верял мне.
   - Не сомневаюсь… Подходит время ленча. Я надеюсь,  вы  не  откажетесь
пойти где-нибудь мирно со мной позавтракать.  Мне  бы  хотелось  с  вами
поговорить.
   - Спасибо. Мне тоже хочется.
   Он повел ее в маленький ресторан, где, как ему было  известно,  столы
стояли довольно просторно и можно было спокойно побеседовать. Он  сделал
заказ и, когда официант удалился, взглянул на свою спутницу.
   Красивая девушка,  подумал  он,  гладко  причесанные  темные  волосы,
решительно сжатый рот, волевой подбородок.
   Пока не подали еду, он немного поболтал о том о сем, она поддерживала
беседу, выказав себя умным и понимающим собеседником.
   Наконец, после некоторой паузы, она сказала:
   - Вы хотите со мной поговорить о  вчерашнем?  Пожалуйста,  начинайте.
Все это настолько невероятно, что хотелось бы  об  этом  поговорить.  Не
произойди это перед моими глазами, я бы никогда не поверила.
   - Вы, разумеется, уже видели главного инспектора Кемпа?
   - Да, вчера вечером. Он кажется умным и опытным. - Она  помолчала.  -
Это было действительно убийство, полковник?
   - Вам так сказал Кемп?
   - Сам он ничего не сказал, но по его вопросам было  достаточно  ясно,
что у него на уме.
   - Ваше мнение, было ли  это  самоубийство  или  нет,  будет  особенно
ценно, мисс Лессинг. Вы хорошо знали Бартона и, как я себе  представляю,
провели с ним большую часть вчерашнего дня. Как он выглядел? Обычно? Или
был расстроен… удручен… взволнован?
   Она задумалась.
   - Трудно сказать. Он был удручен и расстроен - на то была причина.
   Она объяснила, какая ситуация возникла по милости Виктора  Дрейка,  и
вкратце обрисовала жизненный путь этого юноши.
   - Гм, - проговорил Рейс. - Злополучная паршивая овца. И Бартон  из-за
него переживал? Руфь сказала не торопясь:
   - Это трудно  объяснить  Понимаете,  я  очень  хорошо  знала  мистера
Бартона. Он злился, волновался из-за  этого,  да  и  миссис  Дрейк,  как
всегда в таких случаях, очень переживала, ему хотелось всё уладить. Но у
меня сложилось впечатление…
   - Да, мисс Лессинг? Уверен, ваше впечатление будет весьма интересным.
   - Мне казалось, что его раздражение, если можно так выразиться,  было
не совсем обычным. Дело в том, что с подобными  неурядицами  в  той  или
иной форме мы уже встречались и раньше. В прошлом году Виктор Дрейк  был
здесь, у него были неприятности, мы отправили  его  в  Южную  Америку  и
только вот в июне он телеграфировал домой насчет денег.  Как  отнесся  к
этому мистер Бартон, мне  было  хорошо  известно.  Мне  показалось,  его
раздражение вызвало главным образом то  обстоятельство,  что  телеграмма
пришла в тот момент, когда он  полностью  был  занят  приготовлениями  к
предстоящему банкету. Словно новые заботы помешали бы ему  подготовиться
к ужину.
   - Вам не приходила мысль, что в этом банкете  было  нечто  необычное,
мисс Лессинг?
   - Приходила. Мистер Бартон из-за него стал в высшей степени странным.
Он так волновался - словно ребенок.
   - Не думали ли вы, что этому банкету, возможно, придавалась  какая-то
особая цель?
   - Вы хотите сказать, что он был  копией  банкета,  состоявшегося  год
назад, когда миссис Бартон покончила с собой? - Да.
   - Откровенно скажу, мысль  повторить  банкет  показалась  мне  весьма
сумасбродной.
   - Джордж не делился с вами никакими соображениями, не посвящал вас  в
свои планы?
   Она покачала головой.
   - Скажите, мисс Лессинг, у вас никогда не возникали  сомнения  насчет
того, что миссис Бартон совершила самоубийство?
   Она изумилась.
   - Нет.
   - Джордж Бартон не говорил вам, что, по его  мнению,  его  жена  была
убита?
   Она глядела на него в немом изумлении.
   - Джордж так считал?
   - Вижу, для  вас  это  новость.  Да,  мисс  Лессинг.  Джордж  получил
анонимные письма, в которых утверждалось,  что  его  жена  не  совершила
самоубийство, но была убита.
   - Так вот почему он сделался этим летом таким странным.  Я  не  могла
понять, что с ним творится.
   - Вы ничего не знали про эти анонимные письма?
   - Ничего. Их было много?
   - Он показывал мне два.
   - И я ничего не знала о них! В голосе послышалась обида.
   Он пристально посмотрел на нее и спросил:
   - Итак, мисс Лессинг, что  вы  скажете?  По-вашему,  возможно,  чтобы
Джордж покончил с собой? Она покачала головой.
   - Нет, никогда.
   - Но вы же сказали, что он был взволнован, расстроен?
   - Да, но он уже некоторое время был таким. Теперь я понимаю почему. И
понятно теперь, почему  он  так  волновался  из-за  вчерашнего  банкета.
Должно быть, у  него  были  какие-то  свои  соображения  -  он,  видимо,
надеялся воссоздать прежнюю обстановку и таким образом узнать что-нибудь
новое. Бедный Джордж, это-то его и погубило.
   - А что вы скажете о Розмари Бартон,  мисс  Лессинг?  Вы  по-прежнему
думаете, что причиной ее смерти было самоубийство?
   Она нахмурилась.
   - Я никогда  не  помышляла  ни  о  чем  другом.  Оно  казалось  таким
естественным.
   - Депрессия в результате инфлюэнцы?
   - Может быть, что-нибудь и еще. Она была такая несчастная. Сразу было
видно.
   - И догадываетесь о причине?
   - Хм… да. По крайней мере, думаю, что догадываюсь.  Конечно,  я  могу
ошибиться. Такие женщины, как миссис Бартон, видны  насквозь  -  они  не
умеют скрывать своих чувств. Слава  богу,  мне  кажется,  мистер  Бартон
ничего не подозревал. О, да, она была очень несчастна. А в тот вечер,  я
знаю, у нее, помимо инфлюэнцы, ужасно болела голова.
   - Откуда вы знаете, что у нее болела голова?
   - Я слышала, она говорила об этом леди Александре в туалете,  где  мы
раздевались. Она жалела, что у  нее  не  было  таблеток  Фейвра,  и,  по
счастью, у леди Александры оказалась одна, которую она ей и  дала.  Рука
полковника Рейса застыла в воздухе.
   - И она взяла ее? - Да.
   Он  поставил  бокал,  не  попробовав  вина,  и   взглянул   на   свою
собеседницу.  Девушка  выглядела  спокойной  и  не   осознавала   смысла
сказанного. Но ее слова имели особое значение. Они означали, что Сандра,
которой с ее места за  столом  было  весьма  трудно  положить  незаметно
что-нибудь в бокал Розмари, изобрела иную возможность всучить ей отраву.
Она могла подсунуть ее Розмари в виде таблетки. Обычно,  чтобы  таблетка
растворилась, требуется несколько минут, но, возможно, на этот раз  была
какая-то особая упаковка; она могла быть обернута в желатин  или  другое
подобное вещество. И Розмари могла проглотить ее не  с  разу,  а  спустя
некоторое время. Он резко спросил:
   - Вы видели, как она приняла ее?
   - Простите?
   По ее растерянному лицу он понял, до нее начинает доходить  смысл  ее
слов.
   - Вы видели, как Розмари Бартон проглотила эту таблетку?
   Руфь немного испугалась.
   - Я… нет, не видела. Она просто поблагодарила леди Александру.
   Разумеется, Розмари могла сунуть таблетку  в  сумочку,  а  потом,  во
время кабаре, когда головная боль стала сильнее, бросить ее  в  бокал  с
шампанским.  Гипотеза…  чистая  гипотеза…  но  вполне  вероятная.   Руфь
прошептала:
   - Почему вы спрашиваете меня об этом?
   Полные вопросов глаза испуганно забегали. Он внимательно посмотрел на
нее, и ему показалось, что мысль ее заработала.
   - О, я понимаю. Я понимаю, почему Джордж купил этот загородный дом по
соседству с Фаррадеями. Понимаю, почему он  не  рассказал  мне  об  этих
письмах. Мне казалось совершенно невероятным, что он не  рассказал.  Но,
безусловно, если он им поверил, значит, один из нас, один из сидевших за
столом пяти людей, должен быть убийцей его жены. Возможно… возможно,  он
и меня считал убийцей.
   Самым что ни на есть дружелюбным тоном Рейс спросил:
   - У вас были причины убивать Розмари Бартон? Сперва он думал, что она
не расслышала вопроса. Она сидела неподвижно опустив  глаза.  Неожиданно
она вздохнула, вскинула глаза и посмотрела прямо на него.
   - О таких вещах никому говорить не захочется, - сказала она, -  но  я
думаю, вам лучше узнать. Я была влюблена в Джорджа. Я  была  влюблена  в
него задолго до того, как он встретил Розмари. Не думаю,  чтобы  он  это
знал, - безусловно, не знал. Он ценил меня, очень  ценил,  но  это  было
совсем другое дело. Я часто думала, что могла бы быть ему хорошей женой,
могла бы сделать его счастливым. Он любил  Розмари,  но  не  был  с  ней
счастлив.
   Рейс вежливо поинтересовался:
   - А вы не любили Розмари?
   - Да, не любила. О, она была очень красивой,  очень  привлекательной,
легко нравилась. Но ей никогда не хотелось понравиться мне! Я всей душой
не любила ее. Когда она умерла, я  была  потрясена,  даже  напугана,  но
ничуть не переживала. Боюсь, даже была этому рада.
   Она помолчала.
   -  Будьте  добры,  поговорим  о  чем-нибудь  другом.   Рейс   ответил
незамедлительно.
   - Мне бы хотелось, чтобы вы подробно рассказали  все,  что  вспомните
про вчерашний день, начиная с утра, особенно  -  что  Джордж  делал  или
говорил.
   Руфь начала быстро перечислять все происшедшие в тот день, начиная  с
раннего утра, события - раздражение Джорджа, вызванное  домогательствами
Виктора,  ее  телефонный  разговор   с   Южной   Америкой,   достигнутую
договоренность, удовольствие Джорджа по поводу того, что дело уладилось.
Затем - "Люксембург" суета и волнения Джорджа. Она изложила шаг за шагом
все события, вплоть до трагической развязки. Ее  показания  совпадали  с
уже слышанными им  ранее.  Со  смутным  беспокойством  Руфь  поведала  о
терзавших ее душу сомнениях.
   - Это не самоубийство - уверена, это не самоубийство,  но  откуда  же
взяться убийству? Я хочу сказать - как оно могло произойти? Ясно,  никто
из нас не мог бы этого сделать! Значит, какой-то неизвестный подсыпал яд
в бокал Джорджа, пока мы танцевали? Но если это так, то кто же  мог  это
сделать? Все кажется совершенно бессмысленным.
   - Установлено, что во время танцев никто не приближался  к  столу,  -
заметил Рейс.
   - Тогда дело становится еще более запутанным. Цианид сам по  себе  не
мог оказаться в бокале!
   - У вас нет никаких соображений - подозрений, что ли, -  кто  мог  бы
положить в  бокал  цианид?  Вспомните  весь  прошлый  вечер.  Ничего  не
припоминаете? Какой-нибудь незначительный конфликт, который  в  какой-то
степени пробудил бы ваши подозрения, какой-нибудь пустячок?
   Лицо  ее   переменилось,   в   глазах   промелькнула   растерянность.
Последовала крошечная, почти не воспринимаемая чувствами  пауза,  прежде
чем она ответила:
   - Ничего.
   Но что-то все-таки произошло. Он в этом  не  сомневался.  Она  что-то
видела, слышала или заметила, но по  той  или  иной  причине  решила  не
говорить.
   Он не настаивал. Знал, с такими девушками, как Руфь, это  бесполезно.
Если по какой-то причине  она  решила  молчать,  значит,  от  своего  не
отступится.
   Но что-то все-таки произошло. Эта мысль подбадривала  его  и  вселяла
уверенность. Она свидетельствовала о том, что в возвышавшейся перед  ним
совершенно ровной стене можно было отыскать крохотную трещину.
   После ленча он распрощался с Руфью и отправился на  Эльвестон  Сквер.
Мысли о женщине, с которой он только что расстался, не выходили  у  него
из головы. Виновна ли Руфь? В общем, она произвела на него благоприятное
впечатление. Она, кажется, была совершенно откровенной и прямодушной.
   Могла ли она совершить убийство? Большинство людей могут, если  их  к
тому принуждают. Могут совершить не убийство  вообще,  но  одно  особое,
имеющее для  них  личное  значение  убийство.  В  этой  молодой  женщине
чувствовалась некоторая жестокость. И мотив налицо -  мотив,  о  котором
стоило подумать. Устранив  Розмари,  она  получила  хорошую  возможность
сделаться миссис Бар-тон. Не имело значения, выходила ли она за человека
по любви или по расчету - в том  и  другом  случаях  требовалось  прежде
всего устранить Розмари.
   Рейс склонялся к мысли, что для брака по расчету не было  достаточных
оснований. У Руфи Лессинг слишком холодная голова, и  не  стала  бы  она
рисковать  своей  шеей  ради  красивой  жизни,  которую   получила   бы,
сделавшись женой богача. Любовь? Возможно. Он подозревал, что  при  всей
ее холодной сдержанности она способна на неразделенную страсть.
   Любя Джорджа и ненавидя Розмари, она могла бы хладнокровно задумать и
привести  в  исполнение  свои  дьявольские  планы.  То,  что  задуманное
осуществилось  без  всяких  помех  и  было  единодушно,  без  каких-либо
сомнений признано  самоубийством,  свидетельствовало  об  ее  врожденных
способностях.
   А затем Джордж получил анонимные письма (От кого? Зачем? Эти  вопросы
непрерывно сверлили сознание, дразнили, вызывали раздражение и  злость),
и у него  зародились  подозрения.  Он  подстроил  ловушку.  И  Руфь  его
прикончила.
   Нет,  совершенно  не  то.  Концы  с  концами  не  сходятся.  Так  мог
действовать лишь охваченный паникой человек, я Руфь Лессинг не  из  тех,
кто способен паниковать. Она умнее Джорджа и смогла бы играючи увильнуть
от любой расставленной им ловушки. Получалось, что Руфь ничего нового  и
не добавила.

6

   Люцилла Дрейк очень обрадовалась,  когда  увидела  полковника  Рейса.
Шторы были опущены, Люцилла, вся в черном, с прижатым  к  лицу  платком,
появилась в комнате и, подойдя к Рейсу,  протянула  ему  дрожащую  руку;
разумеется, она не хочет никого видеть - решительно никого - кроме него,
старого друга дорогого и любимого Джорджа. Как ужасно, когда в доме нету
мужчины! Поистине, без хозяина дом сирота. Она сама  -  бедная  одинокая
вдова, Ирис - беспомощная девчонка, а Джордж всегда обо всем  заботился.
Дорогой полковник Рейс  такой  добрый,  она  так  ему  благодарна  -  не
представляет, что бы они без него делали.  Разумеется,  всеми  вопросами
займется мисс Лессинг - в смысле похорон и  тому  подобного.  Ну  а  как
подвигается следствие! Не приведи господь иметь дело с полицией -  полон
дом. Правда, все в штатском и весьма вежливые. Но она сама не своя, ведь
такой кошмар и во сне не приснится, и пусть полковник  Рейс  не  думает,
что это у нее на нервной почве -  ведь,  кажется,  врачи  все  объясняют
нервами? Бедняга Джордж в этом жутком заведении, в этом "Люксембурге", и
гости те же самые, вспомнилось, как бедняжка Розмари умерла  там  -  ну,
должно быть, на него и накатило… если бы он только прислушивался  к  ее,
Люциллиным,  советам  и  принимал  это  замечательное  средство  доктора
Гаскелла… иссушил себя, круглое лето - да, как пить дать, иссушил…
   Наконец Люцилла выдохлась, и Рейс получил возможность говорить.
   Он выразил свое глубокое соболезнование и добавил, что  миссис  Дрейк
может полностью на него рассчитывать.
   И снова Люцилла запричитала: дескать, как он добр и как это ужасно  -
все, что здесь сегодня творится и что еще завтра предстоит вынести…  как
это сказано в Библии, лишь распрямится трава,  и  вечером  ее  срежут  -
может, не совсем так, но полковник Рейс знает, что она имеет в виду… как
это  чудесно  ощущать  присутствие  надежного  человека.  Мисс  Лессинг,
разумеется, вполне заслуживает доверия и очень она деловая, но уж больно
много иногда себе позволяет, и по  ее,  Люциллиному,  разумению,  Джордж
слишком ее разбаловал. Одно время она не на шутку боялась, не сделал  бы
он какой-нибудь гадости, чтобы потом не раскаиваться, а  уж  та  бы  ему
показала, где раки зимуют, когда бы  они  поженились.  Разумеется,  она,
Люцилла, понимала, куда ветер  дует.  Милая  Ирис,  она  такая  славная,
совсем не от мира сего. Ведь полковник  Рейс  не  станет  отрицать,  что
девушка должна быть  простой  и  неиспорченной?  Ирис  всегда  выглядела
моложе своих лет и тихоня она большая  -  никто  не  знает,  о  чем  она
думает. Розмари - та была хорошенькая и шумная сверх меры, а  Ирис,  как
сонная, слоняется по дому… Разве такими должны быть девушки? Они  должны
учиться, как готовить еду, и еще неплохо бы шитью. Вот о чем им  следует
думать, это всегда пригодится. Слава  богу,  что  она,  Люцилла,  смогла
приехать и жить здесь после смерти бедняжки Розмари -  такая  ужасная  у
нее была инфлюэнца, совершенно необычная инфлюэнца, сам  доктор  Гаскелл
это подтвердил. Удивительно умный и обаятельный человек.
   Она хотела показать ему этим  летом  Ирис.  Девочка  выглядела  такой
бледной и осунувшейся. Нет, вы только послушайте, полковник, этот дом  у
меня из головы не выходит. Низкий, сырой, дышать нечем.  Бедняга  Джордж
поехал и купил его, ни с кем не посоветовавшись - жалость какая. Сказал,
что хотел нас удивить, но было бы лучше,  если  бы  он  посоветовался  с
опытной и практичной женщиной. Мужчины в домах ничего не понимают. А  до
Джорджа вообще не доходило, что она, Люцилла, могла бы его  избавить  от
множества неприятностей. Что говорить, зачем ей теперь жить? Ее  дорогой
муж давно умер, а Виктор, ее любимый мальчик, далеко, где-то в Аргентине
- а может, в Бразилии, нет, все-таки в Аргентине… Такой нежный и славный
ребенок…
   Полковник Рейс заметил: да, он знает, что у нее за границей есть сын.
   Минуло еще четверть часа, в  течение  которых  полковника  до  отвала
накормили подробнейшим описанием  многосторонней  деятельности  Виктора.
Такой одаренный ребенок, чем он только ни занимался - последовал  список
его разнообразных профессий. Всегда добр, зла он никому не желал. Но ему
всю жизнь не везло. Сперва в колледже его ошельмовали,  и  она  считает,
оксфордское начальство запятнало себя позором.  Не  поняли  люди,  какую
великолепную  шутку  придумал  этот  способный,  имеющий  склонность   к
рисованию мальчик, когда подделал чей-то почерк. Не ради же денег он это
сделал, а просто решил позабавиться. Он всегда любил и жалел свою  маму,
никогда не сообщал ей о своих неприятностях, и разве  уже  одно  это  не
характеризует его доброту? И совсем странно, что люди, от которых многое
зависит, так часто подыскивали ему работу где-то  за  пределами  Англии.
Она не может понять: здесь, что ли, нет приличной работы,  в  Английском
банке, допустим, это ему бы больше подошло. Он мог бы жить неподалеку от
Лондона и иметь малолитражку.
   Прошло  добрых  двадцать  пять  минут,  прежде  чем  полковник  Рейс,
утомленный  длинным  рассказом  обо  всех  достоинствах  Виктора  и  его
злоключениях, получил наконец возможность перевести разговор  на  другую
тему и заговорить о прислуге.
   Да, истинная правда, прежних добрых старых слуг больше не существует.
Отсюда все нынешние несчастья! Но  ей  грех  жаловаться,  их  семье,  по
крайней мере, везло.  Миссис  Паунд,  несмотря  на  свою  глухоту,  была
великолепной женщиной. Тесто у нее не всегда получалось воздушным, и суп
она зачастую переперчивала, но в общем на нее вполне можно положиться  -
и экономная, да. Она здесь живет с тех пор, как только Джордж женился, и
когда в этом году переезжали на дачу, с ней никаких беспокойств не было,
не то что с другими. С одной горничной даже пришлось расстаться, но  это
и к лучшему - дерзкая девчонка, всегда перечила, к тому же разбила шесть
самых лучших бокалов, не по одиночке, в разное время, что с каждым могло
бы случиться, а все разом,  в  высшей  степени  небрежная,  не  так  ли,
полковник?
   - Действительно, потрясающая небрежность.
   - Вот это именно я ей и объявила. И еще я ей сказала,  что  вынуждена
об  этом  написать  в  ее  рекомендации  -  ведь  это  моя  обязанность,
полковник. Кто не ошибается! Но на ошибки,  а  в  равной  степени  и  на
успехи следует постоянно указывать. И вот эта нахалка - подумать  только
- заявила, что в любом случае надеется  подыскать  себе  место  в  таком
доме,  где  не  "пришивают"  людей  -  ужасный  жаргон…   Этим   ужасным
выражением, я-то знаю,  щеголяют  гангстеры,  убивающие  друг  друга  из
автоматов. Слава богу, у нас в Англии подобного не случается. Итак,  как
я сказала, я отметила  в  рекомендации,  что  Бетти  Арчдейл  -  опытная
горничная, благонравная и честная, но обладает способностью ломать  вещи
и не всегда с подобающим поч