очила из кабинета, на бегу вдевая в рукава непослушные, словно бревна, руки. Еще эта сумка... Вылетев на лестничную площадку, спотыкаюсь и, уже в полете, чувствую, что меня вдруг кто-то хватает за плечи.
     Оказалось, это на работу спешил "бывший бандит" или - если короче - "ББ", так мы за глаза называли Витю Шаховского. Я попыталась освободиться, однако он, не отпуская меня, спокойно улыбнулся:
     - Пойдем, поговорим.
     - Я спешу.
     - Подвезу, если надо.
     Я уже залезала на заднее сиденье его "Нивы", когда в последний момент к машине подлетел Повзло. Поздоровавшись с ББ, он протянул мне платок и сам стал все объяснять Шаховскому. Еще не остывший автомобиль спокойно развернулся и, набрав скорость, вылетел на Садовую.
     - Ясли-то напротив цирка, на углу Фонтанки? - словно не услышав ничего особенного, спокойно спросил Шаховский, одновременно набирая на мобильном номер.
     - Михалыч, - сказал кому-то в телефон ББ, - ты на тачке? Можешь через три минуты быть на Фонтанке, напротив цирка?
     В салоне было слышно, как некий Михалыч матерится.
     - Ну лады. Встань напротив, не светись. Из машины выйди, но улицу не переходи... - ББ положил трубу.
     - Все под контролем, - сообщил он мне, - Михалыч рядом, повезло... Он, кстати, опер... Тебя я высажу чуть раньше, сам подъеду прямо к входу. Ты идешь внутрь, берешь сына. Не торопясь, слышишь? Потом стоишь внутри и ждешь. Если что не так, не ори, сразу беги в группу или на кухню, в общем, к людям. Все поняла?
     Я кивнула.
     Б высадил меня на мосту, я на дубовых ногах попыталась бежать.
     Когда я влетела в группу, там никого не было. В коридоре, пахнувшем детской больницей, на меня наткнулась медсестра.
     - Что с вами, вам помочь?
     - Где? где? - рычала я сквозь сопли, тыча пальцем в сторону пустой раздевалки.
     - Гуляют они, - растерянно пробормотала она.
     Но, выбежав во двор, я никого не увидела.
     - Они в Михайловский сад пошли, - в форточку крикнула медсестра.
     Боже, как далеко. Я не дойду...
     В парке царила идиллия - старики в спортивных костюмах, разминаясь, размахивали руками, а за ними, в песочнице, ковырялась группа.
     - Антошка!
     На мой вопль обернулись все. Сына среди детей не было.

***

     Я сидела на диване в кабинете Обнорского и не знала, что делать. Вокруг ходили, курили, спорили. У меня же в голове было два вопроса: сообщать в милицию или идти в прокуратуру и говорить со Смирновой?
     ББ рассказывал, что Михалыч, тот опер, которому он звонил с дороги, времени зря не терял. Он разговорил молоденькую воспитательницу, ошалевшую от моего вопля, когда я обнаружила отсутствие сына.
     Светлана Ивановна, воспитательница моего сына, рассказала Михалычу - благообразному и немолодому дядечке, - что женщина, забравшая моего сына, была такая интеллигентная, представилась моей тетей. Михалыч сообщил ББ и номера старой иномарки, запомнившиеся девушке только потому, что 28-74 - это день и год ее рождения. Но по базе ГИБДД пробить ничего не удалось, машина, наверное, была не местная.
     В общем, все мы зашли в тупик.
     Наконец Обнорский не выдержал и встряхнул меня:
     - Рассказывай.
     - Я не могу. Пусть все выйдут.
     В опустевшем кабинете я выложила Обнорскому все. И про слежку за мужем, и про содержание второй кассеты. От неожиданности он сидел совсем обалдевший.
     - Понял, - наконец произнес он. - С ребенком, я уверен, пока все в порядке. Бери Шаховского, поезжай домой за кассетой. А мы придумаем что-нибудь.
     С этой минуты репутация Соболина мне стала абсолютно безразлична, я только боялась опоздать на назначенную встречу.

***

     То, что встретиться с теми уродами придется, я уже поняла. Единственное, чего я боялась, что одна предстоящего разговора могу и не выдержать.
     Решили, что ББ отвезет нас с Обнорским к "Садко", а сам посидит в машине с кассетой.
     - В центре города, на Невском ничего не произойдет, слышишь. Разговаривать будем только там, ни в какие машины не садиться. Отъехать, поговорить - этого нам не надо... Разговаривать буду я. Держись! - говорил мне Обнорский как можно теплее. И верно, я в принципе была невменяема.
     Уже виден пятизвездочный отель, где и расположен ресторан под названием "Садко".
     - Еще немного, и разберемся, - спокойно произнес Андрей.

***

     Только когда я встретилась со взглядами сидевших за столиком возле дверей, я поняла, что радоваться нечему.
     К нам повернулись два молодых типа: черные кожаные куртки, волосатые запястья и маслянистые взгляды, одинаковая мимика. Третий сидел спиной. Я растерялась, но Обнорский подтолкнул меня в центр зала, к свободному столику.
     - Во-первых, там есть где сесть, во-вторых, они подойдут, - объяснил он, заметив панику в моих глазах.
     И действительно, к нашему столику подошел тот, что сидел спиной - дорого одетый, в очках с тонкой золотой оправой. "Если бы не обстоятельства нашей встречи, поверила бы, что интеллигент", - подумала я, пока он присаживался за наш столик.
     С минуту он молча нас рассматривал, а потом, обратившись ко мне, изрек:
     Мне нужна кассета. Ты мне вот сюда ее принесешь, - и ткнул пальцем в стол.
     - При чем здесь ребенок? - прикурив, взмахнул зажигалкой Обнорский.
     Дальше разговаривал с ним Обнорский, а я просто сидела как кукла, у которой лились слезы.
     - Ребенка менять будем не здесь, - для того чтобы я поняла, что Андрей обращается ко мне, ему при шлось тронуть меня за плечо.

***

     Через два с лишним часа ожидания на железнодорожной платформе Лисьего Носа из прибывшей из города электрички вышли те, что были в ресторане. Сына с ними не было.
     Рядом со мной стояли Обнорский и Повзло.
     Обнорский отдал им кассету. Они тут же проверили ее на принесенной с собой видеокамере. Затем сказали:
     "Если вы сделали с этой кассеты копию и попытаетесь что-нибудь с ней сделать, ребенка больше не увидите..."
     Потом мы все вместе отправились в ближайший парк. Там на скамейке сидела какая-то девушка, возле нее, спиной к нам, стоял Антошка и радостно о чем-то говорил.

***

     Домой я ехать категорически отказалась, поэтому все отправились на радостях к Повзло выпить и обсудить сегодняшние события. По моей просьбе Соболина с собой не взяли. Ему вообще никто ничего не рассказывал, в суть происходившего были посвящены лишь два человека, еще трое помогали, ни о чем не спрашивая.
     Я все время говорила о том, что сына, на всякий случай, надо увезти подальше. Меня охватила такая паника, что мужики решили: лучше сделать по-моему, чем потом расхлебывать то, что я наворочаю. К родителям в Ленобласть везти нельзя, слишком просто, да у мамы и так больное сердце, ей вообще ничего нельзя говорить.
     Я решила, не откладывая, уж если мужа у меня теперь нет, к Соболину на квартиру не возвращаться ни за что.
     В Металл острое, где я когда-то работала учительницей в сельской школе, у меня остался человек, на которого можно было рассчитывать. Это Инна, которая после моего замужества и разрыва с двести семьдесят третьей школой, где мы работали вместе, осталась моей подругой. Созванивались мы редко, еще реже виделись, но я заранее была уверена, что она приютит сына.
     Я уже набирала номер, когда чья-то рука нажала на рычаг.
     - Этого делать не надо, - сказал Повзло, стоявший у меня за спиной.
     - Мне пока нянька не нужна.
     - Я знаю, кому нужна, кому нет, - спокойно сообщил он, - договорим на улице, одевай сына.
     Я молча подчинилась. Последнее время замечаю за собой резкие перепады настроения - от дикой злобы до овечьего послушания.

***

     Было решено ехать в Металлострой на общественном транспорте, не предупреждая Инну о приезде. В практически пустом вагоне метро Антошка увлекся купленным в ларьке "Киндер-сюрпризом", а я спросила Повзло, помня об угрозах похитителей:
     - Мы ведь не будем эту информацию о Смирновой использовать? А то ведь они Антошку...
     - Ни о чем не беспокойся, - ответил Николай. - Мы просто будем иметь это в виду.
     ...Инка приняла нас радостно. Антошка мирно заснул в кровати ее дочери. Было решено на какое-то время отдать его в садик к знакомой воспитательнице. Инна пообещала за сыном смотреть и на улице лишний раз с ним не показываться.
     - Инка, - наконец выдохнула я, когда Повзло вышел покурить на балкон, - я с Соболиным больше жить не буду...

***

     Примерно через пару недель после разговора в "Садко" меня вызвал к себе в кабинет Обнорский. Шеф нередко откровенничал за закрытыми дверями своего недавно отремонтированного кабинета, но я, как правило, не присутствовала при этих мужских разговорах, и потому удивилась тону, с которым он заговорил со мной.
     Оказалось, гуру (так мы Обнорского называем за глаза) накануне был на пресс-конференции в Доме журналистов, где госпожа Смирнова рассказывала представителям СМИ о борьбе, которую ведет прокуратура и она лично с организованной преступностью в городе.

***

     Труп Майка нашли через некоторое время в придорожных кустах по дороге на Репино. Две пули в голову и в грудь, на руках - следы от веревок. Он лежал в кабине ржавого грузовика, брошенного в кустах несколько лет назад.
     В сводке ГУВД значилось просто: обнаружен труп мужчины с двумя слепыми огнестрельными ранениями, на вид 25-30 лет. При досмотре обнаружено удостоверение сотрудника частной охранной фирмы "Ягуар" на имя Михаила Зверева.

ДЕЛО О ГЛИНЯНЫХ БУДДАХ

Рассказывает Владимир Соболин

     "...Инициативен. Не ленив. На рабочем месте бывает редко. Выполняет большой объем работы.
     ...Существуют претензии к точности и достоверности поставляемой им информации.
     Однако изменить стиль и методы работы Соболина пока не удалось. Считает, что главное достоинство настоящего репортера (к каковым он себя относит) - оперативность, а достоверность должна достигаться в результате проверки принесенных им фактов. Кто будет осуществлять эту проверку, не уточняет.
     Под предлогом большой загруженности постоянно опаздывает на совещания, планерки и летучки, проводимые в агентстве.
     ...Как профессиональный - в прошлом - актер, является основным организатором всех культурных мероприятий агентства. По мнению сотрудников, особенно ему удается роль Деда Мороза (видимо, сказывается многолетняя практика).
     Любит цитировать Шекспира, хотя, по нашим данным, в его пьесах никогда не играл.
     ...Женат. Жена Соболина также работает в агентстве".
     Из служебной характеристики

     Из сонного кошмара меня рывком выбросило в серое петербургское утро. Анюта шевельнулась рядом, но не проснулась. На письменном столе пищал пейджер. Я нажал кнопку. Пищать перестало, на экране высветилось:
     "Срочно позвони мне на трубу. Повзло. 7.10".
     С кухни я набирал номер второго по значимости руководителя нашего агентства - Николая Повзло.
     - Это Соболин, - сказал я, когда он снял трубку. - Что там случилось: арестовали кого или грохнули?
     - Ты у нас человек искусства - слышал что-нибудь про такую художницу: Лану Вересовскую?
     Какие художницы в семь утра? Никого я в это время суток не помню...
     - Ну, она дочь Вересовского, - продолжал Повзло. - Да ты спишь, что ли?
     Тут до меня дошло, какого именно Вересовского имеет в виду Николай.
     Того самого, московского - Виктора Семеновича, который был простым младшим научным сотрудником советского НИИ и за восемь лет сделался одним из богатейших людей России. Мало того, поговаривали, что он фактически заправляет теперешней кремлевской политикой. В Москве его зовут в соответствии с модой на сокращения просто: ВСВ. Но про то, что у него есть дочь и эта дочь - художница, я не знал.
     - Коля, я же театральный актер, а не маляр, - сказал я Повзло, - это же совершенно разные тусовки, да я, собственно, и не был никогда вхож в бомонд. А чего с ней случилось, с этой Ланой?
     - Она прилетает сегодня в Питер, привозит сюда свою инсталляцию. Будет выставлять ее в "Дыре".
     - В какой дыре, - спросонья я бываю не слишком сообразительным.
     Повзло это уже успел узнать за три года нашего с ним знакомства, а потому не стал обзывать меня идиотом, а объяснил, что "Дыра" - это такая галерея современного искусства, где периодически проходят всякие инсталляции, перфомансы и прочие выставки.
     Место это пользуется популярностью у петербургских художников, куаферов, модельеров и музыкантов, и - дурной славой у питерской милиции: то наркотики, то драки, то скандал с битьем посуды. А что поделаешь: люди искусства - народ горячий, с тонкой нервной организацией. Это я знаю по собственному опыту.
     Когда Повзло закончил свои пояснения, я вяло поинтересовался, чего он - в связи с приездом Вересовской - от меня хочет.
     Выяснилось, что зачем-то мне следовало с ней встретиться и сделать интервью: об искусстве и о папе Вересовском.
     - Она прилетает в тринадцать двадцать. Постарайся встретиться с нею сегодня, - сказал мне на прощание Повзло.

***

     Пассажиры рейса "Москва-Петербург" - вылет из аэропорта "Шереметьево" в 12.20 - толпились у стойки регистрации рейса. На летное поле вырулил грузовик и подкатил к распахнутому багажному люку самолета. Из грузовика в самолет начали перегружать громоздкие продолговатые ящики с пометками "Не кантовать", "Не переворачивать", "Осторожно, стекло".
     Бригада грузчиков, возившихся с этими ящиками, отличалась от обычных шереметьевских не только чистыми спецовками, - ящики не швырялись с матерком в самолетное нутро. В багажном отсеке их размещали с предосторожностями, достойными фарфора коронованных особ. Наконец хлопоты вокруг VIP-груза подошли к концу.
     Культурные грузчики укатили на трейлере.
     - Похоже, Петр Сергеевич, все прошло удачно, - обратился к своему собеседнику шатен лет тридцати пяти, наблюдавший сквозь стекло из кресла шереметьевского кафетерия за погрузкой ящиков на борт самолета Москва-Петербург.
     - Не судите поспешно, - ответил его собеседник, плотный господин лет пятидесяти с крупным носом, пронизанным склеротическими сосудами, - груз даже до Пулково не долетел, не то что до получателя.
     Мужчины, прихлебывая кофе, продолжали смотреть на летное поле.
     К самолету неторопливо двигались автобусы с пассажирами. Затем к трапу самолета подъехал бежевый "мерседес". Из него вышла женщина в светлом пальто.
     - Вот она, - более молодой мужчина отставил чашку с кофе, - как думаете, Петр Сергеевич, не залезет художница в посылку?
     - Ну а залезет? Увидит глиняных болванчиков. И все. А в Питере о посылке позаботятся.

***

     Молодую женщину, которую везли от зала VIР к самолету на "мерседесе", обсуждали не только в аэропортовском кафе. Еще двое мужчин вели в то же время беседу в одном из кабинетов на Лубянке. Окно кабинета выходило не на опустевшую после свержения железного Феликса площадь, а в зеленый внутренний дворик.
     - Решение о назначении ВСВ секретарем Совета Безопасности принято вчера вечером, - сказал хозяин кабинета.
     - Да, просчитать реакцию Хозяина становится все сложнее, - констатировал гость. - Нет смысла что-то делать, когда результат невозможно спрогнозировать.
     - Попытаться все же стоит, - заметил хозяин. - Пора нашему выскочке сделать маленький окорот.
     Попробовать можно. Дочка вот его в Ленинград собралась с выставкой. Художники - они ведь народ ненадежный, увлечения всякие нездоровые: нетрадиционный секс, алкоголь, наркотики...

***

     К тому моменту, когда самолет с Вересовской еще только готовился оторваться от взлетной полосы столичного аэропорта, я уже успел подготовиться к предстоящей встрече с "надеждой московской школы неоакадемизма" (так писали о Лане на страницах "МК").
     Оставив Анюту досматривать сладкие утренние сны - ей до начала рабочего дня еще предстояло отвести сына Антона в ясли, - я на клочке бумаги накорябал записку, мол, "срочное задание от шефов, требуют меня на расправу". Антошка пошевелился в своей кроватке, когда я уже одетый стоял на пороге. Вернулся и уделил крохе дозу отцовской любви.
     В контору я пришел необычно рано. Но не мне было суждено оказаться в то утро первым - за стальной дверью кабинета расследователей уже бубнили голоса. Я заглянул в щелочку. Это Глеб Спозаранник заступил на боевой пост. Его посетитель сидел ко мне спиной, но по тому, как он часто промокал платком плотную шею над обрезом темно-синего пиджака, чувствовалось, что беседа принимает малоприятный для него оборот.
     Так говорите, Владимир Сергеевич, что не представляете, каким образом были подписаны эти документы?
     Придется освежить вашу память... - И Глеб принялся выкладывать из верхнего ящика своего стола самые действенные инструменты своего журналистского мастерства: паяльник, щипцы для колки сахара, плоскогубцы...
     Я на цыпочках отошел от двери расследователей. Не стоит влезать в творческую кухню коллег.
     Предстояло решить, кто поможет мне подобраться к недосягаемой мадемуазель Вересовской. К ее сердцу и кошельку... Впрочем, это шутка.
     Вряд ли помогут в этом начальники пресс-служб расплодившихся правоохранительных органов. Да и оперативники РУОПа или УУРа не отправятся по собственной воле созерцать неоакадемизм в действии...
     А вот этот человек, наверное, способен помочь. Я вытянул из записной книжки одну из визиток. "Бек Антон Михайлович, адвокат Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов".
     Адвокат оказался дома. Мало того, мой звонок вытащил его из постели, где он, как я понял, пребывал не в одиночестве, поскольку короткая наша беседа протекала под аккомпанемент дамских смешков.
     - О, Владимир! Бек сразу вспомнил меня. - Какие проблемы?
     Звезды журналистики жаждут адвокатской или судейской крови? Или личная консультация потребовалась?
     Пришлось пояснить, что звоню я по делу, мало связанному с юриспруденцией, да и с криминалом вообще.
     - Тут, Антон Михайлович, вопрос искусства...
     Собеседник оживился. Среди юристов Антон Михайлович слыл личностью экстравагантной и был настоящим эстетом, - автор двух поэтических сборников, приятель многих городских художников, непременный участник скандальных выставок и концертов. Он занимался адвокатурой, по его словам, для обеспечения финансовой независимости и совершенно искренне считал себя поэтом и любимцем женщин. Достаточно хорошим адвокатом это ему быть, впрочем, не мешало. Конечно, он слышал о приезде Ланы Вересовской.
     - Господи, Владимир! Да в чем проблемы? Не знаю пока, где Лана остановится, но вечером она обязательно будет на Пушкинской, десять. Хотите, познакомлю?
     - Конечно, хочу.
     - Кстати, Владимир, - продолжил Бек, - вы знаете о новых назначениях в Москве?
     - Не понял...
     - Да включите телевизор! Вересовский указом президента назначен секретарем Совета Безопасности.
     Мы договорились с Беком встретиться в пять вечера в кафе на Литовском, а оттуда уже двигаться в сторону Пушкинской.
     Я включил телевизор. НТВ подтвердило новость о назначении Вересовского. Усатый Киселев уже обсуждал тему с аналитиками-политологами. Затем показали кадры кремлевской церемонии: дряхлеющий президент жал руку назначенцу. Виктор Семенович (нос с горбинкой, легкая сутулость, кучерявые прядки на лысеющем темени) напоминал хорька, наконец-то допущенного в курятник. Если Лана удалась внешностью в папашу, я ей не завидую.
     Скрипнула дверь кабинета. На пороге стоял Спозаранник.
     - В городе спокойно? спросил он.
     Я выдержал паузу, как учили меня в театральном, и ответил:
     - Телефон дежурной части ГУВД, Глеб Егорович, - ноль два.
     - Вольдемар, вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на Алена Делона? - главный расследователь конторы потер переносицу.
     Я отрицательно помотал головой.
     - И правильно, вы на него совсем не похожи, - Спозаранник скрылся за дверями.
     Затем в дверь просунулась круглая, как шар, голова нашего хозяйственного гения Леши Скрипки (если бы я встретил его где-нибудь на Апрашке, решил бы - чистый рэк