повезло-то.
     - Да, неувязочка.
     - Я вам, Евгений Кириллыч, скажу по секрету: я сам собирался в Екатеринбурге посетить Эмилия Вольфовича Козлевича.
     - Зачем? - удивленно спросил Танненбаум.
     - Пуговицу мне пришить нужно. У меня - видите? - всего одна. Но теперь не пойду к Козлевичу.
     - Не пойдете?
     - Не пойду. Где же он найдет мне две одинаковые пуговицы, раз у него все "в единственном экземпляре"? Нет, не пойду к Козлевичу.

***

     Из-за истории с "эксклюзивными" платьями я опоздал на завтрак. "Ну и хрен с ним!" - подумал я. И решительно направился к домику Лукошкиной. Надо было разобраться, что за чертовщина у нас с ней такая получается.
     Аню я встретил уже в дверях.
     - Почему ты не пришел? - огорошила она меня вопросом.
     - Куда? - не понял я.
     - На свидание. С цветами.
     - Да где я здесь цветы возьму? - в очередной раз возмутился я. Потом понял, что какой-то дурацкий разговор у нас с Лукошкиной получается. - Да при чем здесь цветы! Я тебя ждал, как договорились, а ты меня за нос водишь.
     - И я ждала.
     - Где? - я постарался вложить в вопрос максимальное ехидство.
     - В бане, то есть - в сауне.
     - Когда?
     - В одиннадцать тридцать, как договорились. Погрелась полчаса в гордом одиночестве и ушла.
     - Не может быть, - запротестовал я. - Я был там и в половине двенадцатого, и в половине первого. И даже в семь утра. - Я умолчал, что в это время я находился в сауне в бессознательном, то есть сонном, состоянии. Да и какое это имело значение!
     - Хорошо, - сказала Аня. - Давай сверим часы. Может, у тебя какие-нибудь проблемы с определением времени. С гениями это бывает.
     По поводу особенностей гениев я с ней спорить не стал, но руку с часами протянул.
     - Все понятно, - весело сказала Лукошкина. - Ты опять ошибся. Ты пришел на свидание в 11.30 по местному времени, а я там была в 11.30 по московскому.
     Я не стал ничего говорить нашему высококвалифицированному юристу. Просто повернулся и пошел.
     Настроение было похабное. Тем более что очередная - третья по счету - кража, несмотря на прогнозы, произошла. У Виктории украли сумочку. Там были деньги, документы, косметичка. Украли прямо из шале, в тот момент, когда Виктория была у себя. Не слышала ничего только потому, что принимала душ.
     - А дверь? - спросил Володя тигрицу. - Дверь наружную ты оставила открытой?
     - Я как-то не подумала. Я забыла, Вовик.
     - О Господи! Вика, нельзя быть такой беспечной! Ведь тебя же могли даже изнасиловать.
     - Ах! - ответила Виктория. - Конечно, могли бы... ах!
     Володя Соболин стал крутой, как Уокер, и каменный, как Брюс Ли.
     - Найти вора - дело чести. Теперь я отсюда никуда не уеду, пока не найду, - сказал он.
     Лукошкина, на которую я старался не смотреть и вообще всячески демонстрировал ей свою холодность, округлила глаза и невинным голосом произнесла:
     - Хорошо, хоть не изнасиловали. Вика этого бы не перенесла.
     Володя взвел курки обоих "смит-вессонов" и вышел. В нем была неотвратимость мстителя... ой-ей-ей!

***

     А настроение все равно было похабным. День сверкал, с крыш барабанила капель... и - весна. Весна! Но настроение - дрянь. Лекции до обеда мы отчитали кое-как. Плохо отчитали. Да и у слушателей настроение было никакое. В воздухе витала бацилла недоверия... Я и сам все время ловил себя на том, что, вглядываясь в лица, спрашиваю: кто? Кто из этих славных на вид людей - вор?
     Ответа не было. Из собравшихся на базе комсомолии тридцати трех человек с уверенностью можно было исключить шесть человек обслуги. Я выяснил, что все они работают давно, за место держатся и вообще никаких эксцессов ранее не случалось. Можно исключить нас четверых.
     Можно исключить троих пострадавших. Да еще, пожалуй, Танненбаума, Свету и Светину подружку Валю... Я присмотрелся к ним во время недоразумения с "Каролиной" - они явно не способны украсть. Ну и, разумеется, можно исключить уехавших супругов. Всего, таким образом, вне подозрений оказалось восемнадцать человек.
     Впрочем, неверно - семнадцать: Юрия Львовича я включил в список дважды. Как пострадавшего и как уехавшего.
     Итак, круг подозреваемых сократился вдвое. С этим списком работать уже реально. Я был уверен, что вора вычислить можно, но для этого нужно время. А вот его-то почти не осталось. Менее чем через сутки нам предстояло уезжать.
     "Да и черт с ним, - решил я зло. - Детей мне с воришкой не крестить. Мы улетим, а вы тут сами решайте свои проблемы". Так я размышлял, слушая, как Повзло читает лекцию. Это было до обеда.
     А в обед приехал мотоциклист...

***

     В обед приехал мотоциклист из N-ска.
     И привез пачку экземпляров газеты "Скандалы и светская жизнь N-ска". Экстренный выпуск. Главный редактор Бодрящий Ю. Л. Тираж - 200 экземпляров. Газета представляла собой обычный лист бумаги формата А4, отпечатанный с обеих сторон на ксероксе. Бумага выглядела слегка грязноватой из-за некачественного ксерокопирования и совершенно грязной из-за содержания.
     Статья в "Скандалах" называлась "Рассадник разврата, пьянства и воровства в бывшем комсомольском борделе". Она мигом разошлась по рукам и вызвала интерес больший, чем наши сегодняшние лекции.
     Пересказывать содержание не буду. Скажу только, что нам были посвящены три абзаца с подзаголовком "Бригада из бандитского Петербурга". Там упоминалось о моей судимости. О том, что на бильярдном столе "наш корреспондент" нашел дамские трусики и "...известно, что господин Обнорский-Серегин очень любит играть на бильярде. Интересно, в какие игры он играет?" Были еще и слова о том, что Повзло "пьет водку, как извозчик". У Лукошкиной - "глаза проститутки с Невского", а Володя Соболин - "фигляр из провинциального ТЮЗа". И, разумеется, намеки о нашей причастности к кражам.
     В обед я собрал наш маленький коллектив в своем шале. Каждый пришел с экземпляром "Скандалов". Настроение было паршивое. Только Аня улыбалась. А Соболин энергично ходил из угла в угол, курил, ронял пепел на палас. Что-то бормотал.
     Разобрать можно было только отдельные слова: из ТЮЗа... фигляр... едва не изнасиловали... светская жизнь!
     - Да я Гамлета, - сказал вдруг Володя громко, вскидывая голову, и тише добавил:
     - Мог бы сыграть.
     - Володя! Мы работать собрались, а не рефлексировать, - заметил я и изложил свои соображения о "круге подозреваемых". Все согласились со мной, что вычислить супостата в принципе можно, но - времени мало. Значит, необходимо еще больше сократить список.
     - А как? - спросил Володя.
     - Просто, - сказала Лукошкина. - Почему, как ты думаешь, они косятся на нас?
     - Потому что мы чужие, приезжие.
     - Верно, - кивнула Анька. - Но это еще не все. Есть еще один фактор.
     - Какой? - спросил Володя.
     А Лукошкина ответила:
     - Мы здесь новые. До нас здесь ничего подобного не было. Я узнавала у девчонок. Но не только мы здесь новенькие.
     - А кто? Кто еще, Аня? Не томи!
     Анна улыбнулась загадочно. Володя смотрел на нее пронзительным взглядом сицилийского мстителя.
     - Сюда впервые приехали два человека, ранее в эту тусовку не вхожие, - Татьяна, которая с "Каролиной", и...
     - И? спросил Володя нетерпеливо.
     - И Виктория.
     Володя уронил длинный столбик пепла на палас.
     - Ну, - сказал он, - я ее за вымя-то возьму. Дело чести!
     - Кого? - спросил Повзло. - Татьяну или Викторию?
     - Коля, - ответил Соболин, - я вижу, что ты предвзято относишься к Виктории. Но повода для оскорблений она тебе не давала. Тем более что она сама стала жертвой. Так?
     - Так, дружище, так... извини.

***

     Мы отстрелялись - прочитали вторую, послеобеденную часть лекций. Я сказал несколько заключительных слов, и мне даже чуть-чуть жиденько похлопали. Женя Танненбаум с кислым видом объявил, что программа нашего семинара завершена.
     Что все мы поработали очень конструктивно. Что через три часа здесь, в большом зале, состоится ужин. Из кармана Жениного пиджака торчала газета "Скандалы и светская жизнь N-ска". Экстренный выпуск.

***

     Мы с Повзло сидели в шале у Лукошкиной. Потихоньку пили коньяк, разминаясь, как сказал Коля, перед прощальным ужином. Сквозь щель в шторах была видна стоянка. Огромный "лэндкрузер"
     Виктории и сама Виктория вместе с Соболиным возле машины. Наш сицилийский мститель что-то горячо говорил, размахивая руками.
     - А разбить бы морду этому Юрию Львовичу, - мечтательно сказал Повзло, разглядывая на свет бокал с "мартини".
     - Бесполезно, - отозвалась Лукошкина, - ему уже сто раз били.
     - А ты откуда знаешь? - спросил Повзло.
     - С Танненбаумом поговорила. Меня, помню, удивил тираж этого сортирного листка - шесть тысяч! Я стала интересоваться. Танненбаум мне объяснил, что шесть тысяч - это годовой тираж! Пятьсот экземпляров на двенадцать месяцев - вот тебе и шесть тысяч. Но даже по цене один рубль тираж не раскупают. Он его наполовину бесплатно раздает в пивнухе да в своей парикмахерской.
     - У Юрия Львовича своя парикмахерская? - удивился я.
     - Да, у них с Маргаритой - парикмахерская тире массажный салон. А сам Юрий Львович и есть парикмахер. А "журналистика" - это его "призвание", - ответила Лукошкина.
     Нашим любовникам возле джипа, видимо, стало прохладно. Или им захотелось заняться любовью в просторном салоне авто... Так или иначе, но они сели в машину, спрятались за тонированными стеклами. Из выхлопной трупы "лэндкрузера" вырвалось облачко белого пара.
     - Очень интересно, - пробормотал Повзло.
     - Да, - согласилась Лукошкина. - Призвание у Юрия Львовича такое - сплетни собирать. "Светской жизни" в N-ске, разумеется, никакой нет, если не считать каких-нибудь "звездных браков"... типа: дочь прокурора вышла замуж за сына агронома.
     Но скандалов и сплетен хватает. Вот их-то Юрий Львович вместе с супругой собирает и размножает на корейском ксероксе. N-ск - город небольшой, все друг друга знают.
     Сплетни про знакомых читают с удовольствием, а про себя... Так что, говорят, били уже Юрию Львовичу и лицо, и стекла в парикмахерской, но он дядька-кремень. Журналист, можно сказать, с большой буквы.
     - Да, Анна Яковлевна, - резюмировал я. - Битье морды тут не поможет. Так что предлагаю выпить за стойкость "журналистского" характера.
     Мы выпили. Спустя минут пятнадцать-двадцать к нам присоединился Соболин. Был он, как всегда в последние сутки, мрачен.
     - Садись, Володя, выпей с коллективом, - предложил Повзло. - Брось ты голову себе забивать... плюнь на все - завтра уже домой летим.
     Володя решительно выпил граммов сто коньяку, проигнорировал предложенный Анной шоколад и заявил:
     - Я никуда не лечу.
     - Ну, ясен перец. Дело чести! - с готовностью отозвался Повзло.
     - Я остаюсь потому, что встретил женщину, о которой мечтал всю жизнь.
     Я не хочу возвращаться в это болото, в котором...
     - Соболин! - прервала его Аня. - Соболин, ты пьян или ты дурак?
     - Он трезв как дурак, - глубокомысленно сказал Повзло. - Но это дело поправимое. Я вообще-то давно заметил, что трезвый человек абсолютно некритичен и иррационален. А по большому счету - опасен для самого себя... В философском же смысле...
     - Стоп! - сказал я. - Стоп! Вы, ребята, посидите тут, а мы с Володей пойдем погуляем.
     Мы с Соболиным вышли. Воздух бодрил, запускал холодные пальцы под одежду. Мы остановились на крыльце. И я начал говорить слова, которые мне говорить вовсе не хотелось, но сказать их я был обязан.
     Я представил себе лицо Ани Соболиной...
     Я говорил про семью. Про долг. Про то, что мужик, конечно, имеет право сходить налево - для того и командировки, но...
     Володя слушал меня безучастно. А может, вообще не слушал. Но я все равно говорил, потому что это именно я взял его в эту поездку и ощущал теперь некий "долг и ответственность руководителя". А если по-честному: мне было жалко Аню Соболину.
     - Послушай, Андрей, - перебил меня Володя, - я у тебя диктофон забыл.
     - Что?
     - Диктофон, говорю, забыл.
     Я понял, что убеждать дурака бесполезно. Видимо, человек так устроен: сколько ему ни говори, что стенка твердая - он не успокоится, пока не расшибет лоб... А в случае с "тигрицей" все именно так и будет.
     - Диктофон? Пойдем, отдам я тебе твой диктофон, - буркнул я, и мы пошли к моему коттеджу.
     Дорожка за день оттаяла до камня, но сейчас вновь подмерзла, и мы шли по скользкой ледяной корочке с вмерзшими в нее хвоинками... Когда мы проходили мимо джипа Виктории, я вспомнил, что диктофон еще утром собрался отдать Володе и положил его в наружный левый карман пиджака. Я хлопнул рукой по карману... Он был пуст.

***

     Хотелось курить, но пришлось терпеть, чтобы не нарушать правил светомаскировки. Было холодно - в салоне танненбаумовской "мазды" мы просидели уже минут двадцать. Я уже начал сомневаться в правильности своих выкладок.
     - Идет, - сказала Аня. Слух у нее оказался лучше, чем у Танненбаума или у меня.
     Спустя секунд десять на дорожке появилась тень. В темноте разглядеть детали было невозможно, но это и не требовалось: мы знали, кто идет к джипу Виктории.
     - Как только распахнет дверцу - выходим, - сказал я.
     "Лэндкрузер" и "мазду" разделяло всего метра полтора. Человек с сумкой в руке вошел в узкое пространство между автомобилями. Пискнула сигнализация, распахнулась дверь. Танненбаум резко откатил широкую боковую дверь микроавтобуса. Я включил фонарь. Одновременно Аня щелкнула затвором "кэннона". Виктория вскрикнула, обернулась и выронила сумку. Из сумки на лед стоянки вывалился диктофон и запел голосом Соболина:

     Жаркий взгляд...
     Как опасен твой тигриный взгляд!

     В салоне танненбаумовской машины было тепло и уютно. Под колесами шуршало сухое чистое шоссе - мы ехали в Екатеринбург.
     - Может быть, расскажете, Андрей Викторович, как все-таки вы ее вычислили? - спросил Женя Танненбаум. - Никому и в голову не могло прийти, что дочь милицейского начальника - воровка.
     Соболин с ненавистью посмотрел в бритый затылок Танненбаума, затем отвернулся и стал глядеть в окно.
     - Клептомания, - сказала Лукошкина, - это болезнь. А болезнь не разбирает, кто дочь министра, а кто - дворника.
     - Согласен, - кивнул Женя. - Но как все-таки вы ее вычислили?
     А как, действительно, мы ее вычислили?
     ...Я вспомнил, что еще утром положил диктофон в левый карман пиджака, собираясь вернуть его Володе. Сейчас диктофона в кармане не было. Машинально я похлопал себя по правому... Я отлично ПО знал, что положил диктофон в левый, но все же похлопал себя и по правому. Чуда, разумеется, не произошло - правый тоже был пуст. Парик - бинокль - сумочка - диктофон...
     Мы стояли возле джипа Виктории, и я, как дурак, хлопал себя по карманам. "В какой же момент, - думал я, - это произошло? Весь день я был в пиджаке и... Стоп!
     Стоп, я его снимал, когда мы читали дообеденные лекции. Я снял его, повесил на спинку стула. Видимо, именно тогда у диктофончика и выросли ноги".
     - Володя, - сказал я. - Ты извини, но... я, кажется, потерял твой диктофон.
     - Как потерял?
     - Как потерял? Как все теряют - по не внимательности.
     - Ну, шеф, ты даешь! - сказал Володя, резко повернулся и пошел прочь.
     А я остался возле джипа. На "торпеде"
     "лэндкрузера" тревожно вспыхивала красная точка сигнализации... И я вдруг все понял!

***

     Я быстро вернулся в шале. Повзло посмотрел на меня и спросил:
     - Ну, провел воспитательную беседу? Спас семью Соболиных?
     Не отвечая ему, я обратился к Ане:
     - Аня, ты где носишь ключи от машины? В сумочке или в карманах?
     - А при чем здесь ключи? - удивилась Анна.
     - Ответь: в сумочке или в карманах?
     - Ну, в сумочке... А что?
     - Нет, ничего. Это я так, - ответил я и вышел.
     Я пошел в шале к Виктории. Проходя мимо джипа, снова увидел яркую точку на "торпеде"... Доказательство или нет?..
     Нет, не доказательство. Лукошкина носит ключи в сумочке, а Виктория, допустим, в кармане... Нет, не доказательство. Фигня, а не доказательство... Я думал, что Соболин окажется у тигрицы, но его там не было. Может, и к лучшему.
     - Открыто, - сказала Виктория, когда я постучал в дверь. - Открыто, войдите.
     Я вошел, и она, кажется, нисколько не удивилась.
     - Если вы ищете Вовчика, - сказала она, - то его нет.
     - А я, собственно говоря, к вам, Виктория. Можете уделить мне минут пятьдесять?
     - Да, конечно. Проходите, Андрей... Кофейку или чего покрепче?
     - Кофейку, если не затруднит, - ответил я, усаживаясь в кресло.
     - Какие же тут могут быть затруднения? Напротив, мне весьма приятно попить кофе в обществе знаменитости.
     Виктория прошла в крохотный кухонный "отсек", примыкающий к гостиной.
     Она была в футболке и плотно обтягивающих кремовых джинсах... А обтягивать было что! Тигрица звякала посудой и что-то мурлыкала. Через пару минут на столике дымились две чашки с кофе. Насыпая мне песок в чашку, Виктория нагнулась, и я смог заглянуть в лабиринты декольте. Лабиринты впечатляли. И она отлично знала, куда я заглядываю.
     Песок она насыпала долго. А когда выпрямилась, посмотрела на меня с довольно откровенной улыбкой... Но это ты, тигрица, зря. Этот номер не катит.
     - Вы, наверное, о Володе хотели поговорить, Андрей?
     "Не столько о Володе, сколько о тебе, тигрица", - подумал я, но говорить стал о Володе. Я стал говорить о том, что Соболин - человек неплохой, но несколько импульсивный, увлекающийся. Что он женат, что немножко устал за последнее время... Виктория слушала с улыбкой, иногда кивала...
     "Зачем тебе этот парик? - подумал я. - У тебя прекрасные волосы..." Я говорил, она улыбалась и кивала. Я пытался вспомнить, что я знаю о клептомании. Главным образом меня интересовало: что клептоман делает с украденным? Выбрасывает или оставляет "на память"?.. Выбрасывает или оставляет? Но так ничего и не вспомнил.
     - Еще кофе? - спросила Виктория.
     - Нет, спасибо...
     - А я, пожалуй, сделаю себе еще, - сказала она и снова прошла в кухонный "отсек", демонстрируя "вид сзади". Снова поколдовала с посудой, что-то напевая... Я прислушался, и мне очень понравилось.
     Виктория вернулась с чашечкой кофе, села:
     - На чем мы остановились?
     - На том, что Володя - человек увлекающийся. Он даже собрался посвятить вам стихи. Или, вернее, шлягер... Не слышали?
     - Нет, не слышала... Если вы, Андрей, пришли спасать семью вашего увлекающегося Вовчика, то я могу вас успокоить: он мне на хер не нужен. Он же нищий?
     - Весьма не богат, - подтвердил я.
     - Так что зря вы беспокоитесь... Я сама скажу ему вечером, чтобы летел к своей кастрюле. О'кей?
     - О'кей, - ответил я и поднялся. - Спасибо за кофе. Надеюсь, еще встретимся на ужине.
     - Конечно. Я рассчитываю, Андрей, что вы пригласите меня танцевать.
     - Разумеется... Буду счастлив.
     Виктория вышла вместе со мной в прихожую... Невзначай прижалась грудью.
     - Так что зря вы, Андрей, беспокоились. Ну, пошалили немножко, приятно провели время... А завтра разъедемся. И - никаких слез!
     - Да, - подтвердил я. - Завтра разъедемся... Кстати, как вы, Вика, поедете?
     - У меня джип, - сказала она.
     - Я знаю. "Лендкрузер", шикарный аппарат... Я имел в виду, что у вас украли сумочку. Видимо, и ключи тоже украли?
     Виктория осмотрела меня внимательно... "Жаркий взгляд... Как опасен твой тигриный взгляд!"
     - Нет, - сказала она, - ключи, слава Богу, не украли. Я их в кармане куртки ношу.
     - Вот и замечательно, - ответил я и вышел. Воздух на улице был бодрящим и свежим. Замечательно, но... не доказательство.

***

     - Вот теперь понял, - сказал Танненбаум. - Вы решили, что Виктория имитировала кражу сумочки с целью отвести подозрения от себя, но не учла одного момента: ключи должны были пропасть вместе с сумкой. Так?
     - В общем - да. Однако доказательством это быть не може