На... На том, что я его видел. Да, я его видел. Вчера. Нет, позавчера. Он пил пиво около "Пантеры".
     - Нет, правда?! - изумленно воскликнул Сережа.
     - Да, - уверенно продолжал участковый, - я его ни с кем не мог спутать.
     Стоял и пил пиво. Так что эта история, мне кажется, не стоит вашего беспокойства.
     Это был совсем неожиданный поворот.
     Вяло попрощавшись, мы вышли на улицу.
     Я окончательно во всем запуталась. Минут пять мы стояли молча, Сергей пристально вглядывался мне в лицо.
     - Вот и закончилось наше расследование, - нарушил молчание он.
     Так-то оно так. Но как я об этом скажу Обнорскому? Он ведь потребует предъявить Ягодкина, не поверит, что я этим делом вообще занималась.
     - Нет, - вздохнула я, - так не пойдет.
     Надо найти его и получить с него расписку, что он нашелся и не хочет, чтоб его дальше искали. Такие требования у моего начальства.
     - Да? - разочарованно произнес Сергей. - Ну, значит, будем искать. Хотя этих садоводств - тьма-тьмущая. Значит, я заеду на следующих выходных?

***

     "Он нежно приобнял ее за плечи, зарываясь в сноп ее пушистых светлых волос. "Милая", - прошептал он, прикасаясь губами к уху. От этого прикосновения сладкая нега пробежала по всему телу.
     Близость родного тела сводила с ума, бешено забилось сердце, его удары отдавались где-то глубоко внутри. Теплая волна, зародившись внизу живота, захлестнула все тело. Самойлов провел рукой по груди, нащупал упругий сосок и мягко сжал его. От этого осталось еще меньше сил удерживаться на ногах, голова закружилась и все мысли, которые тяготили меня в течение дня, мгновенно улетучились..."
     Внезапно раздался визг тормозов, и я едва не очутилась лежащей на капоте синей "копейки".
     - Коза! Смотри куда лезешь, дура! Вали отсюда! - высунувшись по пояс из окна, на меня орал водитель.
     Я глянула на светофор: красный. Оказывается, я, увлекшись сочинением новеллы, умудрилась вылезти на проезжую часть.
     - Извините, я задумалась...
     - Задумалась, интеллигенция сраная, а мне из-за этой курицы в тюрьму садиться. - Водитель ударил по газам и с ревом рванул с места.
     В расстроенных чувствах я добралась до работы. Водитель, так грубо вторгшийся в нашу с Соболиным интимную сцену, убил весь романтический настрой. Да и вообще желания работать не было никакого. Хотелось вернуться домой, потихоньку заняться домашними делами, пересадить филодендрон в большой керамический горшок и думать о том, какой будет моя новелла.
     Обнорский просил побольше эротики, ну так за этим дело не станет. Я даже подумывала, может, описать мое романтическое приключение с бизнесменом Гурджиевым? История о том, как я познакомилась с Жорой Армивирским, криминальным олигархом и авторитетным человеком, в клубе "Мата Хари", а потом встречалась с ним в его доме, будет не менее захватывающей, чем интрижки Завгородней. Толстая золотая цепочка, змеей притаившаяся на его широкой волосатой груди... А потом Гурджиева посадили, обвинив в похищении двух армян, потом, благодаря мне, эти армяне были найдены, и Жора вышел...
     Наверное, он знает, кому обязан своим освобождением. Может, правда, все это описать?
     Но я быстро отбросила мысль о том, чтобы Гурджиев вошел еще и в мою книжку. Хватит ему моей жизни. А в эротических сценах мне достаточно и Соболина.
     Только как новеллу сделать детективной?
     Детектив - это когда стреляют, убивают или, хуже того, титаническими умственными усилиями разгадывают загадки. Должна быть завязка, интрига, кульминация и так далее, в общем, почти как в школьном сочинении.
     Едва я успела прикоснуться к ручке двери в кабинет архивно-аналитического, как услышала за спиной голос живого классика:
     - А, мадам Соболина. Как у нас продвигается расследование пропажи этого, как его... алкаша?
     - Помаленьку...
     Такой ответ настораживает. Он приемлем для сотрудников районных отделений милиции, а в "Золотой пуле" ответ на вышеупомянутый вопрос должен быть либо "ускоренными темпами", либо, в крайнем случае, "по плану".
     - Андрей Викторович, дело в том, что я не считаю случай с пропажей Ягодкина подходящим для нашего расследования.
     Скорее всего, он живет в одном из садоводств Ленобласти и совсем не хочет, чтоб его находили. Он же алкаш, пропащий человек. Вот и пропал. И никакого криминала. Квартиру его никто не забирал... Давайте я займусь работой у Марины Борисовны.
     Обнорский сочувственно посмотрел на меня:
     - Откуда такая пораженческая позиция? "Нет криминала..." Наша задача состоит в том, чтоб найти криминал даже там, где его нет. Понятно? Работай, Соболина, работай.
     Классик уже повернулся, чтобы идти к своему кабинету, когда я сообразила спросить:
     - Андрей Викторович, а что такое интрига? То есть как она выглядит в новелле?
     - Интрига? Хм, ну это... - Обнорский что-то изобразил руками в пространстве, сильно напоминающее форму женского тела. - Ну... ну ты даешь, Соболина, не знать, что такое интрига. Спроси у Соболина, он знает. И не отвлекай меня по пустякам. Сдача новеллы - десятого, для тебя - пятнадцатого, потому что еще придется интригу искать.

***

     Было одиннадцать вечера, когда зазвонил телефон. "Наверное, Соболина хотят", - лениво подумала я, уже лежа в кровати. Было слышно, как Соболин дошел до прихожей, взял трубку, затем раздалось его удивленное:
     "Аня, это тебя! Какой-то мужик".
     - Это Соболина. Слушаю, - я подбежала к телефону.
     - Здравствуй, Анечка, - раздался визгливый противный голос. - Угадай, как я узнал твой телефон?
     - Не знаю...
     - Я позвонил в Союз журналистов, сказал, что я твой младший брат из Белоруссии, вот мне и дали. Как дела?
     - Ничего, Вадик, я сейчас немного занята...
     - Я тут откопал такую вещь. Скинхеды готовят погромы, я к ним внедрился? Интересно?
     - Нет, я занимаюсь совершенно другим делом, розыском.
     - Кого ищем?
     - Пьяницу одного.
     - Какое агентство недвижимости оформляло его квартиру?
     - Не знаю, никакое. Мне специалист из "Китеж-града" сказал, что квартира на пропавшем не числится и она не могла быть поводом к убийству.
     - Откуда? - впервые за всю историю в голосе Тараканникова послышалась задумчивость. Я повторила. Минуту промолчав, Тараканников мрачно произнес:
     - Ну ты даешь. Так и до инфаркта недалеко. Подожди, я сейчас водки выпью. - В трубке раздался звон посуды, недвусмысленное бульканье и голос Тараканникова вернулся:
     - Ты знаешь, что теперь мне этим придется заниматься? Ты знаешь, что это за агентство? Там непонятно, кого больше, мошенников или убийц. В каком, говоришь, районе алкаш пропал? В Южном?? И менты не работают? Правильно, а зачем им работать, ведь их бывший сослуживец, господин Бардаков, теперь директор "Китеж-града". Там таких пропавших еще с десяток найдется. - Слова из Вадика вылетали с частотой пулеметной очереди. Я застонала.
     - Вадим, давай мы об этом завтра переговорим. И вообще, откуда ты все это знаешь? Позвони мне завтра на работу, было приятно поболтать, пока. - Я молниеносно бросила трубку на телефон и даже прижала ее, словно опасаясь, что оттуда снова прорвется голос Тараканникова.
     - Кто это был? - полюбопытствовал Соболин. Узнав, что чокнутый уголовник, он с досадой резюмировал:
     - Эх, не узнал я его раньше. А то бы он на всю жизнь запомнил, как звонить незнакомым людям в такое время. Теперь он и к тебе пристает.
     Надо велеть Григорию не пускать его на порог Агентства.
     Тараканников внес в мой спокойный вечер тревогу, сумасшествие и еще какую-то гадость, чем окончательно испортил его. Не то, что бы я восприняла его всерьез, но его слова не давали мне покоя. По крайней мере, я твердо решила завтра проверить слова Артемкина насчет собственника квартиры Ягодкина. Это действительно надо было сделать раньше.

***

     - Клянись! - грозный рык донесся из кабинета Спозаранника.
     Я в смятении остановилась и осторожно заглянула внутрь. Над столом Спозаранника вздымалась Железняк, растерянно оглядываясь по сторонам, а сам хозяин стола держал ее под оптическим прицелом своих очков.
     - Клянись! - снова повторил Глеб Егорович.
     - Как? - Нонне было явно не по себе.
     Спозаранник быстро сосканировал очками кабинетную местность и все стратегически важные объекты. Его взгляд задержался на дыроколе:
     - Клянись на дыроколе! - Спозаранник поставил перед Железняк это священный предмет. - Повторяй за мной: "Клянусь, что впредь не сделаю ни шагу, не поставив непосредственное начальство в известность, всю инициативу буду оформлять в соответствии с требованиями штабной культуры, а именно заведу отдельную папку, в которую буду подшивать ежедневные отчеты об инициативах, которые пожелаю проявить..."
     Железняк положила одну руку на дырокол, а вторую почему-то по-пионерски приложила к левому уху и зычно стала вторить Спозараннику: "Клянусь, что впредь..."
     Когда она закончила фразу и с ожиданием посмотрела на шефа, Спозаранник довольно улыбнулся и пояснил:
     - Все твои инициативы будут обсуждаться на общем собрании сотрудников отдела расследований под председательством начальника отдела. - Глеб Егорович кашлянул и поправил галстук, без того безупречно висевший у него на шее под углом ровно 90 градусов от линии плеча. - Кроме того, обязуюсь... Повторяй, повторяй, Железняк!
     Железняк повторила все слова странной клятвы, рожденной в воспаленном мозгу Глеба Егоровича, и напоследок дала маразматическое обещание (так потребовал шеф) не склонять к неформальным отношениям представителей мужского пола в Агентстве, особенно начальников отделов. Это меня поразило больше всего - совсем Егорыч из ума выжил. То мучает своих подчиненных непонятными требованиями, то в подсобке прячется.
     К Железняк он больше всего цепляется.
     Слава Богу, я не в его отделе...
     - Он что, совсем помешался? - спросила я Железняк, пулей выскочившую из кабинета.
     - Угу, трус несчастный! - Нонна хищно окинула взглядом коридоры Агентства. - Ты Зудинцева не видела?
     - Нет. Я только пришла, Антошка не хотел в садик идти...
     - Бывает! - Железняк уже неслась к выходу, гулко стуча каблучищами по паркету.
     По-моему, она торопилась вовсе не для того, чтоб отписывать отчеты об инициативах Спозаранику. Честно говоря, мне нравится Нонна, она добрая девушка, но иногда ее энергия меня пугает. Этот постоянный безумный огонь в ее глазах...
     Такой, наверное, был у фанатиков-революционеров, например, у Веры Засулич.
     Я думала, что с рождением двойни она станет нормальным человеком, но, кажется, получилось наоборот.
     Не понимаю, что человеку еще нужно?
     Прекрасные дети, сносный муж... Главное для человека - это ведь семья, все остальное второстепенное, и не стоит этими вещами так увлекаться.
     Единственное, что меня смогло отвлечь от семьи - это, как ни странно, написание новеллы. На мой взгляд, она у меня так здорово получалась, только с интригой были небольшие сложности. У моей новеллы ее либо не было, либо она выглядела так, что я ее не смогла распознать.
     Я вспомнила - Обнорский велел мне поинтересоваться у Соболина, что такое интрига. Я открыла дверь в репортерский.
     Мужа там, как всегда, не оказалось - видимо, убежал на задание. В кабинете были только Завгородняя и Каширин.
     - Светка, как твоя новелла? - поинтересовалась я.
     - О, классно. Мне так понравилось.
     Когда я выйду замуж за миллионера и состарюсь, я вплотную займусь художественным творчеством. Куплю виллу, сяду в ней и буду писать эротические триллеры.
     - А я вот не могу понять, что такое интрига.
     - Это просто. Представь, читаешь ты книжку. Читаешь, читаешь, читаешь. Доходишь до интриги - и тут у тебя аж дыхание захватывает, так хочется дочитать до конца. Читаешь и не успеваешь думать, читаешь и читаешь... А потом - развязка, хлоп, и неинтересно. - Светка выдохнула и обмякла. - В общем, как в сексе: все точно так же, прелюдия, то есть завязка, кульминация, развязка.
     Каширин, беззастенчиво подслушивавший наш разговор, делая вид, что играет на компьютере, повернулся на стуле и с интересом спросил:
     - Светочка, ты все книжки так читаешь?
     - Да я, честно говоря, их почти не читаю, - не почувствовав подвоха, ответила Завгородняя.
     - А я хотел предложить вместе книжку почитать. На днях купил. Называется "Заводной апельсин". Слышала?
     - Ой, да... Что-то сельскохозяйственное?
     Тут в кабинет заглянул Скрипка и, увидев красное от едва сдерживаемого смеха лицо Каширина, любопытно протиснулся в дверь полностью.
     - Отчасти да. Светка! - продолжал издеваться Каширин. - Ты никогда не думала в школу устроиться преподавателем литературы?
     - Нет, я детей не люблю.
     - Бывает. Однако любовь или нелюбовь к детям не сказывается на их окончательном количестве. - Скрипка решил поддержать разговор. - Был у меня один знакомый. Он очень не любил детей. Ну просто до дрожи в коленках. Но он очень любил женщин.
     И женщины любили его, потому что он был красивый, богатый и глупый. Мой знакомый любил женщин бескорыстно, что нельзя сказать о них. Они норовили от него забеременеть, и беременели. По две-три штуки в неделю. А мой знакомый был честный и порядочный человек и считал своим долгом на них жениться. Но на всех жениться он не мог и от этой коллизии еще больше не любил детей. А женщины все беременели и беременели - видимо, у моего знакомого такой организм был, что стоило ему только к женщине прикоснуться, как она тут же беременела...
     Последнюю фразу услышала Агеева, проходившая мимо. Кардинально изменив траекторию, она завернула в кабинет:
     - Кто беременела? - грозно спросила она Скрипку.
     - Да так, знакомая одного моего знакомого... - пробормотал он.
     - Ага. То-то я гляжу, Горностаева бледная ходит в последнее время. Доигрались! - Агеева развернулась и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.
     Минуту все сидели молча. Скрипка, побледневший, видимо, из солидарности с Горностаевой, развел руки и двинулся к выходу.
     - Так что дальше с твоим знакомым было? - спросила Завгородняя.
     - Женился...
     - На всех?
     - Ага. В Турцию уехал и женился, - скорбно произнес Скрипка и тоже ушел.
     Что-то подсказывало мне - скорбит он совсем не из-за своего знакомого.
     - Вот, Анна Владимировна, теперь тебе понятно, что такое интрига? - Каширин многозначительно поднял брови.

***

     - Соболина! - Обнорский был сегодня не в духе и явно настроился похамить. - И это называется "детективная новелла"? Где здесь детектив, где здесь интрига, где здесь, твою мать, новелла?
     Обнорский швырнул передо мной пачку листов, которые я ему отдала накануне.
     Я отшатнулась. Мне хотелось плакать, но я сжала кулаки и твердо ответила:
     - Если вы, Андрей Викторович будете сдержаннее в выражениях, я готова выслушать суть ваших претензий к моей новелле.
     - "Выслушать!" - передразнил Обнорский, сбавляя обороты и усаживаясь в кресло. Я так и осталась стоять. - Ладно.
     Слушай сюда. Я просил, чтоб в новелле были секс, эротика, интрижки. Где оно?
     - Как - где? - Я была возмущена. Уж чего-чего, а эротики там хватает. Я схватила листы и стала показывать Обнорскому. - Вот. И вот. И тут чуть-чуть. А здесь вообще две страницы. А вот это?
     - Что "это"? "Самойлов нежно раздвинул мне ноги..." - это ты считаешь эротикой? - Обнорский удивленно посмотрел на меня. - Эротика с собственным мужем?
     Запомни - секс, эротика и порнография - это когда мы с тобой, или ты с Повзло, или там с Кашириным, как хочешь. А с собственным мужем - это картины семейного быта. Я хочу интриг на стороне!
     - Как? С кем? - я растерялась.
     - С кем хочешь. Далее. Чем занимается твоя героиня? Любит собственного мужа, ходит в магазин и путается под ногами остальных сотрудников Агентства. Где расследование?
     - Ну, там труп есть...
     - А толку? Расследование одним трупом не ограничивается. Героиня должна ходить, думать, разговаривать. А она у тебя какая-то вялая. И этой, интриги, нету. - Обнорский опять нарисовал в воздухе женскую фигуру. - Переделывай. Знаешь что напиши? Ту историю с похищением твоего сына, помнишь?
     Я кивнула. Конечно, помню. Такое вряд ли забудешь. Только вспоминать не очень хотелось - а уж тем более делать достоянием публики историю про суку-прокуроршу, с которой спутался мой муж и которая устроила похищение Антошки...
     Видя мое смятение, Обнорский бескомпромиссно приказал:
     - Пиши, пиши. Чтоб пятнадцатого текст был у меня на столе, и эротики побольше. Все. Иди.
     Только вечером я вспомнила, что опять не позаботилась о запросе в ГБР насчет квартиры Ягодкина...

***

     - Ты что, забыла? Мы же договаривались... - На пороге стоял Артемкин, протягивая мне бледную розу. Джентльменский; жест смотрелся еще трогательнее оттого, что Артемкин был в ярком спортивном костюме и кроссовках.

***

     О, у меня совершенно вылетело из головы, что я договорилась с ним ехать искать Ягодкина в южное садоводство. Вспомни я об этом раньше, я бы перезвонила ему накануне, отказалась бы. Мне совершенно не хотелось ехать, особенно после того, что рассказал Тараканников. А если Артемкин действительно преступник? Нельзя сказать, что я поверила этому чокнутому трепачу Тараканникову, но получилось, как в том анекдоте: "ложки-то нашлись, но осадок остался". Тем более что на сегодняшний выходной у меня были совершенно другие планы: перестирать все накопившееся за две недели белье, сходить на рынок, испечь беляши к приходу Володи...
     - Да нет... что ты... то есть нет, - замялась я, со смущением взглянув на свои домашние тапочки. - Если честно, то действительно забыла.
     - Ну так собирайся, я подожду. Я специально пораньше встал.
     - Понимаешь, Сергей... Я... - Я не знала что сказать. Не могла же я ему заявить: "Понимаешь, Сергей, я боюсь с тобой ехать, потому что после слов сумасшедшего уголовника мне кажется, что ты убийца"? Других причин отложить поездку я, как назло, не могла придумать... - Я хотела голову помыть.
     - Мне всегда нравились аккуратные женщины, но ты, по-моему, слишком самокритична. Поверь мне, в садоводстве среди дачников у тебя будет самая чистая голова, - засмеялся он.
     Я вздохнула. Посмотрела на розу. Кивнула.

***

     "Он нежно приобнял ее за плечи..." - глядя на закатное солнце, вспоминала я куски своей новеллы. Окружающая природа тосненского садоводства располагала к лирике: кругом звенели птицы, зеленые острова простирались до самого горизонта, легкие дуновения ветерка доносили благоухание цветов. Я стояла на краю обрыва, которым заканчивалось опустевшее к вечеру садоводство, на дне обрыва игриво поблескивал маленький ручеек. Да, у Ягодкина губа не дура, если он выбрал это садоводство в качестве среды обитания.
     - Знаешь, Сергей, мне кажется, что Ягодкин здесь. И мы его найдем, живого или мертвого, как велел мне Обнорский, - я услышала, что Артемкин что-то промычал в ответ. - А представляешь, он убит, а пока мы его ищем, квартиру Ягодкина уже переписали на какого-нибудь... - я на секунду задумалась, - ... Цветом кина.
     Я улыбнулась и продолжила нелепую версию:
     - А алкоголики ни при чем, просто так там живут...
     Спиной я почувствовала, как подошел Сергей. "Он нежно приобнял ее за плечи..." Вдруг холодные крепкие пальца сжали мое горло, тут же потемнело в глазах. Я хотела закричать, но крик застрял где-то внутри, наружу вырывались только хрипы. Я попыталась разжать его пальцы, но поняла, что слабею. Я хотела что-то сказать, просить, уговорить, молить о пощаде, отречься от всего, продать душу, воззвать к человеческому... Я бы смогла его уговорить, объяснить, спастись, если бы он дал сказать мне хотя бы слово.
     Мысли обволакивались в слова, теснились в голове, но ни звука произнести я была не в силах. И тогда я поняла, это конец.
     Было не больно, только страшно. Удивительно, как это не больно умирать.
     Умирать?.. Но Антошка... Изнутри меня разрывал отчаянный в