Грета. Очевидно, что она не очень хорошо себя чувствует. Все видели, что в церкви она была в сопровождении медсестры, и каждый поверит, что потрясение от смерти ее подруги вызвало сердечный приступ. Неожиданно, но, конечно, ничего удивительного.
     "Прости, Грета", - подумал он.

13

     В сравнительно молодом возрасте, в шестьдесят восемь лет, Грета Шипли была приглашена на прием в недавно отреставрированный "Латам Хауз", только что переименованный в пансионат "Латам Мейнор". Новый пансионат для престарелых принимал заявления от желающих в нем поселиться.
     Ей понравилось все, что она там увидела. На первом этаже великолепного здания находился салон и мраморно хрустальная столовая, где знакомый ей с детства огромный банкетный стол был заменен на небольшие столики. Элегантная библиотека с глубокими кожаными креслами и красивым камином выглядела очень привлекательно, а соседняя комната, где должен был стоять телевизор, сулила уютные вечера в приятной компании.
     Грете понравился и распорядок: прием начинался в пять часов в большом зале, потом следовал обед в шесть. Ей понравилось, что обитатели пансионата должны будут переодеваться к обеду, словно на прием в приличном клубе. Грета воспитывалась у суровой бабушки, которая взглядом могла уничтожить любого неряшливо одетого. Всем, не способным одеться соответствующим образом, обед будет подаваться в их апартаментах.
     В пансионате имелось также и отделение для длительного медицинского ухода на случай, если он кому-то понадобится.
     Вступительный взнос был, конечно, внушительный, начиная от двухсот тысяч долларов за большие отдельные комнаты с ванной и до пятисот тысяч за двухкомнатную квартиру, которых в пансионате было только четыре. При жизни обитатель пансиона являлся полным владельцем своего жилища, но после его смерти владение переходило к пансионату, что давало возможность снова продать комнату новому претенденту. Жители пансионата должны были также ежемесячно платить по две тысячи долларов за коммунальные услуги что, конечно, частично покрывала социальная защита.
     Гостям разрешалось обставлять комнаты по своему вкусу, но только с одобрения персонала, хотя обстановка, предлагаемая пансионатом, была исключительно удобна и безупречного вкуса.
     Недавно овдовевшая и тяжело переживающая одиночество, Грета охотно продала свой дом на Охре Пойнт, переселилась в "Латам Мейнор" и успокоилась, что приняла xopoшее решение. Как одна из первых жителей, она занимала самое лучшее помещение, просторное, со всеми удобствами, где она смогла разместить свои самые изысканные вещи. Но лучше всего было то, что когда она закрывала дверь, то не боялась одиночества по ночам. У дверей пансионата всегда стояла охрана, за порогом дежурила медсестра, а в комнате был звонок для вызова помощи, если понадобится.
     Грета наслаждалась обществом приятных ей соседей и без труда избегала общения с теми, кто действовал ей на нервы. Она также поддерживала давнишнюю дружбу с Нуалой Моор; они часто вместе обедали и, по совету Греты, Нуала согласилась дважды в неделю давать уроки живописи в пансионате.
     После смерти Тимоти Моора Грета начала кампанию по переселению Нуалы в пансион. Нуала сопротивлялась, уверяя, что ей и одной неплохо и она не сможет без своей студии, но Грета уговорила ее указать во вступительном заявлении свое желание занять двухкомнатный номер, где бы она смогла устроить себе студию, после чего Нуала задумалась, а когда адвокат одобрил ее решение, наконец согласилась.
     "Но теперь этого не произойдет", - печально думала Грета, сидя в кресле, не притрагиваясь к обеду.
     Она очень расстроилась после своего приступа слабости на похоронах Нуалы. До настоящего утра Грета чувствовала себя совершенно нормально. "Возможно, если бы я хорошо позавтракала, этого не случилось бы", - думала она.
     Она не имеет права чувствовать себя плохо, когда ее собирается навестить падчерица Нуалы, Мэги Хеллоувей. В похоронном бюро перед службой Мэги представилась ей и сказала:
     - Миссис Шипли, надеюсь, вы уделите мне некоторое время. Я знаю, что вы были близким другом Нуалы, и тоже хочу с вами подружться.
     В дверь постучали.
     Грете нравилось, что персоналу пансионата было рекомендовано входить в комнаты гостей только после приглашения, даже если возникало подозрение, что у жильца появилась какая-то проблема. Однако медсестра Маркей, видимо, не понимала, что, если дверь не заперта, это не означает, будто можно врываться в любое время. Некоторым такие бесцеремонные медсестры нравились, но только не Грете.
     Не успела Грета отозваться на стук, как сестра Mapкей уже была в комнате с профессиональной улыбкой на крепком лице.
     - Как мы чувствуем себя сегодня, миссис Шипли? - громко спросила она, подходя поближе, усаживаясь на пуфик и глядя почти в упор.
     - Прекрасно, благодарю вас, мисс Маркей. Надеюсь, что вы тоже в добром здравии.
     Грету всегда раздражало доверительное "мы". Она неоднократно говорила об этом, но эта женщина принципиально не обращала внимания, так что зачем волноваться, сказала себе Грета. Вдруг она ощутила сильное сердцебиение.
     - Слышала, что в церкви у нас был обморок...
     Грета положила руку на грудь, словно этим жестом могла успокоить сердце.
     - Миссис Шипли, что случилось? С вами все в порядке?
     Грета почувствовала, как ее схватили за запястье.
     Сердцебиение кончилось так же внезапно, как началось. Она смогла произнести:
     - Дайте только минутку, и мне станет лучше. Просто легкая одышка, вот и все.
     - Советую вам откинуться и закрыть глаза. Сейчас позову доктора Лейна. - Лицо сестры Маркей было всего в нескольких дюймах от нее. Инстинктивно Грета отвернулась.
     Спустя десять минут обложенная в кровати подушками, Грета пыталась убедить доктора, что случившееся с ней легкое недомогание совершенно прошло. Но позднее, тихонько засыпая с помощью слабого успокоительного, она не могла избавиться от неприятного воспоминания, как всего две недели тому назад недавно поселившаяся здесь Констанция Райнлендер внезапно умерла от сердечного приступа.
     Сперва Констанция, потом Нуала. Бабушкин управляющий говорил, что смерть любит троицу. "Не хотелось бы стать третьей", - подумала она засыпая.

14

     Нет, это не был кошмарный сон, это действительно произошло. Стоя на кухне дома Нуалы, который теперь невероятным образом принадлежал ей, Мэги реально осознала события последних дней.
     В три часа Лайам помог ей перенести вещи из дома Вудзов. Он поставил их наверху лестницы.
     - В чьей спальне ты собираешься спать? - спросил он.
     - Не знаю.
     - Мэг, ты на грани срыва. Ты уверена, что хочешь здесь остаться? Мне эта идея кажется не слишком удачной.
     - Да, - ответила она, помолчав. - Я хочу здесь остаться.
     Ставя чайник на плиту, Мэги отметила, что у Лайама было отличное свойство никогда не спорить.
     Вместо возражений он просто сказал:
     - Тогда оставляю тебя, но надеюсь, что ты постараешься отдохнуть. Не начинай распаковываться или разбирать вещи Нуалы.
     - Конечно, не сегодня.
     - Завтра позвоню.
     У двери он по-дружески обнял ее за плечи и ушел.
     Внезапно почувствовав усталость, едва передвигая ноги, Мэги заперла парадную и черную двери и отправилась наверх. Заглянув в обе спальни, она отметила, что предназначенная ей комната была второй по величине в доме. Обставлена она была очень просто - кленовая двуспальная кровать, туалетный столик с зеркалом, тумбочка у кровати, кресло-качалка - и никакой индивидуальности. На туалетном столике стоял только старомодный эмалированный туалетный комплект: расческа, щетка, зеркальце, крючок для застегивания пуговиц, маникюрный набор.
     Затащив сумки в комнату, Мэги сняла юбку и свитер, нырнула в свою любимую ночную рубашку и залезла под одеяло.
     Теперь, после почти трехчасового сна, освежившись чашечкой чая, она наконец почувствовала просветление в голове и даже осознала, что одолела шок от смерти Нуалы.
     "Осталась печаль, но это другая история, - подумала она. - Это не пройдет никогда".
     Наконец, впервые за последние четыре дня, она почувствовала голод. Открыв холодильник, она увидела, что он доверху заполнен: яйца, молоко, сок, небольшая жареная курица, батон хлеба и кастрюля домашнего куриного супа. "Наверное, миссис Вудз", - подумала Мэги.
     Она решила сделать себе бутерброд с курицей и небольшим количеством майонеза.
     Едва устроившись уютно за столом, она вздрогнула от стука в заднюю дверь. Она развернулась и, увидев, что ручка поворачивается, напряглась всем телом, готовая к действию, но с облегчением вздохнула, разглядев в овальном окошке двери лицо Эрла Бейтмана.
     Брауэр предположил, что Нуала испугалась на кухне грабителя, когда он вошел в эту дверь. Эта мысль и представившаяся ей картина заставили Мэги отойти подальше. В сознании у нее промелькнуло, правильно ли она поступит, открыв дверь, но затем, скорее разозлившись, чем испугавшись, она распахнула ее и впустила посетителя.
     Рассеянный вид ученого, которого она сразу же почувствовала в Бейтмане, теперь более прежнего бросался в глаза.
     - Мэги, прости меня, - сказал он. - Уезжаю в Провиденс до пятницы, и когда садился в машину, мне пришло в голову, что ты могла не запереть эту дверь. Я говорил с Лайамом, он сказал, что оставил тебя здесь. Не хотел мешать, просто, думаю, поеду мимо, проверю и закрою замок сам, если он открыт. Прости, но с дороги не видно, легла ты спать или нет.
     - Ты мог бы позвонить.
     - Я один из тех отсталых, у кого нет телефона в машине. Извини. Никогда не был хорошим бойскаутом. Кажется, помешал тебе кушать.
     - Все в порядке. Это всего лишь бутерброд. Хочешь чего-нибудь?
     - Нет, спасибо. Я спешу. Мэги, зная, как Нуала к тебе относилась, думаю, что понимаю, как много она значила для тебя.
     - Да, очень много.
     - Если позволишь дать тебе маленький совет, подумай над словами великого исследователя Дуркхайма о смерти. Он писал: "Печаль, как радость, растет и умножается, передаваясь от одного человека к другому".
     - Что ты хочешь этим сказать? - тихо спросила Мэги.
     - Я тебя расстроил, но мне так не хотелось бы этого делать. Я хочу сказать, что ты, похоже, имеешь привычку хранить горе в себе. В такой ситуации, как теперь, лучше не замыкаться. Понимаешь, я бы хотел стать твоим другом.
     Он открыл дверь.
     - Вернусь в пятницу днем. Закройся на все замки. Пожалуйста.
     Он ушел. Мэги щелкнула замком и села на стул. На кухне вдруг стало пугающе тихо, и она почувствовала, что дрожит. Как мог Эрл Бептман подумать, что она будет ему благодарна за такое неожиданное появление и подозрительную проверку замка?
     Она встала, на цыпочках быстро прошла через столовую в темную прихожую и присела у окна, глядя сквозь жалюзи.
     Она видела, как Бейтман идет по дорожке к машине.
     Подойдя, он открыл дверцу, потом повернулся и долго стоял, уставившись на ее дом. У Мэги появилось ощущение, что, хотя ее не было видно в темноте дома, Эрл Бейтман знал или чувствовал, что она за ним наблюдает. Фонарь у обочины отбрасывал на дорогу рядом с ним круг света, и Мэги видела, как Бейтман, вступив в этот круг, широко махнул рукой - прощальный жест, явно адресованный ей. "Он не может меня видеть. - подумала она, - но он точно знает, что я здесь".

1 октября, вторник

15

     Когда в восемь утра зазвонил телефон, Роберт Стефенс потянулся к трубке левой рукой, крепко держа в правой чашку кофе.
     Его жена, с которой он прожил сорок два года, заметила, что "доброе утро" у него прозвучало немного грубо. Долорес Стефенс знала, как ее муж не любит ранние звонки. Он всегда был твердо уверен, что все, о чем хочется сказать в восемь утра, может обождать до девяти.
     Обыкновенно в это время звонили его престарелые клиенты. Они с Долорес приехали в Портсмут три года тому назад, в надежде отдохнуть на пенсии, но Роберт решил, как он выразился, держать руку на пульсе, взяв несколько приличных клиентов. За шесть месяцев он наладил дело. Раздражение исчезло сразу, как он произнес:
     - Нейл, как ты?
     - Нейл! - воскликнула Долорес, и в ее голосе прозвучала тревога. - О, надеюсь, он не хочет сказать, что не сможет приехать на выходные, - прошептала она.
     Муж махнул ей рукой, чтобы замолчала.
     - Погода? Превосходная, лучше некуда! Моя лодка все еще на плаву. Ты сможешь приехать в четверг? Отлично. Мама будет рада. Она рвется к трубке. Ты знаешь, как она нетерпелива. Замечательно. Я заеду в клуб к началу игры, в два часа.
     Долорес взяла трубку и услышала веселый голос своего единственного сына.
     - Какая ты нетерпеливая сегодня, - сказал он.
     - Знаю. Просто очень хочется тебя видеть. Так рада, что приезжаешь. Ты останешься до воскресенья, да, Нейл?
     - Конечно. Жду не дождусь. Ну ладно, пора бежать. Скажи папе, его "доброе утро" похоже скорее на "пошел к черту". Не допил кофе, да?
     - Угадал. Пока, дорогой.
     Родители Нейла Стефенса переглянулись. Долорес вздохнула.
     - После Нью-Йорка жалею только об одном, что он не может запросто зайти к нам на огонек в любое время, - сказала она.
     Еe муж встал, подошел к плите и налил еще кофе.
     - Нейл говорил, что я брюзга по телефону?
     - Что-то вроде этого.
     Роберт Стефенс медленно улыбнулся.
     - Да, знаю, что по утрам я не сияю, как солнышко, но сейчас я подумал, что это Лаура Арлингтон. Она сплошные нервы. Без конца мне звонит.
     Долорес ждала.
     - Она сделала несколько крупных инвестиций, которые не сработали, и ей кажется, что ее водят за нос.
     - Она права?
     - Думаю, да. Это одно из тех самых грандиозных дел. Брокер уговорил ее инвестировать небольшую, многообещающую компанию, которую якобы должна была купить Майкрософт. Она купила сто тысяч акций по пять долларом за акцию, уверенная, что хорошо заработает.
     - Пятьсот тысяч долларов! А что это стоит теперь?
     - Акции заморозили. Даже вчера, если бы их и можно было продать, то не более чем по восемьдесят центов за штуку. Лаура не может позволить себе потерять такие деньги. Жаль, что она не посоветовалась со мной.
     - Не собирается ли она в "Латам Мейнор"?
     - Да, именно эти деньги и предназначались для уплаты. Это все, что у нее есть. Ее дети хотели, чтобы она там поселилась, но брокер убедил ее, что после такой инвестиции у нее будут деньги и на "Латам", и детям останется.
     - Он действовал незаконно?
     - Не думаю. Возможно, поступил неэтично, но ничего незаконного. Тем не менее хочу обсудить все с Нейлом. Вот почему я так рад, что он приезжает.
     Роберт Стефенс подошел к большому окну, выходящему на залив Наррагансет. Как и его сын, он был крупный, атлетически сложенный мужчина. В 67 лет его некогда пшеничные волосы совсем поседели.
     Вода в заливе стояла тихая, как в озере. Трава у дома, спускавшаяся до самого берега, начинала терять свою изумрудиость, а кленовая листва становилась оранжевой, медной и красной, как вино.
     - Красота и покой, - сказил он, покачав головой. - Трудно поверить, что всего в шести милях отсюда была убита женщина в своем собственном доме.
     Он повернулся и посмотрел на свою все еще прелестную жену. Ее серебряные волосы были пучком заколоты на затылке, оттеняя нежные и приятные черты лица.
     - Долорес, - сказал он суровым тоном, - когда меня нет дома, хочу, чтобы ты запирала все двери и не выключала сигнализацию.
     - Хорошо, - согласилась она. На самом деле ей не хотелось, чтобы муж догадался, как глубоко потрясло ее это убийство, и что, прочитав сообщение в газете, она проверила входные двери, а они все оказались не заперты.

16

     Доктору Вильяму Лейну не очень понравилась просьба Мэги Холлоувей о встрече с ним. Успевший устать от бессмысленной и бесконечной болтовни своей жены за обедом и от заполнения бесчисленных бумаг, которые правительство требовало от него как от директора "Латам Мейнор", он содрогался при мысли о предстоящем получасовом мучении и очень жалел, что согласился. Он не представлял себе, о чем она собиралась с ним разговаривать.
     Тем более после того, как Нуала Моор не подписала бумаги, обязывающие ее переселиться в пансионат. Она заполнила все бланки, прошла медицинское обследование, а когда вдруг засомневалась, он взялся устроить для нее двухкомнатный номер, убрал оттуда все ковры и мебель, чтобы она могла видеть, как там будут смотреться ее мольберты, полки и шкафы. Но вдруг она позвонила и просто сказала, что решила остаться жить в своем доме.
     Он не понимал, почему она передумала. Конечно, не из-за фантазии, что ее падчерица будет жить с ней.
     "Смешно! - сказал себе Лейн. - Не похоже, что привлекательная молодая женщина с успешной карьерой примчится в Ньюпорт к старухе, чтобы поиграть с ней в дочки-матери". Лейн прикинул, что теперь, заполучив дом, Мэги Холлоувей хорошенько разглядит, сколько надо потратить, чтобы привести все в порядок, и обязательно решит его продать. А пока что она собирается отнять у него время, то время, которое он должен использовать на благоустройство незанятого номера. Управление Корпорации престижных резиденций не потерпит простоя жилых помещении.
     Но его не покидала неприятная мысль: была ли другая причина, отпугнувшая Нуалу? И если да, то рассказала ли она об этом падчерице? Что это может быть? А вдруг хорошо, что она к нему придет?
     Он оторвался от работы, когда дверь кабинета открылась. Вошла Одиль, как всегда, без стука. Эта ее привычка бесила его. К сожалению, она сильно походила на сестру Зельду Маркей. Надо что-то делать. Миссис Шипли жаловалась на сестру Маркей и ее привычку входить без стука.
     Как обычно, Одиль проигнорировала его раздражение и сразу заговорила.
     - Вильям, мне кажется, что миссис Шипли не совсем в порядке. Если помнить, у нее был небольшой обморок после похорон вчера и приступ головокружения вечером. Не перевести ли ее в медпункт для наблюдения?
     - Я намерен понаблюдать за ней, - сердито сказал доктор Лейн. - Не забывай, что из нас двоих только у меня есть медицинский диплом. У тебя нет даже среднего медицинского образования.
     Он знал, что сказал глупость, и сразу пожалел, зная, что за этим последует.
     - О Вильям, это так несправедливо! - воскликнула она. - Медицина - это призвание, а я поняла, что это не для меня. Может, для тебя или других это лучший выбор. - Ее рот искривился. - И не забывай, что только благодаря мне Престижная резиденция дала тебе эту работу.
     С минуту они глядели друг на друга, потом, как всегда, Одиль вдруг успокоилась.
     - О Вильям, это грубо с моей стороны. Я знаю, как ты предан всем нашим гостям. Я просто хочу тебе помочь и понимаю, что еще один такой случай тебя погубит.
     Она подошла к столу и наклонилась, взяла его за руку, поднесла к своему лицу и потерлась о нее щекой и подбородком.
     Лейн вздохнул. У нее легкий характер. "Простушка", сказала бы его мать, но она была милая. Восемнадцать лет тому назад он считал себя счастливчиком, уговорив хорошенькую, молодую женщину выйти за него замуж. Кроме того, она действительно заботилась о нем, и он знал, что ее частые, сладко-душевные визиты к их гостям радовали большинство из них. Иногда она была утомительной, но все-таки искренней, а это многого стоит. Таким женщинам, как Грета Шипли, она действовала на нервы, что было доказательством ее ума, но, без сомнения, здесь, в "Латам Мейнор", Одиль для него была просто находкой.
     Лейн знал, чего от него ждали. Не показывая отвращения, он встал, обнял ее и прошептал:
     - Что бы я без тебя делал?
     К счастью, секретарша вызвала его по внутренней связи.
     - Здесь мисс Холлоувей, - сообщила она.
     - Одиль, тебе лучше уйти, - шепнул он, предупреждая ее обычную просьбу остаться и поучаствовать в разговоре.
     Впервые она не возражала, а сразу же выскользнула в боковую дверь кабинета, ведущую в коридор.

17

     Прошлой ночью, проклиная себя за то, что выспалась накануне, Мэги не смыкала глаз до полуноч