Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
шай нос! Вот разберусь с
Петровским, и ты еще станешь майором.
- Да пошла ты к черту!
- Ты все перепутал. К черту должна посылать я, а тебе полагается пожелать
мне ни пуха, ни пера.
- Ни пуха, ни пера! - послушно повторил Селезнев.
- Да пошел ты к черту!
***
По дороге в больницу мы заехали на рынок, чтобы купить Тамаре фруктов.
- Вот свинство! - сказала я, оглядывая прилавок, который ломился от
персиков, груш, абрикосов, винограда и прочих чудес. - В июне - и такое
изобилие. Раньше, бывало, и пучок редиски с трудом найдешь, а теперь выбирай
тут, мучайся.
Мы набрали всего понемногу и уложили в машину два внушительных
полиэтиленовых мешка.
- Генрих, - сказала я, покосившись в его сторону, когда мы тронулись с
места, - ты плохо справляешься со своими обязанностями.
Генрих, в мрачной задумчивости теребивший нос, встрепенулся.
- А? Какие обязанности?
- Ну, должны же быть у тебя какие-то обязанности! Я веду расследование,
Леша не спускает с меня глаз, а ты должен поддерживать наш боевой дух
по-моему, так будет справедливо. Расскажи нам что-нибудь веселенькое.
- Ладно, - согласился Генрих и на минуту задумался. - Поскольку мы едем в
больницу, я расскажу вам анекдот из жизни, который услышал от одного бывшего
врача "скорой помощи", хорошего приятеля Машенькиного отца. Работа на
станции "скорой помощи" очень тяжела; мало кто больше десяти лет выдерживает
- либо увольняеися, либо спивается, либо зарабатывает инвалидность. Поэтому
туда направляют самых молодых - тех, что только-только вылупились из
ординатуры. Знакомый Машенькиного отца, Василий, по счастью, эту работу
бросил. Он мужик с юмором, а в молодости вообще был мастер на всякие выдумки
и стресс снимал по-своему.
Так вот, повадилась во время его дежурств звонить в "скорую" некая
бабуся. Ничего страшного в ее немочах не было, но жила она одна, поговорить
не с кем, пожаловаться на болячки - тоже. Участковый врач ее давно слушать
перестал. Прибежит, отругает за вызов, черкнет рецепт и убежит. А то и вовсе
не является. Вот бабушка и переключилась на "скорую". Что ни ночь - то
вызов. Уж Василий ее и уговаривал, и стыдил, и объяснял, что, пока она его
своим жизнеописанием донимает, кто-нибудь по соседству помрет, не дождавшись
помощи. Ничто бабульку не берет, звонит каждую ночь - и все тут! В конце
концов терпение Василия иссякло, и он придумал такую штуку. Раздобыл где-то
балалайку, научился играть на ней незатейливую мелодию, а фельдшера своего
снабдил губной гармошкой. Потом подумал еще и принес из дома деревянные
ложки - для шофера. И вот бабуся вызвала "скорую" в очередной раз.
И они явились. Впереди - Василий с балалайкой в футляре, за ним фельдшер
с губной гармошкой, а замыкает процессию шофер с ложками. Все серьезные, что
твои дьячки на отпевании. Вошли. Сели перед бабусей рядком. Василий достал
из футляра балалайку, трио с каменными лицами исполнило свой оригинальный
музыкальный номер, поднялось и, ни слова не говоря, отправилось восвояси.
Бабуся сначала обалдела, потом опомнилась и снова бросилась к телефону.
Звонит в "скорую". "Приезжала тут ко мне ваша бригада, - говорит, - так они
мне даже давление не померили. Пришли втроем, расселись, один на балалайке
бренчит, другой в дудку дует, третий ложками стучит. Потом подхватились все
и уехали". Ну, дежурный на станции ее выслушал, записал все аккуратно в
тетрадочку и отправил к бабусе другую бригаду. Психиатрическую.
- Генрих, что ты делаешь! - воскликнул Леша, видя, что машина вильнула в
сторону. - Она же за рулем!
- Все, - всхлипунула я. - Все... уже... в порядке.
***
В маленькой больничной палате стояли четыре кровати. Четыре бледные
женщины разом повернули головы к двери, когда я вошла.
- Варвара? - слабо улыбнулась Тамара. - Вот не ожидала! - И замолчала,
переведя вопросительный взгляд куда-то за мою спину.
- Это Леша, мой друг, - представила я, не оборачиваясь. - Не удивляйся, у
него мания преследования. Редкий случай, совершенно нетипичный. Обычно
параноики боятся, что кто-то преследует их, а Леша страдает маниакальным
желанием преследовать меня.
Леша смутился. Тамара робко хихикнула.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - пробормотал Леша.
- Там, в коридоре, остался еще один мой друг, Генрих, - продолжала я. У
него нет мании преследования, он просто присматривает за Лешей.
Тут даже Лешина невозмутимость дала трещину.
- Прекрати, Варька! - буркнул он сердито. - Как вы себя чувствуете? Это
уже Тамаре.
- Лучше, - ответила она, пряча улыбку. - Послезавтра, наверное, уже
выпишут.
- Тогда не знаю, как ты все это осилишь, - сказала я, покосившись на
пакеты в Лешиной руке. - Леша, не стой как истукан, вручи выздоравливающей
фрукты.
Что он и сделал с мрачной торжественностью. Тамара глянула на его
физиономию и не выдержала, рассмеялась.
- Ой, извините! Ох, ну зачем это! Не нужно было! Спасибо, но мне ни за
что столько не съесть.
- Остатки раздашь нуждающимся, - сказала я непререкаемым тоном. Знаешь, я
хотела бы поговорить с тобой о Веронике. Она ведь так и не нашлась... Улыбка
на ее лице мгновенно поблекла. В темных глазах мелькнуло мучительное
воспоминание.
- Ужасно! А ты не пробовала связаться с Романом? Может быть, он
что-нибудь знает?
"Значит, о смерти Романа ей ничего неизвестно. Или это притворство?"
- Я ездила к нему вчера. Вероники у него нет.
Тамара откинула одеяло и спустила ноги с кровати.
- Давайте-ка выйдем в коридор. Поговорим там.
- А тебе можно вставать?
- Да, конечно. Даже нужно, иначе совсем в инвалида превращусь.
Мы с Тамарой под ручку вышли из палаты. Леша дышал нам в затылок. У стены
напротив двери стоял Генрих. Я представила их с Тамарой друг другу, после
чего мы прошли в холл и расположились там в креслах.
- Понимаешь, - заговорила я. - В последние три недели мы с Вероникой
почти не виделись. Я совсем замоталась с делами и даже не всегда находила
время перезвонить, когда она оставляла сообщение. А ты встречалась с ней
чуть ли не каждый день на репетициях. Вот я и подумала: может, она
рассказала тебе или при тебе что-нибудь такое, что поможет ее найти.
Тамара медленно покачала головой.
- Нет, я ничего такого не припоминаю.
- Да я и не надеялась, что ты сразу вспомнишь. Просто расскажи подробно,
как проходили последние репетиции. Глядишь, что-нибудь и всплывет. Вы
репетировали в театре?
- Нет, у Вероники. В театре шел ремонт. Сурен очень нервничал, боялся,
что рабочие не успеют закончить к премьере.
- А почему он так торопился с премьерой?
- Начинается сезон отпусков и гастролей, а до осени он бы не вытерпел. Он
так давно мечтал о своем театре... Да и все мы сгорали от нетерпения. У нас
были такие надежды! Вероника и Люся... - Она закрыла глаза рукой. - Обе
светились от счастья... - Тамара, если вам тяжело об этом говорить... -
начал было Генрих.
- Нет-нет! Тяжело молчать. - Она отняла ладонь от лица, и мы увидели, что
веки у нее мокрые. - Когда молчишь, внутри все рвется от боли. Я потому сюда
и попала, что сначала не могла говорить. Мне и доктор советует: не молчите,
говорите все время, кричите, если нужно, но не держите это в себе. Хорошо,
что вы пришли. Соседок по палате я уже замучила. Только не обращайте
внимания на слезы. Плакать мне тоже полезно. Так о чем я? Да, Вероника.
Знаете, я немного ревновала к ней Люсю. Они в последнее время практически не
разлучались. На работе вместе, на репетициях вместе, выходные, и то вместе
проводили. Секретничали, шептались о чем-то... Хотя, ясно о чем - о своих
парнях. Я замужем, со мной шептаться неинтересно, поэтому иногда я
чувствовала себя в их компании лишней. А ведь до знакомства с Вероникой Люся
делилась со мной всем... Помню, как она переживала из-за Жени... - Люся
давно с ним познакомилась?
- Примерно год назад. Он вел переговоры с иностранцами о поставках
оборудования для своей фирмы, и ему потребовался переводчик с хорошим
знанием шведского. А у Люси в институте шведский был основным языком. Она
даже ездила на практику в Стокгольм. Вот кто-то и порекомендовал ее Евгению.
У них завязался роман, но какой-то такой... неопределенный. Люся не могла
понять, есть ли у них будущее. Иногда ей казалось, что Евгений вот-вот
сделает ей предложение, а иногда... Ох! Вам же это совсем неинтересно.
- Ради бога, Тамара, рассказывай, как тебе проще.
- В общем, не так давно дело у них наконец-то сдвинулось с мертвой точки.
А вскоре Вероника познакомилась с Ромой. Естественно, они с Люсей делились
сердечными тайнами, и это сблизило их еще больше. А тут Сурен взял Веронику
в студию, и получилось, что Люся и Вероника повсюду вместе.
- А до этого кто занимался в студии?
- Самой первой была Люся. Прошлой осенью Сурен признался ей, что закончил
какие-то там режиссерские курсы и мечтает создать свою труппу. А мы с Люсей
когда-то играли в институтском театре, о чем она рассказала Сурену. Тот
обрадовался и предложил ей собрать желающих и организовать театр-студию.
Поначалу дело у них не пошло. Желающие приходили и уходили. Кому быстро
надоедало, у кого не получалось, у кого менялись обстоятельства. Люся звала
меня, но до Нового года я была очень занята и не могла выкроить время. После
Нового года все начало налаживаться. Собрался костяк, шесть человек - Сурен,
Люся, я и еще две девушки и один парень. А в конце марта Люся уговорила
Сурена принять Веронику.
- Знаешь, Тамара, в субботу я видела ее на сцене первый раз, и мне
показалось, что она неважная актриса.
- Честно говоря, так оно и есть, но она была так увлечена! Сурен сам
когда-то не смог поступить в театральный институт, поэтому к неумелым
новичкам относится снисходительно. Он давал Веронике эпизодические роли, и
ее промахи не слишком портили общее впечатление. Но потом все изменилось.
Сурен узнал, что в одном доме на Бауманской дешево продают большое
полуподвальное помещение. Он сразу загорелся идеей купить его под театр, но
денег у него не хватало даже на четвертушку подвала. И Вероника дала ему
недостающую сумму - двенадцать тысяч долларов.
- Сколько? - переспросила я, переглянувшись с Лешей и Генрихом.
Тамара повторила цифру.
"Ах ты, маленькая лгунья! - мысленно обратилась я к Веронике. - Значит,
сектанты, выманившие десять штук, были плодом твоего воображения! Прошка-то,
оказывается, не так уж далек от истины. Во всяком случае, притворяться ты
действительно умеешь".
- Сурен купил помещение и взял в банке кредит на ремонт. Он, конечно,
понимал, что его затея с театром может провалиться и с возвращением денег
возникнут проблемы, но в крайнем случае банк бы просто отобрал у него
подвал. Зато мы получили шанс превратиться из доморощенной студии в
настоящий театр! Теперь нам нужна была хорошая пьеса, лучше всего - новая.
Мы перебрали уйму вариантов, и все никак не могли ни на чем остановиться.
Спорили, ругались и в конце концов отвергли все. Тогда Люся где-то раздобыла
"Сеньоров"... - Она не говорила, кто автор?
- Нет, напустила таинственности. Автор, как она сказала, новичок, он
очень боится провала и не хочет обнародовать свое авторство, пока не
убедится, что пьесу приняли зрители. Но пьеса была хороша. Она всем нам
сразу, с первого прочтения, понравилась. И тут разразился скандал. Вероника
пожелала получить главную роль, и Люся ее поддержала. Сурен не мог отказать
фактической владелице театра, я это понимала и не возражала. Но остальных ее
амбиции возмутили. Конфликт, наверное, еще можно было бы как-нибудь уладить,
но когда Вероника попросила отдать роль Карлоса Роману, который прежде и в
студии-то никогда не появлялся, произошел взрыв. И все-таки Сурен не решился
отказать Веронике, тогда трое наших актеров хлопнули дверью.
- Боже, страсти-то какие! - воскликнула я. - А Вероника ни разу не
упоминала о скандале.
- Вы же в последнее время не общались, а это произошло совсем недавно. И
потом, Веронике, наверное, не очень-то приятно вспоминать о конфликте,
причиной которого была она.
- Наверное, - согласилась я. - Но я тебя перебила. Итак, Вероника
выпросила себе роль Марии, а Роману - роль Карлоса, и ваши товарищи в знак
протеста ушли из студии.
- Да. Рома тоже не блещет актерским талантом, зато внешне он - вылитый
Карлос: высокий брюнет, красавчик с тонкими чертами лица. Да и по характеру,
между нами говоря, роль ему подходит. Карлос по пьесе - глуповатый
хвастунишка, скрывающий свою ординарную сущность за обволакивающими манерами
дамского угодника.
- Удивительно точное описание Романа, - не удержалась я.
Тамара посмотрела на меня с неожиданным интересом.
- Похоже, ты ему не очень-то симпатизируешь, да, Варвара?
Я вспомнила тело с ножом в груди, неподвижно лежащее у моих ног, и
мгновенно остыла.
- Да нет, я бы не сказала. Поначалу меня несколько нервировали его
пируэты вокруг Вероники, но я быстро вспомнила, что вразумлять взрослых
девиц по части их сердечных пристрастий - дело неблагодарное. Пусть сами
разбираются. А помимо его заигрываний с Вероникой, других претензий к Роману
у меня никогда не было.
Тамара кивнула.
- Я тебя понимаю. Мне тоже не понравилось бы, если бы за моей близкой
подругой ухаживал некто подобный, но во всех остальных отношениях Рома
кажется безобидным. И работать с ним довольно приятно. В отличие от
Вероники, он реагирует на критику безболезненно, легко соглашается повторить
ту или иную сцену, иногда по десять раз кряду. Правда, и после десяти раз
результат, бывало, оставлял желать лучшего, но тут уж винить его сложно. По
крайней мере, с ним не надо обращаться, как с фарфоровой вазой... - Это ты
на Веронику намекаешь?
- Да. Она ужасно расстраивалась после любого замечания. Мы то и дело
прерывались, чтобы ее утешить. Поэтому Сурену пришлось пойти на хитрость. Он
останавливал репетицию и обрушивал гнев на кого-то еще, а к Веронике
обращался как бы между прочим, мягко так, без нажима. Дескать, с твоей-то
игрой все в порядке, но вот есть один маленький недочетик. И показывал ей,
как надо. Наверное, не меньше ста раз прокрутил каждую сцену с доньей
Марией. И с доном Карлосом тоже. Вот так и проходили наши репетиции. В конце
концов Сурен все же добился от Вероники с Романом приличной игры и назначил
день премьеры.
- Я бы не назвала игру Вероники и Романа приличной.
- Ну, в последний раз они действительно не блистали, но это, скорее
всего, от волнения. Ведь они впервые играли в присутствии зрителей. Мы тоже
нервничали, хоть и не новички. Сами понимаете, открытие театра, новая пьеса,
через несколько дней премьера... Господи, неужели теперь ничего этого не
будет!
Тамара снова спрятала лицо в ладонях. Я помолчала, потом осторожно
дотронулась до ее плеча.
- Прости, что пристаю к тебе со своими проблемами. Тебе сейчас, конечно,
не до этого. Вы с Людмилой были близкими подругами, да?
- Я любила ее, как сестру. Мы прожили в одной комнате три года и делились
всем, начиная с одежды и кончая девичьими секретами. Правда, потом я вышла
замуж, переехала к Саше, родила Настю, и мы с Люсей немного отдалились, но
все равно и она, и я знали: случись что, и каждая из нас немедленно придет
на помощь. А теперь... как же я буду без нее?
- У вас с Сашей нет других друзей?
Тамара покачала головой.
- У меня есть приятельницы: девушки с работы, бывшие соученицы, соседка
Ася, с которой мы выгуливаем детей и подменяем друг друга, если кому-то
нужно отлучиться. А у Саши - никого. Ты ведь видела его, Варвара. Он у меня
стеснительный, замкнутый молчун. Ему бы целыми днями ковыряться в своих
схемах, а общение с людьми для него - мyка.
- Как же вы с ним познакомились? Ты - филолог, он - технарь, к тому же
еще и необщительный... На ее лице мелькнула улыбка.
- Чистая случайность. Мама вывезла его на Волгу отдыхать, и они сняли у
нас комнату с верандой. Сначала Саша сразил мою маму, починив наш телевизор,
от которого отказались все ремонтные конторы, а потом покорил и меня -
трепетным и очень выразительным молчанием во время романтических прогулок по
городу.
- Слушай, ты извини, что я обо всякой ерунде, но раз уж об этом зашла
речь, не дашь ли ты мне Сашин рабочий телефон? Понимаешь, у меня монитор
время от времени начинает мигать, возила его в мастерскую - без толку. А
Саша у тебя, видно, настоящий умелец. Может, отвезу ему при случае эту
штуковину.
- Зачем тебе тащить такую тяжесть? Давай я его попрошу, он сам к тебе
подъедет.
- Нет, спасибо, я лучше сама. Ему сейчас и без меня забот хватает. И
потом, у меня принцип: деловые отношения со знакомыми должны быть сугубо
официальными, иначе возникает ненужная неловкость при оплате.
- Ну, как скажешь. - Тамара продиктовала телефон. - Фирма называется "XXI
век". Это на Кутузовском проспекте, неподалеку от парка Победы. Ты
предварительно позвони, Саша часто уезжает по вызовам.
- Ладно, спасибо. Мы тебя еще не утомили?
- Нет-нет, я рада, что могу поговорить. Но вам от моей болтовни,
наверное, мало проку... Честно говоря, я ума не приложу, куда могла
подеваться Вероника.
- Она не упоминала при тебе о каких-нибудь новых знакомствах?
- Нет. Наши разговоры в основном вертелись вокруг пьесы и будущего
театра. Мы подшучивали друг над другом, мечтали, строили планы. Иногда
вспоминали курьезные эпизоды на работе, особенно Люся, Сурен и Вероника - у
них на курсах часто происходят забавные истории. Разок поговорили о
политике, расспрашивали Веронику о жизни в Америке, вот, пожалуй, и все.
- Скажи, а в субботу, на последней репетиции, тебе ничего не показалось
необычным? Может быть, кто-нибудь держался иначе, чем всегда, больше
нервничал или был более молчалив?
- Я уже говорила: все мы нервничали больше обычного, поскольку впервые
показывали пьесу публике, хотя и в такой камерной обстановке. Больше всех
волновалась Люся, по крайней мере, вначале. Евгений обещал привести на
спектакль свою сестру, и Люсе очень хотелось произвести на будущую
родственницу хорошее впечатление - тем более, что она знала, как высоко Женя
ценит мнение сестры. Она прямо места себе не находила до тех пор, пока не
пришел Евгений и не сказал, что Лена задержится, а может, и вообще не сумеет
вырваться. Вероника с Романом тоже сильно переживали, и тоже по вполне
понятной причине - для них это вообще было первое публичное выступление. А в
остальном ничего необычного не было. Ни зловещих взглядов, ни леденящих душу
оскорблений, ни дурных предзнаменований. Я просто глазам своим не поверила,
когда увидела Люсю... там, на полу... с этой штукой на шее... Я тактично
подождала, пока Тамара справится со слезами, и, не обращая внимания на
знаки, которые подавал мне Генрих, задала очередной вопрос:
- Тамара, ты, конечно, не могла не думать, кто это сделал. Я понимаю, что
ответа у тебя, скорее всего, нет, но все же... К каким выводам ты пришла?
Кто мог желать Людмиле смерти?
- Не знаю... Честно, не знаю. Да, я думала, но у меня получается какая-то
чепуха... - Какая именно чепуха? Не бойся, скажи, мы не собираемся
разглашать твое мнение, но нам очень важно знать, кого ты подозреваешь. В
конце концов, ты знала Людмилу лучше, чем кто бы то ни было, а исчезновение
Вероники, в