риволок эту гадость, которая еще и заряжена!
     - Маленькому ребенку это ничем не грозит, потому что, в отличие от взрослой тети, он не имеет привычки рыться в чужих вещах, - пошел в контратаку Роман, окончательно избавившись от растерянности. - У меня есть разрешение на ношение оружия. Государство мне доверят. Понятно тебе?
     - Государство - это я! - поражаясь собственной находчивости, провозгласила я. - По крайней мере, на территории нашего дома. Я запрещаю тебе хранить в доме оружие.
     - Но почему?
     - Хотя бы потому, что меня постоянно будет преследовать соблазн избавиться от мужа, который меня достал.
     Естественно, Роман не удержался от банальностей, и его ответная реплика слилась с хором негодующих мужей всех времен и народов.
     - Да кто другой терпел бы тебя так долго?! - заорал Роман и по знакомому до боли сценарию развил мысль. - Кому ты еще нужна? Что у тебя в жизни было, кроме случайных связей с черножопыми? На большее ни один не рискнул претендовать!
     Уже глубокой ночью мы раздвинули как можно дальше друг от друга свои кровати.
     С обоюдного согласия в семье было объявлено военное положение. Пистолет Роман засунул в ящик прикроватной тумбочки.
     Я легла спать совершенно безоружной.

***

     Я вернулась в кабинет шефа и села в кресло. Судя по всему, разговор предстоял долгий. Обнорский закурил еще одну сигарету, достал из ящика какую-то папку.
     Молчание затягивалось. Я посмотрела в окно, где ярко светило еще холодное солнце начала апреля. С крыши капало, но до настоящего тепла было далеко.
     Андрей прокашлялся и заговорил:
     - Марина Борисовна, вы прекрасно знаете, что в последнее время дела у Агентства идут не самым лучшим образом.
     "Не лучшим образом" - это было близко к истине.
     - Мы должны искать дополнительные источники доходов.
     - Выборы? - спросила я.
     - Именно. Коля Повзло сказал, что в штабе Лепесткова Сергея Афанасьевича нужен аналитик. Сильный аналитик. Как бы там ни было, Лепестков готов заплатить Агентству неплохие деньги. Мы же не можем такой шанс упустить? Марина Борисовна, только не говорите, что "политика - грязное дело".
     - Политика - грязное дело, - с упорством избалованного ребенка сказала я. - И почему всегда я? Есть, например. Валя Горностаева или Аня Соболина? У Спозаранника - целый отдел. Почему я?
     - Это дело я могу поручить только вам.
     - Ну почему?
     - Минуту... - Обнорский снял телефонную трубку, набрал местный номер. - Коля? Зайди ко мне. - И снова обратился ко мне:
     - Извините, у Коли срочная информация, я просил его кое-что выяснить.
     Вы пока подумайте.
     В кабинет вошел Повзло, как всегда - в мятых джинсах, из-под воротника рубашки торчит футболка. На щеках - недельная щетина. И все равно Коля нашим барышням нравится. Например, Ане Соболиной. После той истории, с прокуроршей в постели, когда Повзло Аню выручил, она уже не скрывала своих чувств.
     Или делала это очень плохо.
     - Удалось что-нибудь выяснить? - спросил Обнорский.
     Повзло, казалось, был удивлен:
     - О чем?
     - Помнишь, мы говорили по Авдотину?
     - Это тот, который в одном округе с Лепестковым?
     - Он самый. Кто его финансирует?
     - "Монолитстройсервис". Агеев Роман Игоревич лично. - Коля словно не замечал моего присутствия, - Говорят, уже не один десяток тысяч зеленых к Авдотину ушло.
     - Сколько? - не удержалась я. - Значит...
     Я осеклась: значит, Роман Игоревич решил прибыль от последнего двухлетнего контракта с одной турецкой строительной фирмой вложить в этого фигляра?
     Мне ли было не знать фамилию Авдотина? Надо было переработать тонну газетных публикаций и аналитических справок о Феликсе Авдотине, как это пришлось сделать мне, чтобы оценить мерзкую сущность этой человеческой личности. Марычеву, Жириновскому, Брынцалову и прочим доморощенным клоунам грозило списание за профнепригодность, если бы на большую политическую арену выпустили Авдотина.
     Феликс Авдотин, по прозвищу "Король Оранжевое лето", вышел "в люди" из трущоб андеграунда. В какой-то постперестроечный момент он понял, что из диссидентских разглагольствований можно извлечь весьма существенную выгоду, исчисляемую в рублях, а при условии особого усердия - и в долларах. А как только понял, незамедлительно распрощался с лохмотьями и нечесаным "хайром", возлюбил малиновый пиджак и яркий оранжевый галстук.
     Любимыми словечками Авдотина, которыми он награждал все явления окружающей действительности, были "отстой" и "кал". Он был мастером провокаций - прямой кишкой политических актов северной столицы. И такого кандидата поддерживает мой муж! Зная характер Романа, я ничуть не сомневалась, что в случае успеха эти грязные политические игры затянут его по самое некуда. Как бы ни складывались наши отношения с мужем в последние годы, я была за многое благодарна ему и даже по-своему его любила.
     И уж что греха таить, мне было жалко денег. Наших денег и всего, что с ними связано. Потому что я нисколько не сомневаюсь в том, что к числу эрогенных зон в первую очередь следует отнести бумажник. Значит, выбора у меня не оставалось, придется принимать предложение Обнорского.
     - Это все? - спросил Андрей, устало посмотрев на Николая.
     - Пока - да. - Повзло демонстративно посмотрел на часы. - Андрей, я пойду?
     Дела...
     - Да-да. Конечно.
     Повзло ушел, а Андрей с нескрываемым интересом углубился в материалы папки, закурил еще одну сигарету.
     - Андрей, - позвала я. - Андрей Викторович...
     - Да?
     - Это предложение, от Лепесткова... Оно еще в силе?
     - Конечно. Вы согласны?
     - Да. Согласна.
     - Хорошо, - Обнорский захлопнул папку. - Завтра Коля отвезет вас на встречу с кандидатом.

***

     Горностаева долго хохотала, когда я рассказала ей, что произошло в кабинете Обнорского.
     - Чего тут смешного? - не поняла я.
     - Обнорский тебя поймал, Мариша.
     Поймал...
     - Что значит - "поймал"? - я чуть-чуть обиделась.
     - Они с Повзло специально тему про Агеева и Авдотина в твоем присутствии обсуждали. Обнорский знал, что ты заглотишь эту наживку. И ты послушно заглотила.
     - А если это мой шанс? Может, мне удастся поставить Агеева на место?
     Валя была единственным человеком в Агентстве, кроме Каширина, разумеется, которому я рассказала о пистолете.
     Горностаева вдруг посерьезнела:
     - Смотри не заиграйся. Помнишь, чем дело с Алавердыевым закончилось?
     - Разумеется. Полным хеппи-эндом.
     - А могло быть по-другому.
     - Но ведь что было - то прошло. Правда?
     - Как знать. - Валя включила компьютер, в базе которого хранились наши досье. - Давай лучше еще раз посмотрим, что у нас на Авдотина и Лепесткова есть.

***

     Сергей Афанасьевич Лепестков назначил встречу на полдень. За пять минут до срока мы с Колей Повзло были уже на месте.
     Предвыборный штаб генерального директора топливной компании "Клаксон"
     Сергея Афанасьевича Лепесткова располагался на одной из центральных магистралей города - Московском проспекте.
     Простор, евростандарт, полная компьютеризация и иллюминация. Сергей Афанасьевич мог себе это позволить. Как ни странно, знакомых лиц среди сотрудников штаба я не увидела. По кабинетам сновали какие-то плохо вымытые бесполые существа в лохмотьях "унисекс". Узнав, кто я и откуда, они сразу дали понять, что я имею счастье сотрудничать с командой самых крутых в нашем городе, а может быть, и в России пиарщиков. Я поверила на слово, почтительно склонила голову перед профи и занялась своей работой, которая состояла в составлении ежедневных мониторингов прессы и отслеживании предвыборных реляций конкурентов в городских СМИ.
     Молодые люди на фоне евростандарта первое время работы в штабе резали глаз, но потом с ними стали происходить чудесные превращения. Превращения, как я потом заметила, происходили по мере поступления выплат от кандидата. Сколько им платил Лепестков, я не знала, поскольку сама работала безвозмездно, то есть даром. Деньги за использование знаний и опыта сотрудника Обнорского должны были поступить на счет Агентства. Судя по тому, как кардинально сменили свой прикид молодые профи, платили им неплохо. В кабинетах стало намного легче дышать, потому что сигареты "Прима" мальчики и девочки сменили на "Парламент". Впрочем, после того как мне на глаза попалась листовка с биографией кандидата, которую, пыхтя и отдуваясь, составляли сразу несколько юных гениев, я утратила к ним всякое почтение и интерес.
     Зато довольно любопытно было наблюдать за посещавшими наш штаб сторонниками кандидата Лепесткова. Мне даже пришлось пожать единственную, уцелевшую в гангстерской войне руку лидера одной из крупных преступных группировок.
     Милейший человек в общении - галантно пригласил меня поужинать с ним вместе.
     Соблазн был велик, но я вовремя вспомнила своего басурмана и праведный гнев Горностаевой и отказалась, сославшись на преданность делу Лепесткова.
     Чуть было не попросила автограф для сына у популярного исполнителя, который согласился петь во славу Лепесткова после встреч с избирателями. Не знаю даже, что меня удержало.
     Тугой кошелек и фолликулярную ангину в апреле посулил мне, проходя мимо, черноволосый мужчина в чалме. Сергей Афанасьевич, провожавший гостя до дверей офиса, вернулся и почему-то шепотом объяснил, что это был сам Ахмат - великий маг и чародей. Ахмат снимал с кандидата порчу и программировал его на победу в борьбе.

***

     Мой муж - Роман Игоревич Агеев, - уличенный в пособничестве Феликсу Авдотину, отступиться от выполнения спонсорских обязательств перед "Королем Оранжевое лето" не пожелал, и отношения наши перешли в стадию затянувшейся холодной войны. Насколько я могла разобрать смысл нечленораздельных выкриков мужа, Авдотин в случае своей победы наобещал ему кисельных рек с молочными берегами - в виде каких-то беспроцентных кредитов и льгот. Похоже, Роман твердо уверовал в принцип, что "все в нашей власти, если во власти все наши".
     За неделю до выборов в нашем округе разгорелись нешуточные страсти. Кандидаты все как один вдруг перестали расхваливать себя и начали поливать друг друга грязью. Страшась проиграть, они утрачивали чувство меры и приличий. Лепесткова во время теледебатов в прямом эфире питерского телеканала Феликс Авдотин назвал "свадебным генералом "тамбовской" мафии". Сергей Афанасьевич посоветовал Авдотину с его пиджаком и галстуком ассистировать Куклачеву и его кошкам, а не соваться в парламент. Лепестков пригрозил обидчику судом, Авдотин обозвал коллегу "калом" и "отстоем". Дело едва не дошло до драки.
     Дебаты мы с Романом смотрели, рассевшись по разные стороны дивана.
     - Придурок и хам! - прокомментировала я выступление Авдотина. - День выборов он встретит за решеткой, правда, ему будет о чем вспомнить в неволе: как ловко он порезвился на твои денежки.
     - Уж кто заслужил небо в клеточку, так это Лепестков. И очень скоро - буквально завтра - об этом будут знать все избиратели. Вот, - Роман поднялся и вынес из кабинета видеокассету, - полюбуйся. Я разрешаю.
     Видеомагнитофон со вздохом втянул в себя кассету и продемонстрировал мне смертный приговор кандидату в депутаты Госдумы - Лепесткову Сергею Афанасьевичу.
     В далекие застойные годы Лепестков занимал должность директора детского дома. Этот факт был воспет в биографии моего кандидата - гуманиста и правдолюбца. Но вот люди, один за другим появлявшиеся на экране телевизора, утверждали как раз обратное. Они уверяли, что Сергей Афанасьевич Лепестков - изверг и садист - избивал ни в чем не повинных детей, запирал их в холодном подвале, морил голодом и присваивал себе деньги, предназначенные для сирот. Возбуждалось даже уголовное дело, и Сергею Афанасьевичу грозил немалый срок тюремного заключения. Но потом дело было закрыто в силу необъяснимых причин. Все эти факты подтверждали бывший следователь прокуратуры, пара-тройка сотрудниц детского дома и несколько пострадавших от жестокости Лепесткова бывших его воспитанников. Создатели этого видеотриллера не поленились съездить в город Новая Ладога Ленинградской области, где стоит дом, в котором раньше ютились сироты, а теперь разместилась районная поликлиника. Они осветили для телезрителей зловещие подвалы, сопроводив эти кадры детскими стонами. Получилось очень убедительно. В моей душе обозначилась тень мрачного подозрения.
     Всю ночь я не сомкнула глаз. Конечно же, не от сочувствия к растоптанной карьере Лепесткова. Я обдумывала, как мне убедить мужа не ввязываться в эти сомнительные дела, которые теперь почему-то называются большой политикой. Мое воображение рисовало страшные картины, мне казалось, что Роману грозит смертельная опасность, не зря же он приволок в дом этот черный пистолет. Я даже хотела признаться Роману, что работаю на Лепесткова, предложить ему сделку и выйти из игры вместе. Но, к сожалению, я была не вольна в своих поступках. Для начала надо было посоветоваться с Обнорским и Повзло.

***

     Утром следующего дня, не выспавшаяся и раздраженная, я приехала в Агентство. Заглянув в кабинет к шефу, Обнорского я на месте не обнаружила. Вместо него посередине кабинета стояла гладильная доска, и Ксюша, секретарша Обнорского, с привычным для нее выражением вселенской скорби на лице самозабвенно отпаривала гульфик на парадных брюках шефа. Я обалдело попятилась к выходу, столкнувшись в дверях со Светочкой Завгородней.
     - Ужас! - сказала я, обращаясь к ней.
     - Ой, бросьте, Марина Борисовна, - ангельском голосом пропела Завгородняя. - Никакой это не ужас. По собственному опыту могу вам сказать, что многие женщины получают от такой работы ни с чем не сравнимое удовольствие, некоторые даже испытывают оргазм.
     Спорить с Завгородней не решалась даже я. Светлана по праву считалась у нас в Агентстве непревзойденным экспертом по вопросам секса и сексопатологии.
     Чтобы как-то скоротать время, я направилась к себе в кабинет. Мои девицы в компании с Горностаевой уже пили свой утренний кофе. Валентина, обрадованная моим появлением, взахлеб начала мне рассказывать о нечеловеческих сексуальных способностях Скрипки. Все это я уже слышала не единожды. Мне кажется, я даже знала о расположении родинок на самых интимных местах нашего главного завхоза. Горностаева так утомляла меня своими рассказами, что однажды Скрипка явился мне в эротическом сне. И надо сказать, что это ночное видение меня не разочаровало. С тех пор я почему-то испытываю непонятное чувство вины перед Горностаевой, а на Скрипку смотрю с некоторым смущением.
     Идиллия была нарушена внезапным вторжением Нонны Железняк. Походкой революционного матроса Нонна ввалилась в кабинет и стала требовать какую-то дурацкую информацию о сатанистах, преступную деятельность которых девятый месяц разоблачал ее Модестов.
     - Ни тебе здравствуй, ни мне спасибо, - пробурчала Горностаева.
     Мне пришлось вежливо отказать Нонне, сославшись на то, что, если Модестову нужна информация, он должен составить заявку по всем правилам штабной культуры, подписать ее у Спозаранника, после чего я еще подумаю, принимать ее к исполнению на этой неделе или отложить на следующую. Что ни говори, а человеческий фактор играет огромную роль.
     Приди ко мне с той же просьбой Шаховский или Каширин - проблем бы не было. Но беспардонную Железняк всегда приходилось ставить на место.
     Поболтавшись по Агентству еще с час, я потеряла всякую надежду переговорить с Обнорским. Как оказалось, его и Колю Повзло срочно вызвали на какое-то совещание в ГУВД. Нужно было принимать решение самостоятельно. В конце концов, раз мы решили работать на Лепесткова - надо работать честно. И я отправилась в его штаб.

***

     После моего сбивчивого повествования благообразную физиономию Сергея Афанасьевича в буквальном смысле перекосило. Презрения и язвительности, которыми я собиралась сдобрить свой монолог, как ни бывало. Содержание видеокассеты я пересказывала, краснея и бледнея, словно гимназистка на переэкзаменовке. Как будто это я была виновата в появлении убийственного компромата на финише предвыборной кампании. Глядя в налитое кровью лицо кандидата, я вдруг явственно представила, как почтеннейший Сергей Афанасьевич учиняет расправу над бедными сиротами. Перспектива дальнейшей борьбы за его победу казалась мне крайне нежелательной. Словно угадав мои мысли, Лепестков вскочил со своего места, обнял меня за плечи, окутав стойкими парами туалетной воды "Ferre". Когда-то я дарила такую же Роману, а потом сама же запретила ею пользоваться в силу ее исключительно навязчивой вонючести. Лепестков накатывал на меня волны итальянского парфюма и путанных оправданий.
     - И вы могли поверить этим гнусным обвинениям? Да у меня у самого двое детей, собака и попугай. Я люблю их и пальцем ни разу не тронул. Марина Борисовна, вы оскорбляете меня своим недоверием! Что же делать? Что-то надо придумать. Но что? Эфир завтра вечером, вы говорите?
     - Вряд ли, Сергей Афанасьевич, вы к этому времени успейте что-нибудь предпринять. Завтра утром мой муж должен передать кассету телевизионщикам, и еще, - я выдержала паузу, - я подозреваю, что штаб вашего соперника очень скоро получит солидные финансовые вливания.
     - Не печальтесь, Мариночка, - Лепестков заговорщицки подмигнул мне. - Безвыходных положений не бывает.
     Он взял со стола радиотелефон и набрал номер.
     - Мишаня, - сказал он, - у меня тут возникли кое-какие проблемы. Как раз по твоей части. За тобой должок, не забывай. Подробности при личной встрече. Ну все. Давай на том же месте в тот же час.
     Тон и манера разговора показались мне странными. Интуиция подсказывала мне, что здесь что-то не так.
     - Сергей Афанасьевич, откройте мне сейф, пожалуйста, - в кабинет заглянула кукольная мордашка секретарши Лепесткова. Ключи от сейфа Сергей Афанасьевич не доверял никому и всегда держал их при себе.
     - Извините, Мариночка, я на минутку.
     Лепестков вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Я закурила и на цыпочках подошла к столу. Если Лепестков зайдет, я сделаю вид, что стряхиваю пепел в его шикарную малахитовую пепельницу. На самом деле мне не терпелось узнать, что это за Сивка-Бурка такая решает сложные проблемы кандидата Лепесткова. Нажав кнопку радиотелефона, я взглянула на дисплей и как молитву стала повторять семь заветных цифр: 966-17-44.
     Простившись с Лепестковым, я очертя голову понеслась в Агентство.
     - Родик, это архисрочно, - пользуясь терминологией пролетарского вождя, сказала я Каширину. - Пробей мне этот номерок.
     Родион засопел и стал набирать какие-то мудреные коды в своих базах. Через пять минут я уже знала, что таинственный телефон принадлежит Михаилу Грицаю, личному телохранителю известного в городе криминального авторитета Леши Сладенького. Смутная тревога вошла в мое сердце. Анализу свои чувства, а тем более факты я подвергала. Против правды не попрешь: аналитик из меня - как из дерьма пуля.

***

     Шансы Феликса Авдотина на победу в предвыборной гонке таяли с каждым днем.
     Сказать, что Роман был зол - значит, ничего не сказать. Он рвал и метал, отчего в нашем доме воцарился страшный бардак.
     Но мне его реакция даже нравилась.
     В кои-то веки муж почувствовал, что я была права. Он настолько привык считать меня бесплатным приложением к своей жизни, что заслуживал отрезвляющей пощечины.
     Это я хорошо ему залепила! Лилово-огненно и звонко. Во время вулканического извержения у Романа Игоревича произошел даже выброс тестостерона, что в домашних условиях происходит крайне редко. От участи быть изнасилованной разъяренным самцом меня избавило присутствие детей. На улице такая хорошая погода, а они торчат дома, зубрят что, - то - наукоемкие засранцы!
     На четверг у меня был запланирован поход в библиотеку. Сергей Афанасьевич обратился ко мне с довольно нелепой в условиях предвыборной борьбы просьбой собрать информацию о группе "Spice girls", по которой с ума сходила его младшая дочь. Возможно, Лепестков хотел таким образом