йди к Спозараннику, у него там имеется некое чудо японской фототехники, авось пригодится.
     С этими словами он вышел, Шаховский последовал за ним. Мы с Агеевой остались одни.
     - Вечно ты, Валентина, куда-нибудь вляпаешься, - сказала Марина Борисовна. - Ну кто тебя за язык тянул? Сидела бы себе тихо в библиотеке со своим Бурцевым, а еще лучше - работала бы действительно в паре со Скрипкой, а то, смотри, уведет его Инга.
     - Да пошел он, - сказала я, выходя от Агеевой.
     Доставая из сейфа миниатюрный фотоаппарат, Глеб долго причитал о легкомыслии шефа, решившего доверить дорогую технику такой легкомысленной особе, как я.
     - Имей в виду, Горностаева, нажимать можно только на эту кнопку, а в случае поломки тебе придется бесплатно работать в Агентстве как минимум полгода.
     Я остановила его литанию единственно возможным способом: небрежно закинула в сумку плоскую коробочку и вышла из его кабинета.

***

     Домой я вернулась в самом мрачном расположении духа. Сашка, обложившись учебниками, готовилась к зачету по общей хирургии. Как всегда, ей было некогда заниматься с собственным ребенком. Моя племянница встретила меня словами:
     - Будешь играть со мной в день рождения? - Получив отказ, она надулась, скрестила руки на груди и заявила мне:
     - Тогда плохая!
     - Маня, - сказала я, - взрослым так не говорят, иди вот лучше и подумай о своем поведении.
     - Это ты подумай, как злить ребенка, - ответила мне она. Трехлетняя Маша была достойной дочерью своей мамочки.
     Я пошарила в холодильнике, извлекла оттуда куриную ногу, покрытую дрожащим белым соусом, и уселась ужинать, размышляя над тем, каким образом смогу я разоблачить козни Поришевича и Лехи Склепа.

***

     Первая часть моего внедрения прошла достаточно легко. Я позвонила Бахтенко, который пообещал мне свое содействие.
     Женя оказался хорошим другом, на следующий день он позвонил сам и сказал, что Вячеслав Михайлович будет ждать меня завтра в двенадцать часов.
     - Только имей в виду, - предупредил он, - о том, что ты работала в "Золотой пуле", Поришевичу ни слова.
     - А что, это плохая рекомендация? - прикинулась я бедной овечкой.
     - Если хочешь работать у нас, то да, - последовал ответ.
     На встречу со Славиком Поришевичем я собиралась как на первое свидание. Посмотрев на себя в зеркало, я осталась почти довольна: светлый, но строгий костюм, в меру короткая юбка. Распущенные волосы и макияж дополняли облик уверенной в себе молодой особы.
     - Валя, тебе это по плечу! - фразой из рекламного ролика напутствовала меня Сашка.
     "Как бы не так", - думала я, подходя к дверям офиса, где располагалось БРР.
     Большая холодная лягушка ворочалась где-то внутри меня, противно растопыривая скользкие лапы. Кабинет Поришевича носил следы евроремонта. Шум улицы заглушали стеклопакеты, мебель была дорогой и новой, а стены девственно чисты.
     Директор Бюро Региональных Расследований восседал за массивным столом и буравил меня маленькими близко посаженными глазками.
     - Прошу садиться, - церемонно произнес он, указывая на кресло, куда мне предстояло опуститься, и начал без предисловий:
     - Евгений Юрьевич рекомендовал мне вас как очень способную журналистку, а его рекомендации значат для меня очень много. Я не прошу предоставить мне ваши прежние работы, потому что хочу увидеть вас в деле сам. Поэтому давайте попробуем...
     Звонок мобильного телефона не дал ему возможность договорить. Очевидно, звонок был важным, потому что Поришевич встал, давая мне понять, что аудиенция окончена, и, прикрыв рукой мембрану сказал:
     - Евгений Юрьевич введет вас в курс дела.
     Женька ждал меня в коридоре.
     - Он что, всегда такой суровый? - спросила я.
     - Не дрейфь, Горностаева. Поришевич - мужик нормальный, но цену себе знает. Надеюсь, ты оправдаешь высокое доверие шефа, да и мое тоже, - добавил он, заглядывая мне в глаза.
     Совесть болезненно и смущенно напомнила мне о себе, но отступать было уже поздно. И чтобы возникшая пауза не показалась Бахтенко слишком долгой, я нарочито бодро сказала:
     - Вячеслав Михайлович велел тебе ввести меня в курс дела.
     Женя проводил меня в комнату, где мне предстояло трудиться на благо БРР, и со словами: "Осматривайся пока, я мигом", - исчез.
     Осматривать было особенно нечего: три стола с компьютерами, стеллажи вдоль стен, видеодвойка. Единственное, что привлекало внимание - огромный аквариум у окна. Рассмотреть как следует это подводное царство мне не удалось, потому что в комнату вошел Бахтенко в сопровождении странного вида мужчины средних лет, взъерошенного, маленького, чем-то неуловимо напоминающего чертика из табакерки.
     - Знакомьтесь: Виктор Эммануилович, начальник отдела расследований - Валентина Горностаева, - сказал Женя, представляя нас друг другу.
     - Очень-очень приятно, - затараторил Виктор Эммануилович. - Ты, Женечка, можешь идти, тебя там шеф поджидает, а мы с Валечкой сами разберемся.
     Терпеть не могу, когда меня называют "Валечкой", да и "разберемся" в устах моего нового начальника вызывало неприятные ассоциации. Виктор Эммануилович мне определенно не нравился.
     - Вы любите рыбок? - спросил он, наблюдая за тем, как мечутся в воде разноцветные стайки. Потом достал из встроенного шкафа початую бутылку коньяку и снова обратился ко мне:
     - Выпьете?
     - Я не пью на работе. - Это было не правдой, но маленькая ложь, по моему мнению, повредить не могла.
     - Ну как знаете, как знаете, - произнес он, с видимым удовольствием вливая в себя ароматную жидкость. - Тогда вот что, - Виктор Эммануилович положил передо мной пластиковую папку, - внимательно ознакомьтесь и возьмите в разработку тех, кто здесь обозначен. Выражаясь проще, необходимо найти на них компромат.
     Я взглянула на список и едва не расхохоталась - первым значилась в нем фамилия Обнорского. Проницательный Виктор Эммануилович заметил мою реакцию.
     - Вы знаете Обнорского? - спросил он.
     - Я слушала его лекции в университете, читала некоторые книги, которые он написал, и знаю о "Золотой пуле".
     - И что вы о нем думаете?
     "Так я тебе и сказала", - мелькнуло у меня в голове.
     - Думаю, что он способный и сильный человек, коли сумел создать такое Агентство, как "Золотая пуля".
     - Создать, Валечка, не самое главное, - задумчиво произнес Виктор Эммануилович, выпивая вторую рюмку. - Главное - сохранить. Этот Обнорский думает, что он может все, но мы поможем ему убедиться в обратном, и в этом я очень рассчитываю на вас.
     "Не хватало еще, чтобы этот псих предложил мне внедриться в "Золотую пулю"", - подумала я. Но Виктор Эммануиловича был далек от подобного плана. Он уже слегка захмелел и говорил скорее для себя:
     - Мы тут тоже кое-чего умеем. Убийц депутатов мы, правда, не ловим и лекций по городам и весям не читаем, да и с Павлиновым дружбу не водим. Мы, Валечка, серьезными делами занимаемся и на ленту новостей, как "Золотая пуля", не размениваемся, и, уж поверьте мне, свою медаль за поимку Зайчика Обнорский не получит никогда.
     "Да он маньяк", - успела решить я до того, как в дверь постучали и женский голос крикнул: "Обед привезли". "Куда привезли?" - подумала я. Мой начальник обладал, очевидно, способностью читать мысли на расстоянии:
     - Не куда, а откуда. Обед нам привозят из ресторана, и смею вас уверить, Валечка, из хорошего ресторана.
     В комнате, которая здесь называлась столовой, обедали шесть человек. Я села за стол, за которым в одиночестве доедал эскалоп Бахтенко, и выразительно посмотрела на него.
     - Как тебе Виктор Эммануилович? - поинтересовался Женя.
     - Ты знал, что он подсунет мне Обнорского? - спросила я, не отвечая на его вопрос.
     - Примерно догадывался. А он что, дорог тебе, как память?
     - Не в этом дело.
     - Тогда в чем?
     Этого я объяснить ему, естественно, не могла и поспешила перевести разговор на другую тему.
     - Это весь штат бюро? - спросила я, имея в виду обедающих.
     - Завтра из командировки вернутся еще пять человек. По поводу успешно проведенной операции намечается небольшая морская прогулка, но об этом Славик расскажет сам.
     - Какая операция? Какая прогулка?!
     - Да не дергайся ты, здесь так принято, кстати, и познакомишься со всеми.
     А операция вполне невинная, никакого кровопролития - ребята ездили в Тюмень, помогали одному кандидату стать депутатом.
     Остаток дня прошел как в тумане. Владимир Эммануилович больше не разглагольствовал, а стучал на компьютере.
     Я разбирала содержимое папки, которую он передал мне. Мотивы предательства исключительно разнообразны, и отделить правду от лжи, которая содержалась в сведениях источников, обозначенных цифрами или буквенными шифрами, было задачей практически невыполнимой. Чего здесь только не было: деловые контакты Гурджиева с преступными группировками, подробный донжуанский список Обнорского, компромат на губернатора и его помощников, кляузы на сексопатолога Дятлова, который отказал какому-то гею в признании его истинным гомосексуалистом.
     - Вникаете? - раздался за моей спиной голос Поришевича. - Вот и отлично, а я к вам с хорошей вестью. Завтра мы собираемся отметить маленькую, но весьма убедительную победу. Наши праздники мы обычно проводим вместе. Для вас, Валентина, это будет хорошей возможностью влиться в коллектив. Вы, конечно, знаете, где находится центральный яхт-клуб? "Фетида" уходит ровно в двадцать один час. Прошу не опаздывать.
     После того как он удалился, Виктор Эммануилович выключил свой компьютер и со словами: "Полноценный отдых - залог успеха журналиста-расследователя", - стал собираться домой. "Не засиживайтесь, Валечка", - бросил он мне на прощание.
     На часах было семь часов вечера.
     В "Золотой пуле" рабочий день так рано не заканчивался. Я решила сходить к Агеевой, чтобы поделиться с ней событиями дня. Марины Борисовны в Агентстве уже не было. Для того чтобы она покинула рабочее место ранее половины девятого, должно было случиться нечто экстраординарное. Обнорского искать было бесполезно, вместе с Повзло и Шаховским он еще утром уехал в Пушкин на семинар.
     Я собралась было уходить, но неожиданно наткнулась на Скрипку.
     - Классно выглядишь, - сказал Алексей.
     - Эту фразу я уже слышала сегодня.
     Волнения этого дня дали себя знать: в носу уже предательски щипало, а слезы готовились пролиться из накрашенных несмываемой тушью глаз.
     - Ты что, Горностаева? Если ты про Ингу... - начал было он.
     Но слушать Скрипку было выше моих сил, слезы уже катились по щекам, и я рассказала ему все. Про свое дурацкое решение внедриться в БРР, про Женьку, Виктора Эммануиловича и Славика Поришевича, про яхту, на которой мне предстоит куда-то там плыть, и что все это из-за него и его Инги, и что знать его больше не желаю.
     - Я знал одну женщину, которая очень любила совершать морские прогулки на яхтах...
     - Не трудись, - прервала его я. - Конец этой истории известен только мне.
     Под эту фразу, которая даже мне показалась излишне театральной, я пулей выскочила из Агентства, захлопнув за собой дверь.
     Дома была одна Сашка, которая поинтересовалась, как прошел мой первый рабочий день в Бюро Региональных Расследований. Я сказала ей, что ощущаю себя Гюнтером Вальрафом, который обманным путем проник в газету "Бильд". Вряд ли Сашка знала про неистового репортера Вальрафа, но других расспросов не последовало.

***

     Подходя к яхт-клубу, я ожидала увидеть нечто поражающее воображение. Но "Фетида" оказалась обыкновенной одномачтовой яхтой, возле которой на пирсе уже толпились люди. Бахтенко среди них не было.
     Заметив мой ищущий взгляд, Виктор Эммануилович сказал:
     - Женечка повез в родильный дом жену, но надеюсь, что скучать без него вам сегодня не придется.
     Это известие меня расстроило, все-таки Женька был своим человеком, и при случае на него можно было положиться.
     Количество приглашенных на морскую прогулку явно превосходило число сотрудников БРР. Я насчитала уже двадцать пять человек, а гости продолжали собираться.
     Женщины были здесь явно в меньшинстве, они стояли отдельной стайкой, о чем-то оживленно переговариваясь. Среди мужчин особенно выделялся один, лет сорока-сорока пяти, с крупной яйцевидной головой, к которой бережно прижимались маленькие ушки. Судя по тому, как внимательно слушал его Поришевич, он был важной персоной.
     - Кто это? - спросила я у Виктора Эммануиловича.
     - Его, Валечка, зовут Алексеем Роландовичем, и советую вам хорошенько запомнить это, - ответил он в своей обычной манере.
     Несколько секунд это имя будило во мне какие-то странные ассоциации, потом сознание мое прояснилось: Калугин! Момент был самый удачный - Поришевич почтительно внимал Лехе Склепу, и, прикуривая сигарету, я сумела воспользоваться фотоаппаратом Спозаранника. Чрезвычайно гордая собой, я уже представляла себе этот снимок в "Явке с повинной" и была занята тем, что придумывала заголовок для будущей статьи, когда нас пригласили на яхту.
     На "Фетиде" мои ожидания оправдались сполна. Она была более вместительной, чем казалось с берега, и достигала в длину метров тринадцати. Палуба сверкала чистотой, а каюты внутри были отделаны красным деревом.
     Капитан занял место у руля, и при западном ветре на дизельном ходу яхта медленно двинулась вдоль фарватера. Я стояла на палубе и, держась за леера, любовалась заходящим солнцем и наблюдала за слаженными действиями команды, которая поднимала грот. Лодка постепенно набирала ход, спустя некоторое время на ней появился и стаксель, и уже под парусами "Фетида" вошла в залив.
     Внизу уже вовсю веселились. Стол ломился от деликатесов и количества выставленных бутылок.
     - А, Валечка, где вы бродите?! - приветствовал меня Виктор Эммануилович. - Идите к нам, будем знакомиться ближе.
     Близкое знакомство с этим генетическим уродом менее всего входило в мои планы, но, продрогнув на палубе, я с удовольствием выпила водки, съела два бутерброда с черной икрой и решила, что морская прогулка может стать прекрасным средством для отвлечения от грустных мыслей. "Скрипка еще пожалеет о том, что предпочел меня этой кикиморе", - думала я, разглядывая сидящих в каюте мужчин. Застолье уже перешло в ту стадию, когда все говорят громко, стараясь привлечь к себе внимание. Женщины визгливо смеялись и не противились объятиям.
     Калугин казался трезвее других, обществу пышногрудой блондинки он пока предпочитал лобстера, которого уверенно разделывал холеными руками. Количество золотых перстней на его пальцах не поддавалось исчислению.
     Глядя на него, я вспомнила про сайт в интернете, а заодно и про то, что мне следует не заедать водку икрой, размышляя о мести Скрипке, а изучать обстановку.
     Между тем обстановка все более накалялась, и оставаться здесь становилось уже небезопасно. Не то чтобы я так сильно тревожилась за свою честь, но принимать участие в свальном грехе, которым грозила завершиться эта пирушка, мне не хотелось. Улучив момент, я сделала еще пару снимков, красноречиво свидетельствующих о том, как именно привыкли отдыхать сотрудники БРР вместе с господином Калугиным, и поднялась на палубу.
     Там было уже темно. Я достала сигарету, но курить не хотелось, от духоты внизу у меня разболелась голова. Пробравшись на носовую часть яхты, я присела на корточки возле стакселя и стала смотреть на темное небо.
     - Не может быть! - донесся вдруг до меня голос Поришевича. - Ты наверняка ошиблась.
     Дух расследователя снова проснулся во мне, и, почти вплотную прижавшись к парусу, я вся превратилась в слух.
     - Уверяю тебя, это она. Я видела ее в "Золотой пуле".
     Узнав жеманный голос Инги, я похолодела от страха. И как только я не заметила ее сразу в толпе гостей? Где были мои глаза? Впрочем, в "Золотую пулю" она явилась в глубоком декольте, которое мне запомнилось больше всего остального.
     - У, сука рыжая... - услышала я голос Поришевича.
     "А все мои рыжие волосы, - думала я в ужасе, переползая с носа на борт, - если бы не они, эта чертова кукла ни в жизнь бы меня не узнала. Рыжие, они такие заметные..."
     Нужно было срочно что-то придумать.
     В надежде спрятаться я спустилась в каюту.
     - Валечка, хотите мидий? - Виктор Эммануилович едва ворочал языком.
     "Только мидий мне сейчас и не хватало", - подумала я, поймала на себе взгляд Алексея Роландовича Калугина. Сейчас сюда явится Поришевич, и тогда все. Меня вдет участь лобстера, останки которого мирно покоились на тарелке Лехи Склепа.
     Я снова поднялась наверх и села на кормовую банку позади капитана. "Может, обратиться к нему? - пришла в голову мысль. - Но у Славика Поришевича небось и команда вся купленная". Из печальных раздумий меня вывел сам капитан.
     - Девушка, сидеть здесь ночью без спасательных средств не полагается, наденьте вот это, - он бросил к моим ногам спасательный жилет.
     Решение сверкнуло молнией. Нацепив на себя жилет и воспользовавшись тем, что команда яхты была занята сменой галса, я перекинулась через корму и по транцу почти бесшумно соскользнула вниз.

***

     Очутившись в воде, я моментально протрезвела и, глядя вслед удаляющейся "Фетиде", поняла, что совершила непростительную глупость. Вряд ли пьяный Славик имел серьезное намерение лишить меня жизни. В худшем случае съездил бы по физиономии, хорошего в этом тоже, конечно, немного, но все лучше, чем ночью оказаться в Финском заливе в полном одиночестве и кромешной тьме.
     В более идиотской ситуации мне еще не приходилось оказываться. Добраться до берега была практически нереально, тем более что я понятия не имела о том, где этот берег находится. Я и на суше-то ориентировалась с трудом и умудрилась заблудиться даже в Кавголове на лыжном кроссе.
     Одна надежда на то, что спасательный жилет не даст мне возможности утонуть и на рассвете меня кто-нибудь заметит.
     Возблагодарив Бога и судьбу за то, что в Финском заливе не водятся акулы, и что мне, подобно пассажирам "Титаника", не довелось очутиться в холодных водах Атлантики, я вертикально повисла в своем жилете, отчаянно пытаясь думать. Но мысли, которые лезли в мою голову, были исключительно мрачные. В спасательном жилете вполне может оказаться дырка, а плавать я почти не умею. Стометровка в бассейне на стадионе имени Ленина была моим единственным рекордом, да и то совершенным в силу необходимости скинуть зачет.
     Я представила свой некролог в "Явке с повинной", написанный Скрипкой, потом вспомнила Манюню, которой не с кем будет играть в день рождения, и хотела заплакать, но ввиду огромного количества воды, которое меня окружало, это было бы совсем глупо. Вдруг меня словно током ударило - фотоаппарат!!! К счастью, он был здесь, в верхнем кармане куртки, и даже в относительно сухом состоянии, и гнев Спозаранника мне не грозил. А впрочем, что мне до Глеба, ведь если я и не утону, то непременно умру от воспаления легких, потому что уже замерзла. "Пусть хоть пленка останется", - обреченно подумала я и приготовилась к верной смерти.
     Длинная светлая дорожка, внезапно возникшая на темной воде, напомнила мне о том, что, наверное, так души восходят к Богу. Однако в следующую минуту я поняла, что все еще жива, а таинственный свет шел от фонаря, которым светили с маленькой яхты, идущей мне навстречу.
     Я отчаянно закричала, пытаясь привлечь к себе внимание, и, избавившись от сковывающей движения юбки, попыталась плыть. Слава Богу, говорила себя я, что на свете существуют еще влюбленные, которые катаются ночью по заливу.
     - Хватайся, Горностаева, - услышала я вдруг голос Скрипки. - Я знал историю про одну придурковатую журналистку, которая, не умея плавать, ночью сиганула в Финский залив, - продолжал он, затаскивая меня внутрь.
     - Леша, - сказала я, стуча зубами от холода, - это самая лучшая из всех твоих историй. Только ты забыл добавить, что это была хорошая журналистка. - С этими словами я вытащила из кармана куртки чудо японской фототехники.

ДЕЛО О В