этого.
   Кивинов вытащил из кармана фотографию  выловленного  в  речке  мужчины  и
продемонстрировал е„ Штофману.
   - О Господи, какой кошмар! А что у него с лицом?
   - Рыбки объели. Он, видите ли, в речке плавал.
   - Минуточку, - попристальней всмотревшись в фото, пробормотал Штофман.  -
Да, да.
   - Что да, да? Вы хотите сказать, что это  ваша  работа?  В  таком  случае
примите поздравления. Вы меткий стрелок.
   - Нет, нет, я хочу сказать, что  мне  знакома  эта  одежда.  Эта  куртка,
галстук...
   - Неужели? У него еще джинсы есть. Тут плохо видно.
   - Да, ото он.
   - Отлично. Я  полон  внимания.  Давайте  все  про  него.  Данные,  адрес,
знакомые, в общем, все. Пока допустим, что это не вы его хлопнули.
   - Что значит допустим? Хорошие допуски. А данных его я не знаю. Он к  нам
по объявлению приходил. Мы квартиру сдаем на Петроградской. Вот он и звонил.
Я ему адрес дал, договорились о встрече. Он приехал, посмотрел квартиру, она
ему не понравилась, он и уехал. Вот и все.
   - Стоп, стоп, не гоните. Подробнее давайте. Я так понял, у вас  есть  еще
одна квартира?
   - Да, однокомнатная.
   - И как давно был у вас этот мужчина?
   - Ну, недели две-три назад. Я как раз за день до этого  на  площади  Мира
объявление повесил. На другой день - звонок.  Так  и  так,  хочу  посмотреть
комнату. Я дал адрес.  Он  приехал.  Сказал,  что  из  Москвы,  хочет  снять
квартиру на длительный срок.
   - Ну, и что же ему не понравилось? Цена?
   - Как раз о цене разговора-то  и  не  было.  Я  намекнул,  что  хотел  бы
восемьдесят долларов в месяц. Он сказал, что у него проблем с деньгами нет.
   - А что ж тогда не остался?
   - Видите ли,  у  меня  там  комната  без  мебели  -  одна  раскладушка  и
табуретка. Вот он и говорит, что, мол, может и по двести баксов отстегивать,
но ему нужны условия - мягкая  мебель,  телевизор,  телефон,  ну  и  прочее.
Поэтому ему у меня не понравилось. А за что его убили?
   - А я-то откуда знаю? Раз убили, значит было за что. Хотя сейчас и просто
так могут.
   - Как мы живем? Убийства стали таким же обычным явлением, как  аварии  на
дорогах. А почему? Раньше-то такого не было.  А  сейчас  откройте  газету  -
сегодня были убиты трое, вчера - четверо. И заметьте,  это  не  какие-нибудь
кухонные разборки, а профессиональные убийства. Насмотрелись всяких видиков,
автоматы раздобыли и вот палят друг в друга. Все с этой демократии началось.
Кому она нужна? А эти металлисты, рокеры, волосатики - на улицу не выйти.
   - Ну, металлисты и рокеры тут ни при чем...
   - При чем, при чем. Обвешаются цепями  и  шипами  утыкаются,  наслушаются
музыки своей чертовой и бесятся с жиру. Я бы их всех ссылал куда-нибудь.
   - Что убийств много, здесь вы правы, но проблема вовсе  не  в  рокерах  и
металлистах. Это ведь не содержание, а форма, кураж. Если  человек  наряжен,
как пугало, это еще ни о чем не говорит. Есть, конечно, и перегибы.  Кстати,
одна американская группа записала клип, в котором демонстрируются фотографии
без вести пропавших детей. Так что никто этих ребят из группы не  осудит  за
то, что они кольца в нос вставили или шипами обклеились. И если  у  человека
имеется оружие, это вовсе не означает, что у этого человека злые  намерения.
Ну, ладно, мы отвлеклись. Вы ничего больше не вспомнили про этого мужчину?
   - Да вроде нет.
   - Наличные он, случайно, не показывал?
   - Нет, нет. Я еще подумал, откуда у него  деньги,  ведь  одет-то  он  был
неброско.
   - А вы что, только по одежде о людях судите?
   - Нет, но все-таки...
   - Ладно. Вот мой телефон, если  что-нибудь  вспомните  про  этого  парня,
позвоните. Миша, пошли.
   Петров вышел из  комнаты,  где  беседовал  с  хозяйкой,  и  опера  вместе
покинули квартиру Штофмана. Кивинов вызвал лифт. Миша прикурил. Ждать  лифта
пришлось долго, видимо, кабина останавливалась  на  нижних  этажах.  Наконец
створки раздвинулись. В этот момент дверь квартиры распахнулась, и  Штофман,
высунувшись на площадку, окликнул их:
   - Стойте-ка. Я одну вещь вспомнил. Он, уходя, зачем-то предупредил,  что,
если кто его будет спрашивать, то он у меня не был.  Странно,  ведь  я  даже
имени его не знаю.
   - Он точно Москву упоминал?
   - Да, да. Еще говорил, что метро у нас дешевле.  Миллионер,  а  ездит  на
метро.
   - Хорошо, если еще что-нибудь вспомните, звоните. До свидания.

   Детский инспектор Волков дежурил по отделению, принимая  заявки  граждан.
Оформив пару краж паспортов, он поднялся из-за  стола,  потянулся  и  только
было собрался прилечь на свой роскошный диван и передохнуть от дел  мирских,
как в двери постучались.
   - Черт, опять, наверное, с паспортом. Достали, - проворчал он. - Войдите.
   В кабинет зашел мужичок лет сорока пяти, одетый в ватник.  На  ногах  его
красовались валенки с калошами. Для сентября одежка была явно не по сезону.
   - Можно? - скромно спросил он.
   Волков кивнул на стул, а сам сел напротив.
   - Слушаю.
   - Вы знаете, я судимый. Последняя ходка за разбой. Двенадцать лет.
   - Ого!.. Многовато.
   - Там последствия тяжкие были. Но я - от звонка до звонка. Можно сказать,
искупил. Освободился месяц назад. Пока  сидел,  мать  умерла.  Родни  больше
никого. Приехал, а в комнате нашей чужие люди уже живут. Я  туда-сюда  -  ни
денег, ни жилья. Пожрать и то не на что. Снова за старое браться не хочу. Не
потому, что зоны боюсь, мне зона - дом родной, а потому,  что  по  жизни  не
могу. Пытался на завод пойти - там прописка нужна. А  в  коммерцию  тоже  не
сунуться - с моими заслугами сразу отшивают. Даже в сторожа не берут.
   Мужик тяжело вздохнул.
   - Вы мне мож