Прошка. - Еще я выяснил, что  Сурен
ни капельки не разбирается в электронике, вот! По словам его бывшей  пассии,
он слабо представляет  себе,  какой  стороной  вилка  втыкается  в  розетку.
Однажды она попросила его взглянуть на магнитофон, который  стал  зажевывать
пленку,  и  Сурен  очень  удивился,  узнав,  что  магнитофонные  кассеты  не
монолитны. Не думаю, что он притворялся, поскольку дело было два года назад.
   - А ты это, часом, не выдумал? - подозрительно спросил Леша.
   - Я?! Да ты что! Да вот те крест!
   - Крест творят, начиная со лба, - наставительно сказала я.  -  И  вообще,
хватит  дурью  маяться.  Мы  тебя  целый   час   ждали,   чтобы   обменяться
впечатлениями. Не повторять же все снова ради тебя, олуха!
   Прошка попробовал было обидеться на "олуха", но, оглядев наши физиономии,
смекнул, что рассчитывать на понимание  не  приходится,  вздохнул  и  умолк.
После этого мы приступили к обмену  информацией.  Сначала  отчитались  мы  с
Генрихом и Лешей, потом Марк.
   Без базара, конечно, не обошлось.
   - Ага! Кто был прав?! - злорадно воскликнул Прошка, услышав, что Вероника
меня обманула, многократно преуменьшив сумму, отданную Сурену  на  театр.  -
Я-то сразу понял, что маска наивной дурочки - лучшее  прикрытие  для  хитрой
бестии. Только такая тютя, как  ты,  Варвара,  могла  купиться  на  невинную
мордашку. А еще хвастала: "Я - художник! В людях разбираюсь с полпинка! Меня
на мякине не проведешь!"  Посмотрим,  как  с  тебя  спесь-то  слетит,  когда
окажется, что твоя безгрешная кузина - кровавая маньячка!
   Вообще-то мне, конечно, следовало признать, что я  немного  погорячилась,
безоговорочно поверив в неспособность Вероники врать. Но  будь  я  проклята,
если стану каяться!
   - Не окажется! Подумаешь, солгала разок - тоже мне преступление! Кто  она
- юная пионерка, чтобы всегда правду говорить? Если  бы  между  способностью
лгать и тягой к убийству существовала прямая связь,  то  тебя  следовало  бы
изолировать от общества в  первую  очередь.  Наверняка  ни  один  маньяк  не
нагородил за свою жизнь столько лжи,  сколько  ты  способен  выдать  в  один
присест.
   - Я?! Да я правдив, как энциклопедия!
   - Большая Советская, сороковых годов, - быстро уточнил Генрих.
   - Ишь, спелись! Нечего валить с больной головы на здоровую. Таких вралей,
как вы с Варварой, днем с огнем поискать. По вас не просто изоляция, по  вас
строгая изоляция плачет!
   - Ничего, это дело поправимое, - бросил Марк небрежно. - Пока  вы  будете
выяснять отношения, Петровский десять раз  успеет  выхлопотать  у  прокурора
ордер на Варькин арест.
   Это замечание немного остудило нас,  и  я  вернулась  к  отчету  о  нашем
разговоре с Тамарой. Потом Марк начал рассказывать  о  своем  визите  в  дом
Оганесянов. Новая вспышка произошла, когда он  добрался  до  психологических
портретов, которые Сурен дал компании подозреваемых.
   - Сначала я отнесся к его самоуверенному заявлению скептически.  Мало  ли
на свете самозваных психологов, утверждающих, что способны оценить  человека
с  первого  взгляда.  Но  когда  он  описал  Веронику  и  Варьку,   пришлось
пересмотреть свою точку зрения. Ладно,  Вероника  -  ее  он  знает  довольно
близко, но с Варварой-то они действительно виделись один раз в жизни... - Ну
и что? - возмутилась я.  -  По-твоему,  его  описание  имеет  хоть  какое-то
сходство с оригиналом? Стало быть, ты считаешь, что я груба, самоуверенна  и
мужеподобна?!
   -  Обратите  внимание,  против  определений   "умна,   самостоятельна   и
решительна" она почему-то не протестует,  -  как  бы  между  прочим  вставил
Прошка.
   - Ну, здесь он не погрешил против истины, - признала я неохотно. - Но для
того чтобы заметить это, психологом быть не нужно. Это просто бьет в глаза.
   - Бьет в глаза твоя наглость! - грубо осадил меня Марк. - И Сурен проявил
излишнюю деликатность, назвав ее самоуверенностью. А что  касается  ума,  то
редкие его проблески, которые у тебя иногда случаются, практически незаметны
на  фоне  тупого  упрямства,  глупого  сумасбродства  и  полного  отсутствия
самокритики.
   - Ах вот как! Ладно, я готова признать твое обвинение, если ты найдешь  в
этой комнате  хоть  одного  человека,  которого  можно  назвать  уступчивым,
здравомыслящим и самокритичным.
   - Проще простого! - воскликнул Прошка. - Это же я, правда, Марк?
   Марк отмахнулся от него, как от мухи, потом  нахмурился  и  задумался.  Я
прекрасно понимала его трудности. Назвать себя он не  мог,  потому  что  это
противоречило бы определению "самокритичен", а публично признать достоинства
кого-либо из нас было выше его сил. Марк отличается тем, что никогда  никого
не хвалит. Вернее, хвалит и даже  ставит  нам  в  пример,  но  все  каких-то
мифических личностей, с которыми у нас нет ни малейшего шанса встретиться  в
этой  жизни.  Сейчас  в  нем  явно  шла  мучительная  борьба.  Что   делать:
поступиться принципами и дать кому-то возможность всю жизнь размахивать  его
одобрением, как знаменем, или отклонить мой вызов?
   Видя его страдания, равно как и мою обиду, добросердечный  Генрих  сделал
вид, что предыдущих двух реплик как бы не было.
   - Варька, ты должна признать, что, если Сурен в чем-то и  неточен,  то  в
мелочах, - сказал он.  -  В  основном  его  характеристики  верны.  Вспомни,
описывая нам Романа, ты использовала практически те же слова.
   - Да, но в оценке  Романа  могла  ошибиться  только  такая  дурочка,  как
Вероника, - буркнула я.
   - А описание  Евгения?  Ты  же  не  будешь  утверждать,  что  он  так  же
прозрачен, верно? Между тем, характеристика, которую дал ему  Сурен,  вполне
согласуется с рассказом Тамары о заботливости Евгения по отношению к сестре.
   - Ерунда! Никакой он не защитник,  а  самый  настоящий  агрессор.  Я  ему
ничего плохого не сделала, слова худого не сказала, а он без всякого  повода
изощренно издевался.
   - Тебе же объяснили, что дамочки твоего типа всегда вызывают у нормальных
мужиков здоровую агрессию, - вклинился Прошка.
   - Никакого "моего типа" не существует! Я - единственная  и  неповторимая,
что бы там ни плел ваш придурковатый Сурен.
   - Ну, в этом, пожалуй, с тобой можно согласиться. Второй такой  склочной,
неуправляемой, асоциальной особы земля бы не вынесла!
   - Опять  пошло-поехало!  -  проворчал  Леша.  -  Вы  собираетесь  сегодня
заниматься делом или нет? Я предлагаю систематизировать сведения, которые мы
собрали. Завести карточку на каждого подозреваемого и внести туда  известные
нам факты в колонки "за", "против" и "нейтральное".
   - За что и против чего? - спросил Генрих.
   - За и против версии, что рассматриваемый кандидат - убийца.
   Предложение звучало разумно, и мы решили  попробовать.  Вот,  что  у  нас
получилось: РОМАН (с неизвестным сообщником)


ЗА
ПРОТИВ
НЕЙТРАЛЬНОЕ
1. По единодушному мнению, альфонс, увивался вокруг Вероники ради денег. Они же могли стать мотивом убийства Людмилы и покушения на Варвару: убрав всех, кто имел влияние на Веронику, он получил бы доступ к ее деньгам.
   2. Алиби на момент убийства не имеет.  По  его  словам,  некоторое  время
смотрел в холле телевизор, но никто его там не видел.
   3. Когда обнаружили тело Людмилы, оставался вне поля зрения. Мог  вывести
Веронику, передать ее сообщнику и незаметно вернуться.
   (NB! В понед. Вероника звонила от него.) 1. По мнению Сурена, трус. Убить
может только из страха за свою жизнь; ради денег так рисковать не станет.
   2. По мнению Варвары, слишком примитивен для  такого  изощренного  плана.
(Впрочем, план мог изобрести сообщник.) 3. Если самого Романа убил сообщник,
то куда девалась Вероника?  Вряд  ли  она  согласилась  добровольно  уйти  с
незнакомцем. Нет Примечание: информацию о Романе собирает Полевичек


СУРЕН


ЗА
ПРОТИВ
НЕЙТРАЛЬНОЕ
1. Маньяк театра. Возможный мотив - - убийство скверных актеров ради спасения пьесы. (В этом случае Людмилу убил по ошибке, приняв ее за Веронику.) 2. Алиби на момент убийства Людмилы не имеет. Говорит, что гримировался, но, по мнению милиции, гримировался слишком долго.
1. Маловероятно, что он мог перепутать Веронику с Людмилой, поскольку знал, что перед вторым действием они поменяются платьями.
   2. Нет объяснения покушению на Варьку (если только мотив - - не долги  за
подвал, но срок возврата не скоро).
   3. В электронике, по свидетельству бывшей возлюбленной, не разбирается.
   4. Опять-таки: где Вероника?  Какой  смысл  Сурену  ее  прятать?  Окончил
филфак  МГУ,  работает  преподавателем  на  курсах   ин,   языков,   владеет
полуподвальным помещением, кот, отделывает под театр. Отец - - адвокат, мать
- - врач-педиатр, семья явно обеспеченная. Родители  не  одобряют  увлечение
сына театром. ТАМАРА


ЗА
ПРОТИВ
НЕЙТРАЛЬНОЕ
1. Дружила с Людмилой; возможно, имела какие-то личные мотивы для ее убийства (например, ревность).
   2. На момент убийства Л, нет алиби. Носила на кухню грязную посуду, но по
дороге могла зайти в спальню.
   3.  Под  неубедительным  предлогом  медлила  переодеваться,   тем   самым
предоставив Веронике найти тело.
   4. Муж - специалист по электронике  (возможно,  сообщник).  1.  Никто  не
упоминает о каких-либо разногласиях между Тамарой и Людмилой.
   2. Во время убийства Романа лежала в больнице.
   3. Острых финансовых проблем, по свидетельству соседки, не имеет,  т,  е,
убийство ради денег Вероники сомнительно.
   4. Отсутствуют мотивы покушения на Варвару и  убийства  Романа.  Окончила
институт иностранных языков, работает экскурсоводом и  переводчиком  в  тур,
фирме. По мнению  знакомых,  талантливая  актриса,  отзывчива,  бескорыстна,
превыше всего ценит интересы семьи. Врожденный порок сердца. АЛЕКСАНДР


ЗА
ПРОТИВ
НЕЙТРАЛЬНОЕ
1. Специалист по электронике.
1. Не имеет мотива (если не считать неконтролируемой жажды денег, что маловероятно).
   2. Имеет алиби на момент убийства Людмилы. (Сначала был с Суреном,  потом
-  -  с  Евгением,  один  не  оставался  ни  на   минуту).   Образование   -
инженер-электроник,  работает  мастером  по  ремонту  компьютерной  техники,
испытывает трудности в общении с людьми, мать - искусствовед. ЕВГЕНИЙ


ЗА
ПРОТИВ
НЕЙТРАЛЬНОЕ
1. Находился в близких отношениях с Людмилой. Мог иметь личный мотив для убийства.
   2. Поскольку является владельцем  оздоровительного  центра  для  богачей,
может иметь финансовые разногласия с "крышей" или просто долги.  (Выяснить!)
Тогда мотив - - деньги Вероники. 1. Имеет алиби на момент  убийства  Людмилы
(сначала был с Романом, потом с Сашей).  Сирота,  имеет  младшую  сестру,  о
которой заботится с детства. По-видимому, развитое чувство  ответственности.
Когда мы спорили, стоит ли заводить досье на  Веронику  (Леша  был  "за"  из
любви к методичности,  Прошка  из  вредности,  а  все  остальные  против  из
нежелания попусту тратить время), в моей сумке запиликал мобильный  телефон.
Звонила Лида.
   - Тебя еще не арестовали, Варвара? - поприветствовала меня любимая тетка.
- Тогда звони своему Полянчику, он жаждет с тобой  пообщаться.  По  рабочему
телефону. Ну, пока. Не забудь, ты обещала на днях заехать.
   - Помню. Кроме Полевичека, мной никто из  правоохранительных  органов  не
интересовался?
   - Вроде бы нет. Но еще не вечер.
   - Как раз вечер. Даже ближе к ночи. Ну ладно, пока, скоро увидимся.
   Я перешла в другую комнату и набрала рабочий  номер  Полевичека,  который
уже выучила наизусть.
   - Старший лейтенант Полевичек у телефона.
   - Михаил Ильич, это Клюева. Вы просили меня позвонить?
   - Да. Нужно бы встретиться.
   - Когда, сегодня?
   - М-м... Думаю, до завтра дело  терпит.  Хотя  не  уверен.  Нет,  давайте
все-таки завтра с утра.
   - А что случилось? Вы хотя бы намекните.
   - Это не телефонный разговор. Где вам будет удобнее встретиться?
   - Хотите, я подъеду к вам?
   - Нет-нет, - поспешно сказал Полевичек. - Не стоит.
   - Тогда давайте в парке Горького. У входа в павильон ужасов.
   - Почему там?
   - Ну, вы же советовали мне таким образом утолять тягу к острым ощущениям.
   - Боюсь, острых ощущений у вас и без того скоро будет достаточно. В самое
ближайшее время. Давайте встретимся лучше на пристани. Покатаемся на  речном
трамвайчике. Часов в десять вас устроит?
   - Договорились.
   - Ну все, тогда до завтра. - И он, не дожидаясь ответа, повесил трубку.
   Я щелкнула  крышкой  телефона  и  уставилась  в  пространство.  Очень  не
понравились мне ни кислый тон Полевичека, ни его зловещий намек.

Глава 15

   На этот раз я и  не  думала  возражать  против  почетного  эскорта.  Если
Полевичек намерен надеть на меня наручники, помощь мне не помешает.  Правда,
я сильно  сомневалась  в  способности  Генриха  с  Лешей  оказать  достойное
сопротивление милиции, но на моральную поддержку с  их  стороны  можно  было
рассчитывать твердо.
   Мы доехали до Парка Культуры, вышли на набережную и потопали к  пристани.
Несмотря на рабочий день и утренний час, там уже собралась приличная  толпа:
мамаши и бабушки с детьми, несколько семейств в более  полном  составе,  три
или четыре молодые парочки и шумная стайка подростков, по виду, выпускников.
   Полевичек на этом фоне выглядел, прямо скажем, неуместно.  И  не  столько
потому, что был один, сколько из-за угрюмой сосредоточенности, которая плохо
вязалась с обликом человека, предвкушающего прелести речной прогулки.
   Я представила ему друзей, мы купили билеты и сели на катер, уже  стоявший
у причала. Мы с Михаилом Ильичем устроились на  корме,  а  Леша  с  Генрихом
деликатно сели поодаль, но так, чтобы не  выпускать  нас  из  виду.  Урчание
мотора и радостный детский гомон создавали достаточно мощный  звуковой  фон,
поэтому мы могли разговаривать, не опасаясь чужих ушей.
   - У меня для вас плохие новости, - признался Полевичек.
   Напрасно старался. Я уже и так догадалась, что он не  собирается  вручить
мне похвальную грамоту и  денежный  приз  вкупе  с  памятным  подарком.  Но,
промучившись полночи бессонницей, я все же  убедила  себя,  что  его  дурные
вести не имеют отношения  к  Веронике,  иначе  он  не  стал  бы  откладывать
разговор до утра. Скорее уж речь пойдет о моем поражении в правах. Следующая
фраза Полевичека лишний раз подтвердила мою проницательность.
   - Вы должны явиться к  Петровскому  в  прокуратуру  не  позднее  пятницы.
Точнее, не позднее двенадцати часов дня, восемнадцатого  июня.  В  противном
случае прокурор подпишет постановление о вашем аресте.
   Пятница, восемнадцатое июня! День, когда я собиралась отбыть с друзьями в
Черногорию. Очень символично.
   - Что-то ваш Петровский расщедрился! До  полудня  пятницы  больше  сорока
восьми часов. За это время я успею добежать до китайской границы.
   Михаил Ильич, до тех пор обозревавший берега,  резко  повернул  голову  и
пристально посмотрел мне в глаза. Поскольку  лицо  его  было  непроницаемым,
определить значение этого взгляда я не сумела.
   - Думаете, слабo?
   Не потрудившись ответить, он отвел глаза и достал сигарету. Минуты две мы
молчали. Потом Полевичек выбросил в воду окурок,  потер  ладонями  колени  и
расщедрился на следующее признание:
   - Вообще-то за отсрочку вы должны благодарить не Петровского.
   Вот так так!  А  кого  же?  Неужто  Полевичека?  Нет,  исключено.  Станет
следователь городской прокуратуры прислушиваться к мнению какого-то старшего
лейтенанта из округа! Особенно если этот следователь -  Петровский,  который
получил,   наконец,   вожделенные   факты,   позволяющие   требовать   моего
немедленного ареста. Или Михаил Ильич по-рыцарски скрыл от  Петровского  мое
присутствие  на  месте  второго  преступления?  Может  быть,  его  мрачность
объясняется чувством вины, сознанием того, что он  нарушил  служебный  долг?
Ой, сомневаюсь! Что бы там ни воображал себе Прошка, горячей  любви  ко  мне
Полевичек не выказывал. На мой взгляд, чувства, которые я  у  него  вызываю,
правильнее было  бы  назвать  смешанными  и  противоречивыми.  На  служебный
проступок они не толкнут.
   Кто же он тогда - мой неведомый благодетель?  Не  Селезнев  -  это  ясно.
Явись Селезнев к Петровскому с просьбой  повременить  с  моим  арестом,  его
самого, пожалуй, посадили бы под домашний арест. А других  доброжелателей  в
милицейско-прокурорской среде у меня не имеется.
   Я пыталась разгадать эту загадку самостоятельно, потому что Михаил  Ильич
на мою вопросительно поднятую бровь никак не отреагировал. Он упорно смотрел
прямо перед собой и всем  своим  видом  показывал,  что  на  его  дальнейшую
откровенность я могу  не  рассчитывать.  Наивный!  Неужели  он  думал  таким
способом остановить женщину, жаждущую информации?
   По мнению мужчин, все средства хороши на войне и в  любви.  У  женщин  на
этот счет имеется своя точка зрения. Нет такой хитрости, на которую не пошла
бы наша сестра, чтобы утолить свое любопытство. Не буду описывать бесчестные
уловки, к коим пришлось  прибегнуть,  чтобы  вытянуть  из  Полевичека  крохи
информации, позволяющие в общих чертах  восстановить  драматические  события
минувшего дня. Победителей, как известно, не судят.
   В целом, передо мной предстала такая картина. Во вторник утром  Полевичек
честно попытался связаться с Петровским, чтобы сообщить ему  о  моем  ночном
визите и заявлении, сделанном по поводу убийства Цыганкова.  Петровского  на
месте не  оказалось.  Тогда  Михаил  Ильич  поделился  своими  сведениями  с
Тусеповым  -  тем  самым  оперативником   с   Петровки,   к   которому   его
прикомандировали по делу об убийстве Людмилы Прокофьевой. Тусепов, не  долго
думая, доложил своему начальству. То, что случилось потом,  с  точки  зрения
Полевичека, не лезло ни в какие ворота. Петровский  вызвал  его  к  себе  и,
визжа и топая ногами, объяснил,  куда  он  может  запихнуть  мои  показания.
Следователь  обвинял  Михаила  Ильича  в   юридической   безграмотности,   в
потворстве подозреваемой, но более всего в том, что Михаил Ильич  действовал
через его, Петровского, голову, вместо того чтобы связаться с ним  напрямую.
Сбитый с толку  и  рассерженный  беспардонностью  следователя,  Полевичек  с
вызовом поинтересовался, какая, собственно, разница,  с  кем  он  соотнесся,
если всю нужную  информацию  Петровский  получил.  Из  гневной,  практически
бессвязной тирады, которой разразился  в  ответ  следователь,  Михаил  Ильич
логическим путем вывел, что начальство Тусепова  созвонилось  с  прокурором,
изложило мою версию событий  и  намекнуло  на  предвзятость  Петровского  по
отношению к свидетельнице Клюевой. В результате, когда посыльный, призванный
немедленно доставить меня на допрос  в  прокуратуру,  явился  ни  с  чем,  и
Петровский отправился к  прокурору  за  санкцией  на  мой  арест,  ему  было
отказано в довольно резкой форме.
   - Вы не говорили мне, Варвара Андреевна,  что  у  вас  есть  защитники  в
руководстве МУРа, - неприязненно заметил Михаил Ильич.
   - А я об этом и не догадывалась, - ответила я.
   И не лгала. Конечно, теперь,  выслушав  историю  Полевичека,  я  примерно
представила себе, что могло произойти. Начальник Селезнева,  Петр  Сергеевич
Кузьмин (он же Песич), наверняка не  пришел  в  восторг,  когда  следователь
прокуратуры обвинил его подчиненного в пособничестве возможной  преступнице.
Узнав от Тусепова о моей причастности еще к одному  убийству,  Песич  быстро
сообразил, что теперь Петровский не применет потребовать моего ареста. А это
почти автоматически означает служебное расследование в отношении Селезнева и
прочие неприятности во вверенном Кузьмину отделе. Вот Петр Сергеевич и нанес
упреждающий  удар   -   намекнул   начальству   Петровского   на   возможную
пристрастность следователя.
   - В любом случае, от них немного проку, - сказала я Полевичеку. Подумаешь
- двухдневная отсрочка! Вот  если  бы  мои  защитники  добились  отстранения
Петровского от дела... - А вам палец в рот не клади! - неодобрительно сказал
Полевичек. - На мой взгляд, то, что кому-то удал