щих из Вагановской академии, на машины, снующие по улице Росси. Я даже не заметила, как застыла моя машина, и еще с полчаса сидела в страшном холоде. Потом, замерзнув, пришла, наконец, в себя и поехала прямиком домой. Достала из бара начатую вчера бутылку "Мартини", хлебнула прямо из горлышка. Вставила кассету в магнитофон и, не раздеваясь, плюхнулась в кресло. Прикрыла глаза, готовясь услышать знакомый голос депутата Астрова.
     - Ты, Котомкина, иногда такие вещи говоришь, как будто первый раз замужем. - Я резко открыла глаза.
     С экрана на меня смотрел Беркутов. Потом в кадре появилось лицо Каракоз. С интонациями, совершенно не характерными для меня, она игриво ответила:
     - А я и была первый раз замужем.
     Ксюша почему-то отдала мне рабочую версию съемок "Все в АЖУРе". Могла перепутать - в том бардаке, который царил в кабинете Обнорского. Но я же помню, что вчера она положила копию кассеты рядом с другими, но ,не вперемешку с ними! Мне казалось, что пока я сидела в машине на Росси, пока ехала домой, я окончательно примирилась с мыслью, что не вернусь в Агентство. Да наверное, и не желание вернуться, а стремление выяснить, что же произошло на самом деле, заставило меня вскочить с кресла, вытащить кассету и снова помчаться в "Пулю". Я ехала, не видя дороги, машинально останавливаясь на светофорах и пропуская пешеходов. Мысли в моей голове напоминали рой пчел. Резко притормозив у арки на Зодчего Росси, я уже хотела выйти из машины, как вдруг заметила хорошо знакомый мне "лендкрузер" Лехи Склепа. "Что еще ему нужно?" - в сердцах подумала я. Однако придумать ничего по этому поводу не успела - из арки выпорхнула Алена Каракоз. Не желая встречаться со своей "героиней", я решила переждать ее дефиле в машине. Внезапно сердце мое забилось птицей: Каракоз шла прямиком к "лендкрузеру" Склепа. Авторитет радостно распахнул дверь, и звезда будущего сериала прильнула к нему в порыве нежности. Автомобиль Склепа стоял рядом с фонарем, поэтому мне было хорошо видно, как Склеп и Каракоз ворковали, будто голубки.
     Ничего криминального, конечно. Если не учитывать некоторых совпадений. Например, присутствия Каракоз в тот момент, когда я говорила Ксюше о секретности кассеты. Оксанка любит напустить туману, представляя себя важной шишкой в "Пуле" (ну, не без этого, конечно). Очевидно, она проболталась актрисе о содержании пленки. Каракоз фифа-фифой, но далеко не дура. Особенно, если она имеет какие-то дела со Склепом. Сразу могла сообразить, в чем ценность кассеты. Но как она до нее добралась, ведь пленка была в кабинете у Обнорского? Тут я вспомнила смех в кабинете шефа...

10

     В машине было тепло и уютно. Я люблю водить машину. Даже несмотря на то, что в последнее время идиотов на дороге стало великое множество. Я уже молчу о пешеходах. Обычно я езжу с максимальной скоростью. Радио "Русский шансон" настраивало на лирический лад: "Я сегодня ночевал с женщиной любимою..." Кошка, внезапно выбежавшая из-за стоящей на обочине машины, вдруг остановилась прямо перед моей летящей "ласточкой". Я не успела притормозить, и тут же раздался глухой звук. Крутанув руль к обочине, я остановила машину и выскочила на улицу. На пустом мокром асфальте, в свете неона, недвижимо лежал рыжий комочек. Почувствовав приступ дурноты, я вернулась в машину. Руки у меня дрожали, и я никак не могла попасть ключом в замок зажигания. "Без которой дальше жить просто не могу..."

ДЕЛО О СЛУЖБЕ НОВОСТЕЙ

Рассказывает Максим Кононов

     "Кононов Максим Викторович, 34 года, образование - три курса филфака СПб ГУ. До прихода в "Золотую пулю " занимался мелким бизнесом, был соучредителем и гендиректором ОАО "Глория". После дефолта 1998 года лишился бизнеса, начал пробовать себя в журналистике и добился успехов.
     Склонен к нестандартному мышлению, неплохо владеет словом, правда, в  материалах присутствует некий крен в "желтизну ". Жена и дочь в последние  годы проживают отдельно. Иногда злоупотребляет спиртными напитками, однако на рабочей дисциплине это серьезно не отражалось..."
     Из служебной характеристики

     - Самое сложное в семейной жизни, - радостно тараторила в камеру чернокожая телезвезда Ханга. - это отдавать себе отчет в том, что за годы, проведенные вместе, в людях мало что меняется...
     - И иногда, ссорясь с супругом или супругой, - подхватила ее соведущая, - не забудьте сказать себе: я полюбил этого человека со всеми его недостатками. Стоит ли удивляться, что они сохранились?
     И они стали шумно прощаться и раздавать автографы. А я, приглушив звук, первый раз в жизни задумался над тем, что сказали мне по телевизору. Юлька торчала у меня в голове, как ржавый загнутый гвоздь в размокшей доске. Вспоминая наши с ней ссоры, я словно раскачивал его клещами и никак не мог вытащить. И вот только что две модные телевизионные тети сказали мне: сам ты, Кононов, дурак, тебя что, заставляли на ней жениться? Ты не знал, что от ее задницы все окружающие мужики рискуют получить сотрясение мозга, вызванное внезапной эрекцией (как выражается Шах)? А может, ты не знал, как она любит в запале зацепить тебя за самое больное и всем своим видом показать, что ты для нее никакая не надежда-опора, а так - паразитирующая бактерия?.. Что она вовсе не считает секс таким уж важным делом и обожает что-нибудь сказануть в самый ответственный момент, а потом еще и обвинить тебя в импотенции? Ах, знал? Так какого хрена ты сначала женился на ней, а потом вдруг стал обвинять ее в этом и дообвинялся-таки до развода?
     Мне стало тошно, и я привычным жестом опрокинул в себя полстакана. А потом сделал погромче - на НТВ начинались местные новости.
     - Добрый день, - сказала голубоглазая девчушка тоном, не допускающим даже мысли о том, что этот день для кого-то может оказаться добрым. - В эфире новости, которые вам предлагает петербургская информационная служба телекомпании НТВ. В студии Ирина Виноградова. И в начале выпуска - сенсационный материал, который удалось снять нашим корреспондентам...
     Она скосила глаза куда-то вниз, что предполагало готовность к подаче сенсационного материала. Мелькнула какая-то картинка и тут же померкла. После нескольких секунд абсолютной черноты на экране вновь появилась ведущая.
     Несколько секунд она так и сидела, скосив глаза и, видимо, чувствуя себя полной идиоткой. Потом выражение ее лица стало меняться - наверное, в наушнике раздавались какие-то команды. Она снова посмотрела в объектив и, нервно улыбнувшись, заявила:
     - Съемочная группа нашей телекомпании сумела запечатлеть сцену убийства известного предпринимателя Козлова, буквально полчаса назад произошедшего в нашем городе...
     Снова повисла неловкая пауза. Я подумал, что увильнуть от работы мне сегодня не удастся. Бизнесмен Козлов, имевший неожиданную кличку Цуцик, был явно "моим клиентом". Тем временем измывательство "энтэвешников" над своей ведущей продолжалось. Бедняжка вздыхала и долго трогала наушник.
     - Через несколько секунд вы увидите этот материал... - как заклинание, сказала она беспомощно. Но прошло гораздо больше, чем несколько секунд, и она, наконец, выпалила с натянутой полуулыбкой:
     - Пока он готовится к эфиру, о других новостях...
     Никакого сюжета об убийстве Козлова так и не было показано, поэтому я досмотрел выпуск без всякого интереса. "Любопытно было бы узнать, в каких выражениях эта воспитанная девочка обратится к своим коллегам", - подумал я и выключил телевизор.
     В окне ярко сияло осеннее солнышко, и в черном экране телевизоре я разглядел свое отражение.
     - А что, Макс, - дружелюбно сказал я ему, - спорим на стакан, что не пройдет и пяти минут, как тебе позвонит Спозаранник и отменит отгул?
     Отражение кивнуло, и в ту же секунду на журнальном столике запрыгал пейджер, поставленный на вибросигнал. На дисплее высветилось первое слово: "Немедленно". Я удовлетворенно допил остатки водки. Спор я, по крайней мере, выиграл.

***

     В Агентство я входил твердым, выработанным долгими тренировками, шагом. Под языком прохладно болтались две таблетки "Антиполицая", в глазах светилось служебное рвение, а на гимнастическом (по выражению все того же Шаха) торсе похрустывала свежая рубашка. Мало того, я всерьез собирался поразить коллег новехоньким вельветовым костюмом, подаренным на день рождения моим отчимом, а также замшевыми финскими ботинками, приобретенными в кредит у пижона Соболина. Вовка, которого шеф взял с собой в Финляндию на какой-то семинар, так влюбился в эти щегольские шузы, что купил последнюю пару. То, что они были ему велики как минимум на полтора размера, его не смутило. Зато Анюта, увидев, как он набивает ботинки газетами, решительно запретила ему "портить хорошую вещь" и великодушно предложила их мне. Впрочем, по стервозности своей, она заявила, что готова на такую жертву, лишь бы не видеть моих "вонючих древних кроссовок"...
     Короче, я был уверен в себе с головы до ног. И войдя в коридор, рассчитывал по меньшей мере на продолжительные овации. Вместо этого в глаза ударил мощнейший прожектор, в луче которого ко мне шла совершенно обнаженная девица.
     - Бедрами качай! - послышался голос из-за прожектора, и я узнал бас режиссера Худокормова.
     Девица приблизилась, и я разобрал на ней некоторые намеки на одежду - что-то обтягивающее и такое короткое, что блузка казалась шарфиком, а юбка - поясом. Так мощный талант Худокормова рисовал ему образ Завгородней.
     Съемки сериала докатились до фазы павильонных, и все мы узнали на своей шкуре, что такое кино. Все, включая Спозаранника, старались как можно реже появляться на работе, поскольку заниматься делом в присутствии съемочной группы было решительно невозможно.
     - Стоп, нормально! - прогудел Худокормов. - Ася, еще чуть-чуть блядовитей! Посторонних прошу из кадра, будем снимать!
     Красавица-модель Ася Барчик, играющая Прибрежную - альтер-эго Завгородней, тут же ущипнула меня за задницу, когда я попытался проскользнуть в щель между стеной и ее охренительным бюстом, но я отнес этот жест к ее вживанию в образ и протиснулся в арьергард съемочной группы. Переступая через бесконечные провода и спотыкаясь о рельсы, я направился к родному отделу.
     У дверей его возмущенно размахивал руками Вася Клушин, игравший меня (о Боже, меня!). Чтобы не мешать съемкам, он возмущенно шипел прямо в ухо художницы по костюмам:
     - Почему я должен носить эти отвратительные тряпки? Неужели драные джинсы и это подобие пиджака будут нормально смотреться на экране?
     - Потому что твой прототип Кононов так и ходит! - невозмутимо парировала художница Люся. Она-то как никто другой имела возможность изучить мой туалет - после знакомства съемочной группы с прототипами, плавно перешедшего в такую пьянку, что съемки пришлось отложить на пару дней, Люся проснулась в моей берлоге...
     Однако я счел нужным обидеться и демонстративно кашлянул. Чтобы меня узнать, киношникам понадобилось пару минут. Но никакого смущения не было и в помине - Люся цокнула языком и подмигнула, а Клушин с еще большим жаром забубнил:
     - Ну что я говорил! Нормально одевается парень, а ты!..
     - Да уж, заночевал у друга в Доме колхозника, не успел переодеться, - сказал я, чтобы что-то сказать, и зашел в настежь открытую дверь кабинета.
     Никакого фурора своим прикидом я не произвел, поскольку кроме Спозаранника в кабинете никого не было. Он же посмотрел на меня недовольно и заявил:
     - Когда женщина говорит, что ей нечего надеть, - это значит, что у нее нет ничего нового. А когда то же самое говорит мужчина - это значит, что у него нет ничего чистого. В курсе насчет Козлова?
     Я кивнул.
     - Начали! - заорал Худокормов в коридоре, и кто-то с грохотом закрыл дверь в наш кабинет.
     Спозаранник втянул голову в плечи и сжал губы, чтобы не сказать чего-нибудь нецензурного. После паузы он продолжил:
     - Раз в курсе - за дело! Репортеры сейчас забивают в ленту всю свежую информацию. Возьми у них все, что есть, и позвони Зудинцеву - он на месте преступления.
     - Где? - по понятным причинам я старался говорить как можно меньше и короче.
     - На мес-те прес-туп-ле-ни-я, - раздельно проговорил Глеб, глядя на меня, как на душевнобольного.
     - Географически... - уточнил я.
     - А... На Петровской набережной. У самой "Авроры".
     - Во как... - трудно было представить, что Козлова завалили в самом центре города, средь бела дня, да еще в месте, где постоянно толкутся туристы и практически "дежурят" продавцы сувениров. Ну да ладно, по крайней мере свидетелей у Михалыча будет хоть отбавляй.
     - Пошел... - сказал я и направился к дверям.
     Попытка открыть их не увенчалась успехом - кто-то из киношников держал ее с той стороны. Видимо, в этот самый момент мимо дверей проезжала операторская тележка. Оставаться в опасной близости со Спозаранником мне не хотелось, и я изо всех сил дернул дверь на себя. Никакого эффекта!
     - В другую сторону! - сказал Спозаранник. И в ответ на мой недоуменный взгляд, добавил:
     - Киношники перевесили. Им надо, чтобы она открывалась в коридор. Так что толкай.
     Налицо был редкий случай, когда я разделял раздражение своего шефа и подумал, что пора уходить. Уходить из Агентства, совсем. И эта мысль так меня поразила, что я налетел на Обнорского, даже не заметив его хищной улыбки.
     - Два по двести, мускатный орех, "Антиполицай", - сказал он, придержав меня за рукав и принюхавшись.
     - У меня отгул, - с достоинством ответил я.
     - Был, - злорадно усмехнулся Обнорский. - Пойдем-ка ко мне.
     И он потянул меня через полосу препятствий, раскинутую киношниками в нашем коридоре.
     В кабинете Обнорского нервно курил Илья Шилькин - главный режиссер питерского НТВ. В Агентстве его недолюбливали - он писал сценарий к этому окаянному телесериалу. И не то чтобы сценарий нам не понравился, просто ему пришлось переделывать все наши новеллы, и в нас играло оскорбленное авторское самолюбие. Обнорский, руководивший сценарными разработками, огрызался на наши язвительные замечания так: вы же сами писали из-под палки, левой ногой! Это же не только для сценария - для газеты в туалете не подходит!
     Но несмотря на то, что это была чистая правда, всем было обидно. Особенно Агеевой, которая по-настоящему увлеклась этой писаниной и даже, тайком от Обнорского, писала новеллы и за других. Например, за меня.
     Из корпоративной солидарности я едва кивнул Шилькину, чего он не заметил, поскольку был явно не в себе. Обнорский показал мне на стул, а сам растянулся на диванчике.
     - А скажи мне, друг Илюша, - с сарказмом сказал он, продолжая какой-то разговор, - прав ли я был, когда говорил, что все телевизионщики конченные мудаки и что...
     - Знаешь что, Обнорский... - вскинулся Илья.
     - Спокойно, шучу я. - Обнорский сладко потянулся и подмигнул мне. - Слыхал, чего на НТВ стряслось?
     - Скорее, видал, - кивнул я.
     - Давай, Илья, рассказывай все сначала, только подробно.
     Шилькин нервно почесал бородку и кашлянул.
     - Ребята снимали обыкновенные видовые планы на "перебивки"...
     - На пере... что? - не понял Обнорский.
     - На "перебивки". Ну... чтобы перекрывать склейки... неважно. Денис, оператор, "поднаехал" и...
     - Поближе, что ли, подъехал? Они из машины снимали?
     - Да нет! - Илья сломал сигарету. - "Наехал" - то есть укрупнился, приблизил картинку, что ли... - Он подозрительно посмотрел на Обнорского. - Ты издеваешься?
     - Ни-ни...
     - Короче, фокус навел... - произнес Шилькин и остановился, явно ожидая вопроса Обнорского про Игоря Кио, например, но тот невозмутимо кивнул. - "Опель" стартует, а на набережной - труп.
     - Козлова, - уточнил для меня Обнорский. - Надеюсь, съемочная группа бросилась оказывать первую помощь?
     - Она бросилась в редакцию, - раздраженно сказал режиссер. - А туда послали другую группу, чтоб снимали, как милиция работает. Они и сообщили, что убитый - Козлов.
     Обнорский снова многозначительно подмигнул мне. Я надеялся, что он не рассчитывает на то, что я что-либо понимаю, и тупо кивнул.
     - До эфира было минут пятнадцать, - продолжал Шилькин, - поэтому материал понеслись монтировать - и бегом на пульт. А дальше...
     - И что ты хочешь от меня? - перебил его шеф.
     - В идеале - вернуть материал. А по минимуму - найти того, кто это сделал, потому что... Ну мы должны знать, кто из нас... Ты поможешь?
     Обнорский смотрел на меня. Как-то задумчиво и нежно. Из чего я сделал вывод: добром это дело не кончится. И на всякий случай сказал, вставая:
     - Андрей Викторович, пойду я. Мне еще к репортерам надо, и Зудинцев...
     - Сидеть! - рявкнул шеф. - Слушай, Илья, а есть у вас такая должность, которая не требует никаких специальных навыков, но везде дает доступ?

***

     Голова у меня болела не так чтобы очень сильно, зато настойчиво. К тому же меня заметно поташнивало. Думаю, это было вызвано двумя факторами - полной бессмыслицей, услышанной у Обнорского, и непривычно мягким ходом машины Шилькина - пафосной и напичканной всякими штучками вроде бортового компьютера и климат-контроля.
     Ехали мы, естественно, на НТВ, где я должен был приступить к обязанностям администратора, о чем мне полчаса назад, радостно потирая руки, сообщил Обнорский.
     - Буфет у вас там есть? - осведомился я.
     - Есть, - неприязненно покосился на меня Илья. - Только "этого" там не подают, и вообще бухать на службе не советую. С этим у нас строго.
     Я кивнул. Плевал я на вашу строгость.
     Машина уткнулась в хвост длиннющей пробки на Фонтанке. Я достал сигарету и вопросительно взглянул на режиссера. Он махнул рукой и нажал на какую-то кнопочку, в результате чего из панели плавно выехала пепельница. Порядком, кстати, загаженная, что вызвало у меня неожиданную симпатию. Я решил навести мосты и дружески поинтересовался:
     - Слушай, старик, а что случилось-то? Я так и не понял.
     Шилькин прямо-таки вонзил в губы сигарету и принялся со смаком материться, как человек, который на время забыл о какой-то неприятности и вдруг о ней вспомнил. Я с интересом прислушивался, запоминая по ходу дела новые для себя обороты, среди которых встречались даже узкоспециальные, например, "ёб твою, телевизор, мать!". Закончив ругаться, Илья перевел дыхание и, к моему удивлению, довольно быстро и внятно обрисовал ситуацию.
     Сегодняшним утром съемочная группа снимала видовые планы для архива. В объектив, кроме красот родного города, время от времени попадали и его жители. И вот, в частности, когда камера двигалась вдоль парапета набережной, в кадре оказалась сценка оживленного разговора троих мужчин. Оператор не придал этому значения, и только когда завизжали шины автомобиля - инстинктивно повернул объектив. С набережной резко уходил черный "опель", а там, где только что было трое - остался лишь один, причем в весьма неловкой позе. Какая-то сердобольная бабуся, выгуливающая собачку, тронула его за плечо, и мужик тут же сполз на землю, имея в районе солнечного сплетения большое кровяное пятно. Опытные новостийщики тут же смекнули, что они умудрились запечатлеть сцену убийства и, вызвав "скорую", понеслись в редакцию.
     Материал попал на студию перед самым эфиром. Пока его наскоро монтировали, вторая бригада сообщила, что убитый - Козлов. Это была сенсация вдвойне. И когда ведущая "подвела" к сюжету - всю выпускающую бригаду разбил паралич. Поскольку оказалось, что от материала остался лишь один крохотный кадрик на секунду. А дальше - все стерто.
     Илья довольно подробно передал мне содержание последующего разговора с ведущей, и я был вынужден мысленно признать, что такого, конечно, я от нее не ожидал. Хотя, возможно, Шилькин цитировал ее неточно. Учитывая наше предстоящее с ней знакомство, я даже разволновался, отчего сразу же захотел пива.
     Тем временем Шилькин повторил, как важно для всей редакции узнать, кто же подкинул ей такую подлянку, и посмотрел на меня с такой надеждой, что мне захотелось пива еще больше, и я стал думать о Юльке, чтобы отвлечься. Стоит ли говорить, ч