ства женщин оно
состоит в чем-то малозначительном и будничном: в уходе за собственными
детьми, в беседах и ссорах с подругами, в попеременно любви и ненависти к
мужчине. Их счастье складывается из повседневных забот, нанизанных одна на
другую, словно бусинки на нитку...

- И твоя жизнь была такой же, бабушка?

- В основном. Но теперь, когда я стала старой и большую часть времени
провожу одна, когда я плохо вижу и с трудом передвигаюсь, я стала понимать,
что, кроме жизни вокруг нас, существует жизнь внутри нас. Однако я уже
слишком стара, чтобы сделать правильный выбор, и потому по-прежнему ворчу
на свою маленькую рабыню, люблю полакомиться только что приготовленным,
прямо с плиты, вкусным блюдом и всеми сортами хлеба, что мы печем, отведать
спелого винограда и гранатового сока. Только это и осталось мне, когда ушло
все остальное. Дети, которых я любила, уже все в Царстве мертвых. Твой
отец, да поможет ему Ра, всегда был глуповат. Я любила его, когда он был
малышом и только учился ходить, но сейчас он раздражает меня своей спесью и
чванством. Из моих внуков я больше всех люблю тебя, Ренисенб... Кстати, а
где Ипи? Я ни вчера, ни сегодня его не видела.

- Он очень занят. Отец поручил ему присматривать за уборкой зерна.

- Что, вероятно, пришлось по душе заносчивому мальчишке, - усмехнулась Иза.
- Теперь будет расхаживать с важным видом. Когда он придет поесть, скажи
ему, что я хочу его видеть.

- Хорошо, бабушка.

- А про остальное, Ренисенб, молчи...

III

- Ты хотела видеть меня, Иза?

Ипи стоял с цветком в белоснежных зубах и, чуть склонив голову набок, нагло
улыбался. Он, по-видимому, был весьма доволен собой и жизнью в целом.

- Если ты готов пожертвовать минутой твоего драгоценного времени, - сказала
Иза, сощурив глаза, чтобы получше видеть внука, и оглядывая его с головы до
ног.

Ее резкий тон не произвел на Ипи ни малейшего впечатления.

- Да, я и вправду очень занят нынче. Мне приходится присматривать за всем
хозяйством, поскольку отец ушел в храм.

- Молодой шакал лает громче других, - заметила Иза.

Но Ипи остался невозмутим.

- Неужели ты позвала меня только для того, чтобы это сказать?

- Нет, не только. Для начала позволь тебе напомнить, что у нас в доме
траур. Тело твоего брата Себека уже бальзамируют. А у тебя на лице такая
радость, будто наступил праздник.

Ипи усмехнулся.

- Ты ведь не терпишь лицемерия, Иза. Зачем же принуждаешь меня кривить
душой? Тебе известно, что мы с Себеком друг друга недолюбливали. Он изо
всех сил старался досадить мне и заставлял делать то, что мне не нравится.
Обращался со мной, как с ребенком. В поле поручал самую унизительную
работу, которая под силу даже детям. Часто дразнил меня и смеялся надо
мной. А когда отец решил наделить меня вместе со старшими братьями правами
на владение его имуществом, Себек убедил его этого не делать.

- Откуда ты знаешь, что именно Себек убедил его?

- Мне сказал Камени.

- Камени? - подняла брови Иза и, сдвинув на бок накладные волосы, почесала
голову. - Значит, Камени? Очень интересно.

- Камени сказал, что услышал об этом от Хенет, а Хенет, как известно, все
знает.

- Тем не менее, - сухо заметила Иза, - на этот раз Хенет ошиблась. Оба, и
Себек и Яхмос, не сомневаюсь, считали, что ты слишком молод для участия в
управлении хозяйством, но твоего отца убедила я, а не они.

- Ты, бабушка? - Ипи уставился на нее с искренним удивлением. Потом он
мрачно насупился, и цветок упал на пол. - Зачем ты это сделала? Какое тебе
до всего этого дело?

- Дела моей семьи - это и мои дела.

- И отец послушался тебя?

- Не сразу, - ответила Иза. - Но я преподам тебе урок, внук мой. Женщины
идут не проторенным, а окольным путем и способны научиться, если не
обладают этим даром от рождения, пользоваться слабостями мужчин. Ты, может,
помнишь, что я как-то по вечерней прохладе прислала на галерею Хенет с
игральной доской?

- Помню. Мы с отцом принялись играть. Ну и что с того?

- А вот что. Вы сыграли трижды. И всякий раз, поскольку ты играешь лучше,
ты выигрывал у отца.

- Верно.

- Вот и все, - сказала Иза, прикрывая глаза. - Твой отец, как все слабые
игроки, не любит проигрывать, да еще такому щенку, как ты. Вот он,
припомнив мои слова, и решил, что еще рано брать тебя в совладельцы.

С минуту Ипи не сводил с нее глаз. Потом расхохотался - не очень, правда,
весело.

- Ты умница, Иза, - сказал он. - Да, ты, может, и старая, но очень умная. В
этой семье только у нас с тобой есть мозги. В нашей игре первую партию
выиграла ты. Но во второй, увидишь, победу одержу я. Поэтому берегись,
бабушка.

- Так я и намерена поступить, - откликнулась Иза. - А в ответ на твои слова
позволь мне в свою очередь посоветовать тебе поберечься. Одного из твоих
братьев уже нет в живых, второй чуть не умер. Ты тоже сын своего отца, а
поэтому и тебя может ждать та же участь.

Ипи презрительно рассмеялся.

- Я этого не боюсь.

- Почему? Ты тоже угрожал Нофрет и оскорблял ее.

- Нофрет? - В его голосе явно слышалось пренебрежение.

- Что у тебя в мыслях? - вдруг спросила Иза.

- Мои мысли оставь мне, бабушка. Могу заверить тебя, что Нофрет и ее
загробные проделки меня мало волнуют. Пусть вытворяет что хочет.

За его спиной раздался вопль, и в покои ворвалась Хенет.

- Самонадеянный юнец! - воскликнула она. - Бросить вызов усопшей! После
всего, что произошло? И на тебе даже нет амулета, чтобы защитить себя!

- Защитить? Я сам себя сумею защитить. Прочь с дороги, Хенет! Меня ждут
дела. Эти ленивые землепашцы наконец-то почувствуют руку настоящего хозяина.

И, оттолкнув Хенет, Ипи удалился. Иза не стала слушать жалобы и сетования
Хенет.

- Перестань ныть, Хенет. Может, Ипи и знает, что делает. Во всяком случае,
ведет он себя довольно странно. Лучше скажи мне вот что: говорила ли ты
Камени, что это Себек убедил Имхотепа не включать Ипи в число совладельцев?

- Я слишком занята делами по дому, - снова по привычке запричитала Хенет, -
чтобы бегать и с кем-то вести беседы, а уж меньше всего с Камени. Я бы с
ним и словом не перекинулась, если бы он сам не затеял со мной разговора.
Он умеет расположить к себе, ты не можешь не признать этого, Иза, и не я
одна думаю так... Если молодая вдова хочет снова выйти замуж, она обычно
выбирает себе красивого молодого человека, хотя я не совсем представляю,
как отнесется к этому Имхотеп. Камени всего-навсего младший писец.

- Это не имеет отношения к делу! Говорила ли ты ему, что именно Себек был
против того, чтобы Ипи включили в число совладельцев?

- По правде говоря, Иза, я не помню, было это сказано или нет. Во всяком
случае, я не ходила и не искала, с кем бы об этом поговорить. Но слухи
всегда найдут себе дорогу, к тому же ты сама знаешь, что Себек кричал, да и
Яхмос заявлял, между прочим, тоже, только не так громко и не так часто, что
Ипи еще ребенок и что это ни к чему хорошему не приведет, и потому Камени
сам мог слышать эти слова, а не выведать их у меня. Я никогда не занимаюсь
сплетнями, но язык дан человеку, чтобы говорить, а я, между прочим, не
глухонемая.

- Да, уж в этом я не сомневаюсь, - согласилась Иза. - Но язык, Хенет, порой
может стать и оружием. Язык может оказаться причиной смерти, и не одной.
Надеюсь, твой язык, Хенет, еще не лишил никого жизни.

- Как ты можешь такое говорить, Иза! И что у тебя в мыслях? Все, что я
когда-либо говорила, я готова поведать целому миру. Я так предана вашей
семье, что готова сама умереть за любого из вас. Но никто не ценит мою
преданность. Я обещала их дорогой матери...

- Ха, - перебила ее Иза, - наконец-то мне несут жирную куропатку с
приправой из порея и петрушки. Пахнет очень вкусно, значит, сварили на
славу. Раз уж ты так нам предана, Хенет, попробуй кусочек - на тот случай,
если туда положили отраву.

- Иза! - издала очередной вопль Хенет. - Отраву! И как у тебя язык
поворачивается говорить подобные вещи! Ее же варили у нас на кухне!

- Все равно кому-нибудь придется попробовать, - сказала Иза. - На всякий
случай. Лучше тебе, Хенет, поскольку ты готова умереть за любого из нас. Не
думаю, что смерть будет слишком мучительной. Ешь, Хенет. Посмотри, какая
куропатка сочная, жирная и вкусная. Нет, спасибо, я не хочу лишиться моей
маленькой рабыни. Она еще совсем юная и веселая. У тебя же лучшие годы уже
позади, Хенет, и ничего страшного не произойдет, если с тобой что и
случится. Ну-ка, открой рот... Вкусно, не правда ли? Что это ты, прямо
позеленела от страха? Тебе что, не понравилась моя шутка? Видать, нет.
Ха-ха-ха!

И Иза покатилась от смеха, потом, вдруг сделавшись серьезной, принялась с
жадностью за свое любимое блюдо.

ГЛАВА XVI

Второй месяц Лета, 1-й день

I

После долгих споров, учтя множество исправлений, послание было наконец
составлено, и Хори вместе с двумя храмовыми писцами записал его на свитке
папируса.

Первый шаг был сделан.

Жрец подал знак зачитать послание вслух.

- "Превосходнейшей Ашайет!

Это весть от твоего брата и мужа. Не забыла ли сестра своего брата? Не
забыла ли мать рожденных ею детей? Разве не знает превосходнейшая Ашайет,
что ее детям угрожает злой дух? Уже Себек, ее сын, отравленный ядом, ушел в
Царство Осириса.

В земной жизни я чтил тебя, одаривал украшениями и нарядами, душистыми
маслами и благовониями, дабы ты умащивала ими свое тело. Я делил с тобой
свою трапезу, и мы сидели в мире и согласии перед столами, уставленными
яствами. Когда одолел тебя злой недуг, я не жалел расходов, дабы излечить
тебя, и призвал самого искусного лекаря. Тебя погребли с почестями,
совершив все положенные обряды, и все необходимое тебе в загробной жизни:
фигурки слуг и волов, еду и питье, украшения и одежды - замуровали вместе с
тобой. Я скорбел по тебе долгие годы и только много лет спустя взял себе
наложницу, чтобы жить, как подобает еще не старому мужчине.

И вот эта наложница теперь чинит зло твоим детям. Известно ли тебе об этом?
Быть может, ты пребываешь в неведении? Нет сомнения, если бы Ашайет знала
об этом, она тотчас бы поспешила на помощь сыновьям, рожденным ею.

Быть может, Ашайет все известно и наложница Нофрет творит зло, потому что
владеет искусством колдовства? Ибо сомнения нет, это происходит против
твоей воли, превосходнейшая Ашайет. А потому вспомни, что в Царстве мертвых
у тебя есть знатные родственники и могущественные помощники - великий и
благородный Ипи, главный виночерпий визиря. Взывай к нему о помощи! А также
брат твоей матери, великий и могучий Мериптах, бывший правитель нашей
провинции. Поведай ему о том, что произошло. И да велит он устроить суд и
призвать свидетелей. И они поклянутся, что Нофрет сотворила зло. И тогда
судьи порешат наказать Нофрет и повелят ей не чинить больше зла нашей семье.

О превосходная Ашайет, не гневайся на своего брата Имхотепа за то, что,
следуя злым наветам этой женщины, грозился он совершить несправедливость по
отношению к твоим родным детям! Будь милостива, ведь не он один страдает,
но и твои дети тоже. Прости твоего брата Имхотепа, ибо взывает он к тебе во
имя твоих детей".

Главный писец кончил читать. Мерсу кивнул в знак одобрения.

- Послание составлено должным образом. Ничего, по-моему, не упущено.
Имхотеп встал.

- Благодарю тебя, достославный Мерсу. Мои дары - скот, масло и лен -
прибудут к тебе завтра до захода солнца. Может, мы сейчас условимся о дне
церемонии возложения урны с посланием в поминальном зале гробницы?

- Пусть это произойдет через три дня. На урне следует сделать надпись, а
также приготовить все необходимое для торжественного обряда.

- Как сочтешь нужным. Главное, чтобы ничего дурного больше не случилось.

- Я хорошо понимаю твою озабоченность, Имхотеп. Но. отныне позабудь о
страхе. Добрейшая Ашайет наверняка откликнется на это послание, а ее
родственники, обладающие властью и могуществом, помогут ей восстановить
справедливость там, где она была так грубо попрана.

- Да поможет нам Исида! Благодарю тебя, Мерсу, и за помощь, и за то, что ты
излечил моего сына Яхмоса. Пойдем домой. Хори, нас ждут дела. Это послание
сняло тяжесть с моей души. Превосходнейшая Ашайет не оставит в беде своего
несчастного брата.

II

Когда Хори со свитками папируса в руках вошел за ограду усадьбы, у водоема
его поджидала Ренисенб.

- Хори! - бросилась она к нему.

- Да, Ренисенб?

- Пойдем со мной к Изе. Она зовет тебя.

- Сейчас. Позволь только я посмотрю, не захочет ли Имхотеп...

Но Имхотепом уже завладел Ипи, и отец с сыном о чем-то тихо беседовали.

- Подожди, я положу эти свитки на место, и мы пойдем с тобой к Изе,
Ренисенб.

Иза обрадовалась, увидев пришедших.

- Вот Хори, бабушка. Я сразу привела его к тебе, как только он появился.

- Отлично. Как на дворе, тепло?

- По-моему, да, - удивилась Ренисенб.

- Тогда подай мне палку. Я пройдусь по двору.

Ренисенб была в недоумении: Иза крайне редко выходила из дому. Под руку она
провела старуху через главные покои на галерею.

- Сядешь здесь, бабушка?

- Нет, дитя мое. Я дойду до водоема. Иза шла медленно, но, хотя и хромала,
уверенно продвигалась вперед и не жаловалась на усталость. Оглянувшись, она
выбрала место, где возле пруда в приветливой тени фигового дерева была
разбита небольшая цветочная клумба.

Усевшись, она с удовлетворением заметила:

- Наконец-то мы можем поговорить так, чтобы никто не сумел нас подслушать.

- Ты рассуждаешь мудро, Иза, с одобрением отозвался Хори.

- То, о чем мы будем говорить, не должен знать никто, кроме нас троих. Я
доверяю тебе. Хори. Ты появился у нас в доме еще ребенком. И всегда был
преданным, скромным и умным. Из всех моих внуков я больше всех люблю
Ренисенб. Пусть зло обойдет ее стороной. Хори.

- Так и будет, Иза.

Хори произнес эти слова тихо, но тон, каким они были сказаны, выражение его
лица и взгляд, каким он встретил взгляд старухи, ее вполне удовлетворили.

- Хорошо сказано. Хори, спокойно, без излишней горячности, как и подобает
человеку, который своих слов на ветер не бросает. А теперь расскажи мне,
что вы делали сегодня.

Хори объяснил, как было составлено послание, и пересказал его содержание.
Иза слушала внимательно.

- А теперь послушай меня. Хори, и посмотри вот на это. - Она вытащила из
складок платья ожерелье со львами. - Скажи ему, Ренисенб, где ты нашла это
ожерелье, - добавила она. Ренисенб сказала. Ну, Хори, что ты об этом
думаешь? - спросила Иза.

С минуту Хори молчал.

- Ты старше и умнее меня, Иза. Что думаешь ты? - спросил он.

- Я вижу, ты из тех людей. Хори, кто не спешит что-либо утверждать, не имея
твердых доказательств. Ты с самого начала знал, как умерла Нофрет?

- Я подозревал правду, Иза, но это было всего лишь подозрение.

- Именно. И сейчас мы располагаем только подозрением. Но здесь, вне стен
дома, мы трое можем не бояться высказать наши подозрения, о которых потом,
разумеется, лучше умолчать. Я думаю, есть три объяснения случившимся
событиям. Первое - пастух сказал правду, и он в самом деле видел Нофрет,
вернувшуюся из Царства мертвых с жестоким намерением отомстить за себя и
причинить новое горе нашей семье. Может, так оно и было - жрецы, и не
только они, утверждают, что такое возможно, да и мы все знаем, что болезни,
например, насылаются на людей злыми духами. Но я старая женщина и не
обязана верить всему, что говорят жрецы, а потому считаю, что есть и другие
объяснения.

- Какие же? - спросил Хори.

- Предположим, что Сатипи и вправду убила Нофрет, что через какое-то время
на том же месте Сатипи привиделась Нофрет и что в ужасе от сознания
собственной вины она бросилась со скалы и разбилась насмерть. Все это
более-менее ясно. Теперь перейдем к тому, что было дальше: некто по
причине, нам пока неизвестной, решил убить двух сыновей Имхотепа. А
замыслив это сделать, он надеялся, что его преступление из суеверного
страха припишут Нофрет, как и произошло.

- Но кто вознамерился бы убить Яхмоса и Себека? - вскричала Ренисенб.

- Не слуги, - сказала Иза, - они бы на это никогда не осмелились. Значит,
людей, из которых нам предстоит выбрать, совсем немного.

- Выходит, это кто-то из нас? Бабушка, такого быть не может!

- Спроси у Хори, - сухо отозвалась Иза. - Ты видишь, он мне не возразил.

- Хори, - обратилась к нему Ренисенб, - неужели...

Хори мрачно кивнул головой.

- Ренисенб, ты молода и доверчива. Ты считаешь, что все, кого ты знаешь и
любишь, такие, какими они тебе представляются. Ты не подозреваешь, сколько
жестокости и зла может гнездиться в человеческом сердце.

- Но кто из нас...

- Вернемся к истории, поведанной нам пастухом, - вмешалась Иза. - Он видел
женщину в полотняном одеянии с ожерельем на шее, которое носила Нофрет.
Если это не призрак, значит, он видел именно то, что рассказывал, то есть
видел женщину, которая хотела, чтобы в ней узнали Нофрет. Это могла быть
Кайт, могла быть Хенет и, наконец, могла быть ты, Ренисенб! С такого
расстояния кто угодно может сойти за женщину, если надеть женское платье и
накладные волосы. Подожди, дай мне договорить. Возможно, пастух солгал. Он
поведал нам историю, которой его научили. Он выполнял волю человека,
который имел право ему приказать, даже не понимая по слабости ума, что его
подкупили или уговорили так поступить. Этого нам никогда не узнать, потому
что мальчишка умер, что само по себе уже кое о чем свидетельствует. Это-то
и навело меня на мысль, что мальчишка рассказывал то, чему его научили.
Если бы потом его стали выспрашивать поподробнее, он мог бы проговориться -
имея немного терпения, нетрудно узнать, сказал ли ребенок правду или солгал.

- Значит, ты считаешь, что убийца среди нас? - спросил Хори.

- Да, - ответила Иза. - А ты?

- Я тоже так считаю, сказал Хори. Ренисенб, ошеломленная, переводила взгляд
с одной на другого.

- Но мотив так и остается неясным, - продолжал Хори.

- Согласна, - отозвалась Иза. - Вот это-то меня и тревожит. Я не знаю, над
кем теперь нависла угроза.

- Убийца среди нас? - недоверчиво переспросила Ренисенб.

- Да, Ренисенб, среди нас, - сурово ответила Иза. - Хенет или Кайт, Ипи или
Камени, а то и сам Имхотеп. Кроме того, Иза, или Хори, или даже, -
улыбнулась она, - Ренисенб.

- Ты права, Иза, - согласился Хори. - В этот список мы должны включить и
себя.

- Но зачем убивать? - В голосе Ренисенб звучали удивление и страх. - Зачем?

- Знай мы это, мы бы знали все, что нам требуется, - сказала Иза. - Пока же
мы можем рассуждать о действиях тех, кто оказался жертвой. Себек, если вы
помните, подошел к Яхмосу уже после того, как Яхмос начал пить. Отсюда
совершенно ясно, что тот, кто отравил вино, рассчитывал убить Яхмоса, и
менее ясно, хотел ли он также убить и Себека.

- Но кому понадобилось убить Яхмоса? - недоумевала Ренисенб. - Из всех нас
он самый спокойный и добрый, а потому вряд ли у него есть враги.

- Отсюда следует, что преступление совершено не из личной неприязни, -
сказал Хори. - Как говорит Ренисенб, Яхмос не из тех, кто наживает себе
врагов.

- Да, - согласилась Иза, - личная неприязнь исключается. Значит, либо это
вражда ко всей семье, либо преступником движет алчность, против которой нас
предостерегают поучения Птахотепа. Она соединение всех зол и вместилище
всех пороков.

- Я понимаю ход твоих мыслей, Иза, - заметил Хори. - Но чтобы прийти к
какому-либо заключению, мы должны рассудить, кому выгодна смерть Яхмоса.

Иза согласно затрясла головой, от чего ее накладные волосы сползли ей на
ухо. Как ни смешно она выглядела, никто даже не улыбнулся.

- Что ж, попробуй ты, Хори, - сказала она. Минуту-другую Хори молчал, глаза
его были задумчивы. Женщины терпеливо ждали. Наконец он заговорил:

- Если бы Яхмос умер, как кто-то рассчитывал, тогда главными наследниками
стали бы два сына Имхотепа: Себек и Ипи. Часть имущества, конечно, отошла
бы детям Яхмоса, но управление хозяйством было бы в руках сыновей Имхотепа,
прежде всего в руках Себека. Больше всех, не