Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Крайтон Майкл. Экстренный случай -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -
ло известно о проделках Арта. Кто-то из наших стажеров все удивлялся тому, что слишком много образцов, поступающих в лабораторию после профилактических выскабливаний, дают положительный результат. Профилактические выскабливания, ПВ, назначаются при самых разных недомоганиях - нарушениях менструального цикла, болях, межменструальных кровотечениях. Но уж очень часто анализы показывали наличие беременности. Я струхнул. Стажеры были молоды и болтливы, и я тотчас заявил им, что не считаю происходящее темой для шуточек и их зубоскальство может серьезно подорвать репутацию хорошего врача. Парни мигом протрезвели, а я отправился на поиски Артура. Он сидел в больничном кафетерии и безмятежно уписывал пончики, запивая их кофе. Я подошел к нему и сказал безо всяких предисловий: - Арт, меня кое-что беспокоит. - Надеюсь, не по гинекологической части? - спросил он и весело рассмеялся. - Да как сказать. Я тут ненароком подслушал разговор нескольких наших стажеров. Вроде бы в прошлом месяце пять или шесть твоих соскобов показали наличие беременности. Тебе об этом сообщили? Безмятежного веселья как не бывало. - Да, сообщили, - настороженно ответил Арт. - Я просто хочу, чтобы ты был в курсе. У тебя могут возникнуть трения с патологоанатомической комиссией. Если это всплывет... Арт покачал головой: - Никаких трений не будет. - Ты и сам прекрасно понимаешь, как это выглядит со стороны. - Да, - ответил он. - Это выглядит так, будто я делаю аборты. Арт говорил едва слышно, вперив в меня тяжелый взгляд. Я почувствовал холодок под ложечкой. - Пожалуй, нам надо обсудить это за выпивкой, - предложил он. - Ты сможешь освободиться часам к шести? - Надеюсь. - Тогда встретимся на стоянке. А если выкроишь время, посмотри, пожалуйста, историю болезни одной из моих пациенток. - Хорошо, - ответил я и задумчиво насупил брови. - Сьюзэн Блэк. Номер АО 221365. Я записал эти сведения на салфетке, теряясь в догадках, с чего бы вдруг Арту запоминать номер. Память врача хранит множество сведений о пациентах, но только не номера их карточек. - Изучи этот случай повнимательнее, - посоветовал мне Арт. - И никому ни слова, пока не поговоришь со мной. Недоумевая, я вернулся в лабораторию и снова взялся за работу. В тот день мне предстояло делать вскрытие, и я освободился только в четыре пополудни. В регистратуре я без труда нашел историю болезни Сьюзэн Блэк и просмотрел ее, не сходя с места - благо тетрадочка была не очень толстая. Сьюзэн Блэк, двадцатилетняя первокурсница одного из бостонских колледжей, обратилась к доктору Ли с жалобой на нарушения менструального цикла. Незадолго до прихода к Арту она перенесла коревую краснуху, после чего у нее развилась хроническая усталость. В конце концов факультетский врач заподозрил мононуклеоз и осмотрел Сьюзэн. Примерно раз в 7 - 10 дней у нее случались небольшие кровотечения, нормального цикла не наблюдалось. Это продолжалось два месяца и сопровождалось упадком сил. Общее физическое состояние было более-менее в норме, если не считать легкого озноба. Анализы крови хорошие, разве что уровень гемоглобина низковат. Чтобы упорядочить цикл, доктор Ли назначил ей ПВ. Это было в 1956 году, до внедрения гормональной терапии. ПВ прошло нормально, никаких признаков опухоли или беременности выявлено не было. Сьюзэн наблюдали еще три месяца. Цикл полностью восстановился. Заурядный случай. Болезнь или нервное напряжение могут расстроить биологические часы женского организма и нарушить менструальный цикл. ПВ - это своего рода подводка часов. Я никак не мог уразуметь, почему Арт решил обратить мое внимание на эту больную. Просмотрев отчет патологоанатомов об анализах тканей, я увидел, что он подписан доктором Сандерсоном. Всего несколько строк: общий вид - норма, вид под микроскопом - норма. Я водворил историю болезни на место и вернулся в лабораторию, по-прежнему не понимая, в чем тут фокус. Малость послонялся по комнате, сделал несколько мелких работ и наконец засел за отчет о вскрытии. Ума не приложу, почему я вдруг вспомнил о предметном стекле. В Линкольновской больнице, как и в большинстве других, предметные стекла с мазками приобщают к историям болезни и хранят вечно. И если вдруг вас заинтересует образец, взятый двадцать или тридцать лет назад, вы всегда можете сходить и посмотреть его. Предметные стекла стоят в длинных ящиках вроде картотечных, под которые в нашей больнице отведено специальное помещение. Я нашел нужный ящик, а в нем - микроскопический препарат номер 1365. На ярлычке значился номер истории болезни, стояли инициалы доктора Сандерсона и еще две буквы - ПВ. Я взял предметное стекло с собой в лабораторию. Один из десяти микроскопов на длинном столе оказался свободным. Устроив препарат на предметном столике, я приник к окуляру. Мне хватило одного взгляда. Препарат представлял собой соскоб с внутренней стенки матки. Вполне нормальная ткань в профилеративной фазе. Но меня удивила тонировка. Препарат был окрашен формалинсодержащим реактивом, который дает ярко-синий или зеленый цвета. Такой краситель применялся нечасто, только если возникали какие-то затруднения с диагностикой. Обычно мы пользуемся гематоксилин-эозином, придающим препаратам розовый или лиловый оттенки. А если употреблен другой краситель, причины такого решения непременно излагаются в отчете патологоанатома. Однако доктор Сандерсон даже не упомянул об этом. Напрашивался очевидный вывод: предметное стекло подменили. Я посмотрел на ярлычок. Почерк, несомненно, принадлежал Сандерсону. Что же случилось? Ответы на этот вопрос не заставили себя ждать. Сандерсон мог забыть вписать в отчет сведения о необычном красителе. Мог заказать два среза, но сохранился только первый. Наконец, кто-то мог просто напутать. Но ни один из этих ответов не показался мне убедительным. Силясь разгадать головоломку и сгорая от нетерпения, я ждал, когда часы пробьют шесть. Наконец мы встретились с Артом на стоянке, и я сел в его машину. Арт предложил уехать куда-нибудь подальше от больницы, чтобы спокойно поговорить, и мы покатили. - Ну, читал историю болезни? - спросил Арт. - Да, - ответил я. - Весьма занятная писанина. - Срез смотрел? - Конечно. Это оригинал? - Ты хочешь знать, был ли он взят у Сьюзэн Блэк? Разумеется, нет. - Надо было действовать осторожнее. Ты прокололся с красителем и теперь можешь попасть в передрягу. Откуда этот препарат? Арт усмехнулся: - Из хранилища биологических образцов. Соскоб со здоровой матки. - Кто осуществил подмену? - Сандерсон. Мы тогда были новичками в этой игре. Сандерсону пришло в голову сунуть в ящик подложный препарат и описать его как подлинный. Теперь-то мы, конечно, действуем гораздо тоньше. Всякий раз, когда к Сандерсону попадает здоровый соскоб, он делает несколько лишних препаратов и хранит их про запас. - Ничего не понимаю, - признался я. - Ты хочешь сказать, что Сандерсон - твой пособник? - Ну да. Уже несколько лет. Сандерсон был умным, добрым и безукоризненно порядочным человеком. Я вконец растерялся. - Пойми, - продолжал Арт. - Эта история болезни - туфта от начала до конца. Да, верно, девчонке было двадцать лет, и она переболела краснухой. Цикл и правда нарушился, но причиной тому беременность. Залетела от футболиста, которого якобы любила и собиралась окрутить. Но ей хотелось сперва получить диплом, а ребенок стал бы обузой. Более того, во время первой трети беременности она умудрилась подхватить краснуху. Девица не блистала умом, однако ей достало смекалки сообразить, чем это чревато. Когда пришла ко мне, на ней лица не было. Как водится, малость потемнила, но потом выложила все как на духу и попросила прервать беременность. Я тогда только-только закончил стажировку и все еще смотрел на мир сквозь розовые очки, поэтому пришел в ужас. Но девица и впрямь попала в беду, не знала, как ей быть, и думала, что настал конец света. Полагаю, в каком-то смысле так оно и было: она уже видела себя недоучившейся матерью-одиночкой с уродцем на руках. Девчушка была славная, и мне стало жаль ее, но я все равно отказал. Сочувствие - сочувствием, а руки-то у меня связаны. Так я ей и сказал. Тогда она спросила, опасная ли это штука - аборт. Поначалу я подумал, что девчонка замыслила сделать его подпольно, и ответил: да, опасная. А она сказала, что знает парня в Северном районе, который все уладит за две сотни долларов. Он, мол, санитар в госпитале морской пехоты или что-то в этом роде. И, если парень согласится, она пойдет к нему. С тем и была такова. - Арт вздохнул и покачал головой. - В тот вечер я вернулся домой в препоганейшем настроении. Я возненавидел эту девицу. Своим приходом ко мне она поставила под угрозу и мою практику, и всю расписанную по пунктам будущую жизнь. Да еще пыталась надавить на меня. Я не спал всю ночь. Лежал и думал. Представлял себе, как эта девица входит в вонючую каморку, где ее ждет вороватый сопляк, который наверняка способен покалечить, а то и убить. Я думал о своей жене и нашем годовалом малыше, о том, что есть способ уладить дело ко всеобщему удовлетворению. Вспоминал девчонок, которых видел, когда был интерном. Как они приползали в больницу в три часа утра, истекая кровью и слизью после таких вот любительских абортов. И, не буду врать, вспоминал, как тяжко мне приходилось в студенчестве. Однажды мы с Бетти шесть недель ждали ее менструации. Вот уж пришлось попотеть. Я-то знал, что залететь можно и дуриком. Так почему аборт должен считаться преступлением? Я молча курил, слушая его. - Короче, встал я среди ночи и принялся пить кофе, глядя в стену. После шести чашек решил, что закон несправедлив. Врач может корчить из себя господа бога просто по глупости. Мало ли таких? Но в данном случае речь шла о благом деле. Я встретил попавшего в беду пациента и отказался помочь, хотя имел такую возможность. Вот что меня волновало: я не стал лечить человека. Это все равно что отказать страждущему в уколе пенициллина. Так же жестоко и так же глупо. Наутро я отправился к Сандерсону, зная, что он придерживается весьма либеральной точки зрения на множество вещей и явлений. Объяснил ему, что к чему, и сказал, что хочу назначить ПВ. Сандерсон обещал лично провести патоисследование и сдержал слово. Так все и началось. - И с тех пор ты делаешь аборты? - Да. Когда считаю, что это оправданно, - ответил Арт. Мы поехали в бар в Северном районе. Это было недорогое заведение, битком набитое итальянскими и немецкими работягами. Арту хотелось выговориться. На него вроде как нашел исповедальный стих. - Я часто думаю, - рассуждал он, - что стало бы с медициной, если бы в Америке возобладала идеология приверженцев христианской науки. В прошлом это не имело бы большого значения, коль скоро врачевание тогда было примитивным и мало кому помогало. Но давай представим себе, что христианская наука стала влиятельной силой в эпоху пенициллина и антибиотиков. Допустим, появились общественные объединения, всячески препятствующие применению этих лекарств. Допустим, в таком обществе живут больные люди, которые знают, что их недуг несмертелен и существует нехитрое снадобье, способное принести исцеление. Значит, возникнет огромный черный рынок таких снадобий, верно? Значит, люди будут колоться в домашних условиях и умирать от передозировок или недоброкачественных контрабандных лекарств, так? Значит, воцарится ад кромешный. - Я улавливаю аналогию, - ответил я. - Но она меня не убеждает. - Послушай! - пылко продолжал мой друг. - Нравственность должна поспевать за технологией. Когда человеку предлагается выбор: сохранить нравственность и лишиться жизни, или наоборот, он наверняка предпочтет остаться на этом свете. Наши современники знают, что аборт уже давно превратился в простую и безопасную операцию, которая к тому же избавляет от многих бед и возвращает радость жизни. Это им и нужно. Этого они и требуют. И получают желаемое. Не мытьем, так катаньем. Богатые отправляются в Японию или Пуэрто-Рико, бедные идут к санитару из госпиталя морской пехоты. Так или иначе, но они своего добиваются. - Арт, - с нажимом произнес я, - аборты запрещены законом. Он улыбнулся: - А мне и невдомек, что ты так чтишь закон. Ага. Он решил напомнить мне о зигзаге моей карьеры. После колледжа я поступил в школу правоведения и полтора года валял там дурака, пока не понял, что это не лучшее из поприщ. Тогда-то мне и захотелось попытать счастья в медицине. А в промежутке я успел немного послужить в армии. - Дело не в этом, - ответил я. - Если тебя поймают, то лишат диплома и упрячут в тюрьму. Сам знаешь. - Я делаю то, что должен делать. - Не будь ослом. - Я убежден, что поступаю правильно. Я взглянул на Арта и понял, что он говорит на полном серьезе. А со временем и сам убедился, что в некоторых случаях аборт самый гуманный выход из положения. И пошло-поехало. Арт оперировал, а мы с доктором Сандерсоном прикрывали его по линии патологоанатомического отделения. Мы действовали так ловко, что обвели вокруг пальца даже членов комиссии. Иначе было нельзя: в нашей больнице в комиссию входили все заведующие отделениями и еще шестеро врачей, которые избирались на определенный срок. Средний возраст комиссии составлял 61 год, и не менее трети ее членов были католиками. Разумеется, сохранить полную тайну не удалось. Многие молодые врачи знали, чем занимается Арт, и большинство одобряли его действия. Он всесторонне обдумывал каждый случай и никогда не принимал опрометчивых решений. Кроме того, почти все эти врачи и сами хотели бы делать аборты, но им не хватало смелости. Только несколько человек искренне осуждали Арта и, вероятно, испытывали соблазн настучать на него. Засранцы вроде Уиппла и Глюка, чьи "религиозные убеждения" начисто исключали сострадание и здравый смысл. Но у них кишка была тонка. Все эти Уипплы и Глюки довольно долго внушали мне опасения, но потом я перестал обращать на них внимание и больше не замечал неприязненных взглядов, поджатых губ и суровых мин. Возможно, это было ошибкой. Потому что Артур в беде, и если покатится его голова, то и Сандерсону головы не сносить. А значит, и мне тоже. *** Возле полицейского участка не нашлось ни одного свободного пятачка, чтобы приткнуть машину. После долгих поисков я наконец заметил какую-то стоянку и, бросив на ней свой "Фольксваген", торопливо прошагал четыре квартала до кутузки. Мне не терпелось выяснить, как и почему Артур Ли угодил туда. 2 Несколько лет назад, в бытность свою человеком армейским, я служил в военной полиции в Токио и многому там научился. В те времена в Токио мало кто благоволил к военным полицейским - шли последние дни оккупации, и наши мундиры и белые шлемы олицетворяли для японцев занудное крючкотворство комендатуры, а для американцев на Гинзе, нагрузившихся саке (или виски, если они могли себе это позволить), мы были живым воплощением сводящих с ума ограничений и тягот армейской жизни. Поэтому нас задирал каждый встречный-поперечный, и мои товарищи не раз попадали в передряги. Одному высадили ножом глаз, другого и вовсе убили. Разумеется, мы были вооружены. Помню, как нам впервые выдали пистолеты, и капитан со здоровенным носом сказал: "Ну вот, вооружились, а теперь примите мой совет. Никогда не пускайте оружие в ход. Застрелите какого-нибудь пьяного дебошира, пусть даже в целях самообороны, а потом окажется, что его дядюшка конгрессмен или генерал. Держите пушки на виду, но не доставайте их из кобуры. Все, точка". А еще нас призывали быть понаглее. И мы, как все легавые, быстро освоили науку добиваться своего при помощи блефа. Эта наука очень пригодилась мне сейчас, когда я стоял лицом к лицу с угрюмым сержантом, дежурным по участку на Чарльз-стрит. Сержант смотрел на меня так, словно с удовольствием проломил бы мне череп. - Ну, в чем дело? - Я пришел повидать доктора Ли, - сказал я. Сержант ухмыльнулся: - Что, влип ваш косоглазый хмырь? Какая жалость. - Я пришел повидать доктора Ли, - повторил я. - Нельзя. - Он снова уставился на стол и принялся сердито ворошить бумаги. - Не соблаговолите ли объяснить, почему? - Нет, - отрезал сержант, - не соблаговолю. Я достал записную книжку и ручку: - Будьте любезны сообщить мне номер вашего жетона. - Что, больно умный? Бросьте. Никаких свиданий. - Закон обязывает вас назвать номер жетона по первому требованию. - Хороший закон. Я посмотрел на грудь сержанта и сделал вид, будто строчу в блокноте. Потом повернулся и зашагал к выходу. - Прогуляться решили? - небрежно поинтересовался сержант. - Да. Возле крыльца есть телефонная будка. - Ну и что? - Просто жалко потраченных усилий. Готов спорить, что ваша жена провозилась не один час, пришивая эти лычки. А снять их можно за десять секунд. Спорол бритвой, и все дела. И мундир останется целехонек. Сержант тяжело поднялся со стула: - По какому делу вы пришли? - Повидать доктора Ли. Он смерил меня долгим взглядом. Сержант не знал, смогу ли я насолить ему, но понимал, что его положение не так уж и незыблемо. - Вы его поверенный? - Правильно мыслите. - Господи, так бы сразу и сказали. - Сержант извлек из ящика стола связку ключей. - Пошли. - Он улыбнулся, но глаза его смотрели все так же злобно. Я последовал за дежурным. Пока мы шли по коридору, он молчал, разве что хмыкнул пару раз, потом бросил через плечо: - Вы не можете пенять мне за бдительность. В конце концов, убийство есть убийство. - Полностью с вами согласен, - ответил я. *** Арт сидел в довольно сносной камере, чистой и не очень вонючей. Бостонские застенки едва ли не лучшие в Америке. Иначе и быть не может, ведь в них сидело немало видных людей - мэры, чиновники, другие важные деятели. Если хотите, чтобы человек честно вел свою повторную избирательную кампанию, не сажайте его в убогую камеру. Вас просто не поймут, верно я говорю? Арт восседал на койке и разглядывал зажатую в пальцах сигарету. Пол был усеян окурками и засыпан пеплом. Заслышав наши шаги в коридоре, Арт поднял голову. - Джон! - У вас десять минут, - предупредил сержант. Я вошел в камеру. Дежурный запер дверь и привалился к решетке. - Спасибо, - сказал я. - Вы можете идти. Он злобно зыркнул на меня и вразвалочку побрел прочь, позвякивая ключами. - Как ты? - спросил я Арта, когда мы остались одни. - Да вроде ничего. Артур Ли невысок, щупл, опрятен и щеголеват. Родился он в Сан-Франциско, в большой семье, состоявшей едва ли не из одних врачей и правоведов. Предполагаю, что мать Арта - американка: он не очень похож на китайца. Кожа у него скорее оливковая, чем желтая, глазницы лишены вертикальных кожных складок, а волосы - светло-каштановые. Он очень непоседлив и непрерывно жестикулирует, что придает ему сходство с латиноамериканцем. Сейчас Арт был бледен и напряжен. Вскочив, он принялся мерить шагами камеру. Движения его были резки и порывисты. - Спасибо, что пришел, - сказал он. - Если спросят, я - представитель твоего поверенного. Под этой личиной я и проник сюда. - Я извлек из кармана записную книжку. - Т

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору