мог, ну да какая, в конце концов, разница, подумал я).
     - Тере, - ответил он.
     - Значит, ты - Тере, а я - Леша. Насколько я понимаю, ты из Таллина. И как там у вас?
     - Кюльм.
     - Это хорошо, что у вас кюльм. Вот моему приятелю недавно подарили собаку - какой-то жутко редкой китайской породы. С родословной, все честь по чести. И в этой родословной уже было написано имя собачки - что-то типа твоего кюльма, только в три раза длиннее. Так вот он это слово выговорить не мог.
     И звал собачку то ли хунвейбином, то ли хуйвенбином. В общем, тоже не по-русски, но приятелю моему почему-то нравится. Его, правда, один раз пытались в милицию забрать за оскорбление общественной нравственности, но милиционеры оказались ребята лингвистически подкованные, водки с ним выпили и домой отпустили. Вот у тебя в Эстонии как собак называют?
     Стажер не ответил. То ли своим рассказом я задел какие-то струны его души, то ли он действительно не знал русского языка.
     Тут меня осенило. Я понял, что единственным человеком в Агентстве, который мог методически правильно провести стажировку лица, не владеющего русским языком, был Глеб Спозаранник - потому что всем известно, что у Спозаранника разработаны методики на все случаи жизни.
     Но главный расследователь Агентства оказался хитрым евреем, хотя по паспорту и значился молдаванином. Он начал торговаться.
     - Конечно, Алексей Львович, - оказал Спозаранник, - я могу пойти вам навстречу и взять на стажировку еще одно физическое лицо, но и вы должны выполнить мои просьбы, которые я излагал в служебных записках за исходящими номерами 22-4 и 143-5. А именно: во-первых, обеспечить меня пейджером и, во-вторых, разрешить мне взять на работу в отдел референта.
     - А зачем вам референт? - не удержался я, хотя знал, что задавать подобные вопросы Спозараннику глупо, он сейчас начнет говорить про пользу, которую данный референт будет приносить Агентству.
     - Референт, о котором я говорю, будет приносить пользу мне, а значит, и моему отделу, а следовательно, и всему нашему Агентству, и, в частности, вам, Алексей Львович, - сказал Спозаранник.
     - А какой пол будет у этого референта - мужской или женский?
     - Какое это имеет значение?
     - Один мой знакомый - большой, кстати, в прошлом начальник, постоянно менял секретарш. Поработают они у него от силы месяца два, и он их увольнял - говорил, что пользы от них никакой, сплошной интим, а через это постоянные скандалы в семье. И вот решил он взять на работу не секретаршу, а секретаря, то есть мужчину. И что вы себе думаете, Глеб Егорович? Буквально через месяц у них начался жуткий роман, знакомого моего уволили из больших начальников, и теперь он показывает свой безволосый торс в клубе "96". Поэтому я ваше желание обзавестись референтом не одобряю, о чем и сообщил Обнорскому. И пейджера вам тоже не дам.
     Потому что я отвечаю в Агентстве за хозяйственную безопасность, что означает неуклонное стремление к повышению рентабельности и вытекающей отсюда экономии средств. К тому же один пейджер у вас уже есть.
     - Если так, - сказал молдаванин Спозаранник, оказавшийся при ближайшем рассмотрении лицом иной национальности, - ничем не могу вам помочь, стажируйте своих иностранцев сами.
     Так Тере стал моим личным стажером.

***

     Потом появился Обнорский. Он не поздоровался и сухо предложил проследовать в его кабинет, - это не предвещало ничего хорошего.
     За мной в кабинет Обнорского зашел и мой стажер. Теперь он не отходил от меня ни на шаг.
     - Это кто? - хмуро спросил Обнорский.
     - Стажер. Он по-русски не понимает.
     Обнорский тут же перестал обращать на стажера внимание. Он сказал, что вчера в агентском буфете получили отравление четыре сотрудника - три отравились серьезно. Соболин вообще лежит в реанимации.
     Об отравлении я знал, поскольку вчера сам отвозил по домам страдавших животами Агееву и Горностаеву. Оказалось, что ночью Агеевой стало хуже - ее отвезли в больницу. Так же были госпитализированы Повзло и Соболин. Все они обедали в нашем буфете.
     - Если с ними что-то случится, я тебя под суд отдам, - заявил Обнорский угрожающе.
     Я понял, что Обнорский говорил совершенно серьезно.
     Шеф считал, что в отравлении виноват я, поскольку именно я отвечал за закупку продуктов в буфет. Естественно, соблюдая режим экономии, я старался покупать продукты по самым низким ценам. И вот теперь Обнорский кричал, что именно это мое крохоборство и привело к столь ужасающим последствиям.
     Я пытался объяснить шефу, что дешевые продукты еще не значат некачественные, но он ничего не слушал.
     Я решил, что дальнейший спор только усугубит мое положение и лучше уйти.
     Стажер вышел вслед за мной.
     - Ну, что скажешь? - спросил я его.
     - Коле лугу, - сказал он.
     Надо было что-то делать. Надо было спасать мое честное имя - имя главной хозяйственной опоры Агентства "Золотая пуля". То есть проводить собственное независимое расследование.
     Сам я в нашем буфете не питаюсь, поскольку давно исповедую принцип: не пей, где живешь, и не ешь, где работаешь.
     Тем не менее я ни на секунду не верил, что столь массовое отравление могло случиться из-за меня.
     - Надо выяснить, кто и что вчера ел, - сказал я своему стажеру.
     Он кивнул, как будто что-то понял.

***

     Итак, мне надо было поговорить с отравившимися: Горностаевой, Агеевой, Соболиным и Повзло.
     Ехать домой к Горностаевой мне не хотелось. Наши отношения длились уже слишком долго, впрочем, Горностаева, в отличие от меня, явно не собиралась их заканчивать. Поэтому я попросил проведать Горностаеву Шаховского, сказав, что Валя замечательная девушка и, по моим наблюдениям, давно смотрит на него с вожделением. "А рыжие девушки (Горностаева, как известно, была рыжей), - сказал я ему, - жутко страстные особы".
     И рассказал ему историю про одну рыжую женщину, которая имела мужа, трех любовников, четырех телохранителей и шофера с "мерседесом" в 140-м кузове и успешно справлялась со всей этой небольшой армией.
     Шаховский выслушал весь этот бред и радостно попрыгал к Горностаевой. Я пожелал, чтобы все у них получилось.
     А сам поехал в 46-ю больницу, где одновременно, хотя и в разных палатах, лежали Повзло и Агеева.
     Николай чувствовал себя неплохо, рассказал, что вчера ел куру-гриль и салат оливье, запивая все это томатным соком из пакета.
     Агеева, в отличие от Повзло, почему-то лежала в индивидуальной палате. Она была одета в цветастый халатик, разрисованный неизвестными мне, но, видимо, известными Агеевой животными, и была похожа на домработницу, прилегшую отдохнуть после протирки рояля.
     - Ах, Лешенька! - сказала она. - По-моему, я умираю.
     - Понос? - спросил я участливо.
     - Сердце. Тахикардия, наверное. Дайте вашу руку. Вы должны это почувствовать.
     Она взяла мою руку и положила себе на грудь.
     - Чувствуете? - спросила она.
     - Нет, - ответил я.
     - Ну, как же, - сказала Агеева, - это, наверное, халат мешает. - И убрала мешавшую правильной диагностике болезни ткань.
     - Чувствую-чувствую, - сказал я, испугавшись, что мое независимое расследование может остановиться, едва начавшись, - ужасная тахикардия. Но вы мне лучше скажите, что вы вчера ели?
     - Разве я ем, - ответила Агеева. - В моем возрасте есть нельзя.
     Я попытался вспомнить возраст Агеевой - что-то за сорок. Решил, что еще в самый раз, но взял себя в руки - настоящий расследователь, как учит Обнорский, должен помнить, что сначала расследование, а бабы - потом, так сказать, в качестве приза.
     - Марина Борисовна, не отвлекайтесь, - попросил я. - Так что вы вчера ели?
     - Рагу. Немножко. Два раза. Салатик витаминный. Две оладушки. Пирожок с мясом.
     - А кто с вами обедал?
     - Да масса народу. За моим столиком - Горностаева, Соболина и Соболин.
     За соседним - Повзло с какими-то мужиками. Еще, по-моему, Спозаранник с Гвичией заходили...

***

     В реанимацию к Соболину меня не пустили, хотя и сказали, что его состояние уже не внушает опасений и уже завтра его переведут в общую палату. Я попытался выяснить, чем отравился Соболин, - мышьяк, там, цианистый калий или еще какая гадость? Но мне сказали, что никаких мышьяков или цианидов в Соболине сроду не было. Простое пищевое отравление, ну, в крайнем случае, какой-нибудь органический яд.
     - Жалко, - сказал я по-прежнему сопровождавшему меня стажеру Тере, - что это не мышьяк.
     - Яа, - сказал стажер.
     - Вот если бы это был мышьяк, - продолжил я свои размышления вслух, - мы бы с тобой в два счета доказали, что это было преднамеренное отравление.
     Но надо было выяснить, чем же все-таки вчера питался Соболин и почему не отравилась его жена?
     Я решил идти напролом и, прижав Аню Соболину к стенке, спросил страстным шепотом:
     - Вы что вчера ели?
     Соболина не пыталась сопротивляться и ответила тоже шепотом:
     - Соболин борщ и жареную печенку.
     Я - борщ и салат.
     Следующий допрос я учинил Шаховскому:
     - У Горностаевой был?
     - Был.
     - Получилось?
     - Не получилось.
     - Так ты небось с ней о культуре говорил?
     - Не говорил я с ней о культуре - я о ней ничего не знаю.
     - Это ты зря, брат. Горностаева, она хоть и рыжая, а о культурных вещах - про Мопассана, например, или про Таню Буланову - поговорить любит. Она после таких разговоров страстная становится - жуть. Уж я-то знаю.
     - Так Таня Буланова - это тоже культура, - обрадовался Шаховский.
     - А ты думал! - подтвердил я. - Ну ладно, выяснил, что она вчера ела?
     - Выяснил: рагу и лимонный пирог.

***

     Кто-то потянул меня за рукав. Оглянулся - стажер.
     - Кус ма саан сюйа? - о чем-то своем спросил он.
     - Кушать хочешь, - понял я. - Сейчас зайдем в кафе, а потом - по домам. Ты, кстати, где устроился?
     - Ма тахан магада.
     - Понял - нигде. Ладно, пока можешь пожить у меня.
     Стажер оказался на редкость хозяйственным человеком - посуду помыл и на кухне подмел пол.
     - Ну, садись, - сказал я ему, когда он закончил занятия домоводством. И достал из холодильника бутылку водки. - Сейчас составим план расследования, как учит наш великий учитель Андрей Викторович Обнорский.
     Стажер поднял стопку с водкой и сказал:
     - Тервисекс!
     - Э, брат, ты загнул, - тут же отреагировал я. - Это, может, у вас в Эстонии секс между малознакомыми молодыми людьми - дело плевое. А я человек с устоями. Я не могу так - первый день и сразу секс.
     Что обо мне в Агентстве скажут? Да и ориентация у меня вроде другая. По крайней мере, была.
     Но водку мы все же выпили. И я быстро набросал план расследования.
     - Значит, Тере, - пояснил я стажеру, - знаем мы с тобой пока немного. Отравились четыре человека. Они ели: двое рагу, двое - борщ, один - печенку, один - куру-гриль, трое - салаты. Ну, скажи, не мог же я купить все это некачественное - и печень, и куру, и свеклу для борща.
     - Кус мина маган? - о чем-то своем спросил стажер и клюнул носом в стол.
     - Ты не спи. Ты стажируйся. Нам надо будет завтра отыскать какой-то общий отравляющий ингредиент. Придется опять говорить с нашими больными. И заодно выяснить, что это за мужики обедали вместе с Повзло.
     Утром в Агентстве меня ждал сюрприз в виде Глеба Спозаранника, который сообщил, что Обнорский уехал в Москву и поручил ему, Спозараннику, довести до моего сведения, что теперь закупка продуктов в буфет будет контролироваться лично Спозаранником.
     - Так ты, Глеб, и закупать все это будешь?
     - Нет, - сказал Спозаранник, - закупкой продовольствия будешь по-прежнему заниматься ты, а я буду контролировать твои действия.
     Я уже решил было расстроиться и пойти в свой кабинет написать длинное - страницы на три - заявление об уходе, где ненавязчиво упомянуть все недостатки Обнорского и его пса-рыцаря Спозаранника. Но потом решил повременить.
     - А Обнорский разъяснил вам, Глеб Егорович, методику осуществления контроля за качеством закупаемого мною продовольствия?
     - Нет. Я думаю, что мы сейчас с вами найдем взаимоприемлемую формулу.
     - Я ее уже нашел. Как заместитель директора Агентства по административно-хозяйственной части я поручаю вам, господин Спозаранник, лично пробовать все продукты, которые я буду покупать для буфета. Сейчас напишу соответствующий приказ.
     Я уже предвкушал, как Спозаранник будет пробовать на зуб сырую свинину и нечищеную картошку, а потом с периодичностью в десять минут бегать в туалет, но Глеб почему-то отказался выполнять мое распоряжение и пошел писать докладную шефу.
     Я со своей сторону тоже написал докладную на Спозаранника. Мы положили их на стол Обнорского, чтобы он, когда приедет, рассудил нас. А до этого момента я повесил на двери буфета большое объявление: "Закрыто в связи с проведением независимого расследования".
     Мой стажер, естественно, присутствовал при нашем разговоре со Спозаранником - на него теперь никто не обращал внимания, в Агентстве, наверное, считали, что мы с ним что-то вроде единого организма - Скрипка с эстонским имплантантом.
     - Ну что скажешь? - спросил я у стажера.
     - Мулле эй меэльди сеэ инимене.
     - Точно. Но нам надо ускорить наше расследование. А то вернется Обнорский и за шутки со Спозаранником нас по головке не погладит.
     Впрочем, все было не так плохо. Горностаева уже окончательно поправилась и даже вышла на работу (впрочем, я старался не заглядывать в ее кабинет). Агеева перебралась из больницы домой. Соболин шел на поправку.
     Я проинструктировал Шаховского, что надо выяснить у Горностаевой, а сам вместе со стажером отправился к прочим пострадавшим.
     Я долго мучил Повзло на тему позавчерашнего обеда. К уже известному добавилось лишь то, что он активно солил и перчил все потребляемые блюда.
     А в буфете он был с двумя мужиками - хозяевами фирмы "Рита", которые предлагали Агентству расследовать историю с угрозами, которые они периодически получают.
     - Расследовать там было особенно нечего, - пояснил Повзло. - Ничего интересного - кто-то звонит, что-то говорит.
     Я предложил им вариант расследования на коммерческой основе, они сказали, что подумают, и ушли.
     Володя Соболин тоже ничего интересного не рассказал: пообедал, почувствовал себя плохо, никого не подозревает, считает, что отравление - случайность.
     - А перцем или солью ты пользовался? - решил спросить я у него для очистки совести.
     - Конечно.

***

     К Агеевой пришлось ехать домой в ее огромную квартиру в центре. Начальница архивно-аналитического отдела была одна - муж с детьми на даче, объяснила она. Халатик на ней был уже другой - поскромнее и, видимо, подороже.
     Стажера мы посадили в уголке на кухне, а я начал процедуру допроса:
     - Прошла ли тахикардия, Марина Владимировна?
     - Прошла, но чувствую себя ужасно.
     А во всем виноваты вы, Алексей, - зачем вы купили такое мясо для рагу?
     - А зачем вы его ели два раза? - парировал я. - Вот одной моей знакомой сказали, что если питаться кактусами, то можно сбросить килограммов двадцать за неделю.
     - Разве мне нужно худеть? - спросила Агеева. - Давайте я вам покажу, у меня все в норме.
     - Покажете - но потом, сейчас у меня расследование. Так вот, эта моя приятельница стала лопать кактусы, стала зеленая и противная. И только потом выяснилось, что она их ела не правильно - надо было запивать текилой и не вынимать колючек.
     - У меня кактусов нет, - отреагировала Агеева, - а текилой могу напоить.
     - Что ж, можно и выпить, - согласился я.
     Агеева ловко разлила текилу. Стажер поднял свой бокал и произнес:
     - Тервисекс!
     Я посмотрел на него с удивлением:
     - Ну ты, Тере, просто половой гигант.
     Я же тебе объяснял, что сейчас не до секса, сейчас надо расследованием заниматься.
     - Ну-ка, Марина Борисовна, перечислите еще раз, что вы ели позавчера, - попросил я.
     Агеева перечислила. Выяснилось, что вчера она забыла упомянуть две трубочки с шоколадным кремом и бутерброд с ветчиной. Я поразился ее прожорливости, но деликатно спросил:
     - Перец, соль?
     - Что?
     - Употребляли?
     - Я ем только пресную пищу. А перцем, по-моему, немножко посыпала.
     Напоследок я спросил, нет ли в домашней библиотеке Агеевой какой-нибудь книжки про яды.
     - Конечно, есть, - с радостью сказала она и повела меня в недра своей квартиры.
     Она поставила изящную лесенку около уходящей к недоступным высотам потолка книжной полке и ловко забралась по ступенькам.
     - Держите меня, - крикнула она сверху, - это на самом верху.
     Я обхватил ее за лодыжки, Агеева потянулась вверх. Халатик стал коварно подыматься. Я внимательно осмотрел колени Агеевой - они мне понравились. Открылись бедра что-то внутри меня заволновалось. Я запрокинул голову и стал смотреть на главного архивного аналитика Агентства снизу, забыв о необходимости удерживать Агееву в нужном положении. Впрочем, она тут же напомнила мне об этом:
     - Леша, вы меня плохо держите. Держите выше и крепче!
     Я переместил свои руки выше. Агеева, видимо, осталась довольна, потому что на время указания сверху перестали поступать.
     Наконец Марина Борисовна закончила свои поиски и скомандовала:
     - Держите крепче, я спускаюсь.
     Через пару минут спустившаяся с потолочных вершин Агеева оказалась у меня в руках. "Пора реализовывать советы стажера. Немного секса хорошему расследованию не помеха", - подумал я, и тут на пороги библиотеки показался мой стажер:
     - Ма тахан сюйа, - сказал он.
     Я отпустил Агееву. Я не мог допустить, чтобы у стажера сложилась не правильное восприятие расследований по методу Обнорского.
     - А мы тут книжками балуемся, - пояснил я стажеру наше поведение.
     - Торе, - сказал он.
     - Кстати, Марина Борисовна, где та книга, которую мы искали, - спросил я, заметив, что в руках у Агеевой ничего нет.
     - Я вспомнила, Алексей Львович, - сказала она официально, - я эту книгу кому-то отдала.
     - Кому?
     - Кому-то из наших. По-моему, Соболиной.

***

     Первым, кого я встретил в Агентстве, был Шаховский.
     - Все получилось! - сообщил он мне возбужденно.
     - У вас с Горностаевой была радость секса? - уточнил я.
     - Нет, до этого еще далеко. Но я поговорил с ней о культуре, как ты и советовал.
     - И что ты сказал?
     - Я сказал, что Буланова - это круто.
     - А она?
     - Она кивнула.
     - Да, я вижу ты на правильном пути.
     В следующий раз поговори о Сорокине.
     - Я его знаю, - обрадовался Шаховский. - Это бригадир такой у Лома был, его застрелили два года назад в Зеленогорске.
     - Нет, про этого можешь поговорить с Завгородней. А с Горностаевой поговори о другом Сорокине - он книжки пишет, про сало и всякое такое.
     - Ага, - кивнул Шаховский.
     - Так ты выяснил у Горностаевой про отравление?
     - Выяснил: сок, рагу, перец...
     Я открыл дверь буфета и в течение часа обыскивал помещение. Банки с перцем мне найти не удалось. Я опечатал дверь, чтобы никто не мог проникнуть на место происшествия и отправился писать служебную записку Обнорскому. Расследование было закончено, а преступление раскрыто.

***

     В отчете для Обнорского я написал, что картина отравления мне совершенно ясна: преступник подсыпал в баночку с перцем какой-то органический яд, в результате чего и пострадали несколько сотрудников Агентства. После этого преступник забрал орудие преступления с собой. Таким образом, очевидно, что преступление совершил или сотрудник Агентства, или человек, регулярно бывавший в агентском буфете.
     Анализируя личности потерпевших, я пришел к выводу, что злоумышленниками могут быть или Валентина Горностаева, или Анна Соболина. Возможные мотивы: у Горностаевой - месть Скрипке А. Л. (то есть мне), в связи с тем, что наши внеслужебные отношения переживают кризис.
     У Соболиной - попытка ликвидировать или мужа Соболина В. А., или бывшего любовника Повзло Н. С.,