Я не знал, сохранил ли Федька ружье, подаренное покойному папе Григорием Васильевичем Романовым. По идее он должен был бы избавиться от ружьишка. Но хрен его знает...
     - Островский! - закричал я. - Федор! Где вы?
     Я стоял в просторной, но захламленной прихожей. В нее выходило три двери... За которой из них Федька, я, разумеется, не знал.
     Внутри дома что-то упало. Стул, кажется, или какой-то другой деревянный предмет... Средняя дверь распахнулась, и из проема на меня выглянул Троцкист.
     В левой руке он держал ружье с очень короткими стволами.
     - Явился? - спросил Федор. - Явился, да? Н-на хер т-ты сюда явился?
     Я молчал. Нужно было что-то ответить, но я молчал... За спиной Островского была большая и мрачная комната. Посредине на огромном овальном столе лежал коричневый рюкзак и стояла бутылка водки. Кажется, початая. На заднем плане горел камин.
     - Смерти ищешь, журналюга? - спросил Троцкист.
     - Не дури, Федор, - сказал я через силу. Стволы гипнотизировали.
     На улице хлопнула дверца машины.
     - Суки, суки, - выкрикнул Федор и быстро закрыл дверь... Щелкнул фиксатор замка. - Хуй вам, с-суки! - закричал Островский из-за двери. - Я их жечь б-буду.
     По с-страничке... Одну за одной. Понял, Обнорский?
     - Не дури, Федор, - повторил я.
     В прихожую вошла Полина.
     - Что? - сказала она, - Что?
     Просвистело, громыхнуло. В верхнем углу дверной филенки образовалась дыра размером с футбольный мяч... Забей гол Японии! Я сбил Полину с ног, прижал к полу... Нормальное кино. Я ждал второго выстрела, но его не было. Сверху сыпалась какая-то труха, пыталась встать Полина.
     - Лежи, дура, - прошептал я.
     - Пустите, - сказала она.
     - Лежи, говорят... Шмальнет над полом, и все - салют Мальчишу!
     Я ждал второго выстрела, но его не было. Я сказала Полине в ухо: выползаем, - и пополз вон, собирая на светлые джинсы пыль. Следом выбралась Полина...
     - Забей гол Японии, - сказал я.
     - Что? - сказала она. - Какой Японии?
     - Японской... Ты зачем пришла? Я тебе велел в машине сидеть.
     - Не ругай меня, Андрюша. Мне очень страшно... Он нас убьет?
     - Будешь соваться - убьет, - пообещал я. - Милиция тут есть?
     - Кто?
     - Милиция, Полина... Ми-ли-ция.
     - Наверное, - неуверенно сказала она.
     - Иди ищи.
     - А ты?
     - А я тут погуляю, - ответил я.
     Полина пошла по дорожке. Два или три раза оглянулась... Красивая женщина, подумал я.
     Она ушла. Я поднялся с крыльца и пошел вдоль дома. Я обогнул дом... Одно окно гостиной было плотно зашторено, но во втором между шторами был просвет. Я осторожно заглянул. Островский стоял ко мне спиной, пил водку из горлышка. Пламя камина освещало темную комнату.
     Островский поставил бутылку на стол, взял со стола тетрадку. Вырвал из нее листок, скомкал и вытер им лицо. Потом швырнул листок в камин. Комочек бумаги вспыхнул... Рукописи, значит, не горят?
     Признаюсь мне хотелось задушить Федьку - этого маленького подленького Геростратика, страшную "жертву режима"... А если не задушить, то хотя бы разбить морду.
     А Федька вырвал вторую страницу, потом третью. Ах, как они вспыхивали! Я постучал по стеклу - Островский сразу обернулся, схватил со стола ружье... Я присел, крикнул:
     - Федор! Федор, давай поговорим.
     Сверху меня осыпало стеклом и щепками от рамы. Просвистела дробь... Вот ведь сволочь какая!
     - Эй, Об-обнорский! - закричал Федька. - Т-ты живой?
     - Живой я, Федя. Хватит тебе стрелять-то. Выйди, поговорим.
     - Д-да вот хуй т-тебе в обе руки.
     Я выглянул - Федор стоял возле стола и заряжал ружье.
     - Федор, - сказал я. - Брось ты на фиг... давай накатаем явку с повинной.
     Островский захлопнул стволы и вскинул ружье. Я присел.
     - С-сейчас я с-сожгу этого Т-т-троцкого, а потом п-пришью тебя, Об-обнорский. Ты м-мудак.
     - Мудак я, мудак, - согласился я совершенно искренне. - Давай поговорим спокойно.
     - П-пошел на хуй! - ответил Федор и снова засадил в окно. На этот раз дробь перерубила раму...
     Вот так мы и общались, пока не приехала милиция. Три дюжих мужика в бронежилетах и с автоматами приехали на УАЗе и стали кричать, чтобы Федька выбросил ружье в окно, а сам выходил на крыльцо... А Федька в ответ кричал, что пусть менты у него отсосут.
     - Ты сам у меня отсосешь, гнида, - сказал старшина и швырнул в окно дымовую шашку. Секунд через двадцать дверь распахнулась и на крыльцо вышел Федор.
     В руке он держал ружье с наполовину отпиленными стволами.
     - Бросай ружье! - закричал сержант, направляя автомат на Федьку. Федька приставил стволы к левой стороне груди.
     - Смотри, Поля, - сказал он и нажал большим пальцем на спуск.
     - Федор! - закричала Полина.
     Тело Федора швырнуло в дверной проем.
     Сержант снял каску и вытер рукавом лицо.

***

     - Репортеры, - сказал Повзло.
     - Я знаю, - ответил я. - Без мобильной связи работа отдела может быть парализована.
     - Тебе до фонаря?
     - Нет.
     - А мне кажется, Шеф, что тебе до фонаря, - сказал Коля. - Сидишь, уткнулся в бумажки какие-то...
     - Это не бумажки. Это, Николай, письма Льва Троцкого.
     - Ни хрена себе! Письма?
     - Письма.
     - Троцкого?
     - Троцкого.
     - Подлинники?
     - Они.
     - Так ведь это же бабки!
     - Еще какие.
     - Ай-ай-ай, - сказал Коля и письма сграбастал. - Раз, два, три... Ага, семь штук.? Сколько же они могут стоить?
     - Не знаю, - ответил я. - Дорого...
     - Так, так, так, - сказал Коля. - Это же другой коленкор... Это же просто я не знаю что такое. Это вам драй унд цванцих, фир унд зибцих, а не клад Косинской!
     Я, блин, найду коллекционера из небедных евреев и...
     - Стоп, Коля! - сказал я. У меня все еще стоял в ушах крик Полины... Я видел, как прыгает по ступенькам крыльца ружье, и блестит на прикладе полированная табличка с гравировкой... Я слышал, как матерится милиционер и как потрескивают поленья в камине, а поверх поленьев серой стопкой лежит то, что было дневником Троцкого.
     - Стоп, Коля, - сказал я. - Никаких коллекционеров не будет.
     - А что? - насторожился Коля.
     - Видишь ли, Коля... я не знаю, сколько стоят эти письма. Наверное, немало. Но кроме рублевой цены, есть и еще некая другая цена...
     - Что-то я, Андрей, тебя не понимаю, - перебил меня Коля.
     - Я тоже себя не понимаю, - сказал я. - Но... за эти письма заплачено кровью как минимум двух человек. Грешно их продавать. Понимаешь?
     - Андрюха! Нам деньги позарез нужны. Давай продадим хотя бы одно...
     В кабинет заглянула Оксана и сказала:
     - Андрей, к тебе Кондакова Елена Петровна.
     И в кабинет вошла Елена Петровна. Я с Колей их познакомил и сказал:
     - А сейчас, Елена Петровна, Николай хочет передать в дар вашему музею письма Троцкого... в количестве семи штук.
     - Э-э, - сказал Повзло. - Конечно...
     Мы тут как раз... как бы... обсуждали... в дар... вашему... музею.
     Елена Петровна просто остолбенела, а Коля посмотрел на меня с ненавистью.
     Потом Елена Петровна сказала, что это такое событие... такое событие... Мы просто не понимаем, какое это событие, и нужно телевидение и чтобы я торжественно передал эти письма и чтобы...
     - Нет, - сказал я. - Хватит с меня клада Матильды Косинской. Пусть Николай Степанович торжественно передаст.
     - Сам ты "передаст"! - злобно шепнул Повзло. Но все-таки повязал галстук и поехал с Кондаковой в музей. Туда же вызвали "энтэвэшников", и перед глазом камеры Коля торжественно вручил Елене Петровне письма Троцкого. И с кислым-кислым видом заявил, что вот... в дар... безвозмездно... совсем-совсем бесплатно... ну бескорыстно...

ДЕЛО ОБ ОБИЖЕННОЙ ДИРЕКТРИСЕ

Рассказывает Нонна Железняк

     "Железняк Нонна Евгеньевна, выпускница журфака Ленинградского университета. Женщина энергичная, способная как на отчаянные, так и на глупые поступки.
     Причем глупость своих выходок никогда не признает. Общительна, амбициозна. Активно берется за расследование порученных и не порученных дел. Первые - расследует кропотливо, но не слишком охотно, последние обычно с блеском доводит до конца. Мать троих детей и супруга сотрудника "Золотой Пули"
     Михаила Модестова. Стремится оказать помощь всем, кто (как ей кажется) в ней нуждается".
     Из служебной характеристики

     ...Кап...
     - Модестов, опять ты неплотно кран в ванной закрутил?
     - Я вообще в ванной не был, - супруг действительно появился со стороны кухни.
     ...Кап...
     - Ну я же слышу - что-то капает! В ванной, это точно.
     - Я тоже слышу, - согласно закивал Модестов. - Но я тут ни при чем. Руки я мыл на кухне, в ванную даже не заглядывал.
     Кап-кап-кап...
     - Ну так и в чем дело? Пойди да посмотри, что там капает!
     Капало в ванной. Причем с потолка.
     Причем довольно интенсивно. Так интенсивно, что это уже смахивало на весенний дождичек. Банально, но факт - нас снова залили нерадивые соседи! Второй раз за последний месяц.
     В общем-то, грех жаловаться - со времени отъезда тетки Геноверы это было первое ЧП в нашей квартире. Жизнь постепенно вошла в наезженную колею. Новые и старые дети благополучно отбыли к тете Лене в Выборг - отдыхать. Разрушения, вызванные наличием тети, потихоньку устранялись. Сломанная полка водворилась на место и падать со стены вроде бы больше не собиралась. Полтергейст, хозяйничавший на кухне, убрался восвояси.
     Мохнатое чучело в ванной больше не появлялось. Кто это был - так и осталось загадкой. И даже кошки изо дня в день храпели все тише и тише...
     Словом, от чрезвычайных ситуаций мой Модестов отвык и потому сейчас с ужасом глядел на потолок, где вспухало сизое пятно. Я же, напротив, необыкновенно взбодрилась.
     - Чего ты уставился? Эти раззявы нам сейчас устроят бесплатный душ размером в весь потолок! - Эти слова до отца моих новых детей донеслись уже с лестничной клетки. Не дожидаясь супруга, я ринулась на верхний этаж.
     Проштрафившийся въехал в квартиру над нами каких-то три месяца назад. До сегодняшнего дня новичок вел себя благопристойно и ни в чем ужасном замечен не был. Я несколько раз встречала его на лестнице: он производил положительное впечатление. Говорили, что он юрист, но в какой именно области юриспруденции трудится - я не знала.
     Звонок истерично заливался под моим пальцем с полминуты, однако дверь никто так и не открыл. Давить на кнопку меня заставило только врожденное чувство такта и воспитанность - опытным расследовательским глазом я сразу углядела, что дверь в соседскую квартиру не заперта, а лишь плотно прикрыта. Шум текущей воды был слышен даже на лестнице. В этот момент подоспел супруг.
     - Значит, так, - оповестила я его. - Мы сейчас спокойненько, будто ничего не произошло, входим внутрь, жутко извиняемся и требуем прекратить потоп. Если он будет сопротивляться и кричать о своей невиновности - тащи его в ванную и силой заставляй закрутить кран.
     - Ты собираешься прямо вот так зайти в чужую незапертую квартиру?! - ужаснулся муж.
     - Именно.
     - Нонночка, но это же неудобно! Вдруг он там не один? Вдруг у него гости и у них там что-то личное, может, даже - интимное...
     - Свидание при свечах, швабрах и сантехниках, что ли? Модестов, не дури. Какое свидание может быть по колено в воде?!
     Возражения в создавшейся ситуации были бесполезны.
     - Здравствуйте, добрые люди! Мы ваши соседи снизу! Вы нам бедствие стихийное устроили! - с этим воплем я распахнула дверь.
     В коридоре была полутьма, горел только небольшой светильник на стене. Но и этого света было вполне достаточно, чтобы увидеть на полу вроде бы труп, а вокруг него кровь. В перспективе коридора просматривалась ванная, однако меня она уже не волновала. Я бросилась к вроде бы трупу и застыла над ним в композиции "Неутешная вдова". Модестов, лихим прыжком преодолел нашу группу и ринулся в ванную.
     Беглый осмотр показал, что обнаруженное тело явно принадлежит нашему соседу. Причем, несмотря на жуткую проломленную рану в голове, он еще жив, но дышит, что называется, на ладан. Про таких наши репортеры пишут: "Ему срочно требовалась медицинская помощь".
     Рысью обежав квартиру, я обнаружила в одной из комнат телефон, однако аппарат мне помочь не мог - у него кто-то обрезал провод.
     Тем временем после некоторой беспорядочной возни вода течь перестала. Из ванной показался довольный Модестов.
     Увидев меня, он сразу вспомнил, где мы находимся и тут же озаботился нашим юристом.
     - Нонна, чей это труп? В смысле - кто это? Наш сосед?
     - Наш сосед. Только он не труп. Он еще пока вполне живой.
     - С такой дырой в голове - и не умер? - поразился Модестов.
     - Говорю же - жив. Вызывай "скорую". Заодно милицию и кого-нибудь из наших репортеров. Похоже, тут дело серьезное.
     Пока Модестов по мобильнику вызывал медиков, милиционеров и коллег, я еще раз аккуратно обошла помещение, стараясь двигаться на цыпочках. Почему-то только сейчас мне в голову пришло, что тот, кто двинул юриста по голове, может все еще находиться в квартире. Я не хотела его спугнуть до приезда милиционеров.
     Еще меньше я хотела, чтобы злоумышленник потерял голову, с воем выпрыгнул из какого-нибудь шкафа и ринулся уничтожать свидетелей - то есть меня с Модестовым.
     К счастью, пока никто ниоткуда не выскакивал, пейзаж вокруг был самый умиротворяющий. Поверхностные наблюдения дали следующую картину: обычная квартира обычного мужика с неплохим достатком и средненьким вкусом. Судя по одежде, сосед собирался провести вечер дома в одиночестве: на нем был спортивный костюм, чистый, но уже далеко не новый. В такой амуниции обычно встречаются только с очень близкими друзьями. На столе в кухне - недопитая чашка кофе и надкусанный круассан на блюдце.
     Никаких там свечей, бокалов, фруктов и прочего антуража, намекающего на интимное свидание, не было. О дружеской вечеринке или подготовке к ней тоже ничто не свидетельствовало.
     Интересно, чем злодеев заинтересовал мой тихий с виду сосед? Может, это было банальное ограбление? "Разбой", - поправила я сама себя. Однако очевидного разгрома или следов активных поисков чего-либо тоже не наблюдалось. Так, текущий беспорядок. Значит, или не искали ничего, или точно знали, где искомое лежит и забрали без лишней пыли. Еще вариант - нотариус это "что-то" отдал сам. Под пытками. Или под угрозами "предмета, похожего на"... что-нибудь опасное. Мне стало неуютно.
     - Модестов, поди сюда. Как ты думаешь, сколько времени он тут лежит?
     - Думаю, не больше четырех-пяти часов, - незамедлительно отозвался супруг.
     Я уважительно уставилась на мужа: раньше талантов медэксперта я за ним не замечала.
     - Откуда такая точность?
     - Это элементарно, Нонночка. Во-первых, приблизительно столько часов назад я встретился с нашим соседом на лестнице, он был жив и здоров. Во-вторых, если бы он пролежал здесь намного дольше, у нас в ванной от сырости уже бы давно потолок обвалился.
     Резонно.
     - Слушай, а как он выглядел? Ну когда ты его на лестнице встретил?
     - Да обычно. Во всяком случае, этой дырки на голове у него точно не было.
     Ударили его все-таки здесь. В собственной квартире, своем доме, где и стены должны помогать! - скорбно добавил Модестов.
     - Воздержись от патетики. Она тебе пригодится, когда мы будем объясняться с медиками и представителями власти.
     Нам предстоит доходчиво и правдиво объяснить, как мы сюда попали. Среди милиционеров попадаются о-очень недоверчивые люди!
     ...Домой мы попали только глубокой ночью, утомившиеся и злые. Нам попались чрезмерно недоверчивые милиционеры. Слава Богу, что хоть медики особо лишних вопросов не задавали. Несмотря на наше своевременное вмешательство, потолок в ванной был испорчен. Ложась в эту ночь спать, я впервые подумала - а что бы сказали мои соседи снизу, установи я все-таки в своей комнате фонтан?!

***

     На следующий день Агентство ходило на ушах. Во-первых, Обнорский и Спозаранник собрались в очередную командировку. На лицах сотрудников по этому случаю была умело намалевана мировая скорбь, но в кулуарах шевелился оживленный шепоток.
     Во-вторых, моим соседушкой чрезвычайно заинтересовались наши расследователи. Оказалось, что он - действительно юрист, практикующий нотариус, зовут его Сергей Боревский, ему 37 лет. Отдел оживился: за последние пару месяцев это было уже четвертое происшествие, где потерпевшим являлся адвокат или нотариус.
     Все эти события друг с другом были вроде бы не связаны. Именно этот факт и вызывал особенные подозрения. Однако вот уже две недели на юристов никто не нападал. Боревский с его проломленным черепом пришелся как нельзя кстати.
     Расследовательский отдел жужжал, как банальный улей. Особенно усердствовал Спозаранник - ему очень хотелось оказаться сразу и везде. Положение осложняло то, что через полчаса он убывал в командировку. В этот сжатый срок ему предстояло раздать указания подчиненным.
     - Во время моего отсутствия исполнять обязанности начальника будет Георгий Михайлович Зудинцев. Человек он всем вам знакомый и в представлениях не нуждается, - командовал Глеб. - С этим ясно. Теперь о самом рабочем процессе. Гвичия продолжает тему с двумя убитыми адвокатами.
     Модестов свою тему сам знает. Железняк, - тут повисла зловещая пауза, - госпожа Железняк занимается порученным ей делом об отстранении от должности директора детдома "Детский вопрос". Нотариусом Боревским занимаются только - я подчеркиваю - только - Каширин и Зудинцев.
     Эта новость застала меня врасплох: об уволенной директрисе, порученной моим заботам вчера, я напрочь забыла. Кроме того, я справедливо считала, что на правах первооткрывателя нападения на Боревского буду включена в расследование этого преступления в первых рядах. Надо срочно убедить в этом Спозаранника. Я огляделась в поисках поддержки. Модестов виновато щурился, но переубеждать начальство не решился. Пришлось действовать самостоятельно.
     - Глеб Егорович, это нечестно! Это мой труп, по праву! Я его первая нашла!
     - Нонна, ваш труп безутешные коллеги рискуют обнаружить на рабочем месте в том случае, если вы попытаетесь способствовать проведению данного расследования!
     Все ясно - Спозаранник таким образом мстит мне за то, что я так и не довела до конца процесс его соблазнения.
     - Спозаранник, мстить женщине - это мелко и низко! - я постаралась вложить в свой голос интимные нотки, чтобы только он понял, о чем это я.
     Он понял, но по-своему.
     - Нонна, это не месть, а желание рационально организовать рабочий процесс.
     - А я, значит, в данном процессе - элемент иррациональный?! - возмутилась я.
     - Глеб, ты идешь или нет? Машина у подъезда, - в кабинет вошел Обнорский.
     - Георгий Михайлович, я вас вполне официально, как начальник отдела расследований, прошу проследить за тем, чтобы Нонна Железняк в расследование этого дела не вмешивалась! - с этими словами Спозаранник сунул дырокол в портфель и не попрощавшись вышел.
     - Ничего, Нонна Батьковна, не переживайте, будет больше времени на детей и на новеллу. Вы о сроках помните? - сказал на прощание Обнорский.
     Да, у Обнорского новый бзик - все Агентство пишет книжки. Видимо, оглядевшись окрест, шеф "Пули" возмутился - как это так, он занят постоянным творческим процессом, а остальные нет. Допустить, чтобы сотрудники "Пули" между делом не создали по шедевру и не обессмертили свои имена, Обнорский не мог. Поэтому теперь почти все строчат новеллы от имени вымышленных персонажей вымышленного Агентства журналистских расследований. Как ни смешно, но сборники новелл под названием "Все в АЖУРе" расходятся и пользуются спросом. Только Спозараннику удалось отмазаться от этой повинности: на одной из летучек он заявил, что своими аналитическими справками уже перевыполнил норму по написанию шедевров на два года вперед. Обнорский вынужден был смириться.
     После бегства Спозаранника из кабинета все куда-то ра