" вещь в большей степени виртуальная, а мы с вами сейчас находимся в Москве. Причем реальной, а реальность, смею вас уверить, много сложнее и страшнее... Все. Прошу извинить, но через десять минут у меня деловая встреча с англичанами. Кстати, есть возможность привезти к вам в Питер на трехсотлетие Элтона Джона. Правда, боюсь, менеджеры заломят уж слишком нереальную цену. Вам нравится Элтон Джон?
     - Да так себе, ничего.
     - А мне, признаться, нет. Я, знаете ли, терпеть не могу педиков...
     С этими словами Рустам Викторович, сопровождаемый молчаливыми охранниками, удалился в сторону своей буйволообразной "мицубиси", которая в течение всего нашего разговора двигалась параллельным с нами курсом. Провожая его взглядом, я в очередной раз поймал себя на мысли, что невольно завидую железной хватке этого уверенного в себе человека, которого не могут согнуть никакие, даже самые экстремальные ситуации. Н-да, "гвозди бы делать из этих людей", припомнился вдруг классик.
     "А лучше забить в них по паре гвоздей", - а это уже из личных мироощущений...

***

     Из состояния глубокой задумчивости меня вывела сотовая трель. Рустам? Ну наконец-то. Я нажал кнопку ответа, но оказалось, что это звонил Дробашенко.
     - Здорово, Шах! Ну как ты там, оклемался?
     - Да вроде бы. С утра хреновато было, но сейчас уже нормально - отпустило.
     - Я потому специально и не стал тебе рано звонить. Пускай, думаю, братан отоспится, а то небось башка-то после вчерашнего потрескивает.
     - Ты очень заботлив, вождь апачей. Да, слушай, а как ты узнал мой номер?
     Дробашенко довольно загоготал:
     - Ну, Шах, ты, бля, даешь! Надо ж было так нажраться! Ты что, не помнишь, как сам же мне его вчера задиктовывал.
     Настойчиво так - в течение всего вечера раза эдак три. И это как минимум...
     Черт, с этим надо что-то делать. Слишком часто в последнее время после попойки у меня случаются провалы в памяти.
     Может, это последствие моей черепномозговой? Хотя все равно странно: дело в том, что эту казенную трубку я заимел буквально неделю назад. И, признаться, до сих пор не запомнил свой номер - длинная 11-цифровая комбинация совершенно не держалась в памяти. Поэтому всякий раз, когда возникала необходимость обменяться телефонами, мне приходилось лезть за шпаргалкой в бумажник. Неужели вчера я трижды проделывал подобную комбинацию? Чудны дела ваши, пьющие люди!
     Между тем Стас продолжал:
     - Шах, у тебя какие планы на сегодня? Ты где сейчас находишься?
     - Да так, в центре, прогуливаюсь, - уклончиво ответил я, - пивком отпаиваюсь.
     - Сегодня-то как, продолжим? А хочешь, я могу девчонок организовать? Прямо там, на Сретенке, в квартире и погудим?
     - Да неплохо было бы. Но я пока не знаю, как у меня со временем получится.
     В редакции задание подкинули, надо с одним человечком пересечься. А там - как пойдет.
     - Да пошли на хер свою редакцию!
     В Москве оттягиваться нужно, а не работать... Ну ладно. Раз ты такой деловой, то я тебе позднее перезвоню. Вечерком. Заметано?
     - Заметано...
     Я отключил трубу и подумал, что для сегодняшней подстраховки такой человек, как Стас, в принципе мне подошел бы идеально. Кстати, вчера вечером у меня был вариант поспрашать у него о Мамедове, однако в последний момент я все-таки решил, что посвящать Дробашенко во всю эту историю не стоит. Кто знает, какие такие тараканы сейчас водятся в его башке? Да и вряд ли он стал бы рисковать своей шкурой задарма - все ж таки близкими друзьями мы с ним никогда не были.
     В этот момент дверь кабинета снова открылась, и Абрам Моисеевич торжественно поманил меня: "Виктор Михайлович, прошу".

***

     Открывшийся перед моими глазами пейзаж завораживал. Точнее, одна его, самая главная часть: на столе лежал новенький кожаный "дипломат" с откинутой крышкой, внутренность которого была под завязку набита пухлыми пачками зеленых банкнот. На мгновение мне показалось, что от них даже исходит некое свечение, однако, пообвыкнув, я вынужден был констатировать, что это всего лишь оптический обман зрения.
     Михельсон заметил мое смятение и не без удовольствия крякнул:
     - Впечатляет, Виктор Михайлович, не правда ли?
     - Да уж, - это было все, что мог я выдавить из себя в данный момент. Однако для развития темы Абраму Моисеевичу было довольно и этого.
     - Не правда ли, странно, что простая бумага может обладать столь притягивающим свойством. Согласитесь, положи я рядом небольшую горстку искрящихся самоцветов, все равно они бы не произвели подобного эффекта?.. Впрочем, пятьсот тысяч не столь уж серьезная сумма. Безусловно, на эти деньги можно прикупить парочку свечных заводиков в Самаре, однако серьезный деловой человек с этой суммой не слишком бы развернулся... Однако мы заболтались, а дело есть дело. Пересчитайте, пожалуйста.
     Я окончательно пришел в себя и сотворил некий изящный жест: мол, что там, свои люди - сочтемся. Однако Михельсон моего благородства не оценил.
     - Заранее прошу прощения, Виктор Михайлович, за свой, может быть, нескромный вопрос: чем вы зарабатываете на жизнь?
     - Я - журналист, - не без пафоса произнес я.
     - Оно и видно, молодой человек, - укоризненно произнес Абрам Моисеевич. - С таким подходом к деньгам в бизнесе вы прогорели бы очень быстро. Так что, простите за мою назойливость, но я настаиваю, чтобы вы пересчитали всю сумму. Знаете, если подходить к этому делу здраво, вам конечно, следовало бы вскрыть каждую пачку, но поскольку это настоящая девственно-новая банковская упаковка, вы можете ограничиться лишь пересчетом пачек. Ну смелее... Все когда-то приходится делать в первый раз.
     Мне ничего не оставалось, как пересчитать пачки. Их было ровно пятьдесят.
     ("Квартира плюс машина плюс как минимум три года сытого сибаритского безделья с еженедельными блядками в сауне, - мысленно подсчитал я. - Ох, чур меня! Сгинь!
     Изыди, сатана!")
     - Все точно, Абрам Моисеевич, как в аптеке.
     - Как в банке, Виктор Михайлович, как в хорошем надежном банке. Возможно, вы не в курсе, но я некоторое время имел дело с нынешними аптеками - это тихий ужас. Уверяю вас, никакой точности, все на глаз. Особенно в тех случаях, когда дело идет о психотропных веществах.
     Впрочем, это совершенно другая и, надо заметить, весьма печальная история... Ну что ж, если вы не имеете ко мне претензий, то позвольте, пожалуйста, расписочку.
     - Какую расписочку? Это ведь деньги для Рустама Викторовича, насколько я в курсе, у вас с ним была договоренность...
     - Совершенно верно, Виктор Михайлович. Это действительно деньги для Рустама Викторовича, которого я уже давно и очень хорошо знаю. Однако, при всем моем уважении, вас я имею удовольствие видеть впервые. Поэтому, во избежание всяческих недоразумений... исключительно в формальных целях...
     Твою мать! Что-то мне эти дела все больше перестают нравиться. Может, перезвонить Мамедову? Хотя как-то все это по-идиотски будет выглядеть. Да, кстати, и телефона своего он мне так и не оставил.
     Ведь чувствовал я, чувствовал, что без какого-нибудь блудняка здесь не обойдется...
     А, да и хрен-то с ним. Сейчас главное - вытащить Татьяну, а там... И я решительно потянулся за чистым листом.
     - Что писать?
     - Да тут журналистского образования и не требуется, - подхватил Михельсон. - Так, мол, и так: я, Шаховский Виктор Михайлович... паспорт такой-то... получил от Михельсона А. М. пятьсот тысяч долларов... Дата.
     Подпись.
     - Заверять сами будете? - злобно процедил я, вспомнив о роде его занятий.
     - Ну зачем вы так, молодой человек? - Абрам Моисеевич изобразив на своем лице гримасу разочарования. - Я же говорю вам, этот документ несет исключительно формальный характер. Ну простите меня, старого буквоеда... Вот вам ключик. - Он передал мне маленький изящный ключ на цепочке. - Шифр 812. Я думаю, вам будет легко запомнить. Если мне не изменяет память, это междугородный код Санкт-Петербурга?
     "Не изменяет, старая ты сволочь", - подумал я. Молча кивнул, спрятал ключ в нагрудный карман и принял у него из рук "дипломат". Пятьсот тысяч, надо сказать, весили более чем ощутимо.
     - Вы позволите мне некоторое время посидеть у вас в холле? Я жду звонка от Рустама Викторовича...
     Михельсон картинно всплеснул руками:
     - О чем разговор! Конечно. И почему в холле? Давайте-ка мы с вами сейчас сообразим что-нибудь на скорую руку. Виски, коньячку? Ну не стесняйтесь. По чуть-чуть, да с лимончиком...
     Абрам Моисеевич засуетился, выудил откуда-то рюмки, потянулся в бар за бутылками. Я прикинул и решил, что граммов сто или сто пятьдесят мне сейчас действительно необходимы. Тем более что с каждым часом напряжение внутри росло, а мысли о Татьяне, которая сейчас находится неизвестно где, неизвестно с кем и неизвестно в каких условиях, приводили меня в состояние вялотекущего шизофренического бешенства.
     - Хорошо. Если нетрудно, тогда сто коньяку и лимон, - сдался я и плюхнулся в кресло.
     Михельсон наполнил рюмки, произнес какой-то тост. Мы слабо чокнулись. И перед тем как опрокинуть рюмку, я мельком бросил взгляд на часы. Какого черта не звонит Мамедов? Неужели что-то не срастается?

***

     Рустам Викторович позвонил лишь тогда, когда мы с Михельсоном приговорили граммов эдак по триста на брата. Кстати, Абрам Моисеевич был горазд пить, причем делал это по-молодецки лихо и без всякой закуски. Как раз в тот момент, когда он произносил очередной поучительный еврейский тост, моя мобила пискляво напомнила мне о существовании "города, который есть".
     - Виктор Михайлович?
     - Я.
     - Как у вас дела? Деньги получили?
     Все в порядке?
     - Да... подождите, Рустам Викторович. - Я посмотрел на Михельсона - мол, извините, конфиденс - и вышел в пустой холл, плотно прикрыв за собой дверь кабинета. - Да, с деньгами порядок. А что у вас?
     - Звонок прошел только сейчас. Они наконец определились с местом. Это Фрязино, есть такой небольшой городок в Подмосковье, не очень далеко. Не доводилось бывать?
     - Нет, - ответил я, однако отметил для себя, что это название я где-то уже слышал.
     - Ну да это неважно. Возьмете машину и доберетесь. Передача назначена на девятнадцать часов. Там рядом с вокзалом есть небольшая площадь, несколько на возвышении, в общем, увидите. Наверху, у памятника Победы, вас будут ждать.
     - Я понял. В девятнадцать у памятника.
     - Отлично. Я прошу вас действовать строго в соответствии с их и нашими инструкциями. Однако если вы поймете, что они блефуют, как-нибудь дайте знать. Мы будем неподалеку. Договорились?
     - Договорились.
     - Только не перепутайте. Именно - Фрязино. Просто в Подмосковье есть еще и Фрязево, и Фряново, и еще черта в ступе...
     - Да, я понял - Фря-зи-но.
     - Отлично. Хочется верить, что у нас с вами сегодня все получится.
     - Мне тоже хочется в это верить.
     Последние слова я уже произносил в пустоту. Мамедов сказал ровно столько, сколько он посчитал нужным сказать. Я посмотрел наверх. Офисные часы показывали четверть шестого - должен успеть. Я вернулся в кабинет, взял "дипломат" и поблагодарил господина Михельсона за оказанное гостеприимство. Абрам Моисеевич расплылся в благодарной, но, как мне почему-то показалось, хитрой улыбке.
     - Что вы, не стоит. Очень рад был с вами познакомиться. В следующий раз будете в Москве, непременно заглядывайте.
     И Рустаму от меня большущий привет...
     Да, и будьте осторожны, - он кивнул на мой багаж, - сейчас, знаете ли, такие времена. Не дай Бог...
     - Спасибо, Абрам Моисеевич, обязательно.
     Мы раскланялись, и я покинул помещение частной нотариальной конторы, хозяин которой столь легко оперировал денежной наличностью, могущей составить годовой бюджет небольшого провинциального городка.

***

     Контора Михельсона располагалась на третьем этаже втиснутого во дворы особняка дореволюционной постройки. На широкой лестнице с обвалившейся местами лепниной было довольно темно, поэтому спускался я крайне осторожно, каждый раз нащупывая ногой приблизительное местонахождение очередной ступени.
     В углу на площадке между вторым и первым этажом я приметил некую черную тень, которая по мере моего приближения стала выпрямляться, слагаясь во вполне конкретные очертания весьма немаленького человека. Я инстинктивно сильнее сжал ручку "дипломата". Может, это глюки? Блин, надо бросать пить!
     Тень неожиданно метнулась ко мне и взмахнула в воздухе чем-то неимоверно большим. Я машинально заслонился "дипломатом", и в тот же миг страшной силы удар выбил его у меня из рук, а затем что-то тяжелое обрушилось мне на... Нет! Только не по голове! Это же мое самое слабое место... Ой-е-о...
     ...Спокойно, Витя, спокойно! Это все уже с тобой было... Помнишь: подъезд, удар, голова, боль. Это - "дежа вю". Просто, Витя, ты очень много пьешь, и поэтому у тебя возникло ощущение "дежа вю".
     Сейчас ты немного поспишь, и оно пройдет. Присядь вот тут в уголочке и поспи.
     Ладно?
     Да запросто...

***

     - Мужчина, что с вами? Вам плохо?
     - А?.. Да, в смысле, нет... Уже хорошо.
     Спасибо...
     - У вас кровь на лице...
     - Да? Наверное... Спасибо... Извините, вы не скажете, сколько сейчас времени?
     - Начало седьмого. Пять минут...
     - Уже? Черт... Я пойду. Мне... мне идти надо...
     - Возьмите платок, вытрите кровь.
     Возьмите, возвращать необязательно.
     - Спасибо...

***

     Во дворе холодный сентябрьский ветер окончательно вытащил меня из состояния глубокого транса, вернув в реальную действительность. Но лучше бы он этого не делал, поскольку действительность была совершенно омерзительной. "Дипломат", естественно, ушел, голова раскалывалась, а до передачи выкупа оставалось всего пятьдесят минут. Кстати, еще один такой удар - и место на Пряжке уже действительно будет гарантированно моим.
     О, как мне хреново!
     "Накаркал-таки, старый еврей", - с ненавистью подумал я, глянув на светящиеся окна михельсоновской конторы. И чего ж теперь делать? Снова пойти к нему? Так, мол, и так, Абрам Моисеевич, хреновина получилась. Все в соответствии с вашими пророчествами. Так что выдайте-ка мне, пожалуйста, еще пятьдесят зеленых пачечек. И ведь как знал, зараза, расписочку потребовал. Это что ж, теперь он меня на счетчик поставит? Быков нашлет? Вот ведь полоса пошла в последнее время: прокол за проколом. И сюжетики-то все одинаковые - или обнесут, или по башке настучат.
     Все! Причитать, Витя, будешь позже.
     Сейчас надо срочно что-то решать, иначе Татьяну ты уже точно больше никогда не увидишь. Причем исключительно по собственной вине. А точнее, по дурости (инкассатор ты хуев). Носовым платком, который мне одолжила сердобольная тетка, я вытер с лица кровь и резво, насколько в моем состоянии это было возможно, потрусил в Китай-город ловить тачку. Как говорится, "хоть чучелом, хоть тушкой - но ехать надо".
     Н-да, хорош я буду в ранге переговорщика: деньги, ребята, собраны, вот только сейчас их нет. Так что вы пока мне Татьяну отдайте, а деньги я вам позже, на днях, завезу. Полный апофигей!

***

     - Шеф, во Фрязино довезешь?
     - Сколько?
     - А сколько просишь?
     - Штука.
     - А дешевле нельзя?
     - Можно. Идешь в метро, доезжаешь до "Комсомольской", а там с Ярославского электричкой. Уложишься в полтинник.
     - Хрен с тобой. Поехали. - Я уселся на переднее сиденье и со всей силы хлопнул дверцей.
     - Можно поаккуратнее? Тачка своя, не казенная, - огрызнулся водитель.
     - Извини, шеф. Просто мне сейчас очень хреново.
     - Да я вижу, - он покосился на мою куртку, ворот которой был испачкан каплями запекшейся крови.
     - Слушай, а Фрязино далеко отсюда?
     За сколько доберемся?
     - В принципе, не очень. Минут сорок. Правда, сейчас, возможно, и подольше - в это время на Щелковке вечные пробки...

***

     Последние слова водителя резанули слух.
     У меня возникло странное ощущение, что я где-то их уже слышал. Неужели опять "дежа вю"? Нет, здесь что-то другое. Причем очень важное. Думай, Шах, думай...
     Стоп! Дробашенко. То же самое мне вчера сказал Стас. Вечером, когда не захотел остаться, сославшись на какие-то дела в конторе. Значит, не так уж и сильно я был пьян, как он пытался меня уверить.
     А ведь и с телефоном этим тоже не все ясно. Я почти уверен, что действительно не говорил ему номер. Тогда от кого Дробашенко мог его узнать? А что, если Стас связан с Рустамом? Бред. Или все-таки...
     Думай, Шах. Это важно. Думай, напрягай свои отшибленные мозги...
     Визитку с телефонным номером я оставил у толстомордого мента. Теоретически, он мог его срисовать для себя.
     Зачем? Ну мало ли зачем - может быть, у них на вахте, как у нас в Агентстве, принято вести учет посетителей. И что дальше? А если предположить, что похитители установили наблюдение за домом Мамедова? Скажем, для того, чтобы отслеживать всех к нему входящих на предмет принадлежности к органам или бандитам. Тем самым они могли проверять, не слил ли Рустам информацию о похищении Татьяны на сторону.
     Тогда получается, что меня могли вести с самого начала, прямо от дома Мамедова.
     А потом... Потом у метро меня подобрал Стас, и мы с ним поехали в центр. Подожди-ка, Витя, подожди. Здесь что-то не так: мы не виделись уже лет семь, а Стас вот так вот запросто узнал меня, проезжая мимо. Причем узнал со спины, а ведь я, даже когда в лицо его увидел, и то вспомнил не сразу...
     Стас! Вот оно, слабое, бля, звено! Сдается мне, что Стас изначально был связан с этими ребятами, с похитителями. Однако для замначальника службы безопасности как-то слишком стремно сидеть по кустам в засаде. Не стыкуется? Ни хрена, прекрасно стыкуется. Просто это означает, что его ребятишки элементарно срисовали мои данные у мента на вертушке. Затем скинули их руководству, то бишь Стасику.
     А он, вспомнив старого питерского братуху, решил, что гораздо эффективнее будет работать меня сам.
     Теперь понятно, почему он меня так трепетно обхаживал: кабак, халявная квартирка... Скорее всего, ему было непонятно, каким образом я могу быть причастен ко всей этой истории, и он решил взять надо мной шефство. С-сука! Но если все это время меня пасли люди Стаса, то значит... и по башке в подъезде мне настучали они.
     А смысл? Если они поняли, что деньги уже у меня, почему не дали доехать до места стрелки? Боялись, что я их опознаю?
     А может быть, Татьяны уже давно нет в живых, а Стас, зная меня, понял, что я не отдам им деньги, не получив твердых гарантий ее безопасности?..

***

     - Почти приехали, Фрязино, - подал голос водила, который всю дорогу деликатно молчал. Наверное, по моему внешнему виду сообразил, что сегодня не мой день и я не расположен к праздным разговорам.
     На одной из улочек, переваливая через очередного "лежащего полицейского", мы притормозили. Я машинально посмотрел в окно и прочитал на белой табличке углового дома - "улица Попова". Попова. Фрязино.
     Твою мать, ну конечно же! Шестая, предпоследняя страница агеевского досье: ЗАО "Агентство "Медиа-промоушен", Московская область, г. Фрязино, ул. Попова, 62. Зарегистрировано..." и так далее. Агентство, которое вывозило группу "Ноги врозь" в Красноборский край для поддержки Гнуса...

     "Мне тут ехать всего минут сорок, - сказал вчера Стас. - Днем, конечно, подольше - на Щелковке вечные пробки..."

     Ну что, мой бледнолицый замначальника службы безопасности "весьма солидной конторы", не многовато ли совпадений для того, чтобы состоялась наша с тобой очередная случайная встреча?

***

     - Шеф, не надо на вокзал. Я передумал.
     Давай-ка здесь на Попова, 62-й дом. - Я устало откинулся на сиденье, достал мобильник и набрал номер Обнорского. - Андрей, привет... Да, в Москве... Слушай, у меня совсем нет времени, так что запиши: Фрязино, Попова, 62, "Медиа-промоушен"... Да...
     Если я завтра не отзвонюсь, меня надо будет искать где-то здесь... И Татьяну Ненашеву тоже... И