лосердно, - чуть не плача сказала я.
     - Все, все. Больше не буду. - Обнорский встал из-за стола и слегка приобнял меня за плечи. - Ну, мир, дружба, балалайка?
     Я благодарно улыбнулась ему. Что ни говори, но иногда и в нашем начальнике просыпается нечто человеческое.

***

     Прошло почти полгода, и этот печальный факт моей биографии полностью стерся в памяти, не оставив в ней никакого следа.
     Как-то уютным домашним вечером я сидела с Сережей на диване и читала ему умную и добрую книжку про короля Матиуша Первого. В гостиной негромко бубнил телевизор.
     Я бросила взгляд на экран и увидела его. В торжественной обстановке, в присутствии журналистов и высоких милицейских чинов, заключенного тюрьмы "Кресты" Аслана Алавердыева обменивали на русского солдата, девятнадцатилетнего Алешу Переверзева, шесть месяцев прожившего в чеченском плену. Я подумала, что поступила тогда правильно. Мой Бог меня давно уже простил, а до его Аллаха мне нет никакого дела. И потом этот мальчик, Алеша, был так похож на моего маленького ангела.
     Я крепко прижала сына к себе нежно и поцеловала в русую голову.

ДЕЛО О ПРОКУРОРШЕ В ПОСТЕЛИ

Рассказывает Анна Соболина

     "Исполнительна, но недостаточно инициативна. Четко выполняет указания руководства, но редко выходит за их рамки.
     Бесконфликтна. Во всем ориентируется на мнение мужа - начальника репортерского отдела агентства В. Соболина (который и привел ее в агентство). На летучках высказывается редко...Очень хозяйственна и домовита. Просит не загружать ее работой в нерабочее время, поскольку занята воспитанием двухлетнего сына".
     Из служебной характеристики

     Проходя в очередной раз мимо зеркала, висящего возле холодильника, замечаю - радость в глазах тает с каждым днем, талия растет без повода, а желания измениться все меньше...
     Рабочее утро. "Ах, эти утренние женщины, не то что женщины вечерние, - они добры, они застенчивы, они делами не заверчены" - нет, классик не прав.
     Приготовив яичницу с помидорами и сыром, накрываю на стол. Это мое - приготовить, поставить, подать. Как и неизменные пакеты с тушками куриц, свиными котлетами и прочими мясопродуктами, которыми я ежедневно затариваю общественную морозилку.
     Существует мнение, что семейную жизнь можно считать конченой, если за завтраком не о чем говорить. Это опять ошибка, потому что уже четыре года изо дня в день с десяти до десяти тридцати повторяется одно и то же: сервировка стола с небогатым выбором, малоразговорчивый и порой не в тему улыбающийся муж, а потом: дите в ясли, руки в ноги, и - вперед, арбайтен.
     Но работа, она и обезьяну облагородила, не только замученную бытом тетку. В агентстве собрались приличные люди, главное - умные. Это я о мужиках. Остальные - ну, разные.
     Люблю умных, даже благоговею перед ними, могу простить многое. Может, и с Соболиным роман начался только оттого, что с умными парнями давно не общалась.
     Тогда, в мои двадцать с хвостиком, уже два года отработав школьной учительницей (добавим к этому вечерний истфак, куда парней заносило только убогих и калек), я отчетливо поняла, что без умного - пропаду. Ну конечно, рисовать картинку с Герасимом, приютившим Муму, не надо, но что-то от этой мелодии в песне моего замужества все-таки есть. Он - коммуникабельный брюнет с набором донжуанских замашек, имеет приличную, мало того - любимую работу. Да, он поздно приходит домой, но "работа того требует", "труба зовет" и так далее.

***

     Я пришла на службу и, включив электронную почту на скачивание информации, налила себе дежурную чашку кофе. Здесь-то, в общественной кухне, и произошел разговор, смысл которого открылся мне несколько позже.
     Марина Борисовна, моя начальница (она глава великого отдела под названием архивно-аналитический), решила перекурить со мной, хотя обычно компанию ей составляли шеф или наши "мальчики", не экономившие на комплиментах и анекдотах в присутствии этой стильной дамы бальзаковского возраста.
     Странно, ранее наши отношения не были столь доверительными, но в тот день в ответ на банальный вопрос-утверждение: "Ты что-то устало выглядишь" - я рассказала ей все как есть: красавец-муж постоянно занят работой, и не только на меня - даже на любимого сына внимания не обращает.
     Вчера пришел в двенадцатом часу, какие-то бабы ему весь вечер названивали (что, в принципе, уже стало привычным). А в прошлые выходные были у знакомых, так он на все расспросы о сыне с честным лицом заявлял, что "нет, наш Антошка так не делал, и спокойный он по ночам". Хотелось ему при всех сказать: "Родной, это тебе спокойно по ночам спалось, потому что я по шесть, по восемь раз к ребенку за ночь вставала. Ты же за два года и пеленки-то ни единой не прополоскал".
     Ему ничего не сказала, конечно, а вот Марине Борисовне все взяла и выложила. Та, из сочувствия, наверное, если оно у женщин еще не совсем атрофировалось, и говорит:
     - Ой, Анна, мне тебя жаль. Молодая ты, и мужиками крутить не умеешь. Вот мой муж, когда дочка маленькая была, да и сын тоже, он их с рук не спускал, все время занимался с детьми. И домой спешил, и мне помогал, даже по ночам вставать к ребенку плачущему не давал, спи, говорит, а то еще молоко пропадет. И чтоб налево - ни-ни... Ты подумай-ка. А так, рядом работая, и не скажешь, - покачала она головой и затянулась.
     - Чего не скажешь? - спросила я растерянно.
     - Да ты понимаешь... Конечно, все это вроде бы видят...
     Тут мысли мои стали путаться, потому что я почувствовала, что за сбивчивыми репликами начальницы кроется нечто серьезное, о чем она то ли боится, то ли стесняется сказать.
     Я посмотрела на нее вызывающе тупым взглядом, но на козе начальницу мою не объедешь, она выкрутилась:
     - Он у тебя работает как сумасшедший, а то, что тетки без устали названивают, так среди журналистов две трети - дамы. И сама, милочка, виновата!
     Охмурила такого красавца, вот и расхлебывай, - со смехом закончила она.

***

     Разговор этот запал в душу. Легче оттого, что рассказала наболевшее, мне не стало. С испорченным настроением пошла работать. Ничего не ясно, но мутить воду в семейной луже пока тоже вроде бы незачем.
     Муж привел меня сюда, в агентство, после декретного отпуска. Поначалу я думала, что рабочее место специально для меня создали, для того чтобы хорошего журналиста (то есть моего мужа) не обидеть. Посадили за компьютер.
     Тем более что в компьютерах я была не специалист, да и к журналистике отношение имела косвенное...
     Я должна была выуживать из электронных недр все, что имеет хоть какое-нибудь отношение к криминалу города. Потом появилось внимание сотрудников ко мне как к штатной единице - новости все-таки первая узнаю.
     Работа с архивом, опять же, любому может в расследовании пригодиться.
     Первым это сообразил замначальника Повзло. Жалко, заходит лишь по необходимости, да и держится на расстоянии. В отличие от Спозаранника, который входит в кабинет с видом неприступного чинуши, а увидев, что кроме меня никого нет, может и за ушком пощекотать. Такое несоответствие между внешним видом и внутренним миром редко встречается. Глядя на него, рука тянется к перу, перо к бумаге.
     Не удержусь, опишу полностью: очки в тонкой оправе под золото, деловой пиджак, рубашка (неизменно белая, в полоску), цветастый галстук (пожар в джунглях), брюки черные, само собой, и - да-да, чуть коротковатые. Речь его размеренна и многозначительна, а когда он читает нотации, то раскачивается вперед-назад, приподнимаясь на носках и опускаясь на пятки.

***

     Рабочий день начался с полуделового визита Светы Завгородней, нашей звезды и секс-дивы (впрочем, насколько мне известно, никому из наших на этом полигоне ничего не обломилось).
     - Чего такая мрачная? - вместо приветствия услышала я. Она уселась на стол напротив, поправляя прическу.
     - Все мужики козлы, - попыталась я замять тему и одновременно объясниться.
     - Да ты не страдай, они ведь не трамваи - скоро другой подойдет...
     Раскрывать свои жизненные принципы в отношении мужиков я больше не собиралась, но опять кольнуло в сердце - сегодня все со мной говорили с каким-то собачьим пониманием в глазах.
     - Тебе что, у меня другой случай был, - продолжала дива, не обращая внимания на мое усердное стучание по клавишам, - я с одним уродом три года встречалась, залетела (он хотел ребенка), а когда ему сказала, так он так разорался, словом, картина маслом. Мало того, когда я на аборт пошла, у меня еще и "букет" нашли - от хламидий до гонореи. Прикинь!
     После такой жуткой истории я вынуждена была выразить явное неодобрение по адресу Светочкиного урода.
     - Ты знаешь Лерку, она ко мне часто заходит, так вот ей муженек тоже говорил, что с "источником беседовал", а когда я его увидела, я все поняла сразу - от поздних бесед с источниками глаза так не блестят. А она-то, глупая, почти два года в эти басни верила...
     - Факир был пьян, и фокус не удался, - словно уже о чем-то другом, сказала Света. - Ладно, ты там ничего про сайентологический центр не встречала?
     Получив отрицательный ответ, она удалилась, с явным трудом переставляя ноги. Видно, кому-то сегодня долго не спалось, то ли с сожалением, то ли с завистью усмехнулась я. Про особенности взаимоотношений Светланы с ее многочисленными поклонниками она и сама не раз рассказывала. И тут же пришло в голову вроде бы давно забытое воспоминание о том, как ноет тело после многочасового занятия сексом.
     Да, что говорить, было время... Но эти мысли я всегда поспешно гнала прочь.

***

     Однако когда супруг явился на работу и утомленным взором обвел присутствовавших, я почувствовала - вот оно, то, чего я подсознательно ждала и к чему, в принципе, была внутренне даже готова: и этот, словно спящий, взгляд, и некоторая бледность лица были мне слишком знакомы (как-никак, четыре года за ним замужем). Он всегда так выглядит после упражнений в постели, если не выспался. Словно не заметив моего присутствия, кивнул всем и вышел.
     Мне сразу захотелось подышать свежим воздухом. Пошла на кухню, налила кофе, закурила у открытой форточки. Не может быть, вот так, запросто.
     Но вдруг ошиблась? Иду к нему, захожу сзади к склонившейся над клавиатурой родной спине. И вижу следы помады на воротничке. Вопросов нет. Эта известная бабская выходка называется "привет жене" - оставить на видном месте свои следы, причем обязательно незаметно для него. Оглянувшись, он увидел мое лицо и понял все моментально, сказал жестким голосом:
     - Только без нотаций.
     Хотелось поплакать в одиночестве, но дверь осторожно открылась, и появилась моя начальница.
     - Анюся, ты что?..
     - Да, Марина Борисовна, достало все!.. Антошка заболел, не высыпаюсь какую ночь уже, - начала я плести хоть сколько-нибудь вразумительное объяснение.
     После слов утешения выяснилось, что надо срочно сходить в журнальный фонд Публичной библиотеки, чтобы подобрать материал для справки Повзло.
     С радостью! Но, когда вышла из офиса, поняла, что ни в какую библиотеку идти не могу, и единственное, чего хочется, - это укрыться где-нибудь, а то разревусь прямо на улице. Как робот, глядя только под ноги, пошла по Садовой, потом по Гороховой. Очнулась перед Мойкой, и почему-то потянуло в родной тараканник (так мы называли буфет в двадцатом корпусе истфака родного пединститута).
     Там, в буфете, за мой столик подсел Майк. Боже мой! Встретить любовника пятилетней давности в день разрыва с мужем - это слишком!
     Я невольно вспомнила старый неприличный анекдот (вообще-то я не люблю нецензурных выражений, но у меня есть два любимых анекдота с ненормативной лексикой). Женщина вызвала к себе по объявлению о сексуальных услугах мужчину. Приготовила легкий ужин, ждет. Элегантный тип пришел, и сразу за стол - анекдоты травит, байки рассказывает. А к делу не переходит, только ест и треплется. Ей это надоело, и дама говорит: "Ну давайте же..." Тут он грустнеет лицом: "Ах, эта диспетчер опять все перепутала, я ведь бухарь-собеседник, а вам нужен ебарь-надомник!"
     Так вот, этот Майк - как раз из второй категории. Атлет, красавец, породистый жеребец с импульсивностью подростка. Факультет физвоспитания и образ жизни сделали свое: я слышала, он записался в телохранители, не куда-нибудь, а в известную охранную фирму "Ягуар".
     Сейчас он выглядел как настоящий бандит, хотя на лице и сохранились последствия кровосмешения носительницы голубой крови и отставного военного.
     Майк сказал, что в тараканник забрел случайно, - осталась привычка со студенческих времен, когда его первая жена училась на одном со мной факультете.
     Я рассказала ему о своей проблеме (а почему не рассказать - точек пересечения в обществе у нас нет и не будет). После скучных предложений обсудить это в другой обстановке Майк вдруг изложил показавшуюся поначалу интересной идею:
     - Если хочешь, я проверю, с кем твой муж трахается. Проверю качественно, он ничего не узнает.
     Но мысль о всезнании, которое отравит все, что может остаться от четырех совместно прожитых с Соболиным лет, отрезвила. Я отказалась.
     - Ну а если помада - случайность, а усталость - натурального происхождения, что ты тогда будешь делать? - Майк посерьезнел.
     Я допила кофе и согласилась на его предложение. Майк спросил имя мужа и домашний адрес. В ответ на мои заверения, что я оплачу работу, он покрутил пальцем у виска.
     Придя домой, я завалилась спать, предварительно предупредив супруга о необходимости забрать ребенка из яслей. Сутки прошли без разговоров и объяснений.

***

     Следующие дни зловеще начинались с моих необычно ранних уходов на работу. Соболин к разговору не стремился, я не решалась его начать.
     Неожиданно появившийся Майк решительно изменил настроение. Причем в худшую сторону. Я ловила тачку, чтобы успеть забрать ребенка из яслей, когда он вырос у меня перед носом.
     - Крепись, Анька, - произнес он и с неловкостью соучастника протянул мне две небольшие кассеты. - Только ты смотри, осторожней с тем, что увидишь...
     - Зачем же две, - почувствовав себя плохо, пробормотала я.
     - Короче, разберись сама. А так, если что надо, обращайся...
     - Спасибо, я пойду, - прошептала я.
     Забрала Антошку из группы, дома попробовала поиграть с ним - ничего не выходило, мысли были только о полученных от Майка записях. Наконец, уложив сына спать, я достала из холодильника давно уже стоявшую там початую бутылку "Абсолюта".
     "Ну что ж, приступим", - сказала себе я, подключая видеокамеру для просмотра кассет этого формата. В принципе, я уже поняла, что на них, но мазохизм - штука тонкая и не всегда понятная...
     Съемка была сделана через окно. По интерьеру я узнала место действия - квартиру "друга нашей семьи" (точнее было сказать, подруги нашей семьи - с Ларисой Смирновой меня познакомил муж. Она работала следователем по особо важным делам в прокуратуре).
     ...Черное нижнее белье, фигура - ничего особенного. Боже, да она старуха! Лет на десять старше меня...
     "Ну-ну, ножку выше, - ах, мы так не умеем", - с необычной для себя злобой комментировала я, потягивая из бокала отвратительный напиток и пьянея с каждым глотком.
     Потом это зрелище мне надоело.
     И я решила посмотреть вторую кассету, но подойти к аппаратуре по прямой уже не получилось.
     "Быстро же ты, Аня, назюзюкалась", - сказала я себе и все-таки включила вторую запись. Героиней второй кассеты была та же шикарная брюнетка с жестким взглядом - но уже в форме подполковника. Она садилась в какой-то "форд". В следующем кадре Лариса уже стояла на улице - по-моему, это была автостоянка или парковка, потому что кругом было много машин, - с каким-то седовласым мужиком. Слышно было не очень хорошо.
     Но кое-что я разобрала. Речь шла о судебном процессе. Лариса просила седовласого мужика изменить меру пресечения какому-то сидящему уже шестой месяц в "Крестах" Егорову.
     Седовласый говорил, что сделать это будет непросто. Лариса отвечала, что в случае положительного решения вопроса ребята Егорова помогут седовласому в решении его финансовых проблем. В конце концов седовласый сказал: "Хорошо".
     На этом запись заканчивалась.
     Я подошла к стеллажу, на котором Соболин хранил свои папки с досье на бандитов и сотрудников правоохранительных органов. Алексей Егоров сидел в "Крестах" и подозревался в организации покушения на депутата ЗакСа и организации убийств еще двух человек.
     Районный суд недавно отказал адвокатам Егорова, которые ходатайствовали об изменении меры пресечения своему подзащитному. Они просили выпустить его на свободу под подписку о невыезде. Теперь адвокаты обратились с кассационной жалобой в городской суд.
     Фотографию седовласого я нашла в папке "Суд". Мужчина с кассеты оказался судьей Василием Яковлевичем Горячевым...

***

     Неожиданно прозвучал телефонный звонок. Пошатываясь от выпитого, я дошла до телефона:
     - Да...
     - Владимира Александровича, - потребовал женский голос из трубки.
     - Кто его спрашивает? - не менее наглым тоном спросила я.
     - Лариса Смирнова.
     Такого ответа я не ожидала. Возможно, будь я трезвой, я не повела бы себя так даже после просмотра кассет.
     Однако в тот момент я не нашла ничего более оригинального, как, хмыкнув: "Передай привет Василию Яковлевичу", бросить трубку.
     Потом я завалилась спать и проснулась лишь за полчаса до начала работы.

***

     Около десяти на рабочем столе зазвонил телефон. В ответ на стандартные призывы откликнуться в трубке раздался незнакомый мужской голос.
     - Соболина?
     - Да.
     - Через полтора часа в "Садко" на Невском. Надо поговорить, сука. Только не приди!.. Я не только зеленый беретик надену, я ему башку сверну...
     Отбой я расслышала с опозданием.
     Про зеленый беретик я сегодня утром напоминала Антошкиной воспитательнице в яслях, чтобы на прогулку не забыла ему надеть, ушки продуть может...
     Ватные руки положили трубку, ватные ноги подняли со стула. "За что? За что мне такое?" - спрашивала я себя, пока шла к кабинету мужа, - хотелось срочно поделиться.
     Никого. В приемной перепуганная моим видом секретарша подтвердила, что Соболин пока не появлялся.
     Стала лихорадочно набирать телефон заведующей садиком, чтобы выяснить, где сын. На десятом гудке трубку взяли.
     Все оказалось в порядке, сын лепил из пластилина кота, который ходит по цепи крутом. Медсестра не поленилась и сходила проверить. Уже легче.
     Периодически, сидя где-нибудь в гостях за дружеским столом, приходилось отвечать на вопросы: "А вам не угрожали, в вашем агентстве, наверное, такие материалы?", "А вы за ребенка не боитесь, сейчас иногда пишут о таких случаях?"
     Всегда отшучивалась, потому что казалось, что невозможно это...
     Переговорить бы с кем-нибудь, но не с бабой.
     С сигаретой в дрожащих пальцах, со струящимися по щекам слезами, я стояла у окна в коридоре.
     Надо бежать за сыном. Решено.
     В этот момент за спиной раздались шаги Повзло. Чтобы понять, что со мной непорядок, ему хватило увидеть мою физиономию.
     Выслушав мой сбивчивый рассказ, он стал усердно тереть лоб:
     - Почему звонили тебе, ведь ты не только не светилась ни с кем, ты же... или нет?
     Тихо сидела за компьютером, дежурила, - подтвердила я. - Слушай, я за Антошкой сейчас сбегаю, тут рядом...
     - Нет, сиди. Вспоминай.
     Плюхнулась без сопротивления в кресло, попробовала шевелить мозгами. Ничего не помню, ничего не знаю.
     А потом вспомнила все, что произошло накануне вечером. Вспомнила и поняла, что звонок может быть связан только со Смирновой, точнее, с просмотренной накануне кассетой. Больше не с чем.
     - Я пойду, - опять попыталась подняться я.
     - Одну секунду, я уже... Алло, Андрей? Это Повзло. Срочно приезжай на работу... Что, совсем никак?.. Здесь...
     Тут мне пришло в голову, что я могу опоздать. Обнорский, конечно, поможет, но пока они болтают, с сыном может случиться все что угодно. Я выск