я".
     Она поправила юбку, немного порадовавшись своей тонкой талии и овальным бедрам. Поначалу Малком сравнивал ее с чистокровной лошадью, восторгаясь изяществом, длинной шеей, стройными ногами и тонкими лодыжками. "Роскошная чистокровка", - говорил он.
     "В молодости я была красива. А теперь что со мной стало", - с горечью думала она.
     Но тело ее пока еще было в прекрасной форме. И не из-за регулярных занятий спортом и приятных дней в гольф-клубе с состоятельными друзьями. Нет, всю жизнь она работала, и работала очень много - сперва как агент по недвижимости, потом последние пять лет здесь, в канцелярии.
     Она помнила, как, работая агентом по недвижимости, исходила слюной над роскошью, которая шла за бесценок только потому, что владельцам срочно нужны были наличные деньги. Как часто ока думал: "Если бы у меня были деньги..."
     Ну вот, теперь они у нее есть. Теперь она могла сама ими распоряжаться. А Малком даже не знал.
     Никогда больше сюда не ступит ее нога. Неважно, что здесь ковры от Старка и парчовые драпировки даже в конторе. Здесь, конечно, красиво, но это все же богадельня - Божий зал ожидания, и в пятьдесят четыре года она стремительно приближалась к возрасту, когда сама станет обитательницей этого заведения. Что ж, она постарается выбраться отсюда задолго до этого события.
     Зазвонил телефон. Прежде чем ответить, Дженис оглянулась, проверяя, не подкрался ли кто сзади.
     - Дженис Нортон, - уверенно сказала она в трубку.
     Это был звонок, которого она ждала. Он даже не поздоровался.
     - В общем так, дорогому Малкому повезло, - сказал он. - Этот Закон об охране окружающей среды Ветленда действительно пройдет, и дом будет стоить целое состояние.
     Она засмеялась:
     - Тогда не пора ли сделать контрпредложение Мэги Холлоувей?

22

     После звонка Лайама Мэги сидела на кухне и пила чай с печеньем, которое нашла в шкафу.
     Коробка была почти полная и выглядела открытой совсем недавно. Она подумала, неужели всего несколько дней тому назад Нуала сидела здесь и пила чай, ела печенье, составляла меню на вечер? Рядом с телефоном она нашла список покупок: баранья ножка, зеленая фасоль, морковь, яблоки, виноград, молодая картошка, мука для бисквита. А рядом нацарапана типичная для Нуалы заметка: "Что-то забыла. Поискать в магазине". Наверное, Нуала забыла этот список.
     "Смешно, - подумала Мэги, - но странно и неожиданно, что находиться здесь, в доме Нуалы, все равно что снова видеться с ней. Кажется, что я жила с ней здесь все эти годы".
     Раньше она просмотрела альбом фотографий, который нашла в гостиной, и поняла, что снимки Нуалы с Тимом появились спустя год после развода с ее отцом.
     Она нашли небольшой альбом с ее фотографиями, снятыми, когда Нуала была частью ее жизни. На оборотах были напечатаны все записочки, которые она писала Нуале в те годы. На последней странице была фотография ее, Нуалы и отца в день свадьбы. Она сияла от счастья, что у нее появилась мама. Лицо Нуалы было тоже счастливым. Отец, как обычно, улыбался сдержанно и вопросительно.
     "Он не допустил ее в свое сердце, - подумала Мэги. - Я слышала, что он был без ума от моей мамы, но она умерла, а здесь стояла прекрасная Нуала. Он многое потерял, когда она от него ушла, не в силах терпеть его упреки".
     "Я тоже потеряла", - подумала она, убирая в моечную машину чашку и блюдце, Простое движение и вошло новое воспоминание, раздраженный голос отца: "Нуала, почему нельзя складывать посуду прямо в моечную машину, а не в раковину?"
     Поначалу Нуала весело смеялась над своей неряшливостью, но всегда говорила: "Боже милостивый, Оуэн, я сделала это первый раз за три дня".
     А иногда она заливалась слезами, а я бежала к ней, обнимала, успокаивала.
     Было уже 16.30. В окошке над мойкой виднелся красивый дуб, росший рядом с домом. "Надо его обрезать, - подумала Мэги. - В шторм эти сухие ветки могут свалиться на дом". Она вытерла руки и отвернулась. Но зачем об этом думать? Oна не собиралась здесь оставаться. Надо пересмотреть вещи, отобрать нужную одежду и старую мебель для благотворительных организаций. Если начать немедленно, то к отъезду можно закончить. Koнечно, кое-что oставит, нo oт большей части надо избавляться.
     Она планировала продать дом после вступления в права наследства, но хотела, чтобы он был как можно более пуст. Она не допустит, чтобы чужие люди перебирали вещи Нуалы и делали саркастические замечания.
     Начала она со студии Нуалы.
     Спустя три часа серая от пыли, разбирая ящики и шкафы, забитые высохшими тюбиками краски, кистями, тряпками и небольшими мольбертами, Мэги упаковала немало пакетов для мycoрa и выстроила их в ряд в углу комнаты.
     И хотя это было только начало, даже такая уборка изменила комнату к лучшему. Она напомнила себе слова полицейскою Брауэра, что комната была тщательно обыскана. Очевидно, что уборщики не особенно старались в наведении порядка, растолкав вещи по шкафам как попало. В результате у Мэги появилось ощущение хаоса, отчего она очень расстроилась.
     Но комната сама по себе была замечательной. Окна от пола до потолка прекрасно пропускали северный свет. Когда Нуала уговорила ее привезти с собой материал для лепки, она обещала, что ее длинный разделочный стол вполне сгодится для этого. И хотя Мэги знала, что не воспользуется им, ради Нуалы, она привезла пятьдесят фунтов мокрой глины, немного арматуры, постаменты, на которых возводится скульптура, и инструменты.
     Мэги задумалась. На каком столе лучше работать над бюстом Нуалы? У нее было много новых фотографий, с которых можно было бы лепить. "Будто они мне понадобятся", - подумала Мэги. Ей казалось, что лицо Нуалы навсегда отпечаталось в ее памяти. Кроме визитов к Грете и уборки дома, у нее не было других планов. "У меня есть неделя с воскресенья, хорошо бы что-то сотворить, - сказала она себе, - а что может быть лучше образа Нуалы?"
     Посещение "Латам Мейнор" и встреча с Гретой Шипли убедили ее в том, что беспокойство Нуалы было связано с ее переживаниями по поводу резкого изменения судьбы, продажи дома и переезда в пансионат. Похоже, ничего другого здесь не было. По крайней мере, я ничего не вижу.
     Она вздохнула. Как еще это понять. Но если нападение было совершенно случайное, не рискованно ли сперва убивать Нуалу, а потом долго обыскивать весь дом, где пахло едой и накрыт стол для гостей. Грабитель должен был догадаться, что скоро кто-то обязательно придет, пока он рыщет но дому. Если только убийца не знал, что обед назначен на восемь часов и я приеду не раньше.
     "У него было время, - заключила она. - Определенно, это был кто-то, знавший планы на вечер, а может, даже один из приглашенных".
     - Нуалу убил не случайный убийца, - сказала Мэги вслух. Она начала перебирать в уме всех приглашенных в тот вечер. Что она про них знала? Ничего.
     Только Лайам, но знала ли она его? Благодаря ему она встретилась с Нуалой, за одно это она навсегда ему благодарна. "Хорошо, что он думает о своем кузене Эрле то же, что и я. Его появление здесь действительно меня напугало".
     В последний раз во время беседы с Лайамом она хотела расспросить его о Малкоме и Дженис Нортон. Даже во время мимолетной встречи утром в "Латам Мейнор", когда они с Дженис поздоровались, Мэги что-то заметила в лице женщины. Это было похоже на злость. Из-за отказа продать дом? Мэги задумалась. Но в Ньюпорте было много других домов. Дело не в этом.
     Мэги подошла к столу и села. Она посмотрела на руки и ощутила желание помять глину. Она заметила, что работа с глиной помогала ей обдумывать сложные вопросы и находить на них ответы или хотя бы делать важные выводы.
     Сегодня ее что-то беспокоило, что-то подсознательно замеченное. Это записалось в ее памяти, но пока не проявилось внешне. "Что это может быть?" - спросила она себя. По минутам она проследила весь день, начиная с утреннего пробуждения, осмотра первого этажа "Латам Мейнор" и встречи с доктором Лейном до поездки с Гретой Шипли на кладбище.
     Кладбище! Мэги вскочила. Вот в чем дело! Та последняя могила Райнлендер, которую они навестили.
     Но что? Как ки старалась, Мэги не могла понять, что ее взволновало.
     Она умерла две недели назад. Я что-то там заметила.
     "Утром я схожу на кладбище и посмотрю, - решила она. - Возьму камеру и если ничего не увижу, то поснимаю. Может, на фотографии проявится то, чего я не смогла разглядеть".
     День был долгий. Она собиралась помыться, пожарить яичницу, потом лечь в кровать и почитать о Ньюпорте.
     Спускаясь вниз, она услышала звонок телефона в спальне Нуалы и поспешила ответить, но, к счастью, на другом конце повесили трубку. Кто бы там ни был, она ни с кем не хотела разговаривать.
     Дверца шкафа была открыта, и в свете из коридора мерцало голубое платье, в котором Нуала была на банкете в "Четырех Временах Года". Оно косо висело на вешалке, словно убранное в спешке.
     Платье было дорогое. Мысль о том, что оно может деформироваться, если его не поправить, заставила Мэги подойти к шкафу и повесить его аккуратно.
     Поправляя платье, она ycлышaла тихий стук, словно что-то упало. Она взглянула на кучу туфель на полу шкафа и решила, что если что-то и упало, то вполне может подождать.
     Закрыв шкаф, она вышла из комнаты и отправилась в ванную. Одиночество, которым она наслаждалась, находясь в своей квартире в Нью-Йорке, не доставляло ей удовольствия в этой комнате с ненадежными замками, с темным углами, где совершено убийство, возможно тем, кого Нуала считала своим другом.

23

     Эрл Вейтман не собирался ехать в Ньюпорт во вторник вечером. Но готовясь к лекции в следующую пятницу, он обнаружил, что для наглядности ему нужны слайды, которые хранятся в музее на территории Похоронного бюро Бейтманов. Десять лет тому назад узкий викторианский дом его пра-прабабушки с десятю акрами земли, на которой он стоял, был отделен от главного дома и участка.
     Музей был частный и закрыт для публики. Посещение разрешалось только по предварительной записи, и Эрл сам сопровождал немногих посетителей. В ответ на насмешки родственников, которые называли его музей не иначе как "Долина Смерти", он холодно и серьезно отвечал, что народы мира испокон веков придавали огромное значение ритуалам, связанным со смертью.
     Годами он собирал интересный материал, имеющий отношение к смерти: слайды, фильмы, картины, офорты, такие, как апофеозная картина вознесения президента Линкольна на небеса, репродукции Тадж-Махала, пирамид, местных мавзолеев из инкрустированного медью дерева, индийских погребальных костров; современные гробы; копии погребальных барабанов, витые раковины, зонтики и мечи, статуэтки лошадей без всадников с перевернутыми стременами и экземпляры траурных одеяний всех времен,
     Темой лекции было траурное одеяние. Он готовил ее для слушателей, которые только что закончили обсуждение подборки книг о похоронных ритуалах. Он собирался показать им слайды костюмов из своего музея.
     "Наглядность всегда очень кстати во время лекции", - решил он, проезжал по маршруту 138 через ньюпортский мост. Последний раз он использовал слайды в прошлом году, когда читал выдержки из "Справочника по этикету" Эми Вандербильт 1952 года, где она советует не надевать на похороны лакированные туфли. Свое выступление он сопровождал фотографиями лакированной обуви, начиная с детской до женских лодочек и мужских выходных полуботинок, и все ради причудливого эффектa.
     Но теперь ему хотелось закончить как-то по-новому.
     "Интересно, что подумают о нас будущие поколения, увидев изображения вдов в красных мини-юбках, скорбящие семьи в джинсах и кожаных пиджаках. Сумели они разглядеть в этих нарядах глубокие социальные и культурные традиции, как мы пытаемся сделать это по одежде прошлых веков? Если так, то не хотелось бы вам подслушать их комментарии?"
     Как удачно сказано. Это смягчит неловкую ситуацию, возникавшую всегда, когда он говорил о том, что у народности Бираван вдову или вдовца облачали в лохмотья, потому что верили, что душа покойного, блуждающая среди живых после остановки дыхания, может возненавидеть даже тех, кого любила. Предположительно лохмотья символизировали скорбь и соответствующий ей траур.
     Когда в музее он подбирал слайды, эта мысль не покидала его. Он чувствовал напряжение между умершей Нуалой и живой Мэги. Вокруг Мэги была враждебная атмосфера. Ее надо предупредить.
     Он знал телефон Нуалы наизусть и в сумерках своего музея позвонил. Он уже хотел положить трубку, когда услышал запыхавшийся голос Мэги, но не отозвался и нажал на рычажок.
     Предупреждение может показаться ей странным, а ему не хотелось выглядеть ненормальным.
     - Я не псих, - сказал он вслух, потом засмеялся Я даже не странный.

2 октября, среда

24

     Нейл Стефенс мог полностью сосредоточиться на изменчивом рынке ценных бумаг. Клиенты восхищались точностью его предсказаний и прозорливостью в определении тенденций. Но за пять дней, в течение которых он не мог связаться с Мэги,он стал рассеянным и грубым с ассистенткой Триш.
     Наконец терпение ее кончилось, взмахом руки она приказала ему остановиться и сказала:
     - Такой парень, как ты, может стать брюзгой только по одной причине. Наконец-то тебя кто-то заинтересовал, да только она на тебя не клюет. Так что добро пожаловать в реальный мир, но мне тебя жаль, поэтому постараюсь быть терпеливой.
     После невнятного:
     - На ком все тут держится? - Нейл удалился в свой кабинет и снова принялся вспоминать имя мачехи Мэги.
     Раздражение от навязчивого чувства, будто что-то не так, привело к тому, что он нагрубил двум престижным клиентам, Лоренсу и Фрэнсис Ван Хиллари, посетившим его контору в то утро.
     Одетая в костюм от Шанель, по наблюдению Нейла ее любимый, Фрэнсис сидела элегантно прямо на самом краешке кожаного кресла в "зоне переговоров" и рассказывала о страстях на нефтяной бирже, про которые узнала на одном званом обеде. Ее глаза сверкали, когда она передавала подробности.
     - Компания находится в Техасе, - с энтузиазмом говорила она. - Но с тех пор, как Китай начал сотрудничать с Западом, они посылали туда самых лучших инженеров.
     "Китай!" - подумал Нейл с раздражением, но расслабился и постарался сделать вид, что с большим вниманием слушает, как сперва Фрэнсис, а потом Лоренс возбужденно говорили о наступающей политической стабильности в Китае, об их проблемах загрязнения окружающей среды, о нефтяных залежах, ожидающих бурения, и, конечно, о возможных доходах.
     Наспех поразмыслив, Кейл догадался, что они говорят об инвестировании почти двух третей своего капитала.
     - Вот проспекты, - закончил Лоренс Ван Хиллари. Нейл взял глянцевый вкладыш и увидел, что он именно такой, как ожидалось. В самом низу едва различимыми буквами было написано предупреждение, что у участника на счету должно быть не менее полумиллиона долларов.
     Он откашлялся.
     - О'кей, Фрэнсис и Лоренс, вы мне платите за советы. Вы оба одни из самых щедрых людей, с кем я когда-либо работал, и уже успели отчислить немало денег своим детям, внукам и на всякую благотворительность совместно с партнеpaми и без них, участвуя в операциях по недвижимости, и все такое. Твердо верю, что оставшиеся у вас деньги не следует тратить на такое при-зрачное предприятие. Это очень рискованно, и осмелюсь сказать, что из бака вашего автомобиля бензин капает больше, чем из этих так называемых скважин. Никоим образом не могу взяться за это дело и умоляю вас не рисковать деньгами.
     Возникла пауза. Ее прервала Фрэнсис, которая повернулась к мужу и сказала:
     - Дорогой, напомни, чтобы я проверила машину.
     Лоренс Ван Хиллари покачал головой, потом вздохнул.
     - Спасибо, Нейл. Нет никого глупее старого дурака, я так понял.
     В дверь тихонько постучали, и вошла Триш, неся на подносе кофе.
     - Он все еще пытается продать вам эти акции Эдзеля, мистер Ван Хиллари?
     - Нет, он только что отбил у меня охоту это сделать. Триш, какой ароматный кофе.
     Обсудив финансовые дела, они подошли к вопросу, давно волновавшему супругов Ван Хиллари.
     - Нам по семьдесят восемь лет, - сказал Лоренс, благоговейно взглянув на жену. - Знаю, что мы неплохо выглядим, но, увы, многое нам уже не под силу... Дети живут далеко. Дом в Гринвиче требует больших усилий и денег, ко всему еще ушел на пенсию наш старый управляющий. Мы серьезно подумываем о доме для престарелых где-нибудь в Новой Англии. Зимой мы по-прежнему уезжаем во Флориду, но было бы хорошо снять с себя заботы о доме и земле.
     - Где в Новой Англии? - спросил Нейл.
     - Возможно, в Кейпе или в Ньюпорте. Хотелось бы поближе к воде.
     - В таком случае поступаюсь что-нибудь paзузнать для вас за выходные. - Вкратце он рассказал им про нескольких клиенток его отца, которые поселились в "Латам Meйнор" в Ньюпорте и были совершенно счастливы.
     Когда они встали, чтобы уйти, Фрэнсис Ван Хиллари чмокнула Нейла в щеку.
     - Никакого керосина для горелок, обещаю. И сообщите нам все, что узнаете об этом месте в Ньюпорте.
     - Конечно. - "Завтра, - думал Нейл, - завтра я буду в Ньюпорте и, может, встречусь с Мэги".
     "Шанс невелик!" - ехидно сказал его внутренний голос.
     Вдруг его как громом поразило. Однажды за обедом у Нери Джимми Нери и Мэги говорили о ее поездке в Ньюпорт. Она назвала ему имя своей мачехи, и он вспомнил, что это было какое-то старинное кельтское имя. Джимми должен знать, конечно, он сам говорил об этом.
     Повеселевший Нейл с воодушевлением принялся за работу. Сегодня он пообедает с Нери, решил он, потом отправится домой собираться. Завтра он едет на Север.
     В восемь вечера Нейл и Джимми Нери доедали жареных моллюсков с картофельным пюре. Мысленно молясь об удаче, Нейл спросил Джимми, не помнит ли он имени мачехи Мэги.
     - Ага, - сказал Джимми. - Дай подумать. Имя красивое. Сейчас. - Розовое лицо Джимми исказилось от напряжения. - Нива... Снобан... Мейв... Клоисса... Нет. Вот оно! Финнуала. По-кельтски означает "белокурая". Мэги говорила, что старушка была известна как Нуала.
     - Для начала хоть что-то. Я готов тебя расцеловать, Джимми, - обрадовался Нейл.
     На лице Джимми мелькнуло беспокойство.
     - Только попробуй.

25

     Мэги не надеялась уснуть, но, закутавшись в теплое стеганое одеяло, утонув в пуховой подушке, она не просыпалась, пока в 9.30 не зазвонил телефон.
     Впервые за несколько дней голова ее прояснилась, и она почувствовала себя отдохнувшей. Глядя на солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь жалюзи, она потянулась к телефону.
     Это была Грета Шипли. Словно извиняясь, она сказала:
     - Мэги, хочу поблагодарить тебя за вчерашнее. Это так много для меня значит. И пожалуйста, не соглашайся, если не уверена, что действительно хочешь это сделать, но ты упомянула, что собираешься забрать вещи Нуалы, которые здесь остались... ну... понимаешь, нам разрешается приглашать гостей на обед. Я подумала, если у тебя нет других планов, то можешь пообедать со мной сегодня.
     - У меня нет никаких особых планов, приду с удовольствием, - искренне обрадовалась Мэги. Вдруг у нее промелькнула мысль, некий образ. Кладбище. Могила миссис Райнлендер. Или что-то другое? Вчера она там что-то заметила. Но что? Надо вернуться и посмотреть. Кажется, это была именно могила миссис Райнлендер, но если она ошиблась, то придется осмотреть все, что они навещали.
     - Миссис Шипли, - сказала она, - пока я здесь, хочу пофотографировать Ньюпорт для своей работы. Звучит, может быть, жутковато, но кладбища Святой Марии и Святой Троицы имеют такую замечательную атмосферу старого мира, они идеально подходят для моих целей. Некоторые из могил, что мы вчера посетили, так красивы, и я хочу увидеть их еще раз. Не могли бы вы напомнить мне, чьи они?
     Она надеялась, что наспех придуманный повод звучал не очень фальшиво. "Но я действительно работаю над этой темой", - подумала она.
     Грета Шипли, однако, не заметила ничего странного.
     - О, они так красиво расположены, - со