пальцы.   -   Токио.   Швейцария.
Лос-Анджелес.  Сан-Хуан.  А  может,  у  вас  есть  дружок  в  Нью-Йорке  или
Вашингтоне? Это и удобнее, и гораздо дешевле.
   Рэнделл резко повернулся и принялся отпирать дверцу своего "Порше".
   - Подумайте, - посоветовал я ему. - Поломайте голову и решите, как далеко
вы готовы зайти ради сохранения доброго имени своей семьи.
   Джей Ди запустил мотор и окинул меня испепеляющим взглядом.
   - Поразмыслите на досуге, почему Карен не пришла за помощью к вам.
   - Моя дочь... - ответил он дрожащим  от  гнева  голосом.  -  Моя  дочь  -
замечательная девушка. Добрая и милая. У  нее  нет  грязных  мыслей,  и  она
никому не желает зла. Как смеете вы марать ее своими...
   - Если она так чиста и прекрасна, как же ее угораздило забеременеть?
   Рэнделл захлопнул дверцу, врубил передачу и с  ревом  рванул  с  места  в
сердитом сизом облаке выхлопных газов.
   13
   Мой дом  был  пуст  и  погружен  во  мрак.  На  кухне  я  нашел  записку,
сообщавшую, что Джудит с детьми  уехала  к  Ли.  Я  послонялся  по  кухне  и
заглянул в холодильник. Меня мучил голод, но я был слишком взволнован, чтобы
сесть за стол и соорудить  бутерброд.  В  конце  концов  я  удовольствовался
стаканом молока и остатками капустного салата. Тишина угнетала,  и  я  решил
тоже отправиться к Ли,  благо  они  жили  в  следующем  квартале,  в  старом
массивном  кирпичном  доме  -  истинно  новоанглийском  особняке,  ничем  не
отличавшемся от любого другого дома на  нашей  улице.  Мне  всегда  казалось
странным, что Арт  поселился  в  таком  жилище:  слишком  уж  безликое  было
строение.
   В доме царила атмосфера, вполне сообразная  его  внешнему  облику.  Бетти
сидела на кухне  и  с  застывшей  улыбкой  кормила  годовалого  малыша.  Она
выглядела  измученной  и  растрепанной,  хотя  обычно  бывала  неутомима   и
безукоризненно опрятна. Джудит сидела рядом  с  ней.  Джейн,  наша  младшая,
держалась за юбку матери. Эта  привычка  появилась  у  нее  всего  несколько
недель назад.
   В гостиной мальчишки играли в полицейских и воров и палили  из  пистонных
пистолетов. При каждом выстреле Бетти испуганно вздрагивала.
   - Жаль, что у меня не хватает духу прекратить это побоище, -  проговорила
она.
   Я отправился в гостиную. Вся мебель была  перевернута  и  валялась  вверх
тормашками. Наш четырехлетний сынишка Джонни вел огонь из-за кресла;  увидев
меня, он помахал рукой и пальнул еще раз. В другом конце комнаты за кушеткой
прятались двое сыновей Ли. Воздух был полон  едкого  сизого  дыма,  на  полу
валялись использованные пистонные ленты. Джонни снова выстрелил и закричал:
   - Попал! Попал!
   - А вот и нет! - завопил шестилетний Энди Ли.
   - Попал! Ты убит!
   - Ничего я не убит! - крикнул Энди, потрясая пистолетом,  который  только
тихо щелкал: кончились пистоны. Нырнув за спинку дивана, Энди  велел  своему
брату Генри:
   - Прикрой меня! Я перезаряжу.
   - Заметано, напарник.
   Энди принялся вставлять новую ленту, но пальчики плохо слушались  его,  и
мальчуган сердился. Наконец он вскинул пистолет, прицелился, гаркнул:  "Бах!
Бах!" и вновь занялся лентой.
   - Так нечестно! - заканючил за креслом Джонни. - Ты убит!
   - Ты тоже! - объявил Генри. - Я в тебя попал!
   - Я только ранен! - заорал Джонни и пальнул три раза подряд.
   - Да? - отозвался Генри. - Тогда получай!
   Перестрелка возобновилась. Я вернулся на кухню к Бетти и Джудит.
   - Как они там? - спросила Бетти. Я усмехнулся:
   - Спорят, кто кого угрохал.
   - Ты что-нибудь выяснил?
   - Все будет хорошо, не волнуйся.
   Бетти одарила меня кривой ухмылкой, которую переняла у Арта.
   - Слушаюсь, доктор.
   - Я серьезно.
   - Надеюсь, ты прав, - сказала она, запихивая  в  ротик  сынишки  яблочное
пюре, которое тотчас потекло по  подбородку.  Бетти  сгребла  его  ложкой  и
предприняла еще одну бесплодную попытку.
   - А у нас плохие новости, - объявила Джудит.
   - Правда?
   - Звонил Брэдфорд, поверенный Арта. Он отказался вести дело.
   - Брэдфорд?
   - Да, - ответила Бетти. - Он позвонил полчаса назад, сказал, что  слишком
занят.
   Я закурил и попытался успокоиться.
   - Пожалуй, позвоню ему.
   Джудит взглянула на часы:
   - Половина шестого. Скорее всего, его уже...
   - Попробую найти, - ответил я и отправился в кабинет Арта.  Джудит  пошла
со мной. Я прикрыл дверь, чтобы не слышать пальбы.
   - Что происходит? - спросила Джудит.
   Я покачал головой.
   - Дела плохи?
   - Пока рано говорить, - я сел за стол Арта и принялся набирать номер.
   - Ты голоден?
   - Нет, - соврал я. - Заехал перекусить.
   - У тебя усталый вид.
   - Все в порядке, - ответил я.
   Джудит склонилась над столом, и я поцеловал ее в щеку.
   - Тебе звонил Фриц Вернер.
   Этого можно было ожидать. Фриц знает все обо всем. Такого  сплетника  еще
поискать.  Впрочем,  он  мог  располагать  какими-то  важными  и   полезными
сведениями.
   - Я позвоню ему.
   - Да, пока не забыла, - добавила Джудит. - Завтра вечеринка.
   - Я не хочу идти туда.
   - Ничего не поделаешь. Джордж Моррис.
   Я совсем запамятовал о нем.
   - Ладно. Во сколько?
   - В шесть. Мы можем уйти пораньше.
   - Хорошо, - сказал я.
   Джудит вернулась на кухню, и вскоре я услышал в трубке голос секретарши:
   - "Брэдфорд, Уилсон и Стэрджесс".
   - Мистера Брэдфорда, пожалуйста.
   - Сожалею, но мистера Брэдфорда сегодня не будет.
   - Как я могу найти его?
   - Мистер Брэдфорд приходит к девяти часам утра.
   - Я не могу ждать так долго.
   - Очень сожалею, сэр.
   - Не стоит. Лучше попытайтесь найти его, - попросил  я.  -  Скажите,  что
звонил доктор Берри.
   Я не знал, знакомо ли ей мое имя, но чем черт не шутит.
   Голос секретарши мгновенно изменился:
   - Пожалуйста, не кладите трубку, доктор.
   Несколько секунд я слышал только ровный  гул:  секретарша  нажала  кнопку
"ожидание". Арт говорил, что в эпоху высоких технологий  эта  кнопка  играет
роль своего рода чистилища. Арт ненавидит телефон и  пользуется  им  лишь  в
случае крайней необходимости.
   - Мистер Брэдфорд уже уходит, - сообщила  мне  секретарша.  -  Но  я  вас
соединю.
   - Спасибо.
   В трубке щелкнуло.
   - Джордж Брэдфорд слушает.
   - Мистер Брэдфорд, это Джон Берри.
   - Здравствуйте, доктор Берри. Чем могу служить?
   - Я хотел поговорить об Арте Ли.
   - Доктор Берри, я уже убегаю...
   - Я знаю об этом от вашей секретарши. Может быть, встретимся где-нибудь?
   Брэдфорд замялся. Я услышал его вздох, похожий  на  шипение  рассерженной
змеи:
   - Это бессмысленно. Боюсь, что я уже не изменю свое решение. Дело  не  по
моей части и...
   - Я не отниму у вас много времени.
   Он помолчал.
   - Ну, ладно. Через двадцать минут в моем клубе. "Трафальгар". До встречи.
   Я положил трубку. Подонок. Этот клуб был расположен в  центре  города,  и
мне придется нестись как угорелому, чтобы поспеть вовремя. На ходу поправляя
галстук, я спешно покинул дом Ли и бросился к своей машине.
   ***
   Клуб "Трафальгар" ютился в крошечном ветхом домике на  Маячной  улице,  у
самого подножия Холма. В отличие от клубов "по интересам" в  других  больших
городах, "Трафальгар" - настоящий тихоня, и мало кто из  бостонцев  знает  о
его существовании.
   Я никогда не был там, но  вполне  мог  представить  себе  интерьер  этого
заведения. Стены отделаны красным деревом, высокие потолки посерели от пыли,
громоздкие  мягкие  кресла  обтянуты  морщинистой  замшей  и  очень  удобны,
восточные ковры истерты до дыр. Короче, обстановка здесь  вполне  под  стать
завсегдатаям - людям пожилым, строгим и чопорным. Сдавая пальто в  гардероб,
я увидел табличку с четко выведенной надписью: "Дамам вход  разрешен  только
по четвергам с 16.00 до 17.30".
   Брэдфорд  ждал  меня  в  вестибюле.   Это   был   плотный   коротышка   в
безукоризненно сшитом черном костюме в тонкую белую  полоску.  Даже  сейчас,
после долгого рабочего дня, на костюме этом не  было  ни  единой  складочки.
Туфли Брэдфорда сияли, манжеты сорочки выдавались из рукавов  пиджака  ровно
настолько, насколько того требовал этикет. Брэдфорд носил карманные часы  на
серебряной цепочке, а знак принадлежности к обществу интеллектуалов Фи  Бета
Каппа  красиво  контрастировал  с  черной  тканью  жилетки.  Не  надо   было
заглядывать в справочник "Кто  есть  кто",  чтобы  убедиться,  что  Брэдфорд
проживал в Беверли-Фармз или другом столь же престижном районе, что  окончил
Гарвард и школу правоведения при нем, что его супруга училась в Вассаре и до
сих пор носила плиссированные юбки, трикотажные свитера и жемчуг и  что  его
дети были студентами Гротона или  Конкорда.  Обо  всем  этом  недвусмысленно
свидетельствовала спокойная и уверенная повадка Брэдфорда.
   - Я уже созрел для стаканчика, - заявил он, пожимая мне руку. - А вы?
   - Тоже не прочь.
   Бар размещался на втором этаже. Это был просторный зал с высокими окнами,
выходившими на Маячную улицу и Общественный парк. Здесь было тихо, в воздухе
чувствовался тонкий  аромат  сигарного  дыма.  Посетители  стояли  и  сидели
небольшими группами и переговаривались  вполголоса.  Бармен  знал,  кто  что
пьет, и не нуждался в указаниях. Но мне, разумеется, пришлось сделать заказ.
Мы с Брэдфордом уселись в удобные кресла у окна, и я сказал, что предпочитаю
"Гибсон". Брэдфорд молча кивнул бармену и повернулся ко мне.
   - Вас наверняка огорчило принятое мною решение, но, честно говоря...
   - Я вовсе не огорчен, - перебил я его. - Ведь судят не меня.
   Брэдфорд достал часы, посмотрел на них и сунул обратно в карман.
   - Пока никого не судят, - отчеканил он.
   - Позвольте не согласиться. По-моему, судят очень многих.
   Брэдфорд раздраженно забарабанил пальцами по столу и  бросил  недовольный
взгляд в сторону бармена. Психиатры определяют такое поведение как "сдвиг".
   - Хотелось бы знать, что вы имеете в виду.
   - Весь город шарахается прочь от Арта Ли, как будто у него бубонная чума.
   - Вы что, подозреваете какой-то таинственный заговор?
   - Нет, просто удивляюсь, - ответил я.
   - Один мой приятель утверждает, что все врачи чертовски  простодушны.  Но
вы мне таким не показались.
   - Это похвала?
   - Скорее просто наблюдение.
   - Что ж, я стараюсь.
   - На самом деле никаких тайн и заговоров нет, - заверил меня Брэдфорд.  -
А что до мистера Ли, то он всего лишь один из моих многочисленных клиентов.
   - Доктор Ли, - уточнил я.
   - Совершенно верно - доктор Ли. Один из моих  клиентов.  А  у  меня  есть
обязательства перед всеми, и я стараюсь по мере сил  исполнять  их.  Сегодня
днем я звонил в окружную прокуратуру, чтобы узнать, когда назначены слушания
по делу доктора Ли. Похоже, одновременно с другим делом, за  которое  я  уже
взялся. Я не могу быть в двух залах суда сразу и уже  объяснил  это  доктору
Ли.
   Бармен принес напитки, и Брэдфорд поднял бокал:
   - Ваше здоровье.
   - Взаимно, - ответил я.
   Он отпил глоток и уставился в свой стакан.
   - Доктор Ли принял мои объяснения. Я сообщил ему, что моя  фирма  сделает
все возможное, чтобы обеспечить его превосходным защитником. У  нас  четверо
старших партнеров, и вполне возможно, что один из них...
   - Но только "возможно"?
   Брэдфорд передернул плечами:
   - Как и все в этом мире.
   Я отпил глоток. Коктейль был премерзкий - почти один  вермут  и  капелька
водки.
   - Вы на короткой ноге с Рэнделлами? - спросил я.
   - Я их знаю.
   - Это обстоятельство как-то повлияло на ваше решение?
   - Разумеется, нет! - Он встрепенулся. - Юрист должен уметь провести грань
между службой и дружбой. Это - азы его профессии, и  такое  умение  довольно
часто помогает в жизни.
   - Особенно когда живешь в маленьком городе.
   Брэдфорд усмехнулся.
   - Протестую, ваша честь. - Он отпил еще глоток. - Скажу вам доверительно,
доктор Берри. Я очень сочувствую Ли. Как и он, я  понимаю,  что  от  абортов
никуда не деться. Их делают сплошь и рядом. Последние статистические  данные
по Америке говорят, что каждый год на аборт  приходит  до  миллиона  женщин.
Выражаясь житейским языком, аборт - штука полезная. А наши законы об абортах
туманны, невнятно сформулированы и несуразно строги. Но позвольте  напомнить
вам, что суждения врачей страшнее  любых  законов.  Больничные  комиссии  по
абортам состоят из одних перестраховщиков, которые запрещают операции даже в
тех случаях, когда закон разрешает их. По-моему, уложение об  абортах  можно
изменить, лишь поборов настроения, бытующие в медицинской среде.
   Я не ответил. Передача денег из рук в руки - это  церемониал,  освященный
веками и требующий тишины. Брэдфорд взглянул на меня и спросил:
   - Вы со мной согласны?
   - Конечно, согласен, хотя такая линия защиты представляется мне несколько
причудливой.
   - Я не предлагаю вам линию защиты.
   - Значит, я неверно вас понял.
   - Это меня не удивляет, - сухо заметил Брэдфорд.
   - Меня тоже, - ответил я. - Потому что в вашей речи  не  ахти  как  много
смысла. Я всегда думал, что правоведы сразу берут быка за рога, а  не  ходят
вокруг да около.
   - Я лишь пытаюсь прояснить свою точку зрения.
   - Она и так достаточно ясна, и это внушает мне тревогу за судьбу  доктора
Ли.
   - Очень хорошо, давайте поговорим о докторе Ли. Его задержали по  закону,
принятому в штате Массачусетс семьдесят лет назад и гласящему, что  аборт  -
это преступление, караемое штрафом и тюремным заключением на  срок  до  пяти
лет. Если в  результате  аборта  пациентка  умирает,  назначается  наказание
сроком от семи до двадцати лет.
   - Это убийство второй степени? Или непредумышленное?
   - Строго говоря, ни то ни другое. Выражаясь языком...
   - Значит, его могут выпустить под залог?
   - Вообще-то да, но сейчас не тот случай, потому что  прокурор  попытается
предъявить  обвинение  в  убийстве.  По  общему  уложению,   любая   смерть,
наступившая в результате преступных действий, считается убийством.
   - Понятно.
   - По ходу дела обвинение представит улики, и наверняка неопровержимые,  и
докажет, что доктор Ли делал  подпольные  аборты.  Оно  докажет,  что  Карен
Рэнделл была у доктора Ли и он по каким-то необъяснимым причинам  не  сделал
ни единой записи о ее визите. Оно докажет, что  у  Ли  нет  алиби  на  вечер
воскресенья, когда был сделан аборт. И, разумеется, оно вызовет в суд миссис
Рэнделл, которая заявит, что, по словам девушки, аборт сделал именно  доктор
Ли. В конце  концов  все  сведется  к  взаимоопровергающим  показаниям.  Ли,
известный тем, что делает подпольные аборты, заявит  о  своей  невиновности.
Миссис Рэнделл скажет, что он виновен. Будь вы в  жюри  присяжных,  кому  вы
поверили бы?
   - Нет никаких доказательств того, что аборт Карен сделал доктор  Ли.  Все
улики косвенные.
   - Суд будет в Бостоне.
   - Так проведите его где-нибудь еще.
   - На каком основании? Неблагоприятное общественное мнение?
   - Вы говорите о технической стороне дела, а я - о спасении человека.
   - Сила закона и заключается в технической стороне дела.
   - Как и его слабость.
   Брэдфорд задумчиво посмотрел на меня.
   - Спасти доктора Ли, как  вы  изволили  выразиться,  можно  только  одним
способом - доказав, что аборт делал не  он.  Значит,  надо  найти  истинного
виновника. По-моему, шансов на это почти нет.
   - Почему?
   - Потому что сегодня я говорил с Ли, и у меня сложилось впечатление,  что
он лжет. По-моему, это он делал аборт, Берри.  Я  думаю,  что  девушку  убил
именно он.
   14
   Вернувшись домой, я обнаружил, что Джудит с детьми все  еще  у  Бетти.  Я
смешал себе еще один коктейль, на этот раз покрепче, и уселся в гостиной.  Я
устал как собака, но расслабиться не удавалось.
   У меня ужасный характер. Я это знаю и пытаюсь держать себя  в  руках,  но
все равно бываю резок и неловок, общаясь с ближними. Наверное, я  просто  не
очень люблю людей. Вот почему я стал  патологоанатомом.  Вспоминая  прожитый
день, я понял, что слишком часто выходил из себя. И это было глупо: я ничего
не добился, а вот потерять мог очень многое.
   Зазвонил телефон. Это  был  Сандерсон,  начальник  патологоанатомического
отделения Линкольновской больницы.
   - Я звоню с работы, - сразу же заявил он.
   - Понятно.
   Там по  меньшей  мере  шесть  параллельных  аппаратов,  и  вечером  любой
желающий может подслушать ваш разговор.
   - Как провел день? - спросил Сандерсон.
   - Довольно интересно. А вы?
   - Так-сяк.
   Да уж, представляю себе. Если кто-то решил устранить меня, логичнее всего
надавить на Сандерсона, а это можно сделать довольно тонко и даже под  видом
шутки. "Я слышал,  у  вас  нехватка  рабочих  рук"  -  например.  Или  более
серьезно. "Я слышал, Берри захворал. Это правда? Нет? А говорят, болен... Но
ведь его нет на рабочем месте, правильно?" Или  при  помощи  пары  ласковых.
"Сандерсон, как, по-вашему, я смогу поддерживать трудовую  дисциплину,  если
ваш Берри целыми днями где-то  пропадает,  а  вы  ему  потворствуете?"  Или,
наконец, через начальство. "У нас образцовая больница,  и  каждый  выполняет
свою работу. Нам тут не нужны лодыри".
   В любом случае итог будет один: на Сандерсона окажут давление,  чтобы  он
либо вернул меня на рабочее место, либо нашел нового  сотрудника  на  замену
мне.
   - Скажите им, что у меня третичный сифилис, - сказал я. -  Тогда  они  не
станут рыпаться.
   Сандерсон рассмеялся.
   - Успокойся, все хорошо, - сообщил он мне. - Пока.  У  меня  шея  хоть  и
старая, но крепкая, и я могу еще какое-то время прикрывать тебя. - Помолчав,
он спросил:
   - Как по-твоему, сколько еще это продлится?
   - Не знаю, - ответил я. - Дело непростое.
   - Загляни ко мне завтра, обсудим.
   - Хорошо. Возможно, я буду  знать  больше.  Пока  мне  кажется,  что  эта
история похлеще перуанской.
   - Понятно, - ответил Сандерсон. - До завтра.
   Я положил трубку. Сандерсон наверняка понял, что я имел в виду. А я  имел
в виду вот что: в деле Карен Рэнделл  была  какая-то  неувязка.  Месяца  три
назад  нам  пришлось  столкнуться   с   чем-то   подобным.   Редкий   случай
агранулоцитоза. В крови совершенно не было  лейкоцитов.  Это  очень  опасно,
потому  что  организм,  в  крови  которого  нет  белых  шариков,  не   может
сопротивляться  инфекции.  Во  рту  и  на  коже   большинства   людей   есть
болезнетворные микробы. Стафилококк, стрептококк, иногда  -  пневмококк  или
дифтерия.  Это  нормально.  Но  если  оборонительные  сооружения   организма
разрушены, человек заболевает.
   Короче, у нас был пациент -  американский  врач,  работавший  в  Перу,  в
министерстве  народного  здравоохранения.  Он  страдал  астмой  и   принимал
какой-то перуанский препарат. В  один  прекрасный  день  он  вдруг  занемог.
Заболело горло, поднялась температура, человека начало ломать. Он отправился
к врачу в Лиме и сдал кровь на анализ. У него было шестьсот белых  телец  на
кубический сантиметр крови при норме от четырех до девяти тысяч. А во  время
болезни это число возрастает еще вдвое  или  втрое.  На  другой  день  число
эритроцитов упало до ста единиц, а еще через день - до нуля. Пациент сел  на
самолет, прибыл в Бостон и лег в нашу больницу. Из его грудины взяли пункцию
костного мозга, и я изучил ее под микроскопом. Увиденное озадачило  меня.  В
костном мозге было  много  несозревших  лейкоцитов,  и  хотя  это  считается
отклонением от нормы, никаких бед такое положение  дел  пациенту  не  сулит.
Тогда-то я и подумал: "Тут что-то не так, черт возьми",  -  и  отправился  к
лечащему врачу этого парня.
   Врач решил изучить перуанское  лекарство,  которое  принимал  пациент,  и
выяснилось, что в нем содержится вещество, запрещенное  в  США  еще  в  1942
году, потому что оно мешало образованию белых кровяных  телец.  Врач  решил,
что обнаружил причину недуга: у пациента перестали вырабатываться лейкоциты,
и он чем-то заразился. Лечение оказалось  несложным  -  перестать  принимать
перуанский препарат и ждать выздоровления кост