- Что "телевизор?" - не понял Родик.
     - Между "твою" и "мать" вставь "телевизор". Вчера научился. Ну все, жду информации.
     Повесив трубку, я увидел Аню Пончеву, сидевшую в углу перед просмотровым плеером. На ее безупречном лице застыло выражение такой скорби, что я был убежден - она только что потеряла близкого человека.
     - Привет, - безразлично сказала она, когда я подошел. - Как себя чувствуешь на новом месте?
     - Привыкаю, - сказал я. - Сегодня уже один раз договорился насчет съемки в морге и целых два раза дозвонился до фан-клуба "Зенита".
     - Молодец... - загробным голосом сказала Аня. - А у меня... У меня... - Я вытащил платок и приготовился к потоку слез. - Текст не срастается с видео у меня! Привезли полкассеты в браке!
     - А кто виноват? - спросил я, сдерживаясь.
     - Славка Шляпников. Видеоинженер, помнишь? Какой-то он опущенный в последнее время. Тормозит на каждом выезде. - Аня поджала губы.
     - Ну а как он-то мог набраковать? - не понял я. - Он ведь только оператора страхует да машину водит, разве не так?
     - Ну в первую очередь они за камерой следят и вообще - технари! А Славка вообще - ас. Но сегодня вот за балансом не уследил. Все зеленое получилось. Главное, я смотрю... - Распаляясь, она становилась еще красивее, но в данном случае это было не ко времени, и я ее перебил:
     - Подожди. А монтировать они умеют?
     - Видеоинженеры-то? Ну не как Майкл, конечно, но на элементарном уровне - еще бы! А Славка как-то раз из монтажеров...
     - Интересно, - сказал я... - Извини, я отойду.
     Идя по коридору, я почувствовал, что утихшая, было, голова вновь заныла. И на кой хрен Шляпникову было стирать этот материал, если это действительно сделал он? И кого мне теперь проверять первым, скажите на милость, его или все-таки Дениса?
     Когда я зашел в операторскую, там были оба. Что сразу навело меня на мысль о возможном сговоре. Хотя через минуту я понял, что это - бред: если бы они договорились, на кой черт нужно было вообще везти эту пленку в редакцию?
     Денис мирно разговаривал по телефону, а Шляпников, спиной к входу, возился с камерой. Я решил немножко "побутафорить" и громко сказал:
     - Ребят, там из милиции звонили, просили список свидетелей вчерашнего убийства...
     Плечи Шляпникова вздрогнули, но он не обернулся:
     - Лично я не видел ни фига. И ни в какую милицию не пойду.
     - Я так им и сказал. - Мне нужно было посмотреть на его лицо, но он все не оборачивался. - Просто, если вызовут, чтоб вы не удивлялись...
     - Ну, бли-ин, - протянул Денис. Шляпников швырнул отвертку и пошел к выходу. - Нам только этого не хватало! Славка, ты куда, у нас же выезд!
     - Покурить успею, - буркнул инженер и, смерив меня взглядом, вышел.
     Физиономия его ровным счетом ничего не выражала. "Ломброзо отдыхает", - подумал я и спросил у Дениса:
     - Чего это он?
     - Переживает, - вздохнул тот. - Мы же вместе все это снимали. Славка так на студию несся... И все впустую.
     - Да. Новости - это сплошной драйв, - сказал я и пошел звонить Обнорскому.
     Тем временем драйв усиливался прямо пропорционально приближению эфира. Сумасшедший дом настигало очередное обострение, и я волей-неволей включился в процесс. Рассовав по монтажкам десяток кассет, дозвонившись в сто контор и распечатав триста пресс-релизов, я даже удостоился похвалы редактора, сменившего Махмуда. Редактора звали Марианной, и она была роскошной белозубой и загорелой красоткой, которая, как я успел услышать, вышла на работу после скромного средиземноморского круиза. Она источала прямо-таки сокрушительные улыбки всем и каждому, и когда я, мысленно помирая со смеху, ознакомил ее с несколькими срочными сообщениями из "Золотой пули" (явно высосанными из пальца беременной Горностаевой), она одарила этой улыбкой и меня. Улыбнувшись ей в ответ, я побежал в эфирную аппаратную и услышал за спиной: "Не такой кретин, как кажется". Обернувшись, я увидел на лице Марианны такое невинное выражение, что сомнений в том, что это сказала именно она, у меня не осталось. "Ну ладно, красавица, я тебе покажу кретина", - мысленно пообещал я, быстренько подсчитав, когда у меня последний раз ночевала женщина. Но возбуждение тут же сменилось злостью - перед глазами всплыла Юлька, да еще в таком виде, что я чуть не зашатался. "Вот она какая, белая-то горячка", - подумалось мне...
     - Минутку подождите. Макс!!! - оторвалась от трубки Лариса, выдернув меня из опасных грез. - Тебе там почта пришла из "Золотой пули", я запустила на печать сдуру, а там сорок страниц!!!
     - Ты это, завязывай с такими объемами, - тут же подключились все присутствующие. - Нам бумагу и так под завязку выдают!
     От огромного принтера, выплевывающего листок за листком, уже кричала Марианна:
     - Ну кто запустил на печать такую кучу мусора? У меня еще папка для ведущего не прошла!!!
     - Пардон! - заорал я. - Это мне почта пришла.
     - Никаких распечаток перед выпуском - это закон! - забыв улыбнуться, кричала Марианна, и на лице ее ясно читалось, что она отказывается от только что произнесенного "комплимента" в мой адрес.
     Напряжение нарастало. Из гримерки уже несколько раз высунулась Виноградова в одном лифчике, рядом чуть ли не подпрыгивал Шилькин, и вообще, никто не работал, глядя на то, как принтер выплевывает листок за листком.
     - Блин!!! - закричала Марианна, взглянув на часы. - Ларка, донесешь, когда допечатается! Воробьева!!! Где планы Пулково?
     - Несу!!! - издалека донесся вопль архивариуса.
     Из-за поворота вылетел очкастый ассистент Шилькина. Взвизгнув подметками, он затормозил у гримерки и заорал:
     - Пять минут до эфира!!! Какого хрена тело еще не в кадре?!!
     Словно по команде, из двери выскочила Виноградова, на ходу сдирая с себя парикмахерский фартук, за ней неслась гримерша, пытаясь на ходу поправить ей прическу.
     Шилькин подпрыгнул и, проревев что-то нечленораздельное, умчался следом.
     Я готов был провалиться сквозь землю и, как только вылез последний лист, отскочил от принтера, как ошпаренный кот.
     - Больше не буду, чесслово! - крикнул я подбежавшей Ларисе, хватающей тексты.
     - Бог простит, - бросила она и, подхватив листы, унеслась в эфирную.
     На стене загорелась красная лампочка, и ньюс-рум опустел.
     Я рухнул на стул и перевел дыхание. Но тут из дверей аппаратной вылезла кудлатая голова звукорежиссера Лукоморьева и, оглядев пустое пространство, заорала не своим голосом:
     - Эй! Пулей сюда! Ну, быстро!!!
     Проклиная все на свете, я помчался в студию. Там стоял такой гам, что с непривычки мне захотелось заткнуть уши.
     - Сколько до конца рекламы?!
     - На каком посту шапка?
     - Две-семнадцать!!!
     - На первом стоит!
     - Убери сквозняк с третьего!
     - Секундомер обнулили?!!
     - Губер на пульте!!!
     И все это звучало одновременно, да еще сопровождалось монотонным тарахтением "пробегающей тексты" ведущей. Я успел заметить, что сидит она на фоне синей тряпочки, хотя в мониторах за ней волшебным образом менялись декорации.
     - Макс! - перекрыл общий хор голос Шилькина. - Садись на суфлер, у нас аврал!!!
     - На что?! - попытался я уточнить, но железная рука Лукоморьева схватила меня за шиворот и швырнула в кресло рядом с Шилькиным.
     Слева возник Петров и ткнул в стоящий передо мной компьютер, в мониторе которого на черном фоне светились огромные белые буквы: "Здравствуйте, в эфире работает петербургская...".
     - Это - суфлер, - спокойно сказал мне в ухо Петров. - Берешь эту ручку и крутишь ее.
     Он повернул круглое колесико, и буквы поползли вверх, а снизу выплыло продолжение: "...информационная служба телекомпании...".
     - Тишина, внимание!!! - заорал как резаный Шилькин, и меня прошиб холодный пот. - Мотор!!!
     И в пятнадцати мониторах передо мной закрутилась начальная шапка новостей.

***

     Через пятнадцать минут, опираясь на Шилькина, я выполз из студии. Ноги были ватными, а рубашка - мокрая насквозь. Передо мной все крутились какие-то буквы и даже дружеское "спасибо" Иры Виноградовой не возвращало меня к жизни. Так вот что такое прямой эфир... Так вот что такое драйв... В голове у меня стучал молот, и я присел на заботливо подставленный Шилькиным стул.
     Постепенно меня наполняла гордость и сознание того, что несколько минут назад я совершил настоящий подвиг. Из этой нирваны меня вырвал насмешливый голос режиссера.
     - Слушай, Кононов, а чего ты так перетрусил? Эту работу у нас стажеры делают... Просто студентка в пробке застряла.
     Я открыл глаза и с недоверием посмотрел на него. Илья кивнул и пожал плечами. Чувство подвига растворилось. Я подобрал разбросанные распечатки и поплелся в буфет.
     Как я и думал, Каширин прислал мне списки всех "опелей", хоть как-то подходивших под мое описание. Читать их можно было всю жизнь, и я по привычке начал с конца. И чтоб я сдох, если мои глаза в ту же секунду не наткнулись на строчку, увидев которую, я подскочил метра на три и заорал как ненормальный:
     - Ну конечно!!!
     Буфетчица Света выглянула из окошка раздачи и покрутила пальцем у виска. Теперь можно было звонить Обнорскому!

***

     Застрявшая в маршрутке студентка так и не появилась, поэтому мне пришлось досидеть "на суфлере" до позднего вечера. Страшно мне уже не было, тем более что завтра я рассчитывал вернуться в свое уютное кресло в Агентстве. По сравнению с этими ненормальными телевизионщиками безумный Спозаранник выглядел самым уравновешенным человеком на свете. К тому же я мысленно вертел в пиджаке дырочку для ордена, поскольку задание Обнорского я практически выполнил.
     После окончания вечернего эфира вся бригада вывалила на улицу для прощального перекура. Промозглый осенний ветерок холодил наши лица. Возбужденно обсуждая прошедший выпуск, личный состав горячо поприветствовал паркующуюся "четверку", из которой вышел грустный Полтешок.
     - Не успели... - обреченно проронил он и поплелся на ковер к Градину.
     За ним вылез уставший Денис, вытащил с заднего сиденья камеру и, махнув рукой, присоединился к курящим. Последним из машины вышел Шляпников. Глядя на его унылую фигуру, я сказал себе: брось, Кононов, не обязательно делать это сейчас. И, конечно же, пошел к нему.
     Шляпников вынимал из багажника штатив и сумку с аппаратурой. Лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым.
     - Слава, - тихо позвал его я.
     - Чего тебе? - Он обернулся и прищурился.
     - Где исходник с убийством? - так же тихо спросил я.
     - А я откуда знаю?
     - Ты не знаешь, куда ты его дел? - Я почувствовал, что очень устал и мне уже ничего не хочется.
     - Так и знал, что ты - мент, - сказал Шляпников.
     - Никакой я не мент, - разозлился я. - Просто я умею искать то, что хочу найти. Там, в "опеле", был твой брат?
     - Отвали! - сказал он громко, почти крикнул, и все, кто курил на лестнице, вдруг замолчали.
     Шляпников взвалил на плечо штатив, взял сумку и, отодвинув меня плечом, пошел ко входу. Я не препятствовал ему. В конце концов, это была уже не моя работа...
     Но, дойдя до недоуменно молчащих коллег, Шляпников почему-то остановился. С этими ребятами он был знаком гораздо ближе, чем со мной... Видно было, как ежится на осеннем ветру маленькая Ира Виноградова, как качает головой забавный архивариус Воробьева... Скрестив руки на груди, на Шляпникова устало смотрел Илья, а рядом с ним жадно затягивался сигаретой Майкл, глядя на инженера исподлобья. Полтора десятка безумных телевизионщиков, похоже, поняли все и без моих объяснений, а я ведь и не собирался их никому давать.
     Немая сцена продолжалась с минуту, пока из группы курильщиков на шаг не выступил Денис. Смерив взглядом приятеля, он сплюнул и, растолкав остальных, ушел внутрь.
     Шляпников снял с плеча штатив и положил его на сумку, лежащую рядом. Потом достал из кармана ключи от машины и аккуратно положил их сверху. Потом поднял воротник куртки и пошел к Неве. А я, естественно, потащился за ним следом.

***

     Наверное, я выглядел комично, расхаживая взад и вперед по кабинету шефа, как комиссар Мегрэ в момент истины. Во всяком случае Обнорский следил за моими передвижениями откровенно смеющимися глазами. Но я предпочитал воспринимать это как гордость за меня, поэтому с каждым словом чувствовал себя все уверенней. На диванчике сидели братья Шляпниковы - Слава и младший Сергей, совсем юный, коротко стриженный парнишка. Под левым глазом у него светился довольно яркий фингал, то и дело трогая который, он затравленно поглядывал на старшего брата. Рядом на диване уютно расположился Каширин, явно рассчитывающий на часть лаврового венка, которым Обнорский должен был меня увенчать.
     - Не было на кассету никакого заказа, - вещал я. - Все дело в человеке за рулем "опеля"! Каширин (Родион встал и картинно поклонился) пробил по гаишным базам, послал мне (Каширин скромно прокашлялся). Я читаю и натыкаюсь на фамилию Шляпников... Проверил - оказалось родной младший брат Славы Шляпникова нарушал правила на похожей машине несколько раз. Дальше - дело техники.
     - И куда же ты, Слава, дел кассету? - спросил Обнорский у Шляпникова.
     - Спрятал, - пожал плечами инженер. - Подумал, что лучше сам отметелю, чем его в тюряге опустят.
     При этих словах младший Шляпников снова потрогал фингал и поморщился.
     - Логично, - согласился Каширин, сочувственно поглядывая на Сергея. - Только от тюряги ты его не спас. Соучастие в убийстве - это все-таки...
     Шляпников кивнул на меня:
     - Он сказал, что вы поможете. Если мы сами сюда придем...
     На лице Обнорского отразилось сомнение, и я поспешно сказал:
     - Слава его с трех лет воспитывал один. Не хватало времени на парня, вот он и попал, как говорится, в дурную компанию...
     - Ну ладно, это все для женских романов, - оборвал он меня. - Рассказывай, Сергей, как дело было. Только честно.
     Младший Шляпников совсем по-детски всхлипнул и заговорил:
     - Да как было... Год назад взял я машину как бы по доверенности. И стал калымить, ну чисто извозом подрабатывать. Ну и как-то раз, зимой еще, заехали с пацанами в бильярд поиграть на Гражданке. Познакомили с одним, говорят, из крутых, звать Аликом. А пару недель назад в том же клубе подходит он ко мне, говорит, привет, Серега, есть разговор...
     Поскольку в общих чертах я уже слышал эту историю, то мог бы пересказать ее гораздо короче, чем напуганный и раскисший пацан. Этот самый Алик поймал его на дурацком мальчишеском апломбе и, намекнув на некую секретную романтическую миссию, за сто баксов договорился с ним, что он встретит в аэропорту двух мужиков и, покатав их по городу, отвезет обратно, к самолету.
     Обнорский терпеливо слушал запинающегося на каждом слове Шляпникова, и, зная его отнюдь не терпеливый характер, я сразу предположил, что думает он о чем-то своем. Скорее всего - просчитывает варианты.
     - Ну и все, - канючил тем временем Сережа. - Взял я их в Пулково, они номер как бы знали, сами подошли. Отвез на Петровскую, короче, набережную, сказали, встреча у них. Там знак был, стоять нельзя, я проехал чуть вперед. Подождал минут десять. Сели они и - опять в аэропорт. Ни фига я не видел, ни мужика этого убитого, ни их самих толком, честное слово!
     - Номер, говоришь, "как бы знали"? - насмешливо передразнил его Обнорский. - Ну а описать их можешь?
     - Не, - мотнул головой Сергей. - Только что черные они, кавказцы какие-то. Один с усами. Одеты обычно... Не...
     - А с какого рейса ты их встречал? - спросил Каширин.
     - Да хрен его знает. Я как бы в машине сидел, они сами вышли. Мне Алик сказал ждать с четырнадцати до шестнадцати часов. Короче, где-то в полтретьего они и сели ко мне. А обратно - тем более не знаю. Привез я их около шести вечера, а уж когда они улетели...
     Обнорский выразительно посмотрел на Каширина, тот кивнул и вышел. Ну прямо артист Ножкин из "Судьбы резидента".
     - И что ты сделал, когда узнал, что это снимали? - продолжил допрос Обнорский.
     Сережа покосился на брата и потер скулу.
     - Поехал Алика искать...
     Пока он рассказывал, я очень явно представлял, как талантливо эту сцену снял бы Худокормов: Сергей, держась за подбитую скулу, пробирается между столами и встает напротив Алика - зловещего типа в кожаном пиджаке, чем-то похожего на брата-близнеца нашего Шаха. Злодейски прищурившись, Алик целится в боковую лузу, боковым зрением замечает Сережу, забивает шар и подходит к нему. Сергей произносит несколько слов. Лицо Алика становится настороженным, он кивает Сергею, чтобы тот шел за ним. Они садятся за угловой столик, спрятавшийся за стойкой бара. Звучит тревожная музыка...
     АЛИК (играя желваками):
     - Ты че, сынок, белены объелся? Какие кавказцы, какое убийство, я что-то не пойму?
     СЕРЕЖА:
     - Те, кого ты просил встретить. Они замочили того мужика... Ты меня подставил!
     АЛИК:
     - Какого мужика?! Кого я просил встретить? Да ты че, накурился, что ли? Глюки у тебя, парень. Ничего я тебя не просил, понял? И катись отсюда, пока тебе глаза на жопу не натянули, наркота паскудная!
     Сергей смотрит на него недоуменно, потом встает и уходит. Алик зловеще смотрит ему вслед. Тревожная музыка усиливается...
     - Макс! - оборвал мой творческий полет Обнорский. - Ты что, спишь, что ли?
     - Я? Да вы что? Нет, конечно.
     - Так что мне теперь терять нечего... - обреченно закончил рассказ Шляпников-младший и шмыгнул носом. Старший брат погладил его по голове, и я бы прослезился, если бы не скептическое замечание Обнорского насчет женских романов.
     Зашел Каширин и покачал головой.
     - Ни одного кавказского рейса в это время. Да может, они не прилетали и не улетали...
     - Значит, нам нужен Алик, - мудро сказал Обнорский.
     - Вы поможете? - поднял голову Слава Шляпников.
     - Сейчас мы позвоним в УБОП... - сказал Обнорский.
     Сережа подскочил как ужаленный, но железная рука брата посадила его на место.
     - Так вот, - невозмутимо продолжил шеф, - сейчас мы позвоним в УБОП, и Сергей расскажет им все, что рассказал нам. Ну а потом, как говорится: помоги себе сам. Есть у меня одно предложение...

***

     Я сидел за столом и прикидывал, кому бы потом рассказать, как я, Макс Кононов, вместе с Обнорским проводил время в самом настоящем кабаке, да еще и чокался с ним хрустальной рюмочкой! Нет, никто мне не поверит, а тем не менее все было именно так: мы сидели в кабаке и чокались. К сожалению, и только. Дальше дело не шло, поскольку стоило мне поднести указанную рюмку ко рту - Обнорский гипнотизировал меня не хуже Кашпировского, и моя жажда пропадала сама собой.
     Мы очень мило проводили время. Каширин развлекал нас рассказом о том, что они с Михалычем нарыли по убийству Козлова, пока я (по его выражению) "тискал телезвезд на НТВ". Как оказалось, с дольщиками, вложившимися в строительство последнего дома, которое осуществляла фирма покойного, было не все гладко. Что сильно расстроило Зудинцева, так и не накопавшего ничего конкретного по "любимой бытовой версии". Строительство было заморожено уже на нулевом цикле, поскольку неожиданно вскрылись махинации с землей. С мелкими вкладчиками, успевшими оплатить первые взносы, пирамида Козлова, коей, безусловно, являлась "Спешиал Билдинг компани", довольно быстро расплатилась. Зато с одним из крупных клиентов, выкупившим чуть ли не полдома, Козлов расплатиться никак не мог. Он повел себя грубо и невоспитанно, возможно, так до самой гибели и не поняв, с кем он имеет дело.
     А дело он имел, как торжественно сообщил нам Каширин, с одной очень крупной охранной фирмой, собиравшейся поселить в новом доме своих лучших сотрудников. Список этих сотрудников, между прочим, сделал бы честь любой образцовой колонии строгого режима, ну а вклады были гарантированы одним из самых надежных финансовых институтов нашей родины - то есть "общаком". Стоит ли говорить, что в кабинетах начальников этой охранной структуры нет-нет да и попадался парадный портрет господина Лом