София отстранилась и покачала головой:
     - Нет, это невозможно. Мы должны пройти через все это. Но, Чарлз, как
тяжело знать наверняка, что... кто-то в  этом  доме...  кто-то,  с  кем  я
вижусь и разговариваю  каждый  день,  является  хладнокровным  расчетливым
убийцей...
     Я ничего не мог  ответить  на  это.  Такая  девушка,  как  София,  не
нуждается в пустых, ничего не значащих словах утешения.
     - Если бы только _з_н_а_т_ь_... - прошептала она. -  -  Больше  всего
меня пугает, что мы можем не узнать _н_и_к_о_г_д_а_...
     Да, это действительно было  страшно  представить...  И  действительно
существовала возможность так никогда и не узнать имени убийцы.
     И тут я вспомнил, что хотел задать Софии один вопрос на  интересующую
меня тему.
     - Скажи, София, а кто в доме знал об этих глазных каплях, об эзерине?
То есть, первое, что они у дедушки есть  и,  второе,  что  они  смертельно
ядовиты?
     - Понимаю, куда ты клонишь. Но это бесполезно. Об этом знали все.
     - Да, конечно, вообще знали все... Но конкретно...
     - Мы все знали конкретно. Как-то мы пили кофе у дедушки всей  семьей.
Он любил, когда вся семья собиралась вокруг него. Вдруг  у  него  заболели
глаза, и Бренда достала  эзерин,  чтобы  закапать  дедушке.  А  Джозефина,
которая всегда и по любому поводу задает  вопросы,  спросила:  "Почему  на
этикетке написано "Только для наружного употребления?" А дедушка улыбнулся
и ответил: "Если бы Бренда по ошибке ввела  мне  в  вену  вместо  инсулина
эзерин, пожалуй, я бы задохнулся от негодования, порядком посинел и  затем
умер, потому что, видишь ли, у меня не очень сильное сердце." - "О-о..." -
сказала Джозефина, а дедушка продолжал: "Так  что  мы  должны  внимательно
следить за тем, чтобы Бренда не перепутала  лекарства  и  не  сделала  мне
инъекцию эзерина вместо инсулина". - София помолчала и закончила: - Мы все
это слышали, понимаешь? Мы все это слышали!
     Я понимал. Если до сих пор у меня еще оставалась слабая надежда,  что
убийца должен был обладать  какими-то  специальными  знаниями,  то  теперь
оказалось: старый  Леонидис  самолично  подсказал  убийце  план  действий.
Преступнику не нужно было ничего придумывать -  простой  и  легкий  способ
умерщвления предложила ему сама жертва.
     Я глубоко вздохнул. Прочитав мои мысли, София сказала:
     - Да, это ужасно.
     - Знаешь, София, - медленно проговорил я, - я понял одну вещь.
     - Какую?
     - Ты права: Бренда этого сделать не могла. Она не могла убить старика
именно этим способом... после его слов, которые вы все  слышали...  и  все
прекрасно помните...
     - Не знаю. Бренда довольно глупа в некоторых отношениях.
     София отошла от меня.
     - Тебе не хочется, чтобы это оказалась Бренда, да?
     Что я мог ответить на этот вопрос? Я не мог, просто не  мог  заявить:
"Нет. Я надеюсь, убийцей окажется Бренда".
     Почему? Не знаю, просто я видел: Бренда осталась совсем  одна  против
враждебно  настроенной  могущественной  семьи  Леонидисов.  Было  ли   это
рыцарством? Жалостью к слабому, к беззащитному?  Я  вспомнил,  как  Бренда
сидела  на  тахте  в  своем  дорогом  траурном  платье.   Вспомнил   нотки
безнадежности в е„ голосе и выражение страха в глазах.
     Тут очень кстати вернулась Нэнни и, не знаю, каким образом, сразу  же
почувствовала возникшую между мной и Софией напряженность.
     -  Все  только  и  говорят,  об  убийствах   и   тому   подобном,   -
неодобрительно заворчала она. - Забудьте об этом, вот мой вам  совет.  Вас
это дело совершенно не касается.
     - О, Нэнни... разве ты не понимаешь, в этом доме живет убийца...
     - Чепуха, мисс София. Просто  не  знаю,  что  с  вами  делать.  Разве
передняя дверь не открыта все  время?  Да  все  двери  в  доме  открыты...
Свободный вход любым ворам и грабителям.
     - Но ведь это не мог быть  грабитель,  ведь  ничего  не  украдено!  И
вообще, зачем грабителю отравлять дедушку?!
     - Я не сказала, что это был грабитель, мисс София. Я только  сказала:
все двери в доме всегда открыты. В дом легко мог войти  любой  человек.  Я
лично  считаю  -  это  дело  рук   коммунистов.   -   Нэнни   покивала   с
удовлетворенным видом.
     - Но чего ради коммунистам убивать бедного дедушку?
     - Ну... за всеми  темными  делами  стоят  коммунисты.  А  если  и  не
коммунисты, то по крайней мере нечестивые католики. Блудница Вавилонская -
вот кто они такие.  И  с  видом  человека,  сказавшего  свое  последнее  и
решительное слово, Нэнни снова отправилась в судомойную.
     Мы с Софией рассмеялись.
     - Старый добрый протестант, - заметил я.
     - Да. Слушай, Чарлз, пойдем в гостиную. Там  что-то  вроде  семейного
совета. Вообще-то мы намечали его на вечер, но решили начать пораньше.
     - Наверное, мне не стоит влезать в ваши дела?
     - Если ты собираешься когда-нибудь стать  членом  нашей  семьи,  тебе
лучше заблаговременно познакомиться с ней поближе.
     - А что обсуждается сегодня на семейном совете?
     - Дела дяди Роджера. Кажется, ты в курсе его неприятностей. Но как ты
мог подумать, что он убил дедушку? Дядя Роджер просто обожал его!
     - Я подозревал не Роджера, а Клеменси.
     - Только потому, что я сама подкинула тебе эту мысль. Думаю, Клеменси
совершенно не расстроится, если Роджер потеряет все деньги. Скорей  всего,
она даже будет довольна этим. У нее странная  страсть  н  е  иметь  лишних
денег. Пойдем.
     Когда мы с Софией вошли в гостиную, громкие голоса сразу смолкли. Все
посмотрели на нас.
     Вся семья была в сборе. Филип  сидел  у  окна  в  большом,  обтянутом
малиновой парчой кресле. Его красивое  лицо  напоминало  холодную  суровую
маску. Он походил на судью, готового огласить приговор. Роджер пристроился
на пуфике у камина. Видимо, продолжительное время он нервно ерошил волосы,
и сейчас они стояли дыбом по всей голове. Левая штанина у него  задралась,
галстук сдвинулся набок. Великан тяжело  дышал,  лицо  его  раскраснелось.
Рядом с мужем сидела Клеменси - ее миниатюрная фигура буквально утопала  в
огромном  глубоком  кресле.  Отвернув  лицо   в   сторону   от   остальных
присутствующих, она бесстрастным взглядом изучала обшитые  деревом  стены.
Эдит, прямая как палка, восседала на дедушкином кресле и, плотно сжав рот,
с   невероятной   скоростью   орудовала   вязальными    спицами.    Самыми
привлекательными фигурами в гостиной были Магда и Юстас, будто сошедшие  с
портрета Гейнсборо. Мать и сын расположились на диване - смуглый  красивый
подросток с мрачным взглядом и около него, небрежно бросив руку на  спинку
дивана, Магда, герцогиня из замка  "Три  фронтона",  в  изысканном  темном
халате, из-под полы которого была аккуратно выставлена маленькая  ножка  в
парчовой туфельке.
     Филип нахмурился.
     - София, - сказал он, - извини, но мы обсуждаем внутрисемейные дела.
     Мисс де Хэвилэнд звякнула спицами. Я приготовился извиниться и выйти,
но София опередила меня.
     - Мы  с  Чарлзом,  -  сказала  она  звонким  решительным  голосом,  -
собираемся пожениться. Я хочу, чтобы мой жених присутствовал  на  семейном
совете.
     - А почему бы и нет? - вскричал Роджер, порывисто вскакивая с пуфика.
- Я повторяю, Филип, в этом деле нет ничего секретного! Завтра-послезавтра
об этом узнает весь мир. И в любом случае, мой мальчик, -  Роджер  подошел
ко мне и дружески положил руку на мое плечо, -  в  ы  все  равно  уже  все
знаете. Вы же присутствовали при моем утреннем разговоре с полицейскими  в
Скотленд-Ярде.
     - Расскажите! Расскажите  же  мне!  -  воскликнула  Магда,  подаваясь
вперед. - Какая в Скотленд-Ярде обстановка? Это так интересно! В кабинетах
там стулья или кресла? Какие занавески на окнах? Никаких цветов, наверное?
Диктофоны на столах?
     - Угомонись, мама, - сказала София. - Ты  же  велела  Джону  Вавасуру
выбросить из пьесы сцену в Скотленд-Ярде,  посчитав  ее  малодинамичной  и
неубедительной.
     - Да, она сводит пьесу к дешевому детективу, - согласилась Магда. - В
то  время  как  "Эдит   Томпсон"   -   это   психологическая   драма   или
психологический триллер... Какое из определений звучит лучше?
     - Вы были в полиции сегодня утром? - резко спросил  Филип.  -  Зачем?
Ах, да... ваш отец...
     Он нахмурился, и я еще более отчетливо  понял,  что  мое  присутствие
здесь крайне нежелательно, но София крепко держала меня за руку.
     Клеменси пододвинула мне стул:
     - Присаживайтесь.
     Я благодарно взглянул на нее и воспользовался предложением.
     - Можете говорить, что хотите, - сказала мисс де  Хэвилэнд,  очевидно
продолжая прерванный разговор, - но мы должны  уважать  желания  Аристида.
Как только все формальности с завещанием будут улажены,  я  тут  же  отдам
тебе все свои деньги, Роджер.
     Роджер яростно дернул себя за волосы.
     - Нет, тетя Эдит! Н е т! - выкрикнул он.
     - Мне хотелось бы произнести те же слова, -  заговорил  Филип,  -  но
нужно принять во внимание все факторы...
     - Старина Фил, неужели тебе непонятно? Я не собираюсь ни у кого брать
ни полпенни.
     - Конечно, ему непонятно, - резко заметила Клеменси.
     - В любом случае, Эдит, - сказала Магда, - когда все  формальности  с
завещанием будут улажены, у Роджера появится собственный капитал.
     - Но ведь эти формальности вряд ли будут улажены к нужному  сроку,  -
подал голос Юстас.
     - Ты не можешь судить об этом, Юстас, - отрезал Филип.
     - Мальчик абсолютно прав! - воскликнул Роджер. -  Он  попал  в  самую
точку! Ничто уже не в силах предотвратить банкротства. Ничто!
     В голосе его как будто слышалось облегчение.
     - Так что здесь и обсуждать нечего, - добавила Клеменси.
     - Так или иначе, все эти разговоры  не  имеют  никакого  значения,  -
сказал Роджер.
     - А я считаю, все эти разговоры имеют очень даже большое значение.  -
Филип поджал губы.
     - Нет! - воскликнул Роджер. - Н е т!  Что  может  иметь  значение  по
сравнению со смертью отца?! Папа _у_м_е_р_! А мы сидим здесь  и  обсуждаем
какие-то денежные дела. Бледные щеки Филипа чуть порозовели.
     - Мы просто пытаемся как-то помочь тебе, - холодно заметил он.
     - Я знаю, Фил. Знаю, старина. Но ничего уже нельзя поделать, и  нужно
смириться с этим.
     - Пожалуй, я все-таки _м_о_г_у_ собрать некоторую сумму. Правда, цены
на недвижимость упали в последнее время и часть капитала я просто не  имею
права трогать - деньги Магды и тому подобное... но...
     - Конечно, тебе не  набрать  достаточную  сумму,  дорогой,  -  быстро
вмешалась Магда. - Смешно даже пытаться... И это было  бы  непорядочно  по
отношению к нашим детям.
     - Говорю же вам, я ни у кого ничего не прошу! - завопил Роджер.  -  Я
уже _о_х_р_и_п_, повторяя вам одно и  то  же.  Меня  абсолютно  устраивает
существующее положение вещей.
     - Это вопрос престижа, - сказал Филип. - И отца, и нашего.
     -  Это   было   не   семейное   предприятие.   Концерном   владел   я
е_д_и_н_о_л_и_ч_н_о_.
     - Да, - Филип холодно посмотрел  на  брата.  -  Концерном  владел  ты
единолично.
     Эдит де Хэвилэнд встала.
     - Полагаю, мы достаточно подробно обсудили эту тему. Железные нотки в
ее  властном  голосе  всегда  оказывали  свое  действие.  Филип  и   Магда
поднялись. Юстас неторопливо направился  к  двери,  и  я  впервые  обратил
внимание на  некоторую  скованность  его  походки.  Мальчик  не  то  чтобы
прихрамывал, но передвигался неровными, скачущими шагами.
     Роджер взял Филипа под руку: Спасибо, Фил, за предложение помощи! - И
братья вышли вместе.
     - Дурацкая нервотрепка! - пробормотала Магда, удаляясь вслед за ними.
     София сказала, что должна распорядиться насчет моей комнаты,  и  ушла
тоже.
     Эдит де Хэвилэнд поднялась с места, складывая  свое  вязание.  Старая
леди посмотрела на меня, и мне показалось, она хочет заговорить  со  мной.
Ее взгляд был почти  умоляющим.  Но  потом  тетя  Эдит  вдруг  передумала,
вздохнула и вышла из комнаты вслед за остальными.
     Клеменси подошла к окну и стояла там, глядя в сад.  Я  приблизился  и
стал рядом с ней. Она чуть повернула голову в мою сторону.
     - Слава  Богу,  все  кончено,  -  произнесла  Клеменси  и,  помолчав,
добавила с отвращением: - Какая все-таки нелепая комната!
     - Вам не нравится?
     - Я здесь задыхаюсь. Здесь всегда стоит запах  полумертвых  цветов  и
пыли.
     Наверное, Клеменси была не вполне справедлива к этой  комнате,  но  я
понял,  что  она  имеет  в  виду.  Все  дело  определенно  заключалось   в
особенности интерьера.
     Это была комната истинной  женщины:  экзотичная,  кокетливо-нарядная,
надежно укрытая от порывов  холодного  ветра.  Мужчина  здесь  не  мог  бы
чувствовать себя в своей тарелке. Среди этих пышных  декораций  невозможно
было расслабиться, читать газеты и курить трубку, беззаботно вытянув ноги.
Тем не менее я  предпочел  бы  гостиную  Магды  пустым  холодным  комнатам
Клеменси наверху. То есть я вообще отдавал предпочтение роскошному будуару
перед анатомическим театром.
     -  Это  же  просто  сцена  с  декорациями,  -  продолжала   Клеменси,
оборачиваясь. - Подходящий интерьерчик для разыгрывания сцен в духе  Магды
Леонидис. - Клеменси взглянула на меня: - Вы  же,  наверное,  поняли,  что
здесь сейчас происходило? Акт второй.  Семейный  совет.  Его  организовала
Магда без всякой в том необходимости. Говорить было не  о  чем,  и  нечего
было обсуждать. Постановка закончена.
     В ее голосе не слышалось печали  -  скорей  удовлетворение.  Клеменси
поймала мой взгляд.
     - О, неужели вы не поняли? - нетерпеливо спросила она. - Мы  с  мужем
с_в_о_б_о_д_н_ы_ - наконец-то свободны! Неужели вы не поняли: долгие  годы
Роджер был несчастен - совершенно  _н_е_с_ч_а_с_т_е_н_?!  Его  никогда  не
тянуло к бизнесу. Он любит  лошадей,  коров  и  бесхитростную  деревенскую
жизнь. Но он обожал своего отца - они все его обожали. Вот что  неладно  в
этом доме: слишком уж тут сильно чувство семьи.  Не  хочу  сказать,  будто
старик был тираном, который терзал и запугивал своих детей. Вовсе нет.  Он
дал им деньги и свободу. Но он был  им  предан  всей  душой.  А  они  были
преданы ему.
     - Разве это плохо?
     - Думаю, да. Когда дети вырастают, родители должны отойти в  сторону,
вычеркнуть себя из их жизней, _з_а_с_т_а_в_и_т_ь_ их забыть себя.
     - Заставить? Довольно крутая мера, вы не находите? Разве  принуждение
не одинаково неприемлемо в любой форме?
     - И если он не смог стать для своих детей _т_а_к_о_й_ личностью...
     - Но ведь он _б_ы_л_ личностью, - заметил я.
     - Да. И слишком сильной для Роджера. Роджер преклонялся перед  отцом,
выполнял  все  его  прихоти.  Он  хотел  быть   достойным   сыном   своего
замечательного отца. И не мог. Мистер Леонидис передал ему свою радость  и
гордость - фирму по поставкам. И Роджер  отчаянно  пытался  не  ударить  в
грязь лицом. Но у него нет никаких способностей к  предпринимательству.  В
деловых вопросах Роджер - скажем прямо! - просто дурак.  И  это  разбивало
его сердце. Долгие годы бедняга страдал, видя, как  дела  фирмы  неуклонно
катятся под гору,  из  кожи  лез  вон,  пытаясь  поправить  положение.  Он
постоянно носился с какими-то "блестящими"  идеями  и  проектами,  которые
всегда с треском проваливались... Это ужасно - из года  в  год  осознавать
себя неудачником. Вы не представляете себе, как Роджер был  несчастен  все
это время! А я очень даже хорошо представляю. - Клеменси снова повернулась
ко мне: - И вы действительно могли  предположить,  что  Роджер  убил  отца
из-за денег?! Ведь это просто... просто нелепо!
     - Теперь я это понимаю, - смущенно признался я.
     - Когда Роджер узнал, что фирма находится на  грани  банкротства,  он
впервые  за  долгое  время  вздохнул  облегченно.  Да-да!  Его   волновала
единственно реакция отца - и больше ничего. И он  с  радостью  и  надеждой
глядел в наше  с  ним  будущее.  -  Лицо  женщины  дрогнуло,  и  голос  ее
смягчился.
     - И куда вы собирались ехать?
     - На Барбадос. Там  недавно  умерла  моя  дальняя  родственница.  Она
оставила мне крохотное  поместье  -  о,  действительно  крохотное!  Но  по
крайней  мере  есть  куда  ехать.  Пусть  мы  жили  бы  очень  бедно,   но
зарабатывать себе на хлеб мы всегда сумели бы. И  там  мы  были  бы  одни,
вдали от всех Леонидисов... - Она вздохнула.  -  Роджер  смешной.  Он  всю
жизнь  беспокоится  о  том,  что   мне   не   хватает   денег.   Наверное,
леонидисовское  отношение  к  богатству  слишком  глубоко  засело  в   его
сознании. Мы с моим первым мужем жили очень бедно, и Роджер считает, что я
благородно приносила себя в жертву! И он не понимает - именно  тогда  я  и
была счастлива, по-настоящему счастлива! И все же... я никогда  не  любила
Ричарда так сильно, как люблю Роджера.
     Глаза Клеменси были полузакрыты. Я почти  физически  ощущал  силу  ее
сдержанной страсти.
     Наконец она открыла глаза и посмотрела на меня:
     - Так что, вы видите, я никогда никого  не  стала  бы  убивать  из-за
денег. Я _н_е _л_ю_б_л_ю_ деньги.
     И  она  имела  ввиду  именно  то,  что  говорила.  Клеменси  Леонидис
относилась к тем редким  людям,  для  которых  деньги  ничего  не  значат,
которые не любят роскошь, предпочитают ей суровую  простоту  обстановки  и
подозрительно относятся ко всякого рода приобретениям.
     Но все же для многих деньги хоть и не имеют ценности сами по себе, но
важны как средство, дающее силу и власть.
     - Вы можете не желать денег для себя, - осторожно сказал я. - Но ведь
их можно вложить в важные и интересные предприятия - например,  в  научные
исследования.
     Мне казалось, Клеменси должна быть фанатически предана науке, но  она
ответила:
     - Не думаю, что вложения капитала в  науку  приносят  особую  пользу.
Стоящие открытия обычно делаются по вдохновению  энтузиастами,  преданными
идее людьми. Дорогое оборудование и тщательная подготовка к  экспериментам
не так эффективны, как вы полагаете. Вложенные в  науку  деньги  попадают,
как правило, не в те руки.
     - Вам не жаль будет бросать работу? Вы ведь не  передумали  ехать  на
Барбадос?
     - О, конечно, мы отправимся туда, как только полиция позволит нам это
сделать. Нет. Мне совсем не жаль бросать работу. Я  ненавижу  бездействие,
но на Барбадосе это мне не грозит. - И  она  добавила  с  тревогой:  -  О,
скорей бы все утряслось, чтобы мы могли спокойно уехать отсюда!
     - Клеменси, а у вас  есть  какие-нибудь  подозрения  насчет  личности
убийцы? - спросил я. - У вас наверняка должны быть какие-то догадки.
     Клеменси искоса бросила на  меня  странный  взгляд.  Ее  голос  разом
потерял былую непринужденность и зазвучал напряженно и резко:
     - Строить догадки - антинаучно. В данной ситуации ясно  одно:  самыми
очевидными подозреваемыми являются Бренда и Лоуренс.
     - Значит, вы думаете, это их рук дело?
     Клеменси пожала плечами.
     Несколько мгновений мы стояли молча, словно прислушиваясь к  чему-то,
потом Клеменси повернулась и вышла из гостиной, столкнувшись  в  дверях  с
мисс де Хэвилэнд.
     Эдит решительно направилась ко мне:
     - Я бы хотела поговорить с вами.
     В моей памяти всплыли слова отца. Было ли это?..
     Но Эдит де Хэвилэнд продолжала:
     - Надеюсь, у вас не  сложилось  ложного  впечатления  о  Филипе.  Его
бывает довольно трудно понять  иногда.  Он  может  показаться  скрытным  и
холодным, но это совсем не так. Просто такая  манера  поведения.  И  Филип
ничего не может с этим поделать.
     - Да я и не думал... - начал было я.
     Но старая леди не дала мне вставить слово.
     - И сейчас... в этой истории с Роджером. Филип вовсе не скуп.  Деньги
никогда не имели для него никакого значения. И он очень милый... и  всегда
был очень милым... Просто его надо понять.
     Я смотрел на старую леди, всем своим видом показывая, что я как раз и
есть тот, кто хочет его понять. Эдит