ецки:
  - На каком языке будем говорить?
  - На монгольском, - шутливо ответил Рихард.
  - Зюйте - согласен, - сказал по-монгольски Дойхара. - Сайн байну...
  - Нет, нет, - воскликнул Зорге, - я предпочитаю китайский, либо
английский, а лучше всего немецкий...
  - Ну что ж, давайте говорить на любом из них, - Доихара улыбнулся
одним ртом, обнажив неровные зубы. Лицо его оставалось бесстрастным.
  Они поговорили несколько минут и разошлись. Отт пригласил Доихара
заехать в посольство. Видимо, они были на короткой ноге.
  Когда отошли, Отт сказал:
  - Этот человек говорит на тринадцати языках, в Китае он прожил
пятнадцать лет...
  Рихард выразил удивление, хотя все это он отлично знал.
  На этом приеме Зорге познакомился также с генералом Итагаки Сейсиро,
разведчиком такого же высокого класса, как Доихара. Если бы они знали,
кого привел к ним в академию германский военный атташе!
  Итагаки работал начальником штаба Квантунской армии и вместе с
командующим Сигеру Хондзио прилетел в Токио, приурочив свою поездку к
выпускному вечеру в Академии генерального штаба. Существовал неписаный
закон, по которому все воспитанники академии, пусть они закончили ее хоть
сорок лет назад, раз в год собирались в ее стенах, а потом отправлялись в
ресторан Акабана на Кодзимати, где в молодости офицеры проводили свободное
время.
  Генералы Итагаки и Доихара были людьми, само появление которых
где-либо было весьма многозначительно. Или они оба, или один из них
обязательно появлялись именно в тех местах, где намечалась агрессия - в
Маньчжурии, в Китае, на границах Монголии или советского Забайкалья.
Организаторы международных провокаций, диверсий, политических убийств,
интриг и заговоров, Итагаки и Доихара были самыми реакционными деятелями
военно-фашистской клики Японии. Зорге не был лично знаком с Итагаки, но
заочно знал его давно и гораздо лучше, чем многие из собравшихся здесь на
приеме в Академии генерального штаба. И вот теперь генерал Итагаки стоял
перед Зорге с застывшей улыбкой фарфоровой статуэтки, и на его
бесстрастном лице ничего нельзя было прочитать. Недвижимы были его брови и
плоские густые усы, будто наклеенные, сделанные из черной бумаги. Широкая
переносица и прижатые уши, словно у лошади, готовой куснуть, дополняли
облик Итагаки Сейсиро.
  Разговор с Итагаки не получился - все куда-то вдруг заторопились, и
Рихард вместе с Оттом двинулся в толпе военных к выходу в сад. Ночь стояла
теплая, душная, светила луна, и в этом призрачном свете люди казались
плоскими, как тени в старом китайском театре. Перед зданием тянулась
полоса коротко подстриженного газона, а деревья отступили назад, только
одна высокая криптомерия стояла на отшибе почти рядом с крыльцом. Под ее
раскидистыми ветвями собралось много военных, которые развлекались тем,
что старались достать рукой нижние ветви дерева. При этом тени
разбегались, подпрыгивали, вскидывая вверх руки, и со стороны это
выглядело каким-то ритуальным танцем. Старые генералы, стоявшие на
ступенях крыльца, снисходительно смотрели на молодых офицеров, но когда
кому-то удалось схватить зеленую ветку, не выдержали и закричали:
"Банзай!", "Хакко Итио!", "Хакко Итио!" Офицерская забава обернулась
военной демонстрацией приверженцев агрессивного курса. Видно, здесь все
были такими.
  Отт приподнял обшлаг парадного кителя, посмотрел на циферблат - время
приема, указанное в пригласительном билете, уже истекло, следовало
прощаться. Полковник был пунктуален. Другие поступили так же. Расходились,
воинственно поправляя фуражки, пристегивая на ходу мечи.
  Встреча с генералами Итагаки Сейсиро и Доихара Кендзи вызвала у Зорге
много воспоминании. Он давно знал их - генералов-разведчиков, носителей и
проводников милитаристских идей, знал, что именно с ними вступает он в
тайное единоборство. Рихард вспомнил Китай.

  4. ЭТО БЫЛО В КИТАЕ...

  Зорге приехал в Шанхай в 1929 году.
  Тот, кто его сопровождал, через полгода вернулся в Москву. На
прощание сказал:
  "Доложу Старику с чистым сердцем - работать можешь!"
С тех пор Зорге работал самостоятельно. Сначала он поселился в отеле
на улице Нанкин-род, в самом центре Шанхая. Окна его номера выходили на
широкую набережную бескрайней Хуанпу - реки-работяги, которая просыпалась
с рассветом в грохоте кранов, криках грузчиков и замирала глубокой ночью.
Отель принадлежал бывшему контрабандисту Сашэну, торговцу опиумом и
оружием для враждовавших китайских генералов. На том он и разбогател,
контрабандист Сашэн, но времена наступали смутные, и он предпочел вложить
добытые капиталы в более надежное предприятие.
  В том же отеле жила американская журналистка, писательница Агнесс
Смедли, представлявшая в Китае влиятельную франкфуртскую газету. Рихард
много слышал о ней еще в Германии, читал ее книги, статьи, знал о ее
прогрессивных убеждениях. Он был благодарен случаю, который позволил ему
познакомиться с Агнесс Смедли. Это была сорокалетняя женщина с приветливым
лицом и лучистыми серыми глазами. В ней было что-то от далеких
предков-ацтеков, кровь которых текла в ее жилах. Друзья в шутку называли
ее дочерью Монтесумы. Она была человеком гордой души, не терпевшая обиды,
энергичная, волевая и женственная одновременно.
  Человек передовых взглядов, она принимала участие в работе левых
американских организаций. Чиновник, представитель калифорнийских властей,
как-то бросил ей обидную фразу: "Вы не американка, Агнесс Смедли..." Он
упрекнул ее в отсутствии патриотизма. Молодая женщина негодующе посмотрела
на чиновника, глаза ее сузились, она ответила:
  - Уж не себя ли вы считаете настоящим американцем?!. Мои предки
защищали континент от конквистадоров, и я хочу продолжать борьбу с
потомками конквистадоров, с вами, грабящими народ!..
  Агнесс Смедли вынуждена была покинуть свою страну. Она жила то в
Англии, то в Германии, но второй своей родиной считала Китай, прекрасно
знала его, исколесив страну вдоль и поперек. Много лет Смедли провела в
китайской Красной армии, участвовала в ее тяжелых походах, много писала о
ней, не скрывая своих симпатий. В Шанхае американская корреспондентка
располагала большими связями, она дружила с писателем Лу Синем,
встречалась с Бернардом Шоу, который наезжал в Китай, с прогрессивными
японскими журналистами. Агнесс Смедли ввела Рихарда Зорге в свой круг -
круг прогрессивных людей.
  Уже много лет спустя Рихард писал, подводя итог своей жизни:
  "Мы старались установить, какие слои и классы населения активно
поддерживают нанкинский режим, действительный характер изменений,
происходивших в социальном фундаменте правительства... Собирали сведения о
военных силах, имеющихся у правительства, и реорганизации, которая
проводилась под руководством немецких военных советников. Кроме того, мы
внимательно наблюдали за перемещениями в верховном военном командовании, а
также за изменениями в вооружении армейских частей и фортов... Постепенно
у нас накопилась исчерпывающая информация относительно так наз.
"чанкайшистских дивизий", имевших самое современное вооружение, - дивизий,
верных нанкинскому правительству, и дивизий сомнительной надежности.
  Я собирал подобные сведения главным образом через китайских членов
моей группы, хотя нередко получал весьма важные данные лично от немецких
военных советников и предпринимателей, занимавшихся поставкой оружия...
  Помимо этого я собирал информацию о внешней политике нанкинского
правительства.., и убедился, что оно целиком зависит от Англии и
Соединенных Штатов... Мне стало ясно, что в будущем США займут место
Великобритании, как господствующая держава на Тихом океане, причем
указания на это я обнаружил уже в то время".
  Одним из первых знакомств, которое осуществилось с помощью Агнесс
Смедли, была встреча с Ходзуми Одзаки. Агнесс спросила однажды:
  - Хотите, Рихард, я познакомлю вас с очень милым японцем, это
корреспондент токийской "Асахи". У него солдатское лицо, но он ненавидит
войну, не терпит милитаристов.
  Они сидели в летнем кафе на берегу Хуанпу в сквере рядом с садовым
мостом, перекинутым через канал. На воротах сквера висела предупреждающая
надпись: "Собакам и китайцам вход запрещается". Здесь был английский
сектор Шанхая. Рихард ответил:
  - Я хочу познакомиться со всеми, кого возмущают такие вот надписи.
Уверен, что я найду в них своих единомышленников.
  Смедли встретилась с японским журналистом несколько месяцев назад в
книжном магазине на одной из улочек французского сеттльмента. Заговорили о
китайской живописи, и новый ее знакомый обнаружил глубокие познания,
отличное понимание национального искусства Китая. Оказалось, что Одзаки
знаком с книгами Агнесс Смедли и собирается перевести кое-что на японский
язык.
  - Вы несомненно понравитесь друг другу, - сказала Смедли.
  В тот же вечер Агнесс позвонила Одзаки и пригласила его пообедать
вместе с приехавшим недавно в Шанхай иностранным корреспондентом.
  Встретились они в гостинице, где жил Зорге, на верхнем этаже, в
ресторане с красными, цвета счастья, стенами, расписанными золотыми
драконами.
  Не было ничего примечательного ни в том, что за одним столом
собрались коллеги-журналисты, ни в том, что американка Смедли представила
японскому журналисту своего знакомого. Но именно в этот день произошло
событие, которое принесло в дальнейшем столько неожиданных огорчений
многим разведкам мира. Встреча в гостиничном ресторане положила начало
большой дружбе и совместной работе двух ненавидящих войну людей - Рихарда
Зорге и Ходзуми Одзаки.
  Одзаки и в самом деле был похож на простого солдата - своим
прямоугольным лицом, зачесанными назад густыми черными волосами и
желто-зеленым кителем, который он носил летом. Но лицо у него было очень
бледное - результат непрестанного пребывания в четырех стенах без свежего
воздуха, за работой, за книгами.
  - Одзаки-сан, ну когда вы смените свою униформу! - шутливо
воскликнула Смедли, когда Ходзуми подошел к их столу. - Мечтаете стать
солдатом?
  - Из меня выйдет только плохой солдат. Я предпочитаю быть хорошим
журналистом...
  - Я думаю точно так же, - вступил в разговор Рихард. - Агнесс, может
быть, вы нас все-таки познакомите?
  Поначалу Одзаки был сдержан, но к концу обеда разговорился. Речь
зашла о политической обстановке в Китае.
  - Экономический кризис захватил и Японию, - говорил Одзаки. - Внешняя
торговля за год сократилась у нас на одну треть. В Токио намерены
поправить свои дела за счет Маньчжурии Японские капиталовложения
непрерывно растут и составляют здесь уже полтора миллиарда иен. Теперь в
Маньчжурии почти все иностранные капиталы принадлежат Японии. Исключение
представляет Китайско-Восточная железная дорога, которую построили
русские. Но это всего 23 процента капиталов, остальное принадлежит нам,
японцам... Но вы же знаете, что вслед за капиталом всегда маршируют
солдаты. Я не верю, что политическая обстановка в Китае разрядится в
ближайшее время. Скорее наоборот. Взрыв поезда Чжан Цзо-лина - это только
начало. Я уверен, что Доихара причастен к убийству. Вы знаете Доихара,
Агнесс-сан? Он был советником при Чжан Цзо-лине И еще Итагаки.. Эти люди
не появляются случайно на горизонте и не исчезают раньше времени. Сейчас
они в Маньчжурии...
  Зорге поразило, с какой прямотой говорил Одзаки. Два года назад при
взрыве поезда был убит Чжан Цзо-лин, маршал-милитарист, принимавший
участие в междоусобной войне в Китае. Он располагал крупными военными
силами, придерживался японской ориентации, но ходили слухи, что диверсию
провели японские агенты. Почему? Теперь Ходзуми Одзаки уверенно
подтверждает это: Чжан Цзо-лина убили потому, что он не угоден был японцам
Поезд маршала взорвали под Мукденом. Организатором покушения был Доихара.
  Одно из первых сообщений Рамзая в "Мюнхен", как шифровалась Москва,
содержало информацию о политической обстановке в Китае, об угрожающем
положении в Маньчжурии. Зорге высказывал предположение, что японцы
вероятнее всего будут заинтересованы в приобретении КВЖД. Однако еще не
известно, какими путями они постараются этого добиться.
  За несколько месяцев Рихарду Зорге удалось создать в Китае активно
действующую группу. Он должен был знать, в каком направлении будут
развиваться события.
  Официально доктор Зорге приехал в Китай изучать банковское дело,
которым занимался еще в Гамбургском экономическом институте. Он написал
диссертацию на тему о государственных тарифах, защитил ее и получил звание
доктора социологических наук. У него накопился также, пусть небольшой,
журналистский опыт. Это очень пригодилось в Китае. В Германии он получил
предложение корреспондировать в "Социологический журнал", а в Соединенных
Штатах, где он был проездом, Зорге заключил договоры с редакциями
нескольких провинциальных газет.
  И еще одно официальное поручение имел доктор Зорге в Шанхае -
германское химическое общество, существовавшее при гигантском концерне "ИГ
Фарбениндустри", интересовалось емкостью китайского рынка для сбыта своих
химических товаров.
  Германский консул в Шанхае господин Борх встретил молодого экономиста
доктора Зорге с распростертыми объятиями. Для консула рекомендательное
письмо, представленное Рихардом, имело большое значение: Зорге получил
деликатное поручение химического общества, будет изучать китайские банкир
связан с газетами... Видно, это парень с головой! - решил консул. Иначе
как бы могли ему поручить столько заданий сразу?
  Консул охотно взял на себя опеку над этим приятным, общительным
немцем, который впервые оказался в Китае. Толстяк Борх одобрительно
отнесся к идее доктора Зорге совмещать исследовательскую банковскую работу
с работой корреспондента. Это позволит ему ездить по всей стране. Прежде
всего консул Борх настоятельно рекомендовал доктору отправиться в Нанкин и
познакомиться там с германскими военными советниками в армии Чан Кайши.
Они имеют возможность свободно ездить, куда им вздумается.
  Борх поднялся, по-отечески обнял Рихарда за плечи и сказал:
  - Вот что, поедете в Нанкин, надевайте свой лучший костюм. Там это
любят. И еще: если увидите Чан Кайши, будьте с ним предельно учтивы. Это
лучший способ завоевать его расположение.
  В тот же вечер поезд доставил доктора Зорге в Нанкин - столицу
гоминдановского Китая, где располагался штаб германских военных советников.
  Было душно, и термометр показывал выше двадцати пяти градусов. Не
задерживаясь в гостинице, Рихард поехал в штаб. Он находился в просторной
двухэтажной вилле с мансардой, выходившей окнами в тщательно ухоженный сад
с прекрасными цветниками, китайскими мостиками, искусственным прудом и
гротами из дикого серого камня. Рихард поднялся в приемную и, не
дожидаясь, когда о нем доложит китаец-служитель, прошел на веранду, откуда
доносился гул мужских голосов. Офицеры сидели в одних сорочках, развесив
кители на спинках плетеных кресел. Под потолком вращались электрические
опахала-вентиляторы, но они не спасали от духоты.
  - Господа, вам привет из Берлина! - воскликнул Зорге, останавливаясь
в дверях с поднятой рукой. - Может быть, мне тоже дадут чего-нибудь выпить!
  Через полчаса Рихард, сбросив пиджак и засучив рукава, сидел в
центре, в окружении сдвинутых со всей веранды кресел. Он уже
перезнакомился со всеми советниками и как бы между делом сказал, что в
мировую войну сам торчал под Верденом, кормил там вшей и ползал на брюхе.
Конечно, среди двух десятков германских офицеров нашлись сражавшиеся на
Западе.
  Посыпались восклицания: "А помнишь?.." "А знаешь!" К Зорге
протиснулся капитан с эмблемой технических войск на петлицах:
  - Так слушай, мы же с тобой были рядом! Помнишь, стояла разбитая
мельница. Вот там была наша техническая рота...
  - Ну как же! Это как раз напротив той дерьмовой высоты Мортом.
Сколько раз я бывал на этой мельница-Капитан Меленхоф полез целоваться.
Пили за военное братство, за высоту, которую не удалось взять. Советники
приняли Зорге в свою компанию.
  Оказывается, этот парень тоже хлебнул войны! И у него есть Железный
крест, полученный от Гинденбурга.
  Разошлись поздно. Рихард провел в Нанкине несколько дней. Много
говорили о войне, о китайской армии, ее вооружении, выучке. Полковник
Крибель познакомил Рихарда с военным министром Хо Ин-шином, правой рукой
Чан Кайши. Однополчанин Меленхоф предложил Зорге поехать с ним в Кантон.
Оттуда они проплывут вверх по Жемчужной реке. Там такая красота, Рихард
увидит такое, что ему и не снилось! Летчики Бледхорн и Леман пообещали
познакомить его с Чарльзом Линдбергом, тем самым американцем, который
первым перелетел Атлантический океан. Теперь он полковник и работает тоже
в Китае.
  Знакомство с советниками дало Зорге очень много. В нанкинский
немецкий штаб он приезжал теперь, как домой. Вскоре его представили и Чан
Кайши, и министру иностранных дел доктору Вану.
  В Шанхае Рихард вскоре покинул гостиницу и переселился во,
французский сектор на рю де Лафайет - консул помог ему найти удобную
недорогую квартиру. Здесь Зорге прожил все три года, пока не закончил
работу в Китае и не уехал в Москву.
  Почти одновременно с Зорге в Китай приехал и Христианзен - Макс
Клаузен, как значилось в его паспорте. Из Гамбурга по Транссибирской
железной дороге он прибыл в Харбин, оттуда переехал в Дайрен и дальше
пароходом проплыл до Шанхая.
  О приезде радиста-коротковолновика Зорге узнал на другой же день, но
еще несколько недель он выжидал, не встречался со своим помощником, чтобы
проверить, не привез ли Клаузен за собой "хвост". Моряк из Гамбурга,
солдат мировой войны, кузнец, техник Клаузен сменил, вероятно, десяток
профессий до того, как стал радистом на германских торговых кораблях.
Потом участвовал в забастовках, организовывал профсоюз моряков, работал в
обществе "Руки прочь от Советской России!" в начале двадцатых годов, когда
лорд Керзон в своем ультиматуме грозил войной молодой Советской республике.
  Но Советскую Россию надо было защищать и позже, и радист уехал в
Китай, где его ждала тяжелая, опасная подпольная работа.
  В те годы в Шанхае каждый иностранец открывал какое-нибудь дело,
открыл и Макс Клаузен ремонтную мастерскую с маленьким гаражом. Поселился
он в районе Гонкю на восточной шанхайской окраине в квартирке, которую
нашел ему приятель Вилли. В свободные вечера они посиживали вдвоем в
ресторанчике "Кесей", пили пиво и рассказывали друг другу истории из своей
жизни. Тот же Вилли познакомил Клаузена с доктором Зорге, который тоже
будто случайно забрел в "Кесей" и встретился с земляками.
  Клаузен поднялся из-за стола и протянул Зорге шершавую, крепкую руку.
Перед Зорге стоял плотно сбитый, широкоплечий человек с грубоватым лицом,
начавший немного полнеть в свои тридцать лет. На улице, когда приятели
провожали доктора, Рихард сказал Максу Клаузену:
  - Указания будешь получать через Вилли. Со мной не встречайся...
Сейчас готовь передатчик, связывайся с "Висбаденом". Позывные есть?
  - Есть...
  - Значит, все. Мы еще поработаем! - Зорге крепко хлопнул Клаузена
рукой по плечу, как это принято у гамбургских портовиков.
  Макс понял и рассмеялся:
  - Ты что, тоже соленый? Бывал на море?
  - Всяко бывало...
  Клаузен развил бурную деятельность: ездил в Кантон, был в Мукдене,
оборудовал радиоточки, конструировал передатчики, но вскоре ему пришлось
прекратить работу. Зорге через Вилли приказал Клаузену выехать в Харбин:
на КВЖД начался вооруженный конфликт между белокитайцами и войсками
советской Дальневосточной армии, поэтому необходимо, чтобы радист Рихарда
Зорге был ближе к фронту. И свою информацию Зорге тоже должен был
перестроить - все подчинялось событиям на Китайско-Восточной железной
дороге. Стало известно, что японские агенты играли не последнюю роль в
разжигании конфликта. Клаузен передавал свои сообщения через фронт прямо
из гостиницы, которая стояла недалеко от вокзала. В окно он мог видеть
поезда и войсковые колонны, двигавшиеся в сторону советской границы. Зорге
в то время тоже появлялся в Харбине...
  Осенью Клаузен вернулс