звони  своему  Лужайкину  и
объясни, что будить даму спозаранку  мужчина  имеет  право  только  в  одном
случае. И вовсе не для того, чтобы использовать ее  как  связную.  -  И  она
бросила трубку, не слушая моих невнятных извинений.
   Вяло чертыхаясь, я набрала рабочий номер  Полевичека.  (Лида  не  сказала
мне, куда звонить,  но  я  решила,  что  на  работе  меньше  шансов  кого-то
разбудить). Взяв трубку, Михаил Ильич не дал мне  возможности  передать  ему
теткино наставление.
   - Варвара Андреевна, я только что прочитал сводку ночных происшествий  по
городу, - зачастил он, когда понял, с кем разговаривает. -  Ночью  к  вам  в
квартиру  вломился  неизвестный  злоумышленник.  Сломал  замок  и  напал  на
соседку, которая вышла на шум. Вернее,  даже  не  вышла,  а  только  открыла
дверь. Преступник, видимо, услышал щелчок замка и притаился за дверью. Когда
соседка открыла, он с силой толкнул дверь на нее. Женщина ударилась затылком
об угол стены и потеряла сознание. После этого преступник не  сбежал  сразу,
как можно было ожидать, а хладнокровно обыскал вашу квартиру. Перевернул все
вверх дном и скрылся еще до того,  как  соседка  пришла  в  себя  и  подняла
тревогу.
   Стыдно  признаться,  но  первым  моим  чувством  было  чувство  глубокого
удовлетворения.  "Несносная   Софочка   наконец-то   поплатилась   за   свое
любопытство! Может, хоть теперь она отучится совать нос в мои  дела?"  Потом
наступило раскаяние.
   - Надеюсь, она не сильно пострадала? - пробормотала я смущенно.
   - Не очень, - успокоил меня Полевичек. - У нее сотрясение мозга в  легкой
форме. Полежит пару дней в постели, и все пройдет.
   И тут нахлынула ярость. Как они посмели осквернить мой дом -  прикасаться
к моим вещам, рыться в моих бумагах, в белье! Думаю, если бы  взломщик  имел
неосторожность попасться мне под руку в ту  минуту,  я  бы  вырвала  у  него
сердце, а потом цинично сплясала бы над трупом.
   От вспышки ярости проснулся, наконец, здравый смысл.
   - Зачем этому подонку понадобилось вламываться в мою квартиру? Что он там
потерял? Может, это домушник-любитель, работающий без наводки? Увидел, что в
квартире пару дней не зажигают свет, и решил поживиться чем бог пошлет?
   - Вряд ли, - отверг мою догадку Полевичек. - Случайный любитель  унес  бы
все, что плохо лежало. А этот ничего не взял, по  крайней  мере,  на  первый
взгляд. Только перерыл все  и  побил  посуду.  Не  хотите  подъехать  домой,
убедиться лично?
   - И пообщаться с вашими коллегами? Спасибо,  не  хочу.  После  того,  как
Петровский  вынес  свой  ультиматум,  у  меня  нет  ни   малейшего   желания
сталкиваться с милицией. Если хотите,  Михаил  Ильич,  могу  отправить  туда
кого-нибудь из друзей. Они не хуже меня определят, все ли на месте.
   - Ладно, присылайте друзей, - вздохнув, согласился Полевичек. - Только им
будет сложно объясняться с участковым.
   - А вы позвоните ему, предупредите. Наврите, что я в отъезде.
   - И опорочить свое честное имя? Спасибо,  не  хочу,  -  передразнил  меня
Михаил Ильич. - Я предпочитаю  обходиться  без  вранья.  Скажу,  что  у  вас
неотложные дела и вы никак не можете вырваться.
   Я саркастически хмыкнула:
   - Ну, если это, по-вашему, не вранье, дерзайте! - после чего пошла будить
помощничков.
   Один только Леша проснулся сразу, не призвав на  мою  голову  ни  единого
проклятия. Остальные проклятия изрыгали, и весьма энергично,  но  проснулись
окончательно, только когда я уже заканчивала объяснять Леше, в чем дело.
   - Если уж тебе так приспичило свести нас в могилу, могла бы избрать более
гуманный способ, - проворчал Марк, подтягивая к подбородку  простыню.  Выйди
отсюда. Дай нам одеться.
   Пока они приводили себя в  порядок,  я  готовила  кофе  и  думала.  "Если
домушник не охотился за материальными ценностями, что ему  понадобилось?  Не
связано ли это вторжение с цепью событий, начавшихся в  прошлую  субботу,  и
если связано, то как?"
   Леша уже сидел за столом и терпеливо ждал  завтрака,  а  Марк  входил  на
кухню, когда меня осенило: "Ключ!"
   Марк подоспел как раз вовремя, чтобы  подхватить  кофейник  и  подставить
стул.
   - Вероника! - простонала я, пребольно  стукнувшись  седалищем  о  жесткую
деревяшку.
   - Что -  Вероника?  -  рявкнул  Марк.  -  Немедленно  прекрати  зеленеть!
Вероника уже три дня как пропала, и до сих пор  ты  переносила  мысль  о  ее
исчезновении вполне стоически. Чем вызван этот внезапный прилив  родственных
чувств? Пробуждением на рассвете или нашествием  вандалов,  разоривших  твое
жилище?
   - Это не вандалы, - тихо возразила я. - Это убийца.
   Марк бухнул кофейник на стол, схватил меня за плечи и  развернул  к  себе
лицом.
   - Что?! Убийца? За каким чертом его понесло в твою квартиру?
   Я, наконец, справилась со слабостью и ответила почти нормальным голосом:
   - Он охотится за ключом.
   Пожалуй, настало время для признания. Я питаю к  Марку  тайную  слабость,
несмотря на его тиранские замашки, вечное ворчание  и  категорический  отказ
признать мои очевидные  достоинства.  Несмотря  на  его  колючий  сарказм  и
колоссальное напряжение, которое требуется, чтобы поддерживать с ним  добрые
отношения. И поверьте, оно того стоит!  Найдется  ли  на  всем  белом  свете
другой человек, способный после  трех  часов  сна,  из  которого  его  грубо
вырвали на рассвете, мгновенно ухватить суть невразумительной речи? Кто еще,
услышав вышеприведенную реплику, удержался  бы  от  идиотского  вопроса  "За
каким ключом?" или "Что ты имеешь в виду?"
   - От сейфа? Где ты его прячешь? - сразу спросил Марк.
   - Не скажу. Если вас похитят, вы, во всяком  случае,  с  чистой  совестью
заверите преступника, что не имеете понятия, куда я его засунула.
   - А если он нам не поверит? - забеспокоился Леша.
   Хороший вопрос. Об этом я как-то не подумала.
   - Чем это вы тут занимаетесь? - полюбопытствовал,  вваливаясь  на  кухню,
Прошка, обводя нашу троицу подозрительным взглядом. - Заговоры  против  меня
строите?
   - Вот именно! Обсуждаем, как бы навечно спихнуть на  тебя  мытье  посуды,
нашлась я.
   - Я  вам  спихну!  -  оживился  Прошка,  но  перехватил  взгляд  Марка  и
немедленно успокоился. - А если серьезно?
   - Варвара думает, что к ней в квартиру влез убийца. За ключом от сейфа, -
объяснил Леша.
   Прошка не обманул моих ожиданий:
   - За каким еще ключом? От какого еще сейфа?
   - За стальным ключом от бронированного сейфа.
   Мой исчерпывающий ответ его почему-то не удовлетворил.
   - Кончай валять дурочку! - рассердился  он.  -  Откуда  у  тебя  ключ  от
бронированного сейфа? - Тут чело его прояснилось. - А-а, швейцарский сейф  с
миллионами Вероники! Постой! - Прошка снова нахмурился. - Ты хочешь сказать,
что убийца его украл?
   - Нет, не украл, потому что в квартире его не было. Но хотел  украсть.  А
это значит, что теперь положение Вероники - хуже некуда.
   - Почему "теперь"? По-твоему, начиная с субботы и до сегодняшнего дня она
жила припеваючи?
   - Нет, но она была в относительной безопасности. Убийца надеялся, что она
сама отдаст ему ключ.
   - Погоди, Варька, - остановил меня Леша. - Давай подождем Генриха,  и  ты
объяснишь все еще раз и подробнее.
   Генрих не заставил себя ждать. Мы расселись вокруг стола, налили себе  по
чашке кофе, и я приступила к объяснению.
   - Знаете старинное народное средство  для  обретения  мудрости?  Удар  по
голове. Вот меня Полевичек и шандарахнул с утра пораньше. После его  новости
у меня в мозгах наступила полная ясность. Для  полноты  картины  не  хватает
только имени второго, вернее - главного убийцы и кое-каких деталей.  У  меня
получается, что автор и  идеолог  всего  преступного  замысла  -  кто-то  из
окружения Цыганкова.
   Прошка,  который,  видимо,  ждал  бог   знает   каких   откровений,   был
разочарован:
   - Ну-у, это мы уже слышали!
   - Слышали, - согласилась я. - Но раньше это была одна из версий, а теперь
- единственная.
   - Почему же?
   - Потому что благодаря взломщику  мы  теперь  точно  знаем:  мотив  обоих
убийств - деньги Вероники.  Цыганков  нацелился  на  них  с  самого  начала,
потому-то и увивался вокруг моей дурочки. Но потом Вероника  сообщила  своим
приятелям, что отныне доступ к деньгам имею только я, и Роману  стало  ясно:
добраться до них будет не так просто. Тогда он, вероятно, поделился с кем-то
- для определенности назовем этого некто Макиавелли - поделился с Макиавелли
своими трудностями. Тот сразу  сообразил,  что  для  достижения  цели  нужно
устранить меня. Поначалу они  испробовали  простейший  способ  -  несчастный
случай. Убить меня открыто они не  решались,  потому  что  боялись  спугнуть
Веронику. Не было никакой гарантии, что после моего  физического  устранения
она не убежит обратно в Америку.
   - Она точно так же могла бы сбежать, если  бы  ты  погибла  в  результате
несчастного случая, - заметил Леша.
   - Несчастный случай ее бы не  напугал.  Потряс,  опечалил  -  да,  но  не
напугал. Несчастный случай - дело житейское. Он может произойти где  угодно,
в том числе и  в  Америке.  Роман  наверняка  знал  о  последней  воле  отца
Вероники. Он нашел бы слова, чтобы убедить ее остаться. Утешил  бы  в  горе,
подставил плечо глядишь, и Вероника из благодарности доверила  бы  любезному
другу свой капитал. А уж он поделился бы с Макиавелли. Но несчастный  случай
им дважды не удался, а потом до Романа,  возможно,  дошло,  насколько  важен
ключ от швейцарского сейфа, ключ, который я прячу неизвестно где.
   - А кстати, где ты его прячешь? - заинтересовался Прошка.
   - А почему он важен? - одновременно спросил Леша.
   - Потом объясню. Не перебивайте. Итак, Макиавелли придумал  новый,  более
изощренный план. Причем, сообщнику - Цыганкову  -  он  открыл  только  часть
замысла, поскольку замысел в целом включал в себя смерть самого Романа, чего
тот, вероятно, не одобрил бы. Суть интриги состоит в  том,  чтобы  подорвать
доверие Вероники ко мне. Причем подорвать основательно, так, чтобы  она  без
колебаний отказалась от моей опеки, потребовала  обратно  ключ  от  сейфа  и
вообще порвала со мной отношения. Иными словами, я  должна  предстать  перед
ней чудовищем. Как можно этого добиться?
   - Очень просто! - мгновенно отреагировал Прошка. -  Никаких  убийств  для
этого не требуется, достаточно на денек-другой запереть вас  с  Вероникой  в
одной комнате.
   - Но Макиавелли-то с Варварой не знаком! - возразил ему Леша.
   Причем возразил на полном серьезе, даже не думая шутить. От возмущения  я
поперхнулась кофе и закашлялась. Генрих начал шлепать меня по спине, а  Марк
с подозрительно непроницаемой физиономией взял тряпку и вытер брызги.
   - Ты... на что это... намекаешь?! - Я пыталась  придать  голосу  зловещий
оттенок, но попробуй зарычи, сражаясь с приступом кашля!
   - Я? - искренне удивился Леша. - Ни на что. Просто,  если  Макиавелли  не
знал особенностей твоего характера, ему  было  сложно  придумать  бескровный
способ опорочить тебя перед Вероникой.
   - Ып! - сказал Марк.
   Я метнула бешеный взгляд в его сторону, но увидела  только  спазматически
дергающуюся спину. Это было последней каплей.  Я  с  шумом  втянула  в  себя
воздух, зная, что глас мой будет подобен трубам Иерихонским.  Не  исключено,
что стены дома рухнут и погребут нас под  обломками.  Или,  если  я  не  дам
выхода возмущению, то просто взорвусь. С тем же результатом.
   Но тут Прошка захихикал. За ним, как по сигналу,  прыснул  Генрих.  И  уж
тогда не выдержал Марк!  Они  покатывались,  гоготали,  всхлипывали,  и  это
мерзкое веселье спасло несчастным жизнь. Только последний  дурак  дает  волю
гневу, когда вокруг все надрываются от смеха, а я не  собиралась  выставлять
себя на посмешище.
   Потихоньку выпустив воздух из легких, я покосилась на Лешу, и тут  комизм
положения дошел, наконец, и до меня. На его лице было написано  такое  явное
непонимание, такое хмурое и даже опасливое  недоумение,  что  моя  диафрагма
сама собой заходила ходуном.
   Минуты через две Марк провел основанием ладони по скулам и сказал:
   - Ну ладно, хватит. Продолжай, Варвара.
   - Не буду! - заупрямилась я. - Сначала дайте обещание не перебивать  меня
всякими дурацкими замечаниями.
   Прошка, точно примерный ученик, сложил руки на столе перед собой и тут же
поднял одну из них:
   - А вопросы задавать можно?
   - Перебьешься. Ладно, так и быть, слушайте. Макиавелли рассуждал примерно
так: "Какой грех труднее всего простить?  Убийство.  Особенно  если  убивают
близкого тебе человека. И уж совсем сложно, если пытаются лишить жизни  тебя
самого". Из этого он исходил. Для воплощения замысла  ему,  во-первых,  была
необходима жертва - близкий Веронике человек. На эту роль он выбрал Людмилу.
Во-вторых, исполнитель - жадный, беспринципный, безвольный и глупый -  пешка
в руках самого Макиавелли. Немаловажно также, чтобы исполнитель был  вхож  в
компанию Вероники. Этим требованиям идеально отвечал Роман. В-третьих, нужно
было обеспечить, чтобы я и Вероника непременно оказались в числе  свидетелей
планируемого  убийства.   В-четвертых   -   массовка.   Чем   больше   будет
подозреваемых, тем менее вероятно, что следствие быстро вычислит  Цыганкова.
А потом уже будет поздно - Макиавелли снимет эту пешку со  своей  доски.  И,
наконец,    в-пятых,    необходимо    некое    обстоятельство,     создающее
неопределенность, некое указание на возможную ошибку в выборе жертвы.  Пусть
будет неясно, кого на самом деле  хотел  устранить  убийца,  -  Людмилу  или
Веронику. В противном случае бросить на  меня  подозрение  было  бы  сложно:
зачем мне убивать Людмилу, с которой я практически незнакома?
   - А Веронику зачем? - не утерпел Леша.
   - Из-за денег, естественно. Людям свойственно мерить всех на свой  аршин.
Я старалась подорвать влияние Романа на Веронику, и  Макиавелли  решил,  что
мной движет примитивная  жадность,  страх  потерять  контроль  над  деньгами
кузины. Во всяком случае, он рассчитывал убедить в этом Веронику.
   - Но ведь в случае ее смерти ты не получила бы этих денег!
   - А вот этого Роман и его сообщник знать не могли. Вероника называла меня
сестрой, реже - кузиной, о других родственниках никогда не упоминала; откуда
им было догадаться, что у нее  есть  тетка,  которая  гораздо  ближе  ей  по
степени родства? Возвращаясь к условиям, необходимым для успешной реализации
этого затейливого плана, скажу, что задача перед Макиавелли стояла нелегкая.
Почти невыполнимая, если учесть, что он намеревался остаться за кадром и  не
мог принять участие  в  организации  первого  убийства.  Но  ему  повезло  -
обстоятельства были за него. Роман рассказал ему о театре Сурена,  о  пьесе,
по ходу которой Вероника и Людмила менялись платьем, а главное - о том,  что
в театре идет ремонт и репетиции проходят на  квартире  Вероники.  Не  знаю,
кому принадлежала мысль провести генеральную репетицию в камерной обстановке
и  кто  подал  Веронике  идею  пригласить  туда  меня,  но  она  была  очень
настойчива.   Не   исключено,   что   предложение   исходило   от    Романа,
проинструктированного Макиавелли. Так или иначе, в субботу  все  необходимые
условия оказались соблюдены.
   В антракте, после которого Людмила  и  Вероника  должны  были  поменяться
платьями,  Цыганков  вышел  покурить  на  балкон.  Он  знал,   что   Людмила
присоединится к нему, поскольку она тоже курит. Правда, за ними  увязался  и
Евгений, но Роман, наверное, сумел улучить минутку и под каким-то  предлогом
уговорил  Людмилу   переодеться   пораньше.   Возможно,   он   попросил   ее
порепетировать с ним какой-нибудь эпизод до начала второго  действия.  Когда
она ушла, Роман отправился с Суреном в их общую гримерную, взял свой плащ  и
устроился в холле, выжидая  удобного  момента.  Ему  важно  было  не  только
незаметно пробраться в спальню,  где  переодевалась  будущая  жертва,  но  и
убедиться, что  я  на  какое-то  время  осталась  одна,  то  есть  не  смогу
представить впоследствии несокрушимое алиби. Когда  я  заперлась  в  ванной,
Роман зашел в  спальню  (возможно,  даже  предварительно  постучал),  отвлек
чем-то внимание Людмилы, встал у нее за спиной и затянул на шее пояс  от  ее
же платья. Потом вернулся в холл, сел  у  телевизора  и  стал  ждать,  когда
поднимется тревога.
   Он  знал,  что  Вероника  очень  впечатлительна,  и,  следовательно,  мог
предугадать ее реакцию на труп. Молодой человек  бросается  к  перепуганной,
потрясенной возлюбленной, желая увести ее прочь от ужасного зрелища,  -  что
может быть естественнее? А  на  лестничной  площадке  уже  ждет  Макиавелли.
Цыганков передает  ему  Веронику  и  строго  наказывает  беречь  девушку  от
возможных потрясений, а пуще всего от контактов с милицией и друзьями,  один
или одна из которых  задушила  ее  подругу.  А  сам  возвращается  на  место
преступления под тем предлогом, что ему необходимо будет  давать  показания.
Макиавелли, нежно лопоча, везет Веронику в квартиру Романа и  накачивает  ее
снотворным.  Цыганков  же,   пообщавшись   с   милицией,   предусмотрительно
возвращается на квартиру матери, адрес которой указал на допросе.
   Только наутро он возвращается к  возлюбленной  и  начинает  отравлять  ее
сознание, доказывая, что я - самый вероятный  кандидат  в  убийцы.  Вероника
отказывается верить, требует встречи со  мной.  Роман  держит  оборону  двое
суток.
   Здесь вступает в действие  вторая  фаза  плана,  о  которой  Цыганков  не
подозревал. Макиавелли, на правах друга, якобы втянутого помимо воли  в  эту
драму, навещает Романа с Вероникой и убеждает Романа, что  желание  Вероники
свидеться с кузиной вполне естественно. И  что  в  случае  чего  вдвоем  они
сумеют защитить девушку - конечно, при условии, что я приеду одна. Вероника,
получив разрешение, бросается звонить мне. Роман стоит рядом.  Тем  временем
Макиавелли выводит из строя домофон, так, чтобы звуковой сигнал проходил,  а
сигнал, отключающий электронный замок, - нет.
   Я приезжаю. Роман пытается открыть дверь. Не получается.  Он  выходит  из
квартиры и вызывает лифт. Макиавелли  быстро  приводит  домофон  в  порядок,
открывает замок и бежит вдогонку за Романом - якобы сказать, что  спускаться
нет нужды. Ударив Цыганкова ножом и отправив труп вниз,  он  возвращается  к
Веронике и пару минут спустя начинает изображать тревогу.  Вероятно,  в  тот
самый момент, когда я поднималась  наверх,  они  уже  спускались  на  другом
лифте. Это было несложно подстроить - этажи оборудованы световыми  панелями,
указывающими, где находятся лифты. А  может,  он  рассчитывал  застать  меня
внизу стоящей над трупом. Вероника, увидев  мертвого  возлюбленного,  теряет
остатки воли, и Макиавелли увозит ее к себе домой или в какое-нибудь  тайное
убежище.
   Он пытается внушить Веронике, что оба убийства - дело  моих  рук,  что  я
избавляюсь от ее близких из страха упустить деньги.  Но  что-то  у  него  не
складывается. То ли моя упрямая  кузина  наотрез  отказалась  верить  в  мою
виновность, то ли он не сумел добиться ее расположения,  -  так  или  иначе,
Макиавелли расстается с надеждой получить доступ к деньгам  с  ее  ведома  и
согласия. Он устраивает набег на мою квартиру, рассчитывая найти там ключ от
сейфа.
   Теперь вы понимаете, на каком волоске висит жизнь Вероники? У  Макиавелли
ее документы; если он сумеет  отыскать  ключ,  ему  останется  только  найти
статистку с подходящей внешностью и отправиться вместе с ней в Цюрих. А тело
Вероники найдут потом где-нибудь в лесу!
   - Тише-тише, - попытался успокоить меня Генрих. - Ведь он пока  не  нашел
ключа.
   - И не найдет. Возможно, это на какое-то время задержит топор, занесенный
над Вероникой. Задержит, но не отведет. Макиавелли  не  может  отпустить  ее
живой. Она знает его в лицо и может дать следствию нить, связывающую  его  с
убийством.
   Все помолчали, потом Марк сказал:
   - Извини, Варвара, но мне как-то не верится. Что-то тут