ит в рестораны, даже к "Джозефу" или
"Локе-Обер".  Всегда  проверяет,  хорошо  ли  прожарена  отбивная.  Живет  в
постоянном страхе. Однажды я обедал в его обществе, и это был сущий  кошмар.
С бедняги сходит семь потов, пока он расправляется со вторым блюдом.  Так  и
кажется, что вместо куска мяса он видит  перед  собой  чашку  Петри,  полную
крови,  с  плавающими  в   ней   колониями   микроорганизмов.   Стафилококк,
стрептококк, грамотрицательные бациллы. Его жизнь безнадежно испорчена.
   Как бы там ни было, но сосиска в хлебе безопаснее,  хотя  и  не  намного.
Посему я съел именно это изысканное блюдо и запил его кофе,  любуясь  сквозь
витрину запрудившей улицу толпой.
   И вспоминая Романа. Мне очень не понравилось то, что я от  него  услышал.
Он торгует дурманом, это было ясно. Вероятно, тяжелыми наркотиками. Гашиш-то
любой  раздобудет.  ЛСД  больше  не  выпускают,   но   ее   предшественницу,
лизергиновую кислоту, до сих  пор  тоннами  производят  в  Италии,  и  любой
студент, украв из лаборатории несколько реактивов и склянок,  может  сделать
из нее ЛСД. А получить псилоцибин и ДМТ и того легче.
   Возможно, Роман приторговывает опиатами - морфием и героином.  Если  так,
дело значительно усложняется.  Достаточно  вспомнить,  как  он  повел  себя,
услышав имена Анджелы Хардинг и Карен Рэнделл. Я не знал, какая  между  ними
существует связь, но был почти уверен, что скоро выясню это.
   Покончив с сосиской, я вновь выглянул в окно и увидел торопливо шагавшего
мимо Романа. Он смотрел  прямо  перед  собой  и  не  заметил  меня.  На  его
напряженной физиономии читалась тревога.
   Залпом проглотив остатки кофе, я поспешил за ним.
   5
   Я отстал  примерно  на  полквартала.  Негр  протискивался  сквозь  толпу,
расталкивая прохожих. Так мы добрались до Стюарт-стрит. Здесь Роман  свернул
налево, к шоссе. Я последовал за ним. В этом конце улицы было безлюдно, и  я
замедлил шаг, плотнее закутавшись в плащ. Увы,  я  был  без  шляпы,  и  негр
наверняка узнал бы меня, если бы ему пришло в голову оглянуться.
   Роман миновал квартал и снова свернул налево. Он путал следы.  Я  немного
растерялся и решил  действовать  еще  осторожнее.  Негр  продвигался  вперед
судорожной семенящей поступью явно напуганного человека.
   Мы вышли на Харви-стрит, к двум китайским ресторанчикам. Я остановился  и
пробежал глазами вывешенное в витрине меню. Не  оглядываясь,  Роман  миновал
еще один квартал и свернул направо. Я бросился за ним.
   Южнее  Общественного  парка  облик  города  разительно  меняется.   Вдоль
Тримонт-стрит тянется вереница дорогих магазинов и кинотеатров. Дальше  идет
Вашингтон-стрит. Она куда менее респектабельна -  бары,  шлюхи,  кинотеатры,
где крутят порнуху. Еще через квартал начинается и вовсе ад кромешный. Потом
- район китайских забегаловок, а за ним - оптовые  базы  и  склады.  Главным
образом, готового платья.
   Вот куда меня занесло.
   Свет  в  магазинах  уже  не  горел.  В  витринах  стояли  рулоны  тканей.
Поблескивали широкие рифленые  створки  ворот  складов.  Тут  же  приютились
две-три лавчонки, торговавшие полуфабрикатами, рядом - магазин  театрального
реквизита, в его витрине висели причудливые костюмы,  гольфы  для  хористок,
несколько армейских мундиров, парики. В подвальном  помещении  располагалась
бильярдная, оттуда доносились глухие щелчки сталкивающихся шаров.
   Тьма окутывала мокрые улицы, теперь почти безлюдные. Роман быстрым  шагом
миновал еще один квартал и вдруг остановился. Я юркнул в какой-то подъезд  и
замер. Негр постоял немного, оглядывая улицу, и снова двинулся вперед. Я  не
отставал.
   Роман несколько раз сворачивал, путая след, и часто останавливался, чтобы
окинуть взором пройденный путь. Мимо проехала машина, ее покрышки шипели  на
мокром асфальте. Негр шмыгнул в тень и переждал, пока автомобиль не скроется
за углом.
   Он явно нервничал.
   Я шел за ним минут пятнадцать, не понимая, чего он хочет.  Парень  то  ли
осторожничал, то ли просто убивал время. Несколько раз он останавливался  и,
поднося к глазам ладонь, разглядывал какой-то зажатый в ней  предмет.  Я  не
мог сказать, что это было. Вероятно, карманные часы.
   Наконец Роман направился на север. Он шел переулками, огибая Общественный
парк и капитолий штата, и я не сразу уразумел,  что  парень  держит  путь  к
Маячному холму.
   Так  мы  шагали  еще  минут  десять.  Должно   быть,   моя   бдительность
притупилась. Роман внезапно куда-то исчез. Юркнул за угол  и  был  таков.  Я
остановился, оглядел безлюдную улицу и прислушался, в надежде уловить  топот
ног. Увы. Ничего не услышав, я встревожился и бросился вперед.
   И тут на мою голову обрушилось что-то тяжелое, холодное  и  мокрое.  Удар
пришелся точно в лоб, я почувствовал  острую  леденящую  боль,  а  мгновение
спустя ощутил мощный толчок в солнечное сплетение. Я рухнул на мостовую, все
вокруг завертелось колесом, мне сделалось  дурно.  Раздался  крик,  потом  -
затихающий топот ног. Больше я ничего не помню.
   6
   Состояние было довольно занятное - как сон, в котором все искажено  и  не
на своем месте. Дома вдруг почернели и  выросли.  Казалось,  они  неудержимо
стремятся ввысь и вот-вот рухнут на меня. Я замерз и промок,  дождь  хлестал
меня по лицу. Приподняв голову, я  увидел,  что  мостовая  вокруг  сделалась
красной.
   Я приподнялся на локте, и кровь закапала на плащ. Тупо глядя на  багровый
асфальт, я с удивлением гадал, откуда взялось  столько  кровищи.  Неужто  из
меня?
   Внезапно  свело  желудок,  и  меня  вырвало  прямо  на  мостовую.  Голова
закружилась, все вокруг на миг позеленело.
   Наконец я с трудом поднялся на колени. Издалека донесся  нарастающий  рев
сирены. Я зашатался и привалился к какой-то машине. Где я? Безмолвную  улицу
окутывал мрак. Я таращился на залитую кровью мостовую и  не  знал,  что  мне
делать.
   Вой сирен был все громче. Спотыкаясь, я забежал  за  угол  и  остановился
перевести дух. На улице, которую  я  только  что  покинул,  сверкнула  синяя
вспышка. Я снова бросился наутек. Не знаю, далеко ли  мне  удалось  убежать.
Мне вообще было неведомо, где я. Поэтому я просто  трусил  вперед,  пока  не
увидел стоянку, а на ней - такси с тихо урчащим мотором.
   - В ближайшую больницу, - сказал я водителю.
   Он всмотрелся в мою физиономию.
   - Ничего не выйдет.
   Я открыл дверцу и полез в машину.
   - Брось, приятель! - гаркнул таксист, сердито захлопнул дверь и рванул  с
места.
   Снова сирены. Далеко. Внезапно накатила тошнота. Я опустился на корточки,
и меня опять вывернуло.  С  лица  по-прежнему  капала  кровь,  смешиваясь  с
рвотой.
   Дождь все не унимался. Я дрожал от холода, но это помогало мне оставаться
в сознании. Выпрямившись, я попытался сориентироваться. Вашингтон-стрит была
севернее. На ближайшем указателе  виднелась  надпись:  Кэрли-авеню,  но  это
ничего мне не говорило. Медленно,  то  и  дело  останавливаясь,  я  поплелся
вперед.
   Я мог лишь надеяться, что продвигаюсь в нужном направлении. К тому  же  я
терял  кровь,  но  не  знал,  насколько  быстро.  Сделав  два-три  шага,   я
останавливался, прислонялся к стоявшим на улице  машинам  и  переводил  дух.
Голова кружилась все сильнее и сильнее. В конце концов я споткнулся и  упал.
Колени с хрустом приложились к мостовой, боль пронзила меня насквозь. На миг
в голове прояснилось, и я сумел  подняться  на  ноги.  В  башмаках  хлюпало,
одежда пропиталась  потом  и  дождевой  водой.  Решив  воспользоваться  этим
хлюпаньем в ботинках как своего рода звуковым маяком, я заставил  себя  идти
дальше. Шаг - остановка. Шаг  -  остановка.  Хлюп-хлюп.  Хлюп-хлюп.  Наконец
кварталах в трех впереди показались огни, и я понял, что выберусь.
   Шаг - остановка.
   Я привалился к какой-то синей  машине.  Всего  на  миг,  чтобы  чуть-чуть
отдышаться...
   ***
   - ...да тот самый парень, -  услышал  я.  Меня  поднимали,  засовывали  в
машину, потом снова вытаскивали. Кто-то устроил мою руку на чьем-то плече, и
мгновение спустя  я  пошел.  Впереди  сияли  яркие  лампы,  горела  вывеска:
"НЕОТЛОЖНАЯ ПОМОЩЬ". Синяя. Прямоугольная. У дверей стояла медсестра.
   - Полегче, полегче, не напрягайтесь.
   Моя голова болталась из стороны в сторону. Я попытался что-то сказать, но
в горле пересохло. Страшно  хотелось  пить.  Я  окоченел.  Скосив  глаза,  я
увидел, что меня тащит на себе какой-то лысый старик с косматой  бородой.  Я
попытался потверже стать  на  ноги,  чтобы  избавить  его  от  необходимости
поддерживать меня, но колени подломились, как резиновые. Меня трясло.
   - Ничего, парень, все в порядке. Ты просто молодец.
   Старик говорил нарочито  грубовато,  стараясь  ободрить  меня.  Подбежала
медсестра. Она словно плыла в  пятне  света  висевшего  над  дверью  фонаря.
Мельком взглянув на меня,  сестра  бросилась  в  приемный  покой.  Мгновение
спустя оттуда выскочили двое санитаров и подхватили меня  под  руки.  Ребята
были дюжие. Я почувствовал, как мои ноги отрываются от земли.  Носки  туфель
только чуть-чуть задевали покрытый лужами асфальт. Голова моя  свесилась  на
грудь, и капли дождя забарабанили по затылку. Лысый старик  побежал  вперед,
чтобы распахнуть двери.
   Меня  внесли  в  теплое  помещение,  уложили  на  мягкий  стол  и  начали
раздевать, но костюм и плащ насквозь пропитались водой и кровью, ткань липла
к телу, и в конце концов одежду пришлось кромсать ножницами.  Казалось,  это
продолжалось несколько часов. Я не мог  открыть  глаза:  прямо  над  головой
висела ослепительно яркая лампа.
   - Возьмите пробу на совместимость крови, -  услышал  я  голос  одного  из
стажеров. - Набор первой помощи и шовный материал - в четвертую палату.
   В изголовье суетились  люди,  я  ощущал  кожей  чьи-то  пальцы,  марлевые
тампоны. Но едва-едва: холодный  лоб  окоченел.  Меня  уже  успели  раздеть,
растереть жестким полотенцем, укутать одеялом и переложить на другой  мягкий
стол, который вдруг покатился по коридору. Я разомкнул веки и увидел  лысого
старика, который сочувственно смотрел на меня.
   - Где вы его нашли? - спросил стажер.
   - На машине лежал, - пустился в объяснения старик. - Вижу,  лежит  мужик.
Думаю: пьяный отрубился. А ноги-то на дороге, вот  я  и  остановился,  чтобы
оттащить, пока его не переехали. Тут и увидел, что одет прилично  и  весь  в
крови. И привез его сюда, а что с ним случилось -  знать  не  знаю.  Похоже,
побили парня.
   - При нем нет бумажника, - сообщил старику стажер. - Он должен вам деньги
за доставку?
   - Нет, ничего не надо, - ответил старик.
   - Он наверняка захочет расплатиться.
   - Не надо ничего, - повторил лысый. - Поехал я.
   - Сообщите дежурной сестре ваше имя, - попросил стажер, но старик уже был
таков.
   Меня вкатили в палату с голубыми кафельными стенами.  Зажглась  лампа,  и
надо мной нависли чьи-то лица,  полускрытые  марлевыми  масками.  Послышался
скрип натягиваемых резиновых перчаток.
   - Сначала остановим  кровотечение,  -  сказал  стажер.  -  Потом  сделаем
рентген. - Он взглянул на меня. - Вы в сознании, сэр?
   Я кивнул и попытался заговорить.
   - Не надо, молчите. Возможно, у вас  сломана  челюсть.  Сейчас  я  только
залатаю рану на лбу, а разбираться будем потом.
   Медсестра омыла мне лицо теплой мыльной водой. Я заметил кровь на губке.
   - Сейчас обработаем спиртом, - сказала сестра. - Немножко пощиплет.
   Стажеры разглядывали мою рану и переговаривались.
   -  Запишите  так:  на  правом  виске  поверхностная  рана  длиной   шесть
сантиметров.
   Я  едва  почувствовал  пощипывание.  Спирт  был  прохладный  и  почти  не
раздражал.  Стажер  вставил  в  держатель  изогнутую   хирургическую   иглу.
Медсестра посторонилась, и он чуть повернул мою голову. Я боялся, что  будет
больно, но ощутил лишь легкое покалывание. Стажер сказал:
   - Чертовски острое орудие. Можно подумать, что его полоснул хирург.
   - Нож?
   - Возможно, хотя сомневаюсь.
   Медсестра перетянула мне руку жгутом и взяла кровь.
   - Пожалуй, стоит ввести ему противостолбнячную сыворотку, - не  прекращая
штопать меня, рассудил стажер. -  И  пенициллин.  -  Обращаясь  ко  мне,  он
добавил:
   - Если "да", моргните один раз. "Нет"  -  два.  У  вас  нет  аллергии  на
пенициллин?
   Я дважды моргнул.
   - Вы уверены?
   Я моргнул один раз.
   - Хорошо, - сказал стажер и возобновил занятия рукоделием, вышивая у меня
на лбу. Сестра сделала мне два укола. Еще один стажер молча осматривал меня.
   Должно быть, я опять лишился чувств. А когда  очнулся,  то  увидел  возле
своей головы громоздкий рентгеновский аппарат. И услышал чей-то раздраженный
голос:
   - Осторожнее, осторожнее.
   Я снова потерял сознание и очухался уже в другой палате - на  сей  раз  с
салатовыми  стенами.   Стажеры   просматривали   на   просвет   еще   мокрые
рентгеновские снимки и обменивались впечатлениями. Потом один из них подошел
ко мне.
   - Похоже, вы легко отделались, - сказал он. - Вероятно, у вас расшатались
два-три зуба, но никаких трещин не видно.
   В голове прояснилось. Настолько, что я наконец смог спросить их:
   - Вы показывали снимки рентгенологу?
   Стажеры замерли, мигом поняв, что я имею в  виду.  Читать  снимки  черепа
чертовски трудно, тут нужен наметанный глаз. Впрочем, они явно не задумались
о том, как я вообще догадался задать такой вопрос.
   - Рентгенолога сейчас нет.
   - Где он?
   - Пошел в кафетерий.
   - Приведите его, - велел я. Во рту было сухо, челюсть  болела,  и  я  еле
шевелил языком. Подняв руку, я коснулся щеки и нащупал здоровенную  опухоль,
тоже очень болезненную. Неудивительно, что стажеры опасались трещин.
   - Какое у меня число?
   - Прошу прощения, сэр?
   Я не мог внятно произносить слова, и стажеры плохо понимали меня.
   - Я спрашиваю, какое у меня гематокритное число?
   Они переглянулись.
   - Сорок, сэр.
   - Дайте воды.
   Один из стажеров отправился за водой, второй как-то странно посмотрел  на
меня, словно впервые узнал о том, что я - человек.
   - Вы врач, сэр?
   - Нет, - ответил я. - Просто просвещенный пигмей.
   Стажер смутился и достал записную книжку.
   - Вы когда-нибудь лежали в нашей больнице, сэр?
   - Нет, - ответил я. - И не намерен ложиться.
   - Сэр, вы поступили к нам с глубокой раной...
   - Черт с ней. Дайте зеркало.
   - Зеркало?
   Я вздохнул:
   - Да, зеркало. Чтобы я мог посмотреть, хорошо ли меня заштопали.
   - Сэр, если вы врач...
   - Принесите зеркало.
   И зеркало, и стакан воды прибыли на  удивление  быстро.  Сначала  я  взял
стакан и единым духом осушил его. Вода показалась мне чертовски вкусной.
   - Вы бы помедленнее, сэр, - посоветовал стажер.
   - Сорок - не такое уж  плохое  гематокритное  число,  -  ответил  я  ему,
поднимая зеркало повыше и изучая порез на лбу. Я злился  на  врачей,  и  это
помогало забыть о боли. Разрез был ровный, плавно изогнутый и шел от брови к
уху. Мне наложили примерно двадцать швов.
   - Давно меня привезли? - спросил я.
   - Час назад, сэр.
   - Перестаньте величать меня сэром и возьмите новую пробу на гематокритное
число,  -  велел  я  им.  -  Надо  выяснить,  нет  ли  у  меня   внутреннего
кровоизлияния.
   - Пульс у вас всего семьдесят пять, сэр, а цвет кожи...
   - Действуйте!
   Повинуясь моим указаниям, стажеры взяли еще одну пробу, пять кубиков.
   - Господи! - в сердцах воскликнул я. - Это же всего-навсего гематокрит!
   Стажер виновато взглянул на меня  и  поспешно  вышел.  Видимо,  работа  в
неотложке не идет на пользу. Ребята  слишком  расхлябаны.  Чтобы  установить
гематокритное  число,  нужно  не  больше  одного  кубика  крови.  Достаточно
проколоть палец.
   - Меня зовут Джон Берри, - сообщил я другому стажеру. - Патологоанатом из
Линкольновской.
   - Да, сэр.
   - Не надо записывать.
   - Да, сэр, - он отложил блокнот.
   - Я не ложусь в больницу, так что не нужно оформлять никаких бумаг.
   - Сэр, на вас напали грабители...
   - А вот и нет. Я споткнулся и упал. По собственной глупости.
   - Сэр, характер увечий показывает...
   - Мне плевать, если характер увечий отличается от описанного в учебниках.
Я сообщил вам, что случилось, и дело с концом.
   - Сэр...
   - Не надо спорить, - отрезал я.
   На белом халате стажера запеклись капельки крови. Надо полагать, моей.
   - На лацкане нет таблички с именем, - заметил я.
   - Так точно.
   - Лучше бы нацепили. Мы, больные, не любим общаться незнамо с кем.
   Стажер глубоко вздохнул.
   - Сэр, я студент четвертого курса.
   - О, боже.
   - Сэр...
   - Послушай, сынок, лучше  тебе  сразу  кое-что  уразуметь,  -  сказал  я,
радуясь тому, что впал в ярость: ведь она давала мне силы. - Может,  тебе  и
интересно  провести  месяц  стажировки  в  неотложке,  но   для   меня   все
происходящее - далеко не забава. Позови доктора Хэммонда.
   - Кого, сэр?
   - Доктора Хэммонда, старшего ординатора.
   - Хорошо, сэр.
   Стажер пошел прочь, а я подумал, что, вероятно, был чересчур суров с ним.
В конце концов, он только учился. И, похоже, был славным малым.
   - Кстати, это ты накладывал швы? - спросил я.
   - Да, - после долгого неловкого молчания ответил он.
   - Хорошая работа.
   Стажер улыбнулся:
   - Спасибо, сэр.
   - Перестаньте "сэрить". Ты осмотрел рану, прежде чем зашить ее?
   - Да, с...Да.
   - Какое у тебя впечатление?
   - Разрез удивительно ровный. Мне показалось, что он сделан бритвой.
   Я усмехнулся:
   - А может, скальпелем?
   - Простите?
   - По-моему, вам предстоит довольно интересная ночь, - ответил я. - Позови
Хэммонда.
   ***
   Когда я остался один, боль снова взяла меня в оборот, вытеснив все мысли.
Особенно сильно болел желудок, как будто я проглотил шар для игры в кегли. Я
перевернулся  на  бок.  Стало  полегче.  А   вскоре   появился   Хэммонд   в
сопровождении вышеупомянутого студента четвертого курса.
   - Привет, Джон, - сказал он.
   - Привет, Нортон, как делишки?
   - Я не видел, как тебя привезли, иначе...
   - Неважно. Твои ребята прекрасно справились.
   - Что с тобой стряслось?
   - Несчастный случай.
   - Тебе еще повезло, - рассудил Нортон, осмотрев рану. - Порез неглубокий.
Кровь хлестала струей, хотя по гематокритному числу этого не скажешь.
   - У меня большая селезенка.
   - Возможно. Как ты себя чувствуешь?
   - Погано.
   - Голова болит?
   - Уже не так сильно.
   - Тошнота? Сонливость?
   - Да брось ты, Нортон.
   - Лежи спокойно. - Он достал маленький фонарик  и  осмотрел  мои  зрачки,
потом взял офтальмоскоп и проверил глазное дно, после чего занялся руками  и
ногами, дабы убедиться, что они не утратили чувствительность.
   - Видишь, - сказал я, - все в порядке.
   - Возможно, у тебя гематома.
   - Черта с два.
   - Я хочу, чтобы ты остался на сутки. Понаблюдаем.
   - Не получится. - Я сел на постели и поморщился  от  боли  в  желудке.  -
Помоги мне встать.
   - Боюсь, что твоя одежда...
   - Искромсана в клочья? Я знаю. Раздобудь мне белый халат.
   - Белый халат? Это еще зачем?
   - Я хочу быть на ногах, когда привезут остальных.
   - Каких еще остальных?
   - Потерпи немного, - ответил я.
   Студент спросил, какой у меня размер, и отправился за халатом, но Хэммонд
удержал его.
   - Минутку. - Он повернулся ко мне:
   - Халат ты получишь, но при одном условии.
   - Господи, Нортон, нет у меня никакой гематомы, разве что субдуральная, а
она может проявиться и через несколько недель или месяцев.
   - А может, эпидуральная.
   - На снимках черепа не видно ни одной трещины.
   Эпидуральная гематома образуется  внутри  черепной  коробки  при  разрыве
артерии вследствие пролома кости. Такое кровоизлияние  увеличивает  давление
на мозг и может привести к смерти.
   - Ты сам сказал, что рентгенолог еще не видел их.
   - Боже мой, Нортон, я же не восьмидесятилетняя старуха...
   - Я дам тебе белый халат, если ты пообещаешь остаться тут до утра.
   - Но не оформляй госпитализацию.
   - Ладно, проведешь ночь в неотложке.