исчез Васькин отец вместе с другом на бескрайних просторах Антарктиды.
     ...Много лет в день, когда Нина Дмитриевна не дождалась мужа из экспедиции, она ставит на старенький магнитофон "Весна" большую бобину, и сквозь треск потертой пленки слышится голос дяди Васи: "В Антарктиде дуют злые ветры. У-у-у!"
     И дальше слышатся визг и хохот маленькой Васьки.

***

     Петро обескураженно внес в протокол мои последние сведения и вопросительно глянул на своего толстого напарника.
     - В отделение повезем?
     - Думаю, ни к чему. Хозяйка вечером вернется, все данные Завгородней мы записали - проверить можно.
     Да и видишь - говорит искренне, аж слеза блеснула. Не похоже, что врет.
     Мы встали и вышли из квартиры.
     Мужики опечатали дверь.
     - Светлана Аристарховна, - напоследок кокетливо спросил толстый. - Поделитесь секретом: как это некоторые женщины умудряются плакать без подтеков? Моя уж если разрыдается...
     - На туши хорошей не экономьте для жены, отмахнулась я.

***

     В контору ехать - можно нарваться на гнев Обнорского, любящего неожиданно появляться в Агентстве аж в девять вечера. А дома мне позвонил Шах.
     - Светик, и о чем будет твоя новелла?
     - А тебе-то что?
     - Да просто Андрей сегодня сказал, что нужно перед написанием общаться парами, тройками. А то в предыдущих двух сборниках герои действуют сами по себе, а нужно, чтобы линии сюжетные переплетались.
     - Ну и что?
     Так вот я и подумал: а пусть у твоей Прибрежной будет роман с моим парнем.
     - Ща-ас! Размечтался.
     - А что? - гоготнул необидчивый Витька. - Это же - литература, в ней всякое бывает.
     - Вот и сговаривайся на роман с Горностаевой.
     - Да? Ты думаешь - мой пацан и ее Куницына?..
     - Да ничего я не думаю. Отвяжись. Не до тебя.
     У Васьки телефон по-прежнему не отвечал, и момент неприятного известия оттягивался во времени.
     Звонок Шаховского вернул меня к необходимости заняться новеллой.
     Дело в том, что вот уже год мы всем Агентством участвуем в новом литературном проекте - пишем сборники новелл "Все в АЖУРе" (АЖУР - это вымышленное агентство журналистских расследований, в котором якобы работают наши герои). Каждый из нас пишет новеллу от лица своей "маски".
     Я - от имени репортера Снежаны Прибрежной. В каждой из новелл, помимо некой криминальной истории, должны быть смешные бытовые зарисовки из жизни Агентства, любовные драмы и прочий "жизненный антураж". Первые книги пошли нарасхват, и мы теперь мучаемся над третьим сборником.
     Так вот: я, как и многие другие мои коллеги, не люблю писать новеллы.
     По этому делу у нас Каширин и Железняк передовики. Родьку хлебом не корми, а дай исподтишка - с помощью литературы - состроить козью рожу Спозараннику. А Нонка по натуре - железная леди: ей - все нипочем, хоть детей рожать, хоть детективы писать. Если бы у меня не было Васьки, я, может, и завела бы себе Нонку в качестве веселой, жизнерадостной подруги. Но эти ее трое детей... Может ей презервативов побольше подарить? Или таблеток противозачаточных? Балда!
     Итак, что же такое придумать?
     А может, вдруг осенило меня, и придумывать ничего не надо? Возьму и опишу, убрав ненужные детали, свою прошлогоднюю поездку на Валаам.
     Точно. И никакой Обнорский не скажет, что в новелле - мало правды жизни, что - "не верю!".
     Я села к компьютеру и стала обдумывать начало новеллы. Обнорский всегда говорит, что первая и последняя фразы - это все.
     Руки сами собой отбили на клавиатуре: "Над городом вставала кровавая заря..." Я даже ахнула: вот это да! Красотища! И одновременно - ощущение тревоги. Теперь я понимаю тех, кто говорит, что есть понятие "творческий оргазм". Это было примерно сродни тому, что чувствовала сейчас и я. Правда, меня смущало, что фраза эта будто бы была мне знакома.
     Но я справедливо решила, что она у меня давно сидела в подсознании. Как и у каждого творческого человека.
     Итак - "Над городом вставала кровавая заря.
     Я прощалась с любимым. Утром мне предстояло ответственное задание шефа АЖУРа Болконского - поездка на Валаам вместе с городскими врачами. Вдруг они что-то знают такое, чего не знают еще в Агентстве.
     - Надо узнать! дает задание Болконский.
     Любимый плачет..."
     Я реально вспомнила прошлогодние вечерние тусовки врачей и медсестер в музыкальном салоне теплохода "Остров Котлин" и решила, что моей Снежане неплохо было бы завести роман с кем-то из медиков, чтобы попытаться выведать нужную информацию.
     "Он, кружа меня в танце, неотрывно смотрел в глаза. От него исходил тонкий запах аптеки, перемешанный с дорогим парфюмом".
     Я прочитала текст и осталась довольна собой. Значит, он, как дурачок, все выбалтывает моей героине.
     Информация очень важная, но как передать ее в АЖУР? Об этом я решила подумать попозже, поскольку нужно было описать пребывание на самом Валааме, где моя Снежана найдет тайную клинику. Но кто ей в этом поможет? Ну конечно же Марэк, местный житель, который в прошлом году влюбился в меня с первого взгляда, лишь увидел на трапе.
     "Над островом вставала кровавая заря.
     Он лежал в подснежниках, в его голубых глазах плескалось небо.
     - Снежана, возьми меня в мужья..."
     Как долго все-таки пишутся эти новеллы - я сидела за компьютером уже больше часа. Скоро по телевизору должен был начаться мой любимый фильм "Унесенные ветром". Я заспешила. Ведь нужно было еще как-то огородами отправить Снежану в Питер (на теплоходе злодеи догадались, что Прибрежная такая умная, много чего вынюхала, и ей стали строить козни).
     Итак - финал.
     " - Ты - молодец, Снежана! Я горжусь тобой! - Болконский пожал мне руку.
     Репортеры, не спавшие всю ночь в ожидании меня, зааплодировали.
     Над городом вставала светлая заря".
     Уф! Я поставила точку. Новелла была готова.
     Я еще раз пробежала глазами написанное. И как я только до такого додумалась! Вот пусть теперь попробует шеф что-нибудь мне сказать по поводу поздней сдачи текста.

***

     Василиса, прочитав в трубку яростный монолог по поводу гадов, ворующих семейные реликвии, наконец взяла себя в руки:
     - А ты знаешь, Света, еще кое-что пропало.
     - Что?
     - Кассеты диктофонные. У меня в коробке возле компьютера лежало двадцать кассет - это мои беседы с пациентами. Так вот, осталось только шестнадцать.
     - А чьи исчезли?
     - Я еще не проверяла, у меня же самолет через несколько часов. Придется заняться этим после Стокгольма... Но Император... - она снова погрустнела.
     - Ладно, Вась, чего уж теперь?
     Держись. Позвони, как вернешься.

***

     - Я вычислила, кто пропал! сказала Василиска, когда мы после ее Стокгольма встретились в любимом баре "Антракт" на Фонтанке. - С кого начать? - спросила она, когда мы выпили по чашечке кофе.
     - Давай по алфавиту. Для объективности, - авторитетно сказала я.
     - Тогда так. Первый - Воропаев Сергей Сергеевич. Пятьдесят пять лет. Живет с женой. У них был поздний, долгожданный ребенок. И вот этот парень, двадцатилетний студент, недавно выбросился из окна. Я думаю - наркотики, но это к делу не имеет отношения. Старик держится, но любимая жена - в полном трансе: не ест, не пьет, смотрит в одну точку. В общем, отказывается от жизни. В принципе, надо бы поработать с ней, но это невозможно, поэтому я консультировала Сергей Сергеича. На мой взгляд - симпатичный человек.
     - Так, дальше.
     - Второй Имант Борис Рудольфович. Сорок два года. Крупный бизнесмен. Дела давно идут удачно.
     Но последнее время почувствовал, что партнеры (соучредители) стали что-то "мудрить". В общем, Имант забеспокоился, перестал всем доверять. Ему кажется, что его пытаются "вывести из игры", отобрать бизнес. Стал нервничать, допускать глупейшие ошибки в бизнесе. Приходил за разрешением конфликтного вопроса. Приятный, красивый мужчина.
     - Все у тебя - "приятные", "симпатичные", - передразнила я Ваську. - Одно имя Борис чего стоит! - С некоторых пор я была убеждена, что все Борисы - лжецы.
     - Да хватит тебе, - отмахнулась Василиса. - Будь беспристрастной. Ведь, этому вас в Агентстве учат?..
     - Ладно, продолжай.
     - Соловейчик Нина Александровна. Двадцать восемь лет. Лаборант в поликлинике. Не замужем. И в этом - ее проблема.
     - Вот уж проблема! фыркнула я.
     - Да ты научишься когда-нибудь слушать? - недовольно оторвалась от своих записей Васька.
     - Ладно-ладно, не злись.
     - Дело в том, что Нина боится мужчин. Потому что в детстве ее насиловал сводный брат.
     - Фу, какая гадость!
     - Согласна, гадость. И она, к сожалению, с воспоминаниями об этой гадости живет до сих пор.
     - Все никак забыть не может? - удивилась я.
     - Видишь ли, инцест не всегда приводит к психическим травмам.
     Маленькие дети сексуальные домогательства со стороны окружающих, в том числе родственников (а сводный брат - родственник, только - не кровный), могут воспринимать как игру. В раннем возрасте дети мало что понимают, а потом и вообще могут все благополучно забыть. Другое дело, когда ребенку больше пяти-шести лет (а Нине было девять). Тут от подобных действий можно получить серьезную психотравму.
     - И что, самому с ней не справиться?
     - Бывает. Мы это называем "переработанной" травмой. Но вот Нина сама не может...
     - Васька, какая ты у меня умная, - обняла я подругу. - Ты непременно станешь профессором.
     - Свет, мы сюда зачем пришли?
     - Все, все, все! Кто там у нас следующий потенциальный вор?
     - Четвертый - тоже очень симпатичный человек: Полярников Олег Александрович. Тридцать пять лет.
     Женат. Муниципальный депутат. Хочет баллотироваться в Думу. Приходил кое-что уточнить по поводу отрицательного и положительного внешнего имиджа.
     - Уточнил?
     - Да, думаю, некоторые мои советы ему помогут. Хотя у него и без того хороший имидж. И вообще симпатичный харизматический лидер.
     - Итак, - подвела я черту, - каждый из этих четырех симпатичных людей мог спереть у тебя кассеты, да еще и Императора в придачу.
     При воспоминании о чучеле пингвина Васька надолго замолчала. Но снова взяла себя в руки:
     - Света, но ведь это мог сделать кто-то "пятый".
     - Зачем?
     - Ну... Чтобы скомпрометировать, например. Может, думал вор, у меня бесценные исповеди встревоженных людей, которые можно как-то использовать.
     - Даже если вор - неизвестный "пятый", то его почему-то интересовали именно эти четыре кассеты.
     - Или одна конкретная, а остальные взяты для отвода глаз, - додумалась Васька.
     - Правильно. Значит, вне зависимости от того, кто вор, нам сейчас нужно выяснить, чья исповедь представляла интерес (либо кто-то испугался за компромат на самого себя, либо кто-то искал компромат на одного из этих четырех).
     - Завгородняя, ты гений!
     - Ну должна же я соответствовать подруге-профессорше!
     Васька суеверно постучала по столу.
     - Ну а дальше что? - Она с надеждой посмотрела на меня.
     - Предположим, что вор - один из них... - Я надолго задумалась, принимаясь за вторую чашку кофе, которую услужливо принес старый знакомый бармен Слава. - Как ни крути, надо сужать круг подозреваемых.
     - Правильно! - обрадовалась Вася. - Тем более что в моей квартире были только трое из них.
     - И, стало быть, только трое могли подсмотреть твой - любезно выставленный на всеобщее обозрение - шифр, - подколола я в очередной раз вспыхнувшую Ваську. Кто эти трое?
     - Воропаев, Имант и Соловейчик, - с готовностью ответила подруга.
     Так. Старик Воропаев? Вряд ли.
     Ты сама сказала, что он искренне убивается по сыну. Соловейчик? Не то.
     Во-первых, женщина, во-вторых, ей бы сейчас со своими инцестными проблемами разобраться. Остался Имант. Похоже... Во-первых, бизнесмен. - Это, сама знаешь, люди особенные, отчаянные. Может, он испугался, что пленка окажется в руках партнеров? Да, скорее всего, это - Имант.
     К тому же - Борис...
     - Све-та!..
     - В общем, надо с этим Имантом поближе познакомиться.
     В это время Васька листала свою записную книжку и на стол выпала фотография: Васька сидит в комнате рядом с чучелом Императора и с Жужой на руках. Я тут же вспомнила свой конфуз с собачкой во дворе Васькиного дома и на всякий случай спросила:
     - Слушай, а у вас Жужа никогда не убегала? В смысле - не пропадала?
     - Жужа? Ну она - девочка своенравная. Мы же ее без привязи держим: иногда убежит на день по своим "собачьим делам", а потом обязательно возвращается. А сейчас она с мамой в Петровке, там ей раздолье. Тут на днях - я как раз в Москве была - убежала как-то очень надолго, мама даже забеспокоилась. Но все равно вернулась.
     Василиса взяла фотографию, собираясь положить ее в книжку, и в последний момент еще раз перед моими глазами мелькнула гордая голова императорского пингвина. И тогда меня осенило.
     - Вась-ка! Я знаю, кто это!
     - Кто? - обалдела подруга.
     - Это - Полярников! Как же я сразу не догадалась?
     - Почему именно он?
     - Потому что он - Полярников!
     А у тебя украдена кассета с его исповедью и... пингвин.
     - Да?.. - недоуменно прошептала Вася. - Они что, всегда воруя, указывают каким-то образом на свою фамилию?
     Действительно, неувязочка получилась.
     - Жаль, а такое совпадение, - огорчилась я искренне.
     - К тому же он не был в моей квартире. И вряд ли на такое дело пойдет будущий депутат Думы.
     - Да, я об этом не подумала... Но тогда... - снова озарило меня, - это - Имант. Точно - Имант!
     - Потому что он - Борис! съязвила Васька.
     - Потому что ему нужна была кассета с компроматом на Полярникова!
     Он бывал у тебя дома, подсмотрел шифр. А пингвина украл специально, чтобы мы подумали на Полярникова.
     Он на него специально стрелки перевел, паразит!
     Я с торжествующим видом откинулась на спинку стула. Васька смотрела на меня восторженными глазами. Смотрела так, словно я уже представила на суд вора в наручниках. Поэтому я слегка сбавила обороты.
     - Самого Полярникова тоже исключать окончательно не будем (все-таки - какая фамилия! Полное совпадение!), будем держать его на подозрении. Как вора - на доверии.
     - За такую работу мысли и выпить не мешает, - решила Васька.
     И заказала по мартини: себе - красного, мне белого.

***

     Художника каждый обидеть может.
     Смысл этой фразы впервые дошел до меня с утра в Агентстве.
     - Что это такое? - сунул мне в лицо Обнорский мой же текст.
     - Новелла, - не моргнула я.
     - Новелла? Нет, Светлана Аристарховна, это не новелла. Этот жанр по-другому называется.
     - Неужели на роман тянет? - ахнула я.
     - На роман? - опешил Андрей от такой наглости. - Да ты когда последний раз книгу в руках держала?
     - Вчера, - соврала я.
     - И о чем же роман? - хитро прищурился Обнорский.
     - Ну... Там один тип ужас какой ужасный... - на ходу сочиняла я, - влюбляется в красавицу. И по сюжету нужно, чтобы она его поцеловала...
     - Ты мне "Аленький цветочек" не пересказывай, - прервал мои воспоминания шеф. - Забирай свою исповедь сексуальной психопатки и иди работай. "Над городом вставала кровавая заря!" - фыркнул Обнорский мне в спину. - И где люди только такой пошлости набираются?

***

     - Свет, ты какой маской пользуешься? - Нонка заговорщицки тащила меня в угол.
     - Из косточек персика. А что?
     - Эффективная?
     - Утром наложишь, подходишь к зеркалу... Это кто же такой пупсик розовый? Это что за девочка с атласными щечками? Неужели это я - Нонночка Железняк?
     - Ой, Света, купи, а? Надо очень.
     - Да ладно, куплю. А - что?
     - Потом... Но никому - ни слова.
     И Нонна помчалась в буфет, куда только что, по-военному чеканя шаг, прошел Георгий Михайлович.
     А я, как всегда, заглянула к Агеевой. Марина Борисовна жаловалась Скрипке на обманувшую ее с утра продавщицу.
     - Лешенька, я ведь никогда сдачу не пересчитываю! А таких они сразу засекают. В общем - ста рублей как не бывало.
     - Это что, - поддакнул Лешка. - Со мной история еще смешнее произошла... Собрался я за бумагой для факса, беру машину, а тут Каширин с Шаховским: купи, мол, пива заодно, все равно на машине едешь.
     В принципе Андрюха таких дел не поощряет, но июль стоял - пекло!
     В общем, захожу в алкогольный отдел, прошу шесть бутылок. А пиво, что важно подчеркнуть, в тот период по шесть рублей было. Даю продавщице полтинник, она мне - шесть бутылок и... четыре рубля сдачи. А я во время покупки тоже за деньгами не слежу...
     - Ну да, у нас начальство вообще денег не считает, - не преминула вставить Агеева.
     - Не отвлекайтесь, Марина Борисовна, следите за ходом моей мысли, - не обиделся Скрипка. - Но смотрю я на эти четыре рубля и смутно чувствую, что сдача побольше должна быть. Продавщица заметила мое недоумение и говорит: "Что, молодой человек, что-то не так?" Да вот, говорю, вроде сдачи должно быть больше. Она: "Что вы?
     Раз есть сомнение - давайте пересчитывать. Вы шесть бутылок взяли?"
     Я: "Шесть". Она: "Пиво - по шесть рублей?" Я: "По шесть". Она: "Шестью шесть - сорок шесть?" Я: "Да". Она:
     "Ну вот - четыре рубля сдачи с пятидесяти". Я отошел сконфуженный, но что-то меня мучает. Она - снова: "Молодой человек, давайте еще раз - у нас не может покупатель уйти недовольным". Представляете? Мы после этого еще дважды пересчитывали, и дважды я, как зазомбированный, на вопрос "шестью шесть - сорок шесть?" отвечал: да! Вот это - актриса! Прямо в цыганки иди и не прогадаешь...
     Мы с Агеевой похихикали над незадачливостью Скрипки. Агеева даже забыла про свои пропавшие сто рублей.
     - Леш, вот вы бы так зарплату нам насчитывали, с накидкой, - подытожила она.
     Скрипка снова не обиделся.
     С Горностаевой у него, что ли, опять все о'кей? Бедная Валя!
     А я пошла в свой отдел. Звонить предполагаемому вору.
     Как я и предполагала, Имант не отказал во встрече: повод был самый правдивый - мне, как журналистке, нужна консультация для написания материала о безопасности в сфере высоких компьютерных технологий.

***

     ...Этого я уж точно не ожидала.
     Борис Рудольфович встал, и я тут же села. Ну до чего породистый!
     У него был рост писателя Кивинова, разворот плеч Ван Дамма, изящество и пластика Рики Мартина, а лицо... Такого лица я никогда не видела. И описать не берусь. Могу только сказать, что у Бориса Рудольфовича И манта был не лоб, а - чело, не глаза, а - очи, не рот, а - уста. Из этих уст хотелось пить неотрывно, дабы загасить огонь, сразу вспыхнувший в нижней части тела от его искрящихся очей.
     Но самым восхитительным был его голос. Дробь тамбуринов, рокот снежных лавин, далекий майский гром - все было в этом низком тревожащем голосе. У меня вдруг - мороз по коже (после огня-то!), когда он просто спросил: "Вам удобно в этом кресле, Светлана?"
     И дальше я уже ничего не слышала. Ни про Черчилля, который считал, что тот, кто владеет информацией, владеет миром. Ни про шалунишек-хакеров. Ни про число компьютерных преступлений, которое неуклонно растет. Я хотела лианой обвиться вокруг этого гибкого загорелого тела. Я хотела хрустнуть всеми косточками под тяжестью этих мышц.
     - Я хочу вас, Светлана...
     Я вздрогнула от неожиданности.
     Борис задумчиво смотрел на меня своими глубокими очами.
     - Я хочу вас, Светлана... пригласить на ужин. Не откажите в этой малости.
     - Когда? - слишком поспешно спросила я.
     - Сегодня. Ждать до завтрашнего дня я вряд ли смогу.

***

     Уже на улице я пришла в себя. Нет, это просто наваждение какое-то. Они все, ворюги, промышляющие творениями таксидермистов, такие обаятельные? Или только те, что специализируются на пингвинах? Так задурил голову и все остальное тело. Надо взять себя в руки и вечером в ресторане расколоть-таки этот крепкий орешек.
     ...Что бы такое надеть на себя - поменьше?

***

     - Андрей, я - не одета! Предупреждать надо было! - Еще в коридоре я услышала