ли нас в покое, - начал Андрей без предисловия, - мне на трубу - эти пидоры как-то номер прознали - позвонил небритый уебок Чирков и начал извиняться.
     Ошиблись, мол, насчет вас. Короче, я его послал...
     - Андрей, ты, кстати, не в курсе, повязали ли рубоповцы "нежную парочку"?
     Я никак не могу дозвониться до Резакова. - Я снял очки и стал протирать стекла салфеткой. - Куда они все пропали?
     - Мудаки они, - презрительно процедил шеф, сдирая целлофан с пачки "Кэмела", - не успели. Очаковский скрылся, кто-то наверняка предупредил. Думаю, что дамочка вместе с ним. Надо будет коллеге Тингсону в Стокгольм позвонить, адресок-то стервы мы знаем. Пусть там полиция с Интерполом пошустрят... Да, "афганца" продолжают искать, но вряд ли найдут. Козлы, одним словом. Ни хуя не умеют грамотно работать. - Обнорский пощелкал зажигалкой, прикурил, выпустил сизое облачко дыма. - До соплей обидно. Мы им выложили все на блюдечке, а они... Ладно, хер с ними. Что у нас там по плану, Глеб?

***

     ...Через месяц шведский журналист Тингсон, друг Обнорского и соавтор его книги "Криминальная Россия", сообщил нам, что в Стокгольме, в доме 21 по улице Тегнергатан, полиция обнаружила труп молодой женщины, убитой с особой жестокостью ножом. Убитая была идентифицирована как владелица дома Татьяна Сбитнева. Полиция продолжает розыск преступника...

ДЕЛО О ПРОПАВШЕЙ РОССИИ

Рассказывает Михаил Модестов

     "Модестов Михаил Самуилович, 28 лет, еврей. Специалист по расследованиям в области культурных и научных сфер, имеет обширные связи в кругах творческой интеллигенции. Недавно женился на сотруднице АЖР Нонне Железняк, что во избежание семейственности и кумовства повлекло ее немедленное перемещение из отдела расследований в специальные корреспонденты. Семейная жизнь окончательно избавила Модестова от недостатков, приобретенных за годы службы в оркестре Мариинского театра и последовавшей затем работы в ресторанах. Из неизжитого остались мягкость, чрезмерная вежливость, близорукость и любовь к домашним животным".
     Из служебной характеристики

     - Кажется, Модестов, ты скоро станешь папой...
     Отреагировать на заявление Нонны подобающим образом я не смог - дело было в конторе, и жарить рекламную рыбку на чудесном масле никак не выходило. Нежно приобняв супружницу, я попросту наслаждался маршем Мендельсона в исполнении внутреннего оркестра. Блаженство, правда, прерывала одна гаденькая мыслишка: "Как? Эта маленькая штучка не защитила нас обоих?"
     Размышления об интимных подробностях контрацепции были вызваны вовсе не досадой на "залетевшую" подругу жизни. Наоборот, как только мы с Нонкой, что называется, сошлись, я тут же потребовал наследника. А она не хотела! В смысле, ребенка, а не процесса.
     С процессом все было в полном порядке.
     "Ты что, Мишка, смерти моей желаешь? Как личности, я имею в виду. Творческой единицы славного Агентства", - таким высоким слогом объясняла она свое нежелание выбывать из колеи жизни с пузом и последующими прелестями ухода за младенцем. Со всеми вытекающими отсюда мерами. И как же тогда прикажете объяснять эту нечаянную радость? Непорочным, прости Господи, зачатием?
     - Модестов, ты все не правильно понял. И не приставай ко мне на работе, а слушай сюда.
     - Как не правильно? Не хочешь ли ты сказать, что отцовство отменяется?
     - Ни в коем случае! Оно наступит прямо завтра.
     Тут мои объятия ослабли, все, что во мне пело, играло и вздымалось, умолкло и опало. Я уже ничего не понимал и готов был услышать от Нонны самые фантастические объяснения. И я их услышал.
     - Малышка уже родилась, и завтра мы пойдем ее удочерять. Вот и все.
     - Все? А может, я не хочу никакой чужой девочки? Я вообще, может быть, мальчика хочу!
     - Не кипятись, Модестов, захочешь.
     Мальчик у меня и без тебя есть, а видел бы ты, какая она прелестная!
     - А, ты-то где ее увидела, подкинули, что ли, младенчика прямо под дверь Агентства?
     - Ой, как смешно! А если и подкинули? Все равно тебе не отвертеться, Модестов, ни за что.
     Это я и сам сознавал. А через пару минут я осознал, откуда прелестный подкидыш на мою голову свалился. Нонна увидела его пять минут назад по телевизору в милицейской передаче. Фотографию младенца, подброшенного в один из органов опеки, продемонстрировали с целью обнаружения его родителей. И моя жена уже успела позвонить по одному из указанных телефонов с решительным требованием не искать гнусных производителей подкидыша, а отдать невинное дитя в нашу сугубо положительную семью милых, интеллигентных и даже обеспеченных людей.
     И ничто не могло ее остановить. Во всяком случае, не я.

***

     Не стану распространяться, к каким доводам прибегла вечером в домашней обстановке Нонка, но наутро я провожал ее в детский приют как отец.
     В смысле, готовый отец нашего совместно нажитого ребенка. Нажитый Нонной без меня шестилетний сын Денис и его сверстники кот Мишка с кошкой Ксюшей восторженно готовились принять в семью новоявленную сестренку.
     Оставленный кормить, одевать и сопровождать к местам постоянного пребывания драгоценных домочадцев мальчика в детсад, зверье по комнатам, я, увы, пропустил урок. То есть не смог поучиться виртуозной "работе с источниками", которую Нонна провела по истории с подкидышем. Встретившись с женой через три часа в Агентстве, я услышал сюжет покруче, нежели мое отцовство.
     Ты представляешь себе, Модестов, ребенка-то нам аж из Госдумы подкинули!
     - Слава Богу, не сам президент с губернатором!
     - А ты откуда про это знаешь? Приютские слили или менты?
     Понимаете разговор? Я не понимал, пока Нонка, устав от моих переживаний по поводу ее душевного здоровья, не рассказала все по порядку. Но легче от этого не стало. Оказывается, девочку в опеку привез мужик, Стеблюк некий, уверявший, что получил младенца прямо из рук спикера Госдумы Кряквина - мол, подвозил его до Смольного на тачке своей.
     "Мы про тебя, сказал, все знаем и доверяем тебе самое драгоценное - эту колыбель. В ней новая Россия. Ты станешь девочке опекуном, а когда надо, мы тебя с Владимир Владимирычем и наместником его навестим. Столицу обратно перевезем и державу подымем", - сказал, и был таков.
     Марш Мендельсона - верный признак невероятных событий - грянул в моем мозгу, но я просто заржал. Как же я погибал со смеху, умирал от щекотки по организму, подыхал с хохоту! Ничего не могло быть страшнее для человека с юмором, нежели серьезная физиономия моей суженой, пересказывающей чужой бред. Она ему верила!
     Спозаранник с автоаптечкой наперевес, казалось, спас меня от неминуемой гибели. Но то была лишь отсрочка.
     Вы тут, господин Модестов, не в Мариинском. А если вам плохо, так у меня активированный уголь имеется. Угощайтесь.
     - Ой, не могу! Глеб, скажи ей, что консультация твоей психиатрической жены для сотрудников бесплатна.
     Это для вас консультация моей жены-психотерапевта, которую я готов вызвать срочно, ничего стоить не будет, а вашей супруге, свершающей свой трудовой подвиг с некоторых пор в другом отделе, придется заплатить.
     Нонка не могла выносить подобных высот стиля и попросту на разговорном сообщила нам, какие мы дураки, а Спозараннику по его настоятельной просьбе поведала о Кряквине с его нам подкидышем.
     Ты кому-нибудь об этом говорила? Ну, кроме присутствующих? - Этот страшный таинственный шепот вывел меня из приступа. Я понял, что за этим последует.
     - Все трое к Обнорскому!

***

     Кому горе, а кому - сенсация. В оркестре Мариинского, где некогда играл и я, мы бы славно повеселились по случаю столь умопомрачительной истории и смыли бы эту лапшу ирландским пивом.
     А здесь... Мне отдали из кассы последние деньги на то самое пиво, чтобы напоить им любого, кто подольет маслица в огонь свежеприобретенной бредятины. Имена Кряквина и Владимира Владимировича, по убеждению мастеров пера, обещали сделать из пособия для начинающих шизофреников бомбу.
     Ну бомбу так бомбу. Через час мы уже знали телефон перевозчика подкидышей и имели с ним краткую, но дружескую беседу. Послав нас куда подальше, этот "бебиситтер" предложил забыть о существовании его самого, ребенка и всех органов власти нашей великой державы. И Мендельсон тут же пропел мне, что все рассказанное Нонкой ей не приснилось, а принудительного отцовства я смогу избежать, лишь поставив всему происходящему точный диагноз. Как говаривал старик Элис Купер:
     "Добро пожаловать в мой кошмар!"
     И поначалу это было даже забавно.
     Жора Зудинцев, коллега мой по отделу, совершенно случайно вспомнил при виде пива:
     - А знаешь, Самуилыч, служил я когда-то подполковником в одном милицейском подразделении, и был у меня в подчинении хороший парень, Слава Сказкин. Теперь по розыску пропавших без вести как раз в том районе...
     Ну а дальше все просто: пиво - звонок - и следующая банка ирландского стояла уже перед Славой. И этот суровый мент прямо-таки поразился нашей осведомленности.
     - И че, че он вам сказал? Послал - а че вы хотели, господа?! Ему же велели все по-тихому сделать, скромненько.
     Официальные лица велели. А вы тут со своими глупостями лезете, как же вас не послать?
     Короче, в ходе проверки информации бред полностью подтвердился, и утверждения господина Стеблюка о лице, похожем на Кряквина, обрели характер официальной версии, зафиксированной в розыскном деле. Сказкин сообщил также, что высокий чин выдал Стеблюку немало другой ценной информации о чудесной девочке России. Ее именно так и звали, а родилась она в день святого Валентина. Не скрыл похожий на спикера статный мужик и других подробностей: мол, эксперимент этот секретнейший, следить за ним будут пристально, а время придет - на крестины Владимир Владимирович с Папой Русским сами приедут, благословят.
     - И что, Слава, он таки на учете психоневрологическом не состоит?
     - Не состоит! Я тебе скажу - нормальный мужик, на джипе, с трубой. Ему на нее все время звонили, куда апельсины грузить, куда бананы, куда окорочка.
     И все вагонами, фурами, пароходами!
     Психов до таких бабок не допускают.
     - Ну да, а подкидышей из Госдумы раздавать - это уже дело нормальное...
     Сказкин вроде бы и обиделся, но крыть-то нечем. Ни в какие ворота история не вползает, ни в какейшие. А тут еще новости - Стеблюк, оказывается, фамилию свою недавно получил, она у него девичья, материнская. До сих пор его сорок с лишним лет Фердыщенко величали. Это нам на фирме его сообщили: не знаем, мол, такого Стеблюка, у нас только Фердыщенко коммерческим директором значится.
     Одним словом, пивка мы со Славкой выпили, но ни в каком месте от него не прояснилось. В этом состоянии я и отправился в Агентство сенсацию про весь этот "киндер-сюрприз" в номер "Явки с повинной" отписывать.

***

     Нонка меж тем времени не теряла.
     И хоть Глеб разъяснил ей в предельно четких выражениях, что, будучи лицом заинтересованным, она не может заниматься делом, порученным отделу расследований, видала товарищ Железняк эти инструкции. Ее прадед-матрос, терзаемый в аду картиной жалких потуг демократического потомства к лучшей жизни, в те дни наверняка получил увольнение на райский берег. Внучка действовала без страха и упрека.
     Поскольку о пропаже младенцев до сих пор никто в милицию не заявлял, Нонка сразу отбросила версию о похищении. От ребенка решили избавиться таким вот придурковатым образом, и это лишь укрепило мою ненаглядную в правильности действий. Россию надо было спасать - и Нонка принялась действовать. Первый удар пришелся по органам.
     Опеки, имеется в виду.
     - Так, я точно знаю, что этот гад тебе заплатил, и ты поэтому мне все расскажешь!
     Так началась беседа потомка пламенных революционеров с продажной инспекторшей Жадновской. В обшарпанном кабинетике отдела опеки муниципального образования под занавес рабочего дня, перед майскими праздниками, сцепились две амазонки. Хотел бы я посмотреть, как Жадновская пыталась вначале осадить зарвавшуюся корреспондентку, потом увильнуть в сторону и наконец найти наивыгоднейший компромисс. Нонка взяла ее напором и, что греха таить, угрозами кровавой расправы - инспектор явно помогала Стеблюку в оформлении опекунства, для чего и взяла дело не по своей территории. И спасаясь от угрозы разоблачения, но убедившись, что безбашенной корреспондентке нужен ребенок, а не ее голова, Жадновская кое в чем призналась - без записи.
     Стеблюк, мол, приходил к ней вначале безо всякого ребенка, если не считать таковым второго здоровенного мужика с прямо-таки детским взором и соответствующими речами. Тот нес невесть что, но вообще-то интересовались они процедурой установления опеки. То ли Георгием, то ли Юрием Владимировичем с почтением называл своего спутника Стеблюк.
     А часа через два он уже с ребенком появился. Но денег никаких Жадновская, разумеется, не брала и лишь честно сделала свою работу. Совершенно бескорыстно!
     Так бывшая сотрудница отдела расследований взяла след - она узнала, что Стеблюк пару лет назад развелся и сумел отсудить у супруги сына. Не знаю, как ей это удалось, но вечером Нонна уже пила чай в компании бывшей жены бывшего Фердыщенко. Уютненькая комнатка в общежитии с вязаными крючком скатерками и салфеточками, стерильная чистота привычной бедности - и огонь неизлитого окровения!
     - Георгия Владимировича? Как же мне его, супостата, не знать! Он меня сына лишил, он во всем виноват! Вы записывайте, записывайте, я вам все расскажу...
     И такого порассказала, что даже Нонна уже не могла понять, на каком она свете. Во всяком случае, вернувшись к ночи домой, она напоминала матроса Железняка только фамилией, а отойдя ко сну, сама показалась мне подкидышем.
     Я прослезился.

***

     Аврора, утречка богиня, вернула все на круги своя - Нонна проснулась побольшевистски бодрой и решительной.
     И не зря! В тот день ей предстоял последний и решительный бой со Стеблюком, для чего она и вызвалась сопровождать бывшую Фердыщенко к бассейну железнодорожников. Та собиралась вырвать сынишку из рук супостата - на майские праздники. Каждый раз свидание давалось ей с боем, и потому она хотела поддержки. А Нонна хотела вырвать другого ребенка, и потому две воинственные женщины объединились в группу особого назначения.
     Как ни пытался я объяснить жене, что она поступает совершенно по-идиотски, ничего не получилось. Она даже не позволила мне подстраховать ее! Слава Богу, на "сутках" в тот день оказался Сказкин, и я застал его своим звонком.
     Он-то и съездил к бассейну, обеспечил прикрытие прессы и оказался свидетелем драмы. Его телефонные показания дышали мне в ухо восторгом щенка, впервые побывавшего на настоящей охоте.
     - Он наложил в штаны! Пока они с бывшей за пацана рядились, Стеблюк еще в норме был, привык, видать. А когда твоя налетела - тут он взбесился! Думал на крик взять. Я уж выдвигаться стал поближе, ствол тянуть, да смотрю: тетки вдвоем налетели, будто он их цыплят тащит! Маски-шоу!
     - И что, дальше-то что?
     - Да съели они его, говорю. Эта Фердыщенко с пацаном убралась, счастливая - "бабе цветы, детям мороженое", а твоя села к Стеблюку в его "паджеро".
     - И ты ее с ним отпустил?
     - Да ладно ты, Отелло! Вышла она через пять минут да к метро пошла. Жди дома и не забудь отзвониться. Помнишь, кто там чем красен?
     Это я помнил. И когда живехонькая Нонна вернулась домой, я жаждал просто информации. Как это ни грустно признавать, работа затягивает и калечит.
     К Нонне это не относилось.
     - Модестов, твои шансы растут!
     Я прижала этого Стеблюка к его "паджеро", и он запищал, как паршивый пейджер. Он просто заберет свое заявление, если мы оставим его в покое, и девочка - наша!
     - И чем же ты его так напугала?
     - Мальчиком, конечно. Отдать сынишку своей полоумной жене Стеблюк ни за каких чужих девочек не согласится.
     Я, конечно, читал о всесильных инстинктах, но не думал, что это так близко к правде. Нонна, возлежащая сейчас в кресле с чашкой кофе, счастливая и довольная собой, час назад шантажировала затравленного самца. Причем используя его самку и детеныша! Думаю, в тот момент матроса Железняка признали праведником. А меня бросил на землю телефонный звонок.
     - Мишка! Давай сюда!
     - А что, Слава, новый подкидыш явился? От Клинтона с Моникой?
     - Да езжай, говорю, у нас тут сам Кряквин объявился!
     Это для выходного дня было уже слишком.

***

     Я, конечно, знал, что коммунист Кряквин прибыл на родину себя и революции в день солидарности всех трудящихся. Существовала и гипотетическая возможность, что ему доложили о сенсационной публикации в "Явке с повинной", где говорилось о похожем на него распространителе младенцев.
     Но даже в сильнейшем гневе этот любитель сигар, по моему разумению, не явился б в какое-то там РУВД разбираться. Ну не похоже это на него! Так уговаривал я себя по пути к "Нарвской". Честно признаюсь, уж и жалел я, что ввязался в этот "Кошмар на улице Стачек".
     Сказкин и его коллега Володя Баксов сидели в своем кабинете вдвоем. Но запах сигар еще витал в воздухе!
     - Ну что, Паганель, достукался?
     Что так долго ехал-то? Штаны не пускали?
     - Постой-постой, не доводи человека. У него ж сейчас очки упадут, и тебе, Сказкин, за них теперь и не расплатиться. Без премии-то!
     Этот Володя все-таки тонкий человек.
     Он и росту не такого громадного, и прическа у него не бандитская, и костюм приличный, не говоря уж о галстуке.
     Галстука Сказкин, наверно, отродясь не носил, а если и носил, так и то - пионерский! Володя совсем другой человек. Да.
     И лишь Славкин хохот прекратил это пение Лазаря в моей трепещущей почему-то душе. Они смеялись, как павианы, минут пять, и этого мне вполне хватило, чтобы развалиться на диване в ожидании пояснений. От старого кожаного монстра сталинских еще времен, припертого в угрозыск из канцелярии суда, исходило нечто психотерапевтическое. "Надо будет рассказать об этом эффекте жене Спозаранника", - подумал я, и имя начальника привело меня в окончательное равновесие.
     - Ты что, поржать меня сюда пригласил? Или Первомай отметить?
     - Нет, это тебя Кряквин приглашал, вернее, требовал. Подать сюда, говорил, этого Мусоргского, я его сигарой пытать буду!
     - Так что, на самом деле был?
     - А вот полюбуйся.
     И Славка протянул мне целую пачку полиграфической продукции, причем отменного качества изделий. Листовки, буклеты, газеты, визитки блистали глянцем и рябили российским триколором, а светлый образ спикера просто влезал в душу. Его то ласковый, как у дедушки Ленина, то суровый, как у Дзержинского, то лукаво не наш, как у Черчилля, - его взор достал меня даже на чудодейственном диване. Я понял, что Кряквин был здесь, и завтра же мне придется беседовать с нашей адвокатшей. Кряквин был мне абсолютно по барабану, а вот встреча с Нюрой Лукошкиной была барабанной дробью по мне - проверка на юридическую чистоту материалов, которую она проводила, давалась мне всегда с трудом. Я уже представил, как она препарирует каждое слово в моей поганенькой сенсационной заметке, репетируя мои объяснения в суде, куда меня обязательно притянут обиженные публикацией "герои". Мне захотелось в оркестровую яму. Немедленно.
     - Не дрейфь, Самуилыч, Кряквин здесь был только проездом. Его уж и след простыл.
     Но Слава был чудовищно не прав.
     Едва он закрыл рот, как дверь отворилась и в кабинет величественно вплыл сам Кряквин.

***

     - Здрасьте...
     Немая сцена грозила затянуться, но Сказкин вдруг встрепенулся, как-то даже приосанился и вообще сел по команде "вольно".
     - Чем обязаны, гражданин? Документик с собой имеете? Или шли мимо, еще одного подкидыша занесли?
     - Добрый день, коллеги. Документы мои в полнейшем юридическом порядке, и паспорт, и удостоверения, и тому подобное. Я же к вам по серьезному делу, вернее, к Владимиру Николаевичу мне посоветовали обратиться.
     Посетитель, вылитый Кряквин, только посуше и помоложе, не обращая в