емое  дело?  В  прокуратуре  на  эти  преступления   тоже   смотрели
достаточно трезво, и если появлялась лазейка, опера  благополучно  списывали
материал. Конечно, Кивинову было жалко  женщину.  Он  понимал,  что  это  ее
последние деньги, что  у  нее  маленький  ребенок  и  нет  мужа,  но,  кроме
сочувствия, ничем помочь ей не мог.
   Женщина перестала плакать и убрала платок в сумку.
   -Мне можно идти?
   - Подождите, я сейчас  запишу  ваши  данные,  на  всякий  случай.  Денег,
конечно, мы вам не вернем, это я вам прямо говорю. Но вдруг кто попадется  с
вашим кошельком.
   Это были лишь слова успокоения. За шесть лет, что  Кивинов  проработал  в
отделении, никто с чужими кошельками не попадался.
   - Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, - продолжал  успокаивать
гражданку Кивинов. - Деньги вещь наживная. Судьба такая - сегодня спиной,  а
завтра лицом, или наоборот. У нас на территории  случай  был.  Выпивали  три
мужика на квартире, не поделили  стакан,  передрались,  потом  спать  вместе
завалились. Утром встают, а один мертвый.  Человека  завалили,  не  шуточное
дело. Решили темноты дождаться да в пруд товарища  своего  спихнуть.  Так  и
сделали. Да не вышло, по пути постовые их тормознули вместе с  трупом.  Они,
естественно, сразу и признались, ну а куда деваться? Задержали обоих на трое
суток. А через день из морга звонят и говорят, что товарищ  их,  извиняемся,
умер не от побоев, а от алкогольного опьянения. Они из камеры вышли,  ну,  и
на радостях снова напились, да так крепко, что один не сдюжил и  тоже  помер
от спирта. А сел бы в тюрьму, глядишь, и жив был бы. Вот вам и судьба. Я это
к тому говорю, что  тот,  кто  ваши  деньги  свистнул,  тоже  плохо  кончит.
Поверьте, Хотя я в приметы не очень верю.
   - Я тоже, - грустно ответила женщина.
   В этот самый момент  тишину  Кивиновского  кабинета  разорвал  истеричный
гогот Волкова.
   Женщина от неожиданности вздрогнула и удивленно посмотрела  на  Кивинова.
Тот, уже привыкнув к подобным звукам из  соседнего  кабинета,  и  глазом  не
моргнул, лишь шар-нул по столу ладонью и прошипел:
   - Ну, мерин несмазанный, достал ты меня своим ржанием!
   Он попросил женщину подождать и ринулся в Волков-ский кабинет. На сей раз
все оказалось весьма прозаично.  Волков  изъял  где-то  видик  и  переносной
телевизор  и  теперь  наслаждался   какой-то   американской   комедией,   по
обыкновению изливая все свои положительные эмоции наружу. Кивинов  захлопнул
дверь.
   - Слушай, горлопан, я тебя по-человечески прошу: или  кончай  ржать,  или
переезжай в другое крыло! Во ты у меня где!
   -  Да  погоди  ты.  Посмотри  кино   лучше.   "Один   дома"   называется.
Обхохочешься.
   - У меня люди.
   - Ну прогони и приходи. Вместе посмеемся. Во, гляди, гляди. Ха-ха-ха!
   Волков опять принялся раздувать щеки. Кивинов,  поняв,  что  Волкова  все
равно не угомонить, махнул рукой и вернулся  к  себе.  Там,  записав  данные
потерпевшей, он проводил ее до дверей и сел за стол  в  ожидании  следующего
заявителя. "Один  дома".  Да,  знакомое  название,  надо  будет  посмотреть.
Кивинов вытащил из висящей  на  стуле  куртки  свежий  номер  "Криминального
вестника" и начал  читать.  Одна  из  небольших  заметок  на  второй  полосе
привлекла его внимание, и он еще раз пробежал ее глазами. Потом откинулся на
спинку стула и хлопнул себя по лбу. Ох, мать вашу! "Один дома",  вот  в  чем
дело. "Один дома". Какие там, к черту,  наркотики!  Вот  почему  Леночка  не
забирала ампулы во второй квартире! Конечно, это же такие деньги!  Куда  там
левая продажа лекарств! Тьфу, семечки. А  здесь!  Но  почему  димедрол?  Это
единственное, что выпадает из логической схемы. Но  это  можно  кое  у  кого
уточнить. Так, а дальше? А дальше  Альберт  я  как  можно  быстрее.  Кивинов
достал из стола блокнот с телефонами и начал набирать номер своего знакомого
врача.
   В половине четвертого, закончив дежурство, он зашел  к  Соловцу.  У  того
сидел уже закончивший просмотр кинокомедии Волков.
   Кивинов уселся в рядом стоящее кресло и закинул ногу на ногу. Славик, как
всегда размахивая руками, что-то живописно втолковывал шефу.  Кивинов  давно
заметил, что Волкову больше нравится не суть его рассказов, а  сам  процесс,
потому как в процессе этом происходила эмоциональная разрядка Славика.
   - Ну я ему пару раз кодексом по башке долбанул, он мигом все вспомнил.
   - Ну, и что он там вспомнил?
   - Я его спрашиваю, зачем же ты, щегол, тачки-то палишь, а? Партизан,  что
ли? А он мне - чтобы отпечатков не было. Я ему - каких-таких  отпечатков?  А
он - пальцев. Не, Георгич, ты слышишь, он, значит, зеркало свинтит, а  потом
машину палит, чтобы отпечатков не оставлять.  Книжек  начитался,  мать  его.
Двенадцать лет, а все туда же -  отпечатки.  Слышь,  Кивин,  -  обратился  к
Кивинову Волков, - в 84-м пожигателя нашего тормознули. Ну,  гаденыш.  Может
его потерпевшим погорельцам отдать?
   - Я б не рисковал. У нас и так с тяжкими преступлениями завал.
   - Не, Георгич, я все понимаю. Сам в двенадцать лет стекла бил и кефиром с
крыш в прохожих швырялся, но чтоб такое! Вон, ко мне сегодня директор  школы
прибегала. Не знаю, говорит, что  делать.  Задала  детишкам-третьеклассникам
сочинение на  тему  "Кем  ты  хочешь  стать?"  Один  и  написал  "хочу  быть
бригадиром". Ну, она, конечно, уточнить решила, каким Вовик бригадиром стать
хочет - строителей или заводских рабочих. А он -  вы  что,  Светлана  Санна,
тамбовским я хочу быть бригадиром, ну, или  каким-нибудь  еще.  Тут  до  нее
дошло. Хорошо, валидол под рукой оказался. Детишки-шалунишки.  А  в  старших
классах что творится? Какому-то оболтусу папашка за каждую пятерку по десять
штук дает. Так он со своими дружками математику ихнему и предложили по  пять
кусков за пятерку. И самое интересно, тот берет! А что, зарплата  маленькая,
на обеды не хватает. А так какой-никакой приработок. Неплохо, а? А чего мы с
заявителей  денег  не  берем?  Повесили  бы  таксу  на  дверях,  глядишь,  и
материалов  бы  поубавилось.  Ну,  ладно,  пойду,   запишу   с   поджигателя
объяснение, проведу воспитательную процедуру в виде порки ремнем да выкину.
   Волков поднялся с дивана и исчез за дверью.
   - Господи, сейчас еще и визг начнется, - недовольно произнес Кивинов.
   - Что у тебя?
   - Есть одна мысля, Георгич. Я тебе сейчас обскажу в двух  словах,  может,
что присоветуешь?
   Кивинов изложил свои мысли по поводу  Воробьева  и  поделился  последними
догадками.
   - Это, конечно, хорошо, но во-первых, между убийством Ковалевской и твоей
версией пока нет  никакой  связи,  а  во-вторых,  эта  история  кажется  мне
маловероятной. Нет, конечно, сейчас всякое  бывает,  но,  по-моему,  ты  все
усложняешь.
   - Георгич, не хватает какой-то мелочи, которая прячется где-то рядом,  но
мне ее не ухватить. И чувствую, что она лежит на поверхности, но  где  -  не
знаю.
   - Короче, чего тебе надо?
   - Да ничего, пару дней и Петрова в придачу. Попробуем обернуться.
   - Народа не хватает.
   - Я понимаю, Георгич. Но дельце-то  стоит  того.  Такого  у  нас  еще  не
бывало.
   - Хорошо, бери Петрова. Только  держи  меня  в  курсе,  а  то  вляпаетесь
куда-нибудь.

   - Ну, Андрюха, ты меня и подставил. Я его за грудки, а  он  ни  сном,  ни
духом. Никакой Риты-Маргариты знать-не-знаю,  в  Челябинск,  да,  летал,  но
никаких знакомств в самолете не заводил и, вообще, буду жаловаться.
   Далее следовали менее благозвучные выражения, поэтому  Кивинов  поплотнее
прижал трубку к уху, чтобы сидевшая у него женщина ничего не услышала.
   - Миша, ну зачем же за грудки? Я же тебя попросил, так, аккуратненько его
пощупать, но не в прямом смысле. Я надеюсь, ты не  слишком  далеко  зашел  в
своем праведном гневе?
   - В следующий раз сам поедешь щупать. Выдумываешь всякое.
   - А зачем он в Челябинск летал?
   - В командировку.
   - Точно?
   Все документы на руках. Нет, ты представь, у него дома жена,  дочь,  а  я
его на  какую-то  Риту  из  Сан-Гига  напрягаю,  с  которой  он  в  самолете
познакомился. Я ж не знал, что у  этого  Альберта  такая  жена  ревнивая.  В
общем, если б я вовремя не свинтил, то и мне бы досталось.
   - Ладно, приезжай, в отделе договорим.
   Кивинов повесил трубку, быстренько ответил на вопросы дамы, пришедшей  по
какому-то старому делу, выпроводил се и задумался.
   "Опять пустышка. Что и требовалось ожидать. Таких совпадений не бывает. А
что теперь? Все с нуля?"
   Утром он  отправил  Петрова  домой  к  Альберту,  чтобы  тот  поболтал  с
соседями: а потом и с самим Альбертом, так, аккуратненько,  без  напряга.  И
как оказалось,  все  напрасно.  Вариант  с  самолетом  провалился.  А  может
действительно все это ерунда? Воробья жалко. Стенку он, конечно, не получит,
но лет пятнадцать него в кармане. Но слишком все очевидно.
   Кивинов сел за стол и начал листать какой-то материал. Пролистав  его  до
конца, он так ничего и не понял, поэтому принялся читать по новой, но вскоре
захлопнул папку. Мысли  все  время  возвращались  к  истории  с  Воробьевым.
Кивинов врубил радио, чтобы немного  отвлечься.  Приемник  был  настроен  на
коммерческую волну, где крутили одни  модные  хиты  и  рекламу.  Сейчас  пел
Меркьюри. Знакомая песенка, правда,  немного  тоскливая.  Последние  аккорды
слились с голосом ведущего.
   - "Show must go on". Да, несмотря ни на что, шоу должно продолжаться,  об
этом поведала группа "Куин" и Фред-ди Меркьюри.
   Голос ведущего перебила реклама. Кивинов убавил звук. "А ведь точно,  шоу
должно продолжаться! Ага, ребятишки, это же, можно сказать, основной принцип
развитого капитализма. Как же я не дотумкал?"
   Кивинов быстренько собрал документы со стола, спрятал их в сейф,  накинул
куртку и вышел из кабинета.

   ГЛАВА 10
   Инга позвонилась в двери. Спустя  минуту  замки  лязгнули,  и  старческий
голос спросил:
   - Кто?
   - Медсестра. Уколы.
   Двери распахнулись. Старушка отошла в сторону, пропуская Ингу.
   - Ты новенькая, дочка?
   - Да. Второй день. Вы Озерская?
   - Да, голубушка.
   - Где у вас можно руки вымыть?
   - Пройди на кухню. Полотенце чистое. Я пойду в комнату.
   Инга вымыла руки, взяла из прихожей сумочку и прошла в комнату.
   - Как тебя звать, дочка?
   - Инга.
   - Славное имя. Ты тоже студентка?
   - Да. Подрабатываю в поликлиннике.
   - Что делать, время сейчас тяжелое. Хотя и в мою молодость не легче было.
   - Вы одна живете?
   - Одна. Сын погиб в конце войны, еще мальчишкой был.  В  бомбежку  попал.
Мужа под Киевом убили. Сестра есть, но в Кишиневе, а это  сейчас  вроде  как
заграница.
   Инга достала шприц и приладила одноразовую иглу.
   - Где у вас лекарства?
   - Вон, на столе. Ты ко мне теперь постоянно приходить будешь?
   - Да, наверное.
   - Хорошо. Я сразу вижу людей, ты умница. Хочешь чаю?
   - Спасибо, но я тороплюсь.
   - Посидела бы со старухой, я бы тебе много интересного порассказала, куда
тебе спешить? А, ну да, ты ж еще молодая, а в молодости спешить надо.
   Инга взяла плоскую коробку с лекарствами, вытащила две ампулы и незаметно
сунула их в карман халата. Затем, так же незаметно, вынула  из  кармана  две
других и воткнула их в коробку. Старушка продолжала болтать и не замечала ни
этих  манипуляций,  ни  легкой  бледности,  ни  дрожащих   пальчиков   новой
медсестры. Инга передвинула коробку  поближе  к  хозяйке,  открыто  извлекла
ампулу, отломала горлышко и ввела иглу. Сделав укол,  она  повторила  ту  же
самую процедуру со второй ампулой.
   Старушка опустила заштопанный рукав и вздохнула.
   - Много мне еще осталось?
   - Я не знаю, надо в карте посмотреть. Я же в регистратуре адреса получаю.
   - Может все-таки попьешь чайку?  Леночка,  что  до  тебя  колола,  всегда
оставалась. Сейчас не ходит, уволилась, верно.
   - Извините, я действительно спешу.
   Инга торопливо  сложила  инструменты  в  сумочку.  Туда  же  она  бросила
использованные ампулы. Так велел Альберт.
   Старушка продолжала щебетать, рассказывая что-то про казачью станицу, где
она родилась и про царя,  которого  якобы  видела  еще  живым.  Но  Инга  не
прислушивалась.  Она  быстро  надела  пальто,  попрощалась  и  выскочила  на
лестницу.  Только  здесь  она  почувствовала,  что  сердце  колотится,   как
сумасшедшее, а лоб охватило жаром. Она оперлась  рукой  о  стену,  чтобы  не
упасть, потом прижалась к ней щекой. Стенка была влажной и холодной, но  жар
никак не проходил. Хорошо, что сейчас ее никто не видит. Постояв  так  минут
пять, Инга вышла из подъезда.

   Кивинов сосредоточенно разбирался в каракулях  медицинского  журнала.  Он
давно заметил, что  работники  медицины  наверно  специально  учатся  коряво
писать, потому что во всех врачебных документах, с которыми ему  приходилось
сталкиваться  начиная  от  рецепта  и  кончая  его  медицинской   карточкой,
корявость почерка превышала все нормы. Он и сам не обладал  каллиграфическим
почерком, но  его  корявость,  по  придуманной  им  десятибалльной  системе,
равнялась пяти. У Соловца, к примеру, - трем, а у Петрова -  семи.  Пожалуй,
во всем отделении один Волков был по этому показателю несомненным лидером.
   Ну, а тут - поди, разбери. Кивинов захлопнул  журнал,  сказал  медсестре,
что через некоторое время вернет его и поднялся в кабинет заведующей.
   - Помогите, пожалуйста. Давайте за последние три месяца. Вот в этой графе
чьи фамилии?
   -  Это  медсестры,  которые  ходят  на  процедуры.  Они  сюда  себя  сами
записывают. В принципе, ведение этого журнала ничем не регламентировано,  мы
его завели для удобства. Учет рабочего времени да и путаницы поменьше.
   - Понятно. Вот это Ковалевская? Я правильно прочитал?
   - Да, это она.
   - А по какому принципу медсестры выбирают адреса?
   - Да ни по какому.  Куда  хотят,  туда  и  ходят.  Лишь  бы  общее  число
посещений было в норме.
   - Отлично. Я  прямо  у  вас  журнальчик  полистаю,  если  что  не  пойму,
переспрошу.
   - Пожалуйста.
   - Да, кстати, а кто заполняет вот эту часть, с данными больных?
   - Лечащий врач. Вот в этой колонке - количество процедур.  Сестры  только
вписывают свою фамилию и дату. Сразу видно, сколько посещений уже было.
   - Понятно.
   Кивинов достал блокнот и стал делать  отметки.  Через  полчаса  усидчивой
работы он  захлопнул  журнал,  поблагодарил  заведующую,  спустился  вниз  в
регистратуру, где отдал журнал, и вышел на улицу.
   Для конца марта было достаточно прохладно. За городом, наверно, еще снега
полно, судя по прохожим, тащившим лыжи. Сам Кивинов не был  любителем  этого
спорта, да и времени на загородные прогулки все равно не хватало.
   Он вышел на проспект, но троллейбуса ждать не стал, а  пошел  пешком.  Он
терпеть не мог ждать транспорт, и если на горизонте  ничего  подходящего  не
вырисовывалось, шел пешком. Естественно, только в тех  случаях,  когда  идти
было недалеко. А  что  делать,  не  жизнь,  а  вечный  цейтнот.  Стояние  на
остановках - непозволительная роскошь, даже если никуда не спешишь.
   Пройдя быстрым шагом две остановки, он подошел к знакомому дому и  нырнул
в подъезд.

   Первое, что услышал Кивинов, вернувшись через пару часов в отделение, это
страшный гогот Волкова. Правда, на сей  раз  он  доносился  не  из  кабинета
Славика, а из дежурной части. Наверное, анекдоты травят, - подумал  Кивинов.
В  дежурку  он  заходить  не  стал,  а  направился  сразу  к  Петрову.  Миша
сосредоточенно выводил свои семибалльные каракули.
   - Чего там Волков ржет опять? Ущемление мозговой, кости?
   - Не, еще смешнее. Карлика поймали. Охрана, с поличным.
   - Какого карлика? - не понял Кивинов.
   - Квартирника. Ну, не совсем карлика, просто мужичка маленького роста  и,
главное, с тридцать вторым размером обуви.  Бывший  верхолаз.  Какая-то  там
стройка на Севере прикрылась, его и сократили. Он в Питер вернулся  и  давай
верхние этажи бомбить. По веревочке с крыши слезет и в форточку, благо  рост
позволяет. Волков уже всех здесь с этим самым сожрал. Карлик,  это  ж  надо!
Во, слышишь? Летит, Тунгус Метеоритович...
   В эту секунду дверь распахнулось, и в комнату влетел Славик. Вид  у  него
был прям как у рэкетира, приготовившегося  к  крутой  разборке.  Кивинов  на
всякий случай сел.
   - Ага, Кивин! Ну что? Додразнился? Чертики, говоришь? А вот это видел?  -
Славик помахал у него перед носом какой-то бумажкой. - Значит так,  еще  раз
мне свой  материал  подсунете,  морду  набью!  Тебя  это  тоже  касается,  -
посмотрел он на Мишу.
   Затем, помахав руками с бумажкой, побрызгав  слюной  и  пораздувая  щеки,
Волков помчался дальше, вероятно, донести  эту  радостную  новость  до  ушей
Дукалиса.
   Кивинов перекрестился и, посмотрев на Мишу, рассмеялся:
   - Ну, Волков дает, халявщик старый!
   Миша тоже улыбнулся, но потом снова нахмурился и произнес:
   - Короче, с Альбертом облом. Не тот это.
   - Я уже понял.
   - С тебя пузырь. Я там чуть не подрался.
   - Мишель, ну я же предупреждал - поосторожнее, намеками, жестами.
   - Что ты меня учишь? Не дурнее, наверное. Я уж ему и так, и сяк. А он как
деревянный - сидит и репу чешет.  Жена  тут  же  плечами  пожимает.  Наконец
достало меня все это, я его  в  лоб  и  спрашиваю  -  ну  что  ты  баки  мне
забиваешь, Аль-бертик, да тебя пол Сан-Гига с этой Ритой  видело.  Блефанул,
короче. Там такое потом началось. В общем, с тебя пузырь.
   - Ладно, - ухмыльнулся Кивинов. - На завтра только ничего не планируй,  в
один адресок надо будет смотаться. С  утра,  скорей  всего.  Похоже,  дельце
принимает серьезный оборот.
   - У тебя все время серьезные  обороты.  Вон,  с  Дукалисом  езжай  или  с
Каразией.
   - Не ной. Мне тебя сам Соловец отдал. Готовься. Гирю потягай, что  она  у
тебя без дела ржавеет?

   Соловец выдохнул очередную порцию беломорного дыма, ослабил галстук и зло
посмотрел на собеседника.
   - Это что такое? Это вы называете работой? - тыкал пальцем в дело сидящий
напротив него молодой человек в строгом костюме.  Во  второй  его  руке  был
зажат позолоченный "паркер", ладно гармонирующий с модной оправой  очков  на
носу.
   - Вы знаете, что все действия по делу должны документироваться? На  любой
шаг должна писаться справка!
   - Знаю.
   - Плохо вы знаете. Так, кто это дело заводил? Петров? Где он?
   - Не знаю. Уехал по делам.
   - А что вы вообще знаете? Почему  не  все  страницы  пронумерованы?  Я  в
других районах был, там тоже не идеал, но у вас - ни в какие ворота...
   Проверяющий перелистнул еще пару страниц.
   - Послушайте. Вы приказ 001 хорошо изучали? Или даже в руки его не брали?
   - Не брал. - Соловец  не  хотел  ввязываться  в  бесполезную  полемику  и
сдерживал себя, яростно покусывая гильзу папиросы. К постоянным проверкам он
уже привык и относился к ним философски, как к чему-то неизбежному.
   - Очень плохо. Если бы вы его изучили, то и "глухарей" бы меньше было.  -
Демагогические фразы ревизора, похоже, были заучены наизусть, как  и  номера
приказов. Соловец не выдержал.
   - Давайте так сделаем, - зло произнес он, - вон  у  нас  в  камере  сидит
мужичок. Он по  пьяни  своего  собутыльника  ножом  ткнул.  Естественно,  не
колется, так как свидетелей нет. Преступление тяжкое. Так  вот,  сначала  вы
его расколоть попробуйте, зная все приказы, а потом я, не зная  приказов.  И
поглядим, у кого лучше получится!
   Проверяющий на мгновение смутился, но, быстро  оправившись,  вновь  завел
старую песню:
   - Не надо, не надо уходить в сторону. Заводить рака за камень. У вас своя
работа, у  меня  -  своя.  И  вот  за  эти  дела  безобразные  вам  придется
отчитываться.
   - Ага, как в кино. Он не должен уметь сам, он должен уметь учить  других.
Так что ли?
   - Хватит, хватит. А это чье дело? Волкова? И вы тоже не знаете, где он?
   - - На краже.
   - Ну, ладно.  Но  почему  план  мероприятий  не  утвержден  руководством?
Руководство вообще контролирует работу по делу?
   Соловец молчал.
   -