е уж ехать некуда!.. Рихард Зорге - приятель Тельмана! -
Майзингер громко расхохотался. - Да вы представляете себе, какая это
глупость, какая фантастика!.. Впрочем, хорошо. Я берусь это проверить, но
не завидую состоянию вашего следователя, господин полковник, в котором он
окажется, получив справку германской тайной полиции...
  Майзингер с возмущением рассказал Отту о новой выдумке японских
контрразведчиков и все же послал запрос в гестапо.
  Наступали рождественские праздники. В немецком посольстве встречали
их скучно, как бывает, когда в доме лежит тяжелобольной. В сочельник вся
колония немецкого посольства собралась у сияющей огнями нарядной елки,
Эйген Отт произнес несколько проникновенных слов о вифлеемской звезде, о
рождении Спасителя. Генерал говорил, как проповедник, но начал с того, что
здесь, у рождественской елки, всем недостает Рихарда Зорге. Но он верит,
что его мучения скоро кончатся, он выйдет из японской тюрьмы.
  Через какое-то время полковник Майзингер, не веря глазам своим,
прочитал телеграмму из Берлина, в которой начальник гестапо Мюллер
сообщал, что все сведения, касающиеся Рихарда Зорге, присланные для
проверки из Токио, полностью подтверждены материалами полицейских
архивов...
  Майзингер стал понимать, как его одурачил Зорге. Теперь он всюду
начал кричать, что все, кроме него, проворонили советского
разведчика-коммуниста. Он стал добиваться, чтобы кемпейтай передала Зорге
в руки гестапо.
  Прокурор и следователи с нетерпением ждали, когда Зорге закончит свои
письменные показания. А Зорге не торопился и писал только о том, что не
могло иметь никакого оперативного значения для работы Центра.
  Свою исповедь он закончил строками:
  "...Главная моя цель заключалась в том, чтобы защищать
социалистическое государство, чтобы оборонять СССР, отводя от него
различного рода антисоветские политические махинации, а также угрозу
военного нападения.
  Советский Союз не желает политических конфликтов или военных
столкновений с другими странами. Нет у него также намерения совершать
агрессию против Японии. Поэтому я и моя группа прибыли в Японию вовсе не
как враги Японии. К нам никак не относится тот смысл, который вкладывается
в обычное понятие "шпион". Лица, ставшие шпионами таких стран, как Англия
или Соединенные Штаты, выискивают слабые места Японии с точки зрения
политики, экономики или военного дела и направляют против них удары. Мы
же, собирая информацию в. Японии, исходили отнюдь не из таких замыслов...
Центр инструктировал нас в том смысле, что мы своей деятельностью должны
стремиться отвести возможность войны между Японией и СССР. И я, находясь в
Японии, посвятил себя разведывательной деятельности, с начала и до конца
твердо придерживался этого указания...
  Основным источником информации для меня было германское посольство в
Токио. Эта информация представлялась мне добровольно. Для того чтобы
получить ее, я не применял никаких действий, которые могли бы быть
наказуемы. Я никогда не прибегал к угрозам или насилию..."
Это была линия защиты Рихарда Зорге. Он, как артиллерийский
разведчик, в решающую минуту стремился принять огонь на себя, отвести удар
от товарищей. Иначе Зорге и не мог поступить. Боец-интернационалист,
человек высокого гражданского, партийного долга, Рихард Зорге исповедовал
чувство товарищества, братства людей, объединенных одной благородной,
гуманной идеей. Эта идейность придавала уверенность, стойкость и в его
последней борьбе, когда все уже было свершено и оставалось до конца
пронести свою честь и достоинство. Мало быть героем при жизни, нужно не
запятнать себя мимолетной слабостью перед смертью, нужно уйти из жизни с
поднятой головой... Так готов был поступить Рихард Зорге, подготовленный к
честной смерти всей своей героической жизнью.
  Следователи, государственный прокурор получили наконец письменные
"показания" Рихарда Зорге. Но это было совсем не то, чего они ожидали.
Вместо показаний по делу в их руках были воспоминания, размышления,
завещание человека, излагавшего историю своей жизни.
  И вновь начались долгие, изнуряющие допросы. Теперь следователи
располагали основной уликой против организации Рамзая - папкой
расшифрованных донесений, которые организация посылала в Центр в
продолжение многих лет. Получалось, что лишь за последние три года в эфир
ушло 65 420 пятизначных групп. Это 327 тысяч цифр! Следователи по делу
группы Рамзая скрупулезно подсчитали все по годам. Получалось, что в 1939
году тайный передатчик Рамзая послал в эфир 23 139 цифровых групп,
шифровавших секретные донесения Зорге. В сороковом году радист Клаузен
работал еще интенсивнее, передав в Центр 29 179 цифровых групп. В
следующий год их было меньше - всего 13 тысяч, но следователи установили,
что объем информации и ее значимость не уменьшились, скорее наоборот.
  - Вы признаете эти цифры? - спросил следователь на допросе.
  - У меня не было времени заниматься такими подсчетами, - ответил
Зорге. - Но я думаю, что, если никто другой не передавал сообщений из
Японии на нашей волне, вероятно это так. Только полагаю, что это далеко не
все.
  - Что значит "не все"? - спросил следователь.
  - Разве вы можете быть уверены в том, что ваши радиоперехватчики так
уж идеально работали? Многое могло пройти помимо ваших радистов.
  - Нам вполне достаточно и того, чем мы располагаем, чтобы привлечь
вас к суду.
  - О, тогда вам не нужно так уж много знать! Достаточно нескольких
фактов. Когда мы радировали в Центр, начинали маршировать миллионы...
  Следователь зло посмотрел на арестованного. Поведение Зорге выводило
его из равновесия. Принимая огонь на себя, он отвлекал внимание
следователей от своих товарищей.
  Когда Рихарду предъявили перечень информации, которые он направил в
Центр, Зорге насмешливо воскликнул:
  - Я даже не представлял себе, что мы так много сделали!..
  Здесь были сообщения о том, что генштаб решил модернизировать свою
армию по германскому образцу, обзор военной промышленности с перечислением
заводов синтетического бензина, алюминиевой промышленности,
самолетостроения. Из старых передач следователь напомнил сообщение о
секретном торпедном заводе в Нагоя. Рихард послал это донесение, когда
первый раз встретился с Оттом, тогда еще безвестным подполковником и
наблюдателем в японском артиллерийском полку. Вот сведения о численном
составе Квантунской армии, номера дивизий, прибывших из Японии и Северного
Китая.
  А это - последние расшифрованные телеграммы, предупреждение о том,
что на советско-германской границе сосредоточено девять армий. Рихард
вспомнил: он получил эту информацию от полковника Шолля, переведенного в
Токио из Сиама.
  Дальше шла информация о национальных запасах бензина с подробными
цифрами, выводами: в морском флоте запасы в 4 раза больше, чем в
сухопутной армии. Вывод: предстоят действия военно-морского флота,
агрессия Японии направляется на юг.
  Вот последние в этом, 1941 году донесения: Япония не решается напасть
на Советский Союз...
  Следователь читает монотонно, взглядывая на Зорге сквозь толстые
прозрачные чечевицы очков. Рихард слушает, но мысли подпольщика далеко...
Да, немало сделал он со своими упорными и решительными парнями для защиты
Родины, для сохранения мира. На лице Зорге улыбка удовлетворения, и
следователь непонимающе глядит на этого странного человека, улыбающегося
на допросе...
  В мае 1942 года в японской печати появилось первое сообщение об
аресте группы Зорге, о следствии, которое продолжается... Но тайная
полиция - токкоко, так же как и военная контрразведка, не могла больше
обнаружить ничего нового.
  Контрразведчикам удалось, правда, напасть на след врача Ясуды. Его
арестовали в июне 1942 года.
  - Это та самая сволочь, которая спасла Зорге от смерти, - бросил
полицейский агент, оставляя в тюрьме пожилого врача, - он дал ему
лекарство, без которого русский вряд ли бы выжил.
  Иного следователи о Ясуде не знали, это было пока единственным против
него обвинением.
  Прошло почти два года после ареста. В сентябре 1943 года состоялся
процесс участников подпольной организации "Рамзай", работавшей много лет в
Японии. Рихард Зорге и Ходзуми Одзаки были приговорены к смертной казни,
Вукелич, Клаузен, Мияги - к пожизненному заключению. Но Мияги, тяжело
больной туберкулезом, доживал уже последние дни; в тяжелом состоянии
находился и Вукелич. Тюремный режим убивал их без смертного приговора.
  Прошло еще полгода, прежде чем утвердили приговор, и снова потянулись
томительные дни осужденных на казнь, когда каждый день мог быть последним.
Так продолжалось много месяцев, месяцев жизни в камере смертника!
  Рано утром 7 ноября, великий день Октябрьской революции, камеру
смертника отворил начальник тюрьмы и, поклонившись, деловито спросил:
правильно ли он называет имя заключенного - Рихард Зорге?
  - Да, я Рихард Зорге. - Узник поднялся с табурета, на котором сидел
перед дощатым столом.
  - Сколько вам лет?
  - Сорок девять.
  Начальник тюрьмы уточнил адрес, по которому Зорге жил в Токио до
ареста и, официально удостоверившись, что перед ним именно он, осужденный
на казнь, церемонно поклонился еще раз.
  - Мне вменили в обязанность, - произнес он, - передать вам, что
вынесенный вам смертный приговор по распоряжению министра юстиции Ивамура
сегодня будет приведен в исполнение... От вас ждут, что вы умрете спокойно.
  Снова традиционный поклон, на который Зорге ответил кивком головы.
  - У вас будут какие-либо распоряжения? - спросил начальник тюрьмы.
  - Нет, свою последнюю волю я изложил письменно.
  - Вы хотите сделать последнее заявление?
  - Нет, я уже все сказал.
  - В таком случае прошу следовать за мной.
  - Я готов, - спокойно ответил Зорге.
  Конечно, это была мелкая, подлая месть - казнить коммуниста в день
его большого праздника...
  Рихард вышел из камеры. В гулких коридорах тюрьмы затих топот его
тяжелых ботинок. Вскоре в тюрьме Сугамо снова наступила тишина...
  Рихарда провели через двор в тесный кирпичный сарай. Здесь его ждали
прокурор, палач и буддийский священник. Рихард Зорге сам стал под виселицу
на люк, сделанный в полу. Он поднял по-рот-фронтовски над головой кулак и
громко произнес по-русски:
  - Да здравствует Советский Союз!.. Да здравствует Красная Армия!..
  Палач накинул петлю.
  Было 10 часов 36 минут утра по токийскому времени. В Москве - на
шесть часов меньше. На предрассветных улицах советской столицы проходили
войска Красной Армии. Орудия, танки подтягивались к Красной площади для
участия в октябрьском параде.
  Близилась победа вооруженных сил Советского Союза над германским
фашизмом, победа Советской Армии, в рядах которой состоял и
коммунист-разведчик Рихард Зорге...
  Было 7 ноября 1944 года.

  ПОСЛЕСЛОВИЕ

  В ЯПОНИИ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

  То, от чего предостерегали, против чего боролись жизнью и смертью
японские патриоты, все же свершилось: Япония вступила в войну...
  Когда разрушительное землетрясение 1923 года уничтожило Токио,
погибло 100 тысяч людей. Но война принесла токийцам куда более страшные
беды. Город, разрушенный американскими бомбами, лежал в руинах.
  С тех пор прошло больше двадцати лет. Трудом народа поднята из руин
столица Японии. Но люди дольше помнят трагедии, чем города, в памяти их
все еще живы ужасы Хиросимы и Нагасаки, трагедии других японских городов и
селений, хотя в городах этих уже почти не видно следов войны и разрушений.
И теперь, когда в японские порты заходят "драконы" - американские атомные
подводные лодки, - люди дружно выходят к морю, решительно протестуют,
хотят отогнать войну от берегов Японии.
  В послевоенной японской конституции записан параграф, запрещающий
армию, вооружение, милитаризм - все то, против чего боролись Одзаки,
Мияги, Каваи, Ясуда и все другие, входившие в интернациональную
антивоенную группу во главе с Рихардом Зорге. В группе "Рамзай"
объединялись люди девяти национальностей: японцы, русские, немцы, корейцы,
китайцы, англичане, американцы, югославы, датчане. Они были приверженцами
разных убеждений, но одинаково ненавидели фашизм и войну. Они выполнили
свой долг. Но в наши дни тревога снова западает в души людей:
разгромленные во второй мировой войне японские милитаристы опять поднимают
голову. Борьба продолжается!..

  ***

  В начале 1965 года мне довелось посетить Японию, побывать на местах
минувших событий. Пасмурным январским днем вместе с писателем Кимура я
ехал в токийский пригород Митака, чтобы увидеться с Исии Ханако. Меня
волновала предстоящая встреча с этой женщиной. О ней я многое знал: всю
свою жизнь она посвятила памяти Рихарда Зорге, которого глубоко любила,
которому осталась преданной навсегда.
  От университета Васэда мы ехали лабиринтом токийских улиц, и я диву
давался, как это без адресов людям удается разыскать в
городах-муравейниках нужного человека. В Токио почти нет названий улиц,
обозначаются только районы. Надежнее всего обратиться за справкой к
встречному почтальону или хозяину винной лавочки. Он пошлет с вами
мальчугана-посыльного, который хорошо знает всех живущих в квартале.
  Мы несколько раз останавливались, чтобы узнать дорогу, и путаными
переулками проникли в район, где уже не было мостовой, ее заменяли
настеленные посреди улицы, заплывшие грязью доски.
  Начинало смеркаться, когда, оставив машину у невысокого бетонного
забора, мы пошли дальше пешком по улочке с легкими двухэтажными домами.
Тесным проходом между стеной и бамбуковым забором, перешагивая с камня на
камень, чтобы не угодить в грязь, мы прошли в крохотный садик с поблекшей
пальмой посредине, бамбуковой порослью в углу и пустыми прошлогодними
грядками.
  Возле садика два игрушечных домика, похожих на будочки-сторожки. Нам
открыла невысокая женщина в синей вязаной кофточке поверх кимоно. В
пожилой женщине я все же сразу узнал Исии Ханако по старым ее фотографиям.
У Исии округлое лицо, широко раскрытые глаза и вскинутые дугой брови, на
лоб спадает седеющая челка. В выражении ее лица до сих пор сохранилось
что-то наивное, детское.
  Исии-сан засмущалась, сразу же принялась разжигать керосиновую хибачи
- печурку для обогрева жилья. Мы предупредили Исии о нашем приезде -
Кимура послал ей телеграмму, и она ответила: приезжайте.
  Всю дорогу я волновался в ожидании предстоящей встречи. Но здесь все
оказалось так удивительно прозаично: и синяя кофта, накинутая на плечи, и
разувание на улице, и чадящая керосиновым газом печь...
  Исии провела нас в комнатку-веранду - совсем крохотную, с европейской
мебелью: маленьким столиком и двумя креслами. Вдоль стены полка, на ней
два лепных портрета Рихарда Зорге. Мой друг Кимура-сан, первым написавший
когда-то книгу о Рихарде Зорге, рассказывает мне историю этих портретов.
Когда Исии написала воспоминания о Зорге, друзья помогли ей их
опубликовать. Но в издательстве потеряли единственную фотографию Рихарда.
Исии была огорчена до слез, и директор издательской фирмы пригласил
профессионала-скульптора, чтобы сделать лепной портрет Зорге. Однако его
работа не понравилась Исии Ханако, она не чувствовала внутреннего
сходства, не видела характерного выражения лица Рихарда.
  Когда-то Исии сама занималась лепкой, ее учил брат-художник, и она
проявляла способности. И вот Исии вместе со скульптором принялась лепить
по памяти портрет Зорге. Так и стоят теперь у Исии два эти изваяния лица
дорогого ей человека.
  В этой комнатке, где светло-вишневые шторы закрывают стеклянные
стены-ширмы и пол натерт до ярко-желтого блеска, все посвящено памяти
Зорге. На стене известная его фотография, где он в лодке, с фотоаппаратом
в руках. Тут же другая - Рихард на переднем плане, среди деревьев, в
шарфе, перекинутом через плечо, веселый и огромный по сравнению со
стоящими рядом японцами...
  Через Кимура-сана я говорю Исии, что хочу выразить ей глубокое
уважение за то, что так самоотверженно хранит она все эти годы память о
замечательном человеке - Рихарде Зорге.
  Еще в Москве я решил привезти этой женщине какой-нибудь приятный
сувенир. В магазине "Березка" я выбрал янтарный кулон - символ долголетней
дружбы людей. Магазин этот - на улице Горького, как раз в том доме, где
жил когда-то Рихард Зорге. Я рассказал об этом Исии, и в глазах ее
вспыхнула признательность...
  Вечерело, когда мы приехали на кладбище Тама. У ворот кладбища мы
купили цветы - гвоздики, хризантемы и еще сосновые ветви с длинными
мягкими иглами. Владелец цветочного магазинчика принес нам курения - пачки
хрупких и тонких темно-зеленых палочек, похожих на хвою японской сосны,
ведерки с водой, небольшие черпачки - все, что нужно для поминального
ритуала.
  Исии бывает здесь часто. Она уверенно шла между высокими соснами и
громадными криптомерия-ми кладбища Тама, к дорогой ей могиле. На гранитной
плите японской катаканой и латинскими буквами высечено:

  РИХАРД ЗОРГЕ
1895 - 1944

  Рядом невысокий плоский обелиск, в полутьме казавшийся
коричнево-черным. На обелиске имена японцев-подпольщиков из организации
Зорге.
  Исии собрала увядшие цветы, и мы положили свежие перед надгробной
плитой и обелиском. Потом зажгли курения у подножия двух камней. И водой,
принесенной в прямоугольных ведерках, по национальному обычаю полили из
черпаков камни, чтобы никогда не увядала память в сердцах потомков о
благородных деяниях ушедших из жизни людей. Таков японский обычай.
  Глубокими русскими земными поклонами поклонился я надгробию Зорге и
обелиску с именами его японских соратников.
  Исии подвела меня к надписи, высеченной на обратной стороне
могильного камня. Кимура медленно перевел:
  "Здесь покоится герой, который отдал жизнь в борьбе против войны, за
мир во всем мире. Родился в Баку в 1895 году. Приехал в Японию в 1933 году.
  Был арестован в 1941 году. Казнен 7 ноября 1944 года".
  Исии сказала:
  - Я всегда верила, что русские придут сюда поклониться могиле Зорге...
  Мы возвращались с кладбища Тама, и Ханако Исии рассказывала о
событиях, происходивших после ареста Рихарда.
  Полицейский инспектор, который обычно вызывал ее в участок, на этот
раз сам явился в дом, где жила Исии со своей матерью. Мацунага сказал, что
ее немец арестован.
  - Тебе ничего не угрожает, - сказал он, - но ты должна рассказать,
кто бывал в доме Зорге.
  Исии опять ответила, что ничего не знает...
  Она долго не верила, что Ики арестован. Но прошло много месяцев, и в
мае 1942 года Исии прочитала в газетах, что кемпейтай арестовала "русских
шпионов", среди которых Зорге, Одзаки, Вукелич, Мияги, Клаузен... Было
написано: следствие продолжается. И снова никаких вестей до самого конца
войны.
  Мать Исии ходила в Храм предков, молила богов, чтобы они взяли ее
жизнь, но сохранили жизнь Рихарда Зорге: дочь говорила о нем так много
хорошего. Но боги не вняли молитвам старой японки.
  Исии узнала о смерти Рихарда только после войны. В день капитуляции
японской армии она сразу же пошла к тюрьме Сугамо, где у ворот стояло
много людей, которые, так же как Исии, хотели узнать что-нибудь об
арестованных. Один из узников сказал: Рихарда Зорге казнили около года
назад... Надежды больше не стало.
  Потом опубликовали списки казненных за годы войны. Там были имена
Зорге, Одзаки. Но где они похоронены, никто не знал. Исии пошла к Асанума
- адвокату, который по назначению суда защищал Зорге. Адвокат тоже не мог
ничего сказать, он слышал только, будто казненных зарыли на дальнем
кладбище, где хоронили бездомных, бедняков. Это место так и называлось -
кладбище невостребованных трупов.
  Исии снова пошла в тюрьму, добилась разрешения посмотреть тюремные
книги. Она нашла запись:
  "Зорге, он же Рамзай, казнен 7 ноября 1944 года в 10 часов 36 минут
16 секунд утра". Где он похоронен, известно не было. Но ей сказали: она
может поискать - на могилах кладбища бездомных ставили деревянные знаки с
датами похорон. Но и там Исии ждала неудача: время было тяжелое, и
деревянные знаки с датами похорон растащили на топливо.
  Какой-то кладбищенский рабочи