ый блок. Сама реклама была  бездарна
и только действовала на нервы. Она выключила приемник.
   Вернулся Альберт. Он тяжело опустился на сидение, бросил назад  небольшой
пакет и прокашлялся.
   - Инга, у меня небольшая проблема. Как бы тебе объяснить? Там, в  пакете,
деньги. Доллары. Валюта, одним  словом.  Сегодня  или  завтра  я  должен  их
вернуть одному человеку. Человек серьезный, и деньги надо вернуть в срок.  Я
звонил ему, но его до сих пор нет дома. Я бы завтра  отдал,  но  через  пару
часов я улетаю, и меня не будет где-то  неделю.  Дела.  Если  через  полчаса
человек этот не появится, я не успеваю. Если что,  ты  не  могла  бы  завтра
отвезти ему эти деньги?
   - Конечно. Куда?
   - Понимаешь, человек этот, как я уже говорил, серьезный и очень не любит,
когда его адрес дают посторонним людям. Давай сделаем так. Завтра к  четырем
часам ты подойдешь к памятнику Пушкина напротив Русского музея и будешь  там
ждать. Я утром позвоню ему по "междугородке", объясню ситуацию, опишу  тебя,
а он потом подъедет и заберет деньги. Хорошо? Выручишь?
   - Конечно. У меня как раз завтра последней пары нет, успею.
   Альберт протянул руку и достал с заднего сидения сверток.
   - Вот, положи в сумочку. Осторожней, не потеряй.
   - А сколько здесь?
   - Три тысячи.
   - Долларов?
   - Да. По курсу это миллионов шесть будет. Сумма, в  принципе,  небольшая,
но на  сегодняшний  момент  это  все,  чем  я  располагаю.  Я  имею  в  виду
наличность.
   Инга осторожно развернула пакет. Пачки банкнот  были  схвачены  резинкой.
Таких больших денег она никогда не держала в руках. С ума сойти можно.
   Альберт уже завел машину.
   - Я тебя сейчас быстренько закину домой, а сам - в аэропорт.
   - А машина?
   - На платной стоянке оставлю. Через неделю заберу. Я заеду  к  тебе,  как
вернусь.
   Инга смотрела в окно. Машина неслась по вечернему проспекту. Возле своего
дома Инга вышла. Альберт на  прощанье  улыбнулся  ей,  подмигнул  и,  бросив
"Бай-бай",  укатил.  Она  постояла   немного,   глядя   вслед   удаляющемуся
автомобилю. Чарующий сон не кончался. Он доверил ей такие деньги. Зная всего
неделю. Может, он влюбился в нее? "Господи, я не верю.  Но  он  вернется,  а
значит, я не одна". Погруженная в свои мечты, она зашла в подъезд.
   Слабая лампочка освещала почтовые ящики и "вход  в  вонючий  подвал.  Она
поднялась на несколько ступенек и вызвала лифт. Ей надо  было  на  четвертый
этаж. Старый лифт с грохотом пошел вниз.
   Внезапно резкий толчок отбросил ее к стене.
   Она даже не поняла, что случилось. Руки  автоматически  пошли  вниз,  ища
опору. Сумочка повисла на плече. Она хотела было закричать, но не  успела  -
рука в грязной перчатке зажала ей рот, а голос из темноты  прошипел:  "Тихо,
сука, убью!" Еще один рывок. Слабый ремешок  сумочки  не  выдержал.  Пытаясь
освободиться от захвата, она начала вырывать-ся, но  сильный  удар  в  живот
свалил се на холодный пол. Инга стиснула зубы от боли и  застонала.  Ее  уже
никто не держал. Сквозь туманную пелену и слезы она увидела спину убегающего
грабителя. В свете фонаря опустившегося лифта она  успела  разглядеть  белый
крест на спине куртки и попыталась позвать на помощь, но вместо крика из  ее
рта вырвался лишь тихий полувсхлип, полустон.
   Чарующий сон закончился, сменившись болезненным пробуждением.

   ГЛАВА 5
   Кивинов зашел  в  дежурку  забрать  материал.  В  дежурной  части  царила
непривычная для  слуха  тишина.  В  воздухе  помещения  повис  резкий  запах
нечистот и подвальной сырости.
   - Что это тут у вас, трубы прорвало, что ли?
   Дежурный мельком взглянул на Кивинова  и  молча  кивнул  за  перегородку.
Кивинов подошел и заглянул в "аквариум".  Увиденная  картина  заставила  его
содрогнуться. За время работы в милиции он насмотрелся всякого, но такого...
   На деревянной скамейке, предназначенной для задержанных лиц,  сидело  два
закутанных в грязные обноски скелета - только так можно  было  назвать  этик
существ, бывших когда-то людьми. Две живые мумии абсолютно не реагировали на
внешний мир, лишь тыркались друг в друга лицами и жмурились, щуря слезящиеся
от света глаза.
   Нечто подобное Кивинов уже видел в документальных  фильмах  про  немецкие
концлагеря. Может, он спит и во сне попал в Освенцим?  Да  нет,  вот  помдеж
рядом, трясет одного из "скелетов" за плечо.
   Никаких  проблесков  сознания.  Глаза  плотно  сжаты,  голова   безвольно
качается из стороны в сторону.
   - Что, что это? - пробормотал Кивинов.
   - БОМЖей в подвале нашли. Кто-то позвонил, сказал, два покойника лежат, а
оказалось - вот, живые  еще.  Но  они  уже,  считай,  готовые  -  ничего  не
понимают.
   БОМЖи продолжали упорно цепляться друг за друга. Трудно  было  определить
их пол и возраст.
   - Они, похоже, долго из подвала не выходили,.- продолжал помдеж.
   - А жрали-то что?
   - Из бачков  мусорных,  наверно.  Там  много  объедков.  Котят  несколько
разорванных рядом валялось.
   - Тьфу! - не смог удержаться Кивинов.
   - Да под конец они уж и не ели.  Полное  расстройство  желудка.  Все  под
себя... Чувствуешь запашок?  Близко  не  подходи,  они  вшивые  все.  Машину
придется дезинфицировать.
   Кивинов нагнулся поближе. Люди никак на него не реагировали.
   - Даже не знаем, что с ними делать. Раньше хоть в приемник-распределитель
можно было отправить, а теперь куда? Больницы таких вряд  ли  возьмут.  Хоть
назад в подвал вези.
   Помдеж опять легонько дотронулся до одного из БОМЖей.
   - Мужик, ты кто такой, а? Слышь? Тебя как звать-то?
   "Скелет" вздрогнул и поежился.
   Кивинов хлопнул дверью дежурки, решив не испытывать больше крепость своих
нервов.
   "Что с нами? В каком веке мы живем?  Кажется,  в  двадцатом.  Мать  твою,
каким бы ни был в жизни человек, он не заслуживает  такой  участи  -  забыть
свое имя и превратиться в животное. Что там Горький со своим "На дне"?! Куда
там?! Кто  из  нас  знает  нашу  жизнь?  Никто,  потому  что  мы  плывем  по
поверхности жизни, не осмеливаясь занырнуть вглубь. Нет, так  ведь  можно  и
утонуть".
   Кивинову расхотелось возвращаться в свой кабинет, и он зашел к Петрову.
   Миша с крайне грустной миной на лице смолил "Беломор".
   - А ты чего такой, Мишель?
   - Экзамен завалил я академию. Второй год не могу поступить.
   - Что такое?
   - Да сочинение. Эпиграф им, видите ли, не понравился.
   - А какой эпиграф?
   - "Побудьте день вы в милицейской шкуре - вам жизнь покажется  наоборот".
Высоцкого.
   - А тетма-то какая была?
   - "Евгений Онегин", по Пушкину.
   - Ну, правильно. Причем здесь Высоцкий?
   - Зато эпиграф хороший.
   Кивинов, решив не вступать в спор, пожал плечами:
   - Не переживай ты.  На  будущий  год  поступишь.  Что  ты  забыл  в  этой
академии?
   - Не знаю. Все поступают. Диплом бы не помешал - вот выпрут  из  милиции,
куда тогда? Я ведь больше ничего не умею. Да и на повышение без  образования
нельзя. И не от этого даже мутит. Сегодня приезжал один, ты должен его знать
- раньше он в РУВД работал, дознавателем, кажется, или следаком. Водку  жрал
не меньше других, чмошник, а теперь в люди выбился, в ревизоры пристроился.
   - Ну и что?
   - Сам не знаешь что? В делах ковырялся. Чуть до драки с ним не дошло, как
будто он сам не работал раньше. Это он мне за то, что я его нарытого в  свое
время домой на УАЗике  не  отвез.  Короче,  накопал,  стервец.  Выговоршеник
корячится. Да черт с ним выговорешником, по жизни обидно. А с бумагами я так
решил - пускай себе Соловец икру мечет, о плохой раскрываемости  орет,  а  я
теперь на бумагу работать буду. Оно надежнее будет.
   - Брось, Мишель, захотят - накопают и  с  бумагами.  Все  от  установочки
зависит, а клерк этот нарвется когда-нибудь.
   - Это мы когда-нибудь нарвемся. Козлы!
   - Ладно, не стони. Заворот кишок заработаешь.
   Кивинов вышел из кабинета и тут же в коридоре столкнулся с Волковым.  Тот
по обыкновению ворчал,  тихонько  матерясь  себе  под  нос.  Кивинов  всегда
завидовал  характеру  Волкова  -  тот  ничего  не  держал  в  себе,  а   все
отрицательные эмоции сразу выплескивал наружу.
   - Ты-то что?
   - Да какой-то мудак уже пятую машину подряд сжигает. Бензином  обольет  и
поджигает. Причем машины без разбора жгет -  и  "Мерседес",  и  "Запорожец".
Ничего не понимаю. Чокнутый, что ли? Или маньяк? И ведь не поймать никак.
   С этими словами, гневно потрясая только что полученным заявлением, Волков
направился в дежурную часть.

   Инга с трудом вставила ключ в замочную скважину.  Кое-как  открыв  дверь,
она прошла в свою комнату и  рухнула  на  топчан.  Живот  не  проходил.  Она
заплакала. Господи, за что? Но даже не боль в  животе  сейчас  больше  всего
волновала ее. Деньги. Их ведь  надо  завтра  вернуть.  А  Альберт?  Что  ему
сказать? И поверит ли он? Ну за что?
   Инга встала, потихоньку дошла до стола и налила стакан воды  из  графина.
После первого глотка се стошнило. Пальцы  тряслись,  как  в  лихорадке.  Она
достала косметичку, нащупала в ней упаковку с лекарствами и проглотила  одну
таблетку, после чего  стащила  запачканный  подружкин  плащ  и  надела  свое
байковое пальто. Немного успокоившись, она посмотрелась в зеркало и вышла из
комнаты.

   В дежурной части отделения, как обычно в это время суток, было тихо. Инга
зашла в помещение и огляделась. За стеклом с надписью "Дежурный" сидели двое
сотрудников и с азартом резались в кости.
   - А хорошо бы поймать этого ворюгу и в приказ  попасть,-  произнес  один,
метнув на стол кубики.- У меня "стрит".
   - Да, это точно. "Покер".
   Инге вдруг вспомнилась книжка про Ходжу Насреддина,  которую  она  читала
еще в детстве. Там два ленивых охранника  тоже  метали  кости  и  мечтали  о
поимке Ходжи, чтобы получить награду от эмира.
   Один из играющих заметил ее и, не убирая костей, спросил:
   - Вам чего?
   - Меня ограбили. Сумочку с деньгами вырвали.
   - Когда, где?
   - С полчаса назад. В подъезде.- Инга назвала адрес.
   - Егоров у нас где?- спросил дежурный у помощника.
   - Кражу оформляет. Только что уехал.
   - Вон там скамейка,- показал  дежурный  в  сторону  коридора.-  Посидите,
подождите. Приедет оперативник, разберется с вами.
   "Как же так?- подумала Инга,- Ведь меня же ограбили! Надо что-то делать!"
Она впервые столкнулась с милицией. Почему-то ей казалось, что стоит  только
заявить и через некоторое время преступника обязательно найдут. А ее  просят
подождать. А что дальше?
   - Простите, а побыстрее нельзя? У меня ведь деньги украли.
   Дежурный оторвался от пристального изучения костей и недовольно посмотрел
на Ингу.
   - Сколько денег?
   - Шесть миллионов.
   - Сколько-сколько?- недоверчиво  переспросил  дежурный,  окинув  взглядом
простенькое пальтишко и вязаную шапочку Инги.
   - Шесть миллионов. Правда, там в валюте было. Три тысячи долларов.
   - Ого! А можно поинтересоваться, откуда такие деньги?
   - Это не мои деньги. Мне дал один знакомый, я  должна  была  передать  их
одному человеку. Завтра.
   - Интересная история. А где сам знакомый?
   - Он сегодня улетел в другой город.
   - А куда именно?
   - Я не знаю, он не сказал.
   - Ну а данные этого человека?
   - Альбертом звать. Да какая разница? Ограбили-то меня, а не его.
   - Но деньги-то его. Странная, однако, история.  Вы  даже  данных  его  не
знаете. Если б у меня, к примеру, были такие деньги, я бы не стал давать  их
едва знакомой девушке. Хватит сказки рассказывать.
   - Ну правда, он дал мне деньги, он опаздывал, потому и дал.
   - Знаете что? Раз это его деньги, пускай он сам и придет.
   - Но мне завтра их отдать надо. А он только через неделю приедет.
   - Ничем помочь не могу. По закону заявлять должен хозяин денег.  А  вдруг
вы денежки эти прогуляли, а теперь в милицию пришли, чтобы обставиться.
   - Да нет же, поверьте.  Меня  действительно  ограбили.  Парень  в  темной
куртке с крестом на спине.
   Зазвонил телефон. Дежурный схватил трубку и начал  -что-то  записывать  в
журнал.
   - Девушка, не  стойте,-  сказал  помощник.-  У  нас  и  без  вас  хватает
заморочек. Пускай хозяин денег приходит.
   Инга не решалась уходить. Надо что-то делать. Ну что за день сегодня? Она
отошла от стекла дежурного и остановилась. Идти к начальнику? А толку? Вдруг
и вправду только Альберт может заявить?
   Помдеж  с  дежурным  возобновили  прерванное  удовольствие.  Кости  вновь
загремели по столу.
   -  Позвонили  из  финчасти.  Опять   зарплату   задерживают,-   проворчал
дежурный.- На неопределенный срок. У меня "каре".
   - А надо забастовку устроить - прийти на  работу  и  ничего  не  делать,-
ответил помдеж, в свою очередь бросив кубики.
   "Интересно, а что они сейчас делают? По-моему, если они забастуют,  никто
не заметит",- подумала Инга.
   - Посмотри, эта дура еще здесь?- обратился один игрок к другому, даже  не
думая, что его слова могут быть услышаны.
   "Господи, ну за что?- Ингу обдало жаром.-  Ну  что  я  им  сделала?"  Она
выбежала на улицу и разрыдалась.

   Кивинов сидел в кабинете главврача районной поликлинники.
   - А что делать, молодой человек?- жаловалась хрупкая  женщина  в  больших
очках.- У нас ведь нет домов призрения, как до революции,  вот  и  ходим  по
квартирам старушек.
   - Домов призрения?
   - Это не от слова "презирать", а от слова "зрение". Что-то типа домов для
престарелых, только более высокого уровня. А сейчас их никто восстанавливать
не собирается.
   - По домам ходят только студентки?
   - Нет, конечно,  штатные  медсестры  тоже.  А  что,  что-нибудь  не  так?
Леночка, в общем-то, хорошая девочка. Никогда никаких претензий. Рита мне не
очень нравится- на работу может не выйти, вот сегодня  ее  нет.  Придется  с
другими договариваться.
   - Я  хотел  бы  узнать  еще  одну  вещь.  У  меня  есть  информация,  что
Ковалевская перепродавала кое-какие лекарства наркоманам.
   - Не может быть! Что вы!
   - Минуточку. Студентки получают для своих инъекций лекарства,  содержащие
наркотики?
   - Разумеется. Очень многие лекарства содержат наркотик. Но они на строгом
учете и пустить их, как говорится, налево практически невозможно. Мы  делаем
заказ на фабрику или на завод, у нас имеется журнал учета лекарств, куда  мы
их сразу заносим. Каждая медсестра расписывается в получении.
   - Каждый раз? То есть когда идет делать уколы?
   Заведующая смутилась.
   - Конечно.
   Кивинов понял, что слово "конечно" в данной ситуации не  совсем  уместно,
но свою мысль развивать не стал.
   - Я могу взглянуть  на  журнал?  Меня  интересуют  только  Ковалевская  и
Малинина.
   - Пожалуйста. Посидите, я сейчас принесу.
   Заведующая вышла. Кивинов  взял  со  стола  медицинскую  карту  какого-то
больного и начал не глядя пролистывать. "Сейчас возьмет и скажет, что журнал
в сейфе, а ключ у зама или еще где.- Он  сам  так  делал,  когда  неожиданно
сваливалась проверка.- Нет, но почему  во  мне  стало  проявляться  какое-то
ментовское подсознание? Ведь она может сейчас спокойно принести этот журнал,
тетка-то, вроде, неплохая, а мысли все равно в  минус  направляются.  Как  у
одного знакомого опера из 84-го. Если человек излагает ему свое  алиби,  это
означает только то,  что  он  ухитрился  подго-,  ворить  человек  двадцать,
которые его и покрывают. Тогда опер начинает упорно добиваться от всех  этих
людей  признания  в  том,  что  они  оговорились.   Нет,   бывает,   что   и
договариваются, и довольно часто. Но не все же  подряд.  Честные  люди  тоже
есть. А когда все подряд - это означает, что  у  тебя  появилось  ментовское
подсознание. Может, конечно, я и не прав. Может действительно никому  нельзя
верить?"
   Кивинов положил на место историю болезни, так ничего в ней и не поняв,  и
стал щелкать авторучкой. Вернулась заведующая. Журнал  был  у  нее.  Кивинов
достал блокнот.
   - Так. Ковалевская...- Заведующая пробежала глазами по столбику фамилий.-
Вот. Она получала мескалин. В принципе, он содержит в себе алколоиды морфия.
Вот еще.
   - Разрешите, я сам посмотрю.
   Заведующая передала журнал Кивинову.
   - А это фамилии больных?
   - Да. В регистратуре есть карточки.
   - Пометьте мне карандашиком, где здесь наркотикосо-держащие лекарства.
   Когда женщина выполнила просьбу, Кивинов  переписал  сведения  к  себе  в
блокнот. Закончив, он вернул журнал заведующей.
   - Скажите, что все-таки случилось?- спросила та.
   - Ничего не случилось. У меня еще две просьбы. Позвоните в  регистратуру,
чтобы мне разрешили посмотреть карточки. И вторая - вот  мой  телефон,  если
Малинина объявится, ну, Ри-точка, позвоните, пожалуйста.  Мне  с  ней  очень
надо встретиться.
   - Хорошо, позвоню.
   - Ну и порядок.
   Кивинов попрощался и  вышел  из  кабинета.  Спустившись  вниз,  он  нашел
регистратуру и, переговорив с дежурной сестрой,  начал  доставать  карточки,
периодически сверяясь со своим блокнотом Закончив, он поблагодарил медсестру
и вышел из поликлинники.

   ГЛАВА б
   Металлические  двери  больничного  лифта  распахнулись,  и  два  санитара
выкатили на тележке свежего покойника.
   - Откуда?- спросил из "холодильника" третий санитар.
   - Из реанимации, откуда ж еще? Сердечник. Вскрытие завтра.
   - Сегодня будут кого-нибудь потрошить?
   - Не знаю, это не мое дело. Скажут - привезем.
   Санитары, пододвинув тележку к столу,  перекинули  на  него  обернутое  в
простынь тело и,  толкая  перед  собой  тележку,  вышли  из  "холодильника".
"Холодильник" был небольшой, рассчитанный на шесть человек, и функционировал
с перебоями, поэтому из-за вечного запаха разложения здесь старались надолго
не задерживаться.
   Третий санитар сделал пару пометок в журнале, лежавшем на столе-тумбочке,
и тоже было направился к выходу, но затем, будто вспомнив что-то, вернулся и
подошел к трупу. Осторожно откинув простынь, он  заглянул  в  раскрытый  рот
мертвеца. Человек этот умер  лишь  несколько  минут  назад,  поэтому,  кроме
безвольно отвалившейся нижней челюсти, других признаков смерти пока видно не
было. В свете тусклого плафона санитар разглядел в рту покойника ряд золотых
коронок. Он тут же осмотрел запястье умершего. Бирки  с  фамилией  не  было.
Стало быть, регистрация умершего еще не произведена. Отлично!
   На одном из пальцев покойника блестела золотая печатка. Санитар аккуратно
потрогал перстень. Тот сидел неплотно. Довольно  улыбнувшись,  санитар  снял
его, быстро сунул в карман халата и оглянулся. Все  тихо.  Тело  уже  начало
коченеть.  Прекрасненько,  раз  регистрации  не  было,  значит  никто  описи
имущества не делал, а значит никто не знает -  было  колечко  или  не  было.
Будем считать, что не было.
   Санитар подошел к двери и выглянул в коридор. Тишина. Он вернулся к столу
с покойником и еще раз заглянул ему в рот. От лежащего  рядом  другого  тела
шел  едкий  запах.  Санитар,  брезгливо  поморщившись,  выпрямился.  Хорошие
коронки,  массивные.  Плохо,  мужик   молодой,   десны   крепкие,   придется
повозиться, но ничего, справимся.
   Санитару  было  лет  двадцать  пять,  он  был  плотного  телосложения,  с
одутловатым лицом и большими, необычными для нашего времени бакенбардами.
   Он взял металлический стул, приставил его к стене, встал на него и достал
из-за трубы под потолком "холодильника" ржавые зубные щипцы. Быстро сунув их
в карман халата, он поднял с пола  поллитровую  банку,  набрал  в  нее  воды
из-под крана и подошел к мертвецу. Санитара бил мелкий мандраж,  мероприятие
предстояло не из приятных, к тому же было довольно-таки опасным, потому  что
в "холодильник" в любой момент мог кто-то зайти и застать его прямо на месте
преступления. Достав из кармана тряпку, он обмакнул ее в воду и подложил под
щеку покойника. Кровь, конечно, уже не течет в теле, но всякие неожиданности
возможны, а следов лучше не оставлять.
   Еще раз подбежав к двери, он выглянул в коридор и,  убедившись,  что  все
спокойно, быстро вернулся к телу.
   Придерживая одной рукой нижнюю челюсть