ставлял жену без присмотра? - спросил Прошка.
     - Вот это и есть мое слабое место...
     - Наверное,  перекупил надзирателя, которого Лева к  ней  приставил,  -
предположил Генрих.
     - Возможно. А дальше все просто, как  дважды два.  Приехав сюда с нами,
Борис  узнает о безнадежном положении отеля. Он не  сомневается, что Георгий
придет  в  ярость  и,  весьма вероятно, попытается  отомстить. Думаю,  Борис
понял, что допустил  ошибку, когда умолял Георгия забыть тот номер телефона.
Хорошо зная своего приятеля, он догадывался,  что тот не успокоится, пока не
докопается до сути. Предположим, что человек, снимавший ту квартиру, - агент
Бориса. Предположим, что квартира служила местом свиданий  любовников. Тогда
Георгий  мог найти  какую-нибудь  соседку,  видевшую  Ларису.  Узнать  ее по
описанию нетрудно. Итак, Борис подозревал, что Георгий проник в их тайну и в
минуту гнева может выдать их с Ларисой  Леве.  Поэтому он решает "умереть" и
посвящает в свои  планы  сестру  и  любовницу.  Снотворное, которое  Варвара
видела  на ладони  Натальи,  предназначалось  и  Леве,  и  Вальдемару,  ведь
заговорщикам нужно было обсудить  и подготовить побег. Для этого необходимо,
чтобы  мужья обеих  дам  крепко спали. Но Лева свое  виски пить  не стал. По
приезде  в  отель он сразу установил в телефонном  аппарате Бориса "жучок" и
подслушал, как Борис просил сестру подбросить снотворное в бокалы.
     - Ну, дальше понятно, - сказал Прошка.  - Ночью Лева притворился спящим
и, когда Лариса ушла обсуждать детали плана, преспокойненько сидел в номере,
подслушивал да наматывал на ус.  А  на  рассвете,  когда  жена  вернулась  и
заснула, пошел  на дорогу и устроил засаду. То-то  он, должно быть, попрыгал
от злости,  когда просидел несколько часов под проливным дождем и понял, что
никто не приедет.
     -  Да, ему  пришлось  смириться с  мыслью,  что  расквитаться с Борисом
удастся  нескоро -  сначала  беглеца еще  нужно разыскать. Наверное,  он был
приятно удивлен, когда ночью выглянул в окно и увидел врага.  Лариса приняла
на  ночь снотворное,  и  ничто не  мешало ему потихоньку  выйти из  отеля  и
подкараулить свою жертву.
     -  Но  Варька  и  Павел Сергеевич  чуть  все  не испортили, - подхватил
Прошка. - Лева, наверное, позеленел от  злости, когда услышал окрик старика.
Ведь любовник жены был практически  у него в руках. Не скройся  в эту минуту
луна,  Борис остался бы в живых. Но луна скрылась, и Лева решил рискнуть. Он
знал, что  старику  понадобится время, чтобы  дойти  до  места. Но не  успел
убийца  довести  до конца свое черное  дело, как в Варькином окне  загорелся
свет. Потом погас и снова  загорелся. Лева сообразил, что  кто-то  смотрел в
окно. А  тут  еще истопник подоспел  со своим  фонарем... В  общем, пришлось
убийце попотеть. Но как же он все-таки пробрался в отель незамеченным?
     -  Варька объяснила как, -  ответил ему Леша. -  Затащил в  кусты Павла
Сергеевича, труп Бориса, наверное, отволок подальше, в густую  тень,  а  сам
бегом  помчался к подъезду. Спрятался в цоколе, подождал, пока мы выбежим за
дверь, и поднялся  к  себе  в  номер.  И ему  вполне хватило времени,  чтобы
переодеться, пока мы шарили в кустах и спорили кому что делать.
     -  А  позже он  перевез труп  и обработал газон граблями,  -  догадался
Генрих. - Когда спровадил нас всех в сторожку.
     -  Но  кто все-таки  отравил самого  Леву?  -  Я  обвела  всю  компанию
вопросительным взглядом. - Судя по  тому,  как Лариса билась в истерике, она
этого не  делала. Но Наталья не  подсыпала бы яд  в бутылку,  не предупредив
сообщницу. Вдруг Лариса решила  бы сама пропустить  стаканчик для успокоения
нервов?
     -  Наверное,   все-таки  Лариса,  -  сказал   Марк.  -  Возможно,  Лева
проговорился  -  случайно или намеренно  - о том, что убил Бориса.  Лариса в
состоянии аффекта отравила мужа, а оплакивала потом не его, а любовника.
     - Чего гадать? - воскликнул Прошка. - Пойдем в сторожку  и спросим!  Не
думаю, что Лариса или Наталья станут отпираться.
     После бурных дебатов мы все-таки приняли это предложение. Генрих сбегал
в  триста  восемнадцатый  номер,  убедился, что Вальдемар  жив,  и  мы  всей
компанией  отправились в сторожку. Дверь  открыла  Лариса.  Увидев, в  каком
количестве  мы прибыли, она  поспешно  отступила  на  кухню,  освобождая нам
место.
     -  Раздевайтесь и проходите в комнату, - пригласила она от двери. - Все
собрались там.
     Мы  сняли плащи и  сапоги и протопали в комнату. Павел Сергеевич уже не
лежал, а сидел, опираясь на подушки.  Георгий пристроился рядом  с Натальей,
сидевшей у изголовья больного. Лариса заняла стул в углу.
     -  Стульев  больше нет, ребятки, но у той  стены лавка,  -  показал нам
Павел Сергеевич. - Присаживайтесь, не стесняйтесь.
     Мы  по-прежнему  мялись в дверях и чувствовали  себя  в высшей  степени
неловко. Видимо, присутствующие  уловили  исходящее  от нас напряжение -  на
всех лицах отразилась тревога.
     - Володя?.. С ним что-нибудь не в порядке? - хрипло спросила Наталья.
     -  Нет-нет,  не  волнуйтесь. Он  спит,  -  заверил  Генрих  и удрученно
замолчал.
     Я поймала его несчастный  взгляд и хотела было подать какой-нибудь знак
остальным, что беседу надо  отложить,  но тут Прошка набрал в грудь побольше
воздуху и выпалил:
     - Лариса, мы знаем, что вы отравили мужа.
     Лариса побледнела.
     - Не думайте, что мы вас осуждаем. Нам известно все. Мы нашли в подвале
тело Бориса...
     Наталья вскрикнула и закрыла глаза. Лариса медленно  поднялась со стула
и так же медленно осела на пол.

Глава 21

     Сцену, которая последовала за описанным эпизодом, я вспоминать не люблю
и  охотно  пропустила  бы ее  вовсе. Только нежелание  нарушать  целостность
повествования   удерживает  меня  от  искушения   поставить  звездочки   или
многоточие и сразу перейти к развязке. Но и всякое стремление к совершенству
имеет предел, так  что, боюсь, данное ниже описание может показаться кому-то
куцым.
     Мы чувствовали, да и вели себя, как скопище недоумков. По крайней мере,
я,  Прошка  и  Леша. Генрих  с  Марком проявили большую находчивость. Генрих
сразу же бросился к Ларисе, Марк,  припечатав Прошку недобрым взглядом, -  к
аптечке. Замухрышка, злобно зыркнув в нашу сторону, вскочил со стула, прижал
к груди голову  Натальи и стал  покачиваться  из стороны  в  сторону,  точно
баюкал  ребенка.  В  другое  время  это,  несомненно,  выглядело бы  смешно,
поскольку рядом с Натальей он смотрелся, как обычного сложения человек рядом
с  монументальной барышней со  станции  метро "Площадь Революции".  Но в  те
минуты  я  утратила способность  смеяться. Наталья  тихо выла:  "Я  знала. Я
знала. Я  поняла. Как  только увидела эту  дьявольскую  черную коробочку..."
Павел Сергеевич откинулся на подушки и безучастно  смотрел в потолок. Леша -
как обычно  в редкие  минуты душевного волнения - бестолково бегал туда-сюда
по комнате. Прошка столбом стоял на месте, и на лице его было написано столь
явное желание провалиться сквозь землю, что не пожалеть его было невозможно.
Я  отчаянно  пыталась  придумать, как  создать  хотя  бы видимость  полезной
деятельности, - ведь уйти  из комнаты  означало  бы проявить непростительную
черствость,  а просто глазеть на раздавленных  горем людей было мучительно и
стыдно.
     "Сейчас, наверное, самое  время изобразить  обещанный  Леше обморок,  -
мелькнула у меня дурацкая  мысль. - Тогда всем троим - мне, Леше  и Прошке -
нашлось бы какое-то занятие".  Я уже  совсем  было собралась лечь  на пол  и
закрыть глаза, но  в последнюю  секунду удержалась,  сообразив,  что  третий
обморок за один час - это явный перебор.
     Тем временем Марк с Генрихом  привели  в чувство Ларису,  и она, рыдая,
бросилась в объятия Натальи. Марк, подталкивая  нас,  как баранов, к  двери,
выгнал  всех на  кухню. Прошка, Леша и  Генрих  сели  на  топчан, Марк  - на
перевернутое ведро, а я - на низенькую скамеечку возле печки.
     Сколько времени мы провели в угрюмом молчании, я не знаю. Мне казалось,
что давно уже должно было  наступить утро, но за окном лишь чуть посветлело.
Георгий дважды приходил за водой, но оба раза не произнес ни слова.
     - Может, вернемся в отель к  Вальдемару? - виноватым голосом  предложил
наконец Генрих.
     Ответить  ему мы  не  успели, потому  что  дверь открылась и  в  проеме
появилась Наталья.  Ее бледное лицо от слез  покрылось пятнами, но  было  на
удивление спокойным.
     -  Заходите  в комнату,  -  тихо  попросила  она. -  Нам  нужно  многое
обсудить.
     Мы  молча  подчинились.  Я  прихватила  с собой скамеечку,  потому  что
впятером на  лавке мы  бы  не  поместились.  Завидев нас, Георгий  враждебно
нахмурился  и  уставился в окно. Лариса,  бессильно  свесив руки,  сидела на
своем стуле в позе  полной  покорности  судьбе. Павел  Сергеевич по-прежнему
разглядывал потолок. Наталья, закрыв за нами дверь, пересекла комнату,  села
у изголовья  его постели и кивком показала  нам  на лавку.  Я устроилась  на
скамеечке,   привалившись  спиной  к  двери,  а  остальные   не  без   труда
разместились на предложенном сиденье.

     Помолчав, Наталья откашлялась и объявила:
     - Прежде  всего, вы,  безусловно, должны узнать правду.  Лариса со мной
согласна. Вообще говоря, это  ее история, но она неважно себя чувствует,  и,
думаю, рассказывать придется мне.
     Рыжая грива взметнулась и опала.
     - Нет,  - неожиданно твердо возразила Лариса. - Вы, Наташа, всей правды
не знаете. Даже  Боря не  знал  ее до конца. Мне так  и не  хватило мужества
рассказать ему все.  Теперь я наконец могу сбросить с себя этот  многолетний
груз, хотя... Боюсь, облегчения это не принесет.
     Она обвела нас блестящими зелеными глазами и начала рассказ:
     - Восемь... нет, уже девять лет назад я закончила медицинское училище и
стала  работать массажисткой. Вскоре у меня появились частные пациенты. Один
из них -  наш сосед по лестничной площадке, Григорий Кузьмич.  В  прошлом он
был  знаменитым медвежатником; говорят, вскрытыми им сейфами можно загрузить
приличный железнодорожный состав. Но к  старости Кузьмич остепенился, иногда
к нему даже киносценаристы с режиссерами за консультацией обращаются...
     Однажды, выходя от него, я столкнулась  в  дверях с  молодым человеком,
который поразил мое воображение. Он был очень красив, но какой-то необычной,
хищной  красотой.  Гибкая  стройная фигура, по-кошачьи пластичные  движения,
тонкий нос  с горбинкой, пронзительные черные  глаза... Я встретилась с  ним
взглядом и, почувствовав, что краснею,  побыстрее  прошла  к своей квартире.
Незнакомец стоял и смотрел на меня, пока за мной не закрылась дверь.
     На следующий  день  я не  удержалась и спросила соседа,  кто  его вчера
навещал. Григорий Кузьмич внимательно  на  меня  посмотрел, потом  хмыкнул и
сказал:
     - Этого  красавца  зовут Вадим  Десятников,  но шире  он  известен  под
кличкой Гриф.  Не  совсем  удачная кличка,  надо  сказать.  Гриф все  больше
падалью питается, а Вадим  предпочитает  свежатинку. Ты бы, детка, держалась
от него подальше.
     Мне  бы  его  слова  запомнить  до конца  жизни,  но  я, двадцатилетняя
дурочка, уже готовая влюбиться, тут же выкинула их из головы.
     Дима...  Вадим  появился у  нас  в доме  через два  дня.  Он  стоял  на
лестничной клетке у окна и поджидал  меня. Не помню, куда я шла в тот вечер,
но в любом случае до своей цели я так и не добралась...
     Наш  роман  длился  без  малого  два  года.  Вадим  обращался  со  мной
по-хозяйски,  иногда бывал жесток, но я все равно безумно его любила. И надо
сказать,  от относился  ко мне  довольно бережно:  в свои  дела  никогда  не
посвещал,  на  уголовные сходки не  водил, с приятелями не знакомил и  делал
щедрые подарки. Наверное, это были  довольно счастливые два года. Только вот
с мамой мы ссорились постоянно. Она невзлюбила Диму с первой встречи и всеми
силами пыталась отвадить  меня  от него, но добилась  лишь  того, что от нее
отдалилась я.
     А потом  Вадим исчез. Без ссор, без объяснений, не попрощавшись. Просто
исчез -  и  все.  Я звонила ему по многу раз на дню, часами ждала под дверью
его квартиры, но безрезультатно. В конце концов я не выдержала  и спросила о
нем у  соседа: если  Диму  на  чем-то поймали и  посадили в тюрьму, Григорий
Кузьмич  должен  был знать.  Но он только  сочувственно посмотрел на  меня и
покачал головой.
     Целый год  я ждала и лила слезы, проводила все свободное время у окна и
вздрагивала  от каждого звонка.  А  потом случилось несчастье с мамой, и мне
стало  не до сердечных мук.  Мама  - она у  меня  молодая и очень красивая -
спускалась  зимой  с моста, поскользнулась, упала на  лестницу  и  повредила
позвоночник.  У нее отказали ноги.  Я до  сих пор удивляюсь, как мне удалось
все это  вынести и не  сойти  с ума. Мама не хотела жить. За ней  нужен  был
постоянный  уход. У нас катастрофически не хватало денег,  и мне приходилось
работать до изнеможения, а в перерывах между сеансами  бегать домой, кормить
маму,  разговаривать  с ней,  утешать,  следить, чтобы  у  нее под рукой  не
оказалось ничего  опасного... Словом, на другие душевные  переживания уже не
оставалось сил, и мой роман как-то сам собой забылся.
     А три года назад я неожиданно встретила  на улице Вадима. Он шел передо
мной, и лица  я видеть не могла, но фигура,  походка,  посадка головы... все
было  его.  Я  прибавила  шагу, крикнула:  "Дима!"  - а  когда он обернулся,
обомлела.  Лицо было  совсем  чужое:  другие губы, брови, нос, разрез  глаз,
подбородок,  линия  волос  - словом, ничего общего с  Вадимом.  Дима  всегда
казался  мне  красивым, а  человек, стоявший  передо мной,  имел  прямо-таки
отталкивающую внешность. Он неприятно улыбнулся и сказал: "Вы ошиблись. Я не
Дима. Но  очень  хотел бы им  оказаться". Я  пробормотала: "Извините" и  как
можно быстрее перешла через улицу.
     А вечером недалеко от дома меня остановил водитель "Жигулей",  спросив,
не  помогу  ли  я ему разобрать  название улицы,  записанное в его  записной
книжке.  Я наклонилась,  и  он  прыснул  мне  в  лицо  какой-то  гадостью из
баллончика. Очнулась я на тахте, в незнакомой квартире, связанная и с кляпом
во рту. Напротив меня в кресле сидел давешний прохожий.
     - Ты не обозналась, мое сердечко, - сказал  он зловеще, когда я открыла
глаза.
     У  меня внутри все сжалось. Так  называл меня только Вадим.  Незнакомец
усмехнулся и заговорил снова:
     - Но  по  некоторым  причинам мне необходимо, чтобы Вадима  Десятникова
считали покойником. А ты  можешь  спутать мне карты. Собственно говоря, надо
было бы тебя пришить, но это оказалось труднее, чем я думал. Поэтому я готов
предоставить  тебе  выбор между  быстрой  и  сравнительно  легкой  смертью и
пожизненным заключением.
     Разумеется,  я  выбрала  второе. Дима, которого, как  вы уже, наверное,
догадались, теперь звали  Львом, ничуть не преувеличивал. Наверное, в тюрьме
мне было бы легче. С того  самого вечера я ни на минуту не оставалась  одна.
Мой  тюремщик  срочно нанял  по телефону сиделку  для  мамы,  заставил  меня
позвонить  ей  и  наврать  про   скоропалительный   роман  с   состоятельным
бизнесменом.  На  следующий  день мы отправились в  загс,  где  подкупленная
служащая тут же проштамповала нам паспорта и вручила свидетельство о браке.
     Так  началась моя семейная  жизнь. Наверное, она  была бы менее ужасна,
если  бы  Лев  хоть  чуть-чуть  напоминал  Диму,  которого я  любила.  Но он
преобразился  не  только внешне.  Страх  перед разоблачением  изменил его  и
внутренне.  Прежде  всего  он  боялся  выдать  себя  манерой  разговора  или
незнанием чего-то, что должен был знать  человек, чьи документы он присвоил.
Вадим никогда не отличался  болтливостью,  а Лев был  настоящим бирюком.  Он
молчал всегда, даже со мной наедине, а когда выводил меня  на люди,  следил,
чтобы я тоже как можно реже открывала рот. В его отсутствие за мной по пятам
ходил  громила  по  имени   Вася.  У  Васи  какая-то  слабовыраженная  форма
дебилизма, и разговаривать он не мастак, но Левины приказы исполнял до буквы
-  не отставал  от  меня  ни  на  шаг и  отпугивал всех,  кто пытался ко мне
обратиться. Одним  словом, я жила в полной изоляции.  Через  год такой жизни
меня  все  чаще стало  посещать  сожаление, что  я  не выбрала  тогда первый
вариант...
     О причинах,  по  которым  Дима  превратился в  Леву, я  сначала  только
гадала.  Правда открылась  постепенно  и в немалой  степени случайно. Дело в
том,  что  иногда, чтобы расслабиться,  Лев  выпивал на ночь  добрый  стакан
виски. И  тогда  он начинал разговаривать во сне... Постепенно обрывки  фраз
сложились в единое целое. Но Лева обладал поистине звериным чутьем: скоро он
догадался, что мне о нем кое-что  известно, и  заставил открыться. А  поняв,
как  много я знаю,  сам рассказал остальное.  Наверное, ему  необходимо было
выговориться.
     В двух словах его история такова: Вадим с сообщниками подстроили аварию
вертолета,  вывозившего  золото  с прииска. Работавший на  прииске  механик,
которого  шантажом  склонили  к  соучастию,   при  помощи  некоего   хитрого
устройства добился того, чтобы  в определенное время отказал винт вертолета.
Зная время аварии, Вадим приблизительно знал и место падения машины. Поэтому
ему  с дружками удалось добраться  до вертолета и до золота гораздо  раньше,
чем властям.  Золото захоронили в тайнике, и сообщники, замаскировавшись под
залетных  охотников,  разбежались  в  разные  стороны,  с  тем  чтобы  позже
вернуться и поделить добычу.
     Но  Вадим  их  обманул.  Он  подкупил  местного  пилота,  летавшего  на
"кукурузнике",  и  тот  помог  в  тот  же  день  перевезти  золото  в  более
цивилизованные края.  Расплатившись с  летчиком, Вадим подарил ему фляжку  с
хорошим коньяком. До своего аэродрома "кукурузник" не долетел...
     В ходе поиска вертолета власти  захватили двух лжеохотников  и один  из
них раскололся и начал "петь". Вскоре выяснилось, что тайник, где захоронили
золото,  пуст. Так  у  Вадима  появилось  пять смертельных врагов,  трое  из
которых  остались  на  свободе.  Это  означало,  что  ему  вынесен  смертный
приговор.
     Но  Вадим  предвидел  такой  поворот  и  заранее  позаботился  о  своем
спасении. Еще  до ограбления он раздобыл подлинные документы  давно  убитого
человека,  тело которого никто  не опознал. Нет нужды говорить, что торговец
документами после заключения сделки прожил всего несколько минут...
     Настоящий Лев  Александрович Ломов - русский, холостой, бездетный - жил
в  Томске. Судя  по документам из  проданного Вадиму чемоданчика  (а  их был
полный   комплект:   паспорт,   военный  билет,  диплом,   трудовая  книжка,
водительские права и множество других бумажек), Ломов потерял работу, продал
квартиру  и  поехал  устраиваться  в  Москву.  Там-то сразу  по приезде  его
ограбили и убили.
     Раздобыв бумаги, Вадим вышел  на хирурга,  который за  громадную  плату
согласился сделать подпольную косметическую операцию и придать лицу пациента
сходство  с  фотографией,  а  заодно  свести  татуировки. Спрятав  золото  в
надежном  тайнике,  Вадим   немедленно  поехал  к  хирургу.  После  операции
благодарный  пациент   угостил  врача   и  его  помощницу-медсестру  хорошим
коньяком...
     Ко времени  нашей  встречи  Лев  Ломов  стал известным и  преуспевающим
бизнесменом.  Свою  деятельность  он  начал,  скупив  по  дешевке  несколько
контрольных  пакетов  акций убыточных  предприятий.  Он нанял  первоклассных
специалистов,   завез   импортное   оборудование,  и   заводы  из  убыточных
превратились  в  процветающие.  У бывшего уголовника неожиданно  обнаружился
недюжинный  организаторский талант.  Наверное, благодаря этому  мой  муж  не
сошел с ума от нечеловеческого  напряжения, в котором жил, постоянно  ожидая
расправы.  Он боялся носить  оружие,  чтобы  не п