Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
сомненно, выгадал бы от этого
Себек. Надо думать, что в отсутствие Имхотепа он выполнял бы также
обязанности жреца заупокойной службы, а после его смерти унаследовал бы эту
должность. Но хотя Себек выгадал бы больше других, преступником он быть не
может, ибо сам так жадно пил отравленное вино, что умер. Поэтому, насколько
я понимаю, смерть двух братьев могла пойти на пользу только одному
человеку, - в данный момент, разумеется, - и этот человек - Ипи.
- Правильно, - согласилась Иза. - Я вижу. Хори, ты умеешь рассуждать и
смотреть на несколько ходов вперед. Теперь давай поговорим про Ипи. Он
молод и нетерпелив; у него во многом дурной характер; он в том возрасте,
когда исполнение желаний кажется самым важным на свете. Он возмущался и
сердился на старших братьев, считая, что его несправедливо обошли, исключив
из числа совладельцев. А тут еще Камени подогрел его чувства...
- Камени? - спросила Ренисенб. И в ту же секунду вспыхнула и закусила губу.
Хори повернул голову и взглянул на нее. Этот долгий, проницательный, но
добрый взгляд необъяснимым образом ранил ее. Иза, вытянув шею, уставилась
на Ренисенб.
- Да, - ответила Иза. - Камени. Под влиянием Хенет или нет - это уже другой
вопрос. Ипи честолюбив и самонадеян, он не желает признавать над собой
власть старших братьев и явно считает себя, как он уже давно мне сказал,
гораздо умнее остальных членов семьи, невозмутимо завершила Иза.
- Он тебе так сказал? - спросил Хори.
- Он весьма любезно признал, что только у нас с ним есть мозги, как он
выразился.
- По-твоему, Ипи отравил Яхмоса и Себека? - с сомнением в голосе
потребовала ответа Ренисенб.
- Я полагаю, что это не исключено, не более того. Сейчас мы ведем разговор
о подозрениях - доказательств у нас пока нет. Испокон веку алчность и
ненависть вдохновляли людей на убийство своих близких, и люди совершали
убийство, хотя им было известно, что боги этого не одобряют. И если отраву
в вино всыпал Ипи, нам нелегко будет уличить его, ибо Ипи, охотно признаю,
очень неглуп. Хори кивнул в знак согласия.
- Но здесь, под фиговым деревом, мы ведем разговор пока лишь о подозрениях.
А потому нам предстоит обсудить поведение всех наших домочадцев. Как я уже
сказала, слуг я исключаю, потому что даже на мгновенье не могу поверить,
что кто-либо из них осмелится на такой поступок. Но я не исключаю Хенет.
- Хенет? - воскликнула Ренисенб. - Но Хенет так искренне нам предана. Она
то и дело твердит об этом.
- Лгать не труднее, нежели говорить правду. Я много лет знаю Хенет. Впервые
я увидела ее, когда она приехала в наш дом с твоей матерью. Она приходилась
ей дальней родственницей, бедной и несчастной. Муж так и не полюбил ее -
она была малопривлекательна - и вскоре покинул. Единственный ребенок умер в
раннем возрасте. Явившись к нам, она заверяла о своей преданности твоей
матери, но я видела ее глаза, когда она следила, как твоя мать ходит по
дому и по двору, и я говорю тебе, Ренисенб, в них не было любви. Они горели
завистью. А что касается ее преданности всем нам, то я ей не верю.
- Скажи мне, Ренисенб, - вмешался Хори, - а ты сама испытываешь
привязанность к Хенет?
- Нет, - не сразу ответила Ренисенб. - Хотя часто корю себя за то, что не
люблю ее.
- Не кажется ли тебе, что причиной этому неискренность, которую ты невольно
чувствуешь? Подтвердила ли она хоть раз свою любовь к вам на деле? Не она
ли постоянно вносит разногласия в семью, наушничая и нашептывая пересуды,
которые только ранят душу и вызывают гнев?
- Да, да, все это верно. - Иза издала сухой смешок.
- У тебя, оказывается, неплохие глаза и уши, достойнейший Хори.
- Но отец ей доверяет и благоволит к ней, - не сдавалась Ренисенб.
- Мой сын всегда был дураком, - сказала Иза. - Мужчины любят, когда им
льстят, вот Хенет и расточает лесть, подобно благовонному бальзаму, который
щедро раздают, готовясь к пирам. Ему она, может, и в самом деле искренне
предана, но к остальным, уверена, никакой любви не испытывает.
- Но не решится же она... Не решится же она убивать, - сопротивлялась
Ренисенб. - Для чего ей сыпать отраву в вино? Какая ей от этого польза?
- Никакой. Что же касается, для чего, - мы понятия не имеем, какие у Хенет
мысли. Не знаем, что она думает, что чувствует. Но за ее подобострастием и
раболепством, по-моему, кроется нечто весьма необычное. А если так, то
мотивов ее действий нам с тобой и Хори не понять.
Хори кивнул.
- Иногда порча кроется глубоко внутри. Я уже однажды говорил Ренисенб об
этом.
- А я не поняла тебя, - отозвалась Ренисенб. - Но теперь мне кое-что стало
понятно. Началось это все с появления Нофрет. Еще тогда, заметила я, мы все
перестали быть такими, какими казались мне раньше. Я испугалась... А
сейчас, - она беспомощно развела руками, - страх царит кругом...
- Страх вызван неведением, - сказал Хори. - Как только все прояснится,
Ренисенб, страх исчезнет.
- Есть еще и Кайт, - продолжала Иза.
- При чем тут Кайт? - возмутилась Ренисенб. - Кайт ни за что не стала бы
убивать Яхмоса. Это невероятно.
- Невероятного не существует, - сказала Иза. - Это, по крайней мере, я
постигла за свою долгую жизнь. Кайт - удивительно тупая женщина, а я всегда
не доверяла тупицам. Они опасны. Они видят только то, что вблизи, что их
окружает, и могут сосредоточить свое внимание на чем-то одном. Кайт живет в
собственном мире, который состоял из нее самой, ее детей и Себека как отца
ее детей. Ей вполне могло прийти в голову, что смерть Яхмоса сделает ее
детей богаче. Себеком Имхотеп часто бывал недоволен - он был безрассудным,
непослушным, дерзким. Имхотеп мог положиться только на Яхмоса. Но если бы
Яхмоса не стало, Имхотепу пришлось бы полагаться на Себека. Вот так
примитивно она, по-моему, могла бы рассудить.
Ренисенб вздрогнула. Сама того не желая, она распознала в словах Изы суть
характера поведения Кайт. Ее мягкость и нежность, ее спокойствие и любовь
были направлены только на собственных детей. Помимо себя, своих детей и
Себека, мира для нее не существовало. Он не вызывал у нее ни любопытства,
ни интереса.
- Но ведь должна же была она сообразить, - начала Ренисенб, - что вернется
Себек, захочет пить, как и случилось, и нальет себе вина?
- Нет, - сказала Иза, - не обязательно. Кайт, как я уже сказала, глупая.
Она видела только то, что хотела видеть, - Яхмос пьет вино и умирает, что
потом объясняют колдовством жестокой и прекрасной Нофрет. Она представляла
себе только одну возможность, исключая всякую иную, и, поскольку вовсе не
желала смерти Себеку, то ей и в голову не приходило, что он может
неожиданно вернуться.
- А получилось так, что Себек умер, а Яхмос остался жив! Как ей, должно
быть, тяжко, если все произошло так, как ты предполагаешь.
- Такое часто бывает с глупыми людьми, - заметила Иза. - Затевают они одно,
а получается совсем другое. - Она помолчала, а потом продолжала: - А теперь
переходим к Камени.
- Камени? - Ренисенб постаралась ничем не выказать своего волнения или
протеста. И снова смутилась под взглядом Хори.
- Да, не принимать в расчет Камени мы не можем. Мы не знаем, есть ли у него
причины нанести нам вред, но что нам вообще известно о нем? Он приехал с
севера, из тех же земель, что и Нофрет. Он помогал ей - охотно или
неохотно, кто может сказать? - настроить Имхотепа против родных детей. Я
иногда наблюдала за ним, но должна признаться, не знаю, что он собой
представляет. В целом он кажется мне обычным молодым человеком, далеко не
простодушным, и, помимо того, что он красив, есть в нем что-то
притягательное для. женщин. Да, женщинам Камени всегда будет нравиться, но
тем не менее, по-моему, он не из тех, кто способен завладеть их мыслями и
сердцем. Он весел и беспечен, и, когда умерла Нофрет, не заметно было,
чтобы он горевал.
Но так видится со стороны. Кто может сказать, что происходит в человеческом
сердце? Человек с твердым характером способен на любую роль... Может,
Камени тяжело горюет по погибшей Нофрет и жаждет отомстить за нее? Раз
Сатипи убила Нофрет, пусть погибнет Яхмос, ее муж. И Себек, который угрожал
ей, а потом, может, и Кайт, докучавшая ей мелкими пакостями, и Или, который
тоже ненавидел ее. Все это кажется невероятным, но кто знает?
Иза умолкла и посмотрела на Хори.
- Кто знает, Иза?
Иза уставилась на него хитрыми глазами.
- Может, ты знаешь. Хори? Тебе думается, ты знаешь, не так ли?
С минуту Хори молчал, потом ответил:
- Да, у меня есть свое, хотя пока недостаточно твердое, мнение, кто и зачем
положил в вино отраву... И я не совсем понимаю... - Он опять помолчал,
потом, нахмурившись, покачал головой. - Нет, неопровержимых доказательств у
меня нет.
- Но ведь мы ведем разговор о подозрениях. Так что можешь говорить. Хори.
Однако Хори снова покачал головой.
- Нет, Иза. Это всего лишь догадка, неясная догадка... И если она верна, то
тебе лучше ее не знать. Ибо знать опасно. То же самое относится и к
Ренисенб.
- Значит, и тебе грозит опасность. Хори?
- Да... По-моему, Иза, опасность грозит нам всем - меньше других, пожалуй,
Ренисенб.
Некоторое время Иза смотрела на него молча.
- Многое я бы дала, - наконец сказала она, - чтобы проникнуть в твои мысли.
Хори ответил не сразу. Некоторое время он размышлял:
- Мысли человека можно распознать только по его поведению. Если человек
ведет себя странно, непривычно, если он сам не свой...
- Тогда ты начинаешь его подозревать? - спросила Ренисенб.
- Как раз нет, - ответил Хори. - Человек, который замышляет злодеяние,
понимает, что ему во Что бы то ни стало следует это скрыть. Поэтому он не
может позволить себе вести себя необычно...
- Мужчина? - спросила Иза.
- Мужчина или женщина - все равно.
- Ясно, - отозвалась Иза. Потом, окинув его внимательным взглядом, она
спросила: - А мы? В чем можно заподозрить нас троих?
- Вот в чем, - сказал Хори. - Мне, например, очень доверяют. Составление
сделок и сбыт урожая в моих руках. В качестве писца я имею дело со счетами.
Предположим, я кое-что подделал, как случилось в Северных Землях, о чем
узнал Камени. Затем Яхмос заметил, что счета не сходятся, у него возникли
подозрения, и мне пришлось заставить его замолчать. - И он чуть улыбнулся
собственным словам.
- О Хори, - воскликнула Ренисенб, - зачем ты все это говоришь? Ни один
человек, из тех, кто тебя знает, этому не поверит.
- Позволь напомнить тебе, что ни один человек не знает другого до конца.
- А я? - спросила Иза. - В чем можно заподозрить меня? Да, я старая. А
старые люди порой выживают из ума. И начинают ненавидеть тех, кого раньше
любили. Могло случиться так, что я возненавидела своих внуков и решила их
изничтожить. Такого рода недуг, внушенный злыми духами, иногда поражает
стариков.
- А я? - задала вопрос Ренисенб. - Зачем мне убивать брата, которого я
люблю?
- Если бы Яхмос, Себек и Ипи умерли, - ответил Хори, - ты одна осталась бы
у Имхотепа. Он нашел бы тебе мужа и все свое состояние отдал бы тебе. И ты
с твоим мужем были бы опекунами детей Яхмоса и Себека. Но здесь, под
фиговым деревом, мы ни в чем не подозреваем тебя, Ренисенб, - улыбнулся он.
- И под фиговым деревом, и не под фиговым деревом мы любим тебя, -
заключила Иза.
ГЛАВА XVII
Второй месяц Лета, 1-й день
I
- Значит, ты выходила из дома? - спросила Хенет, когда Иза, прихрамывая,
вошла в свои покои. - Уже год, как ты этого не делаешь.
Ее глаза не отрываясь следили за Изой.
- У старых людей бывают капризы, - сказала Иза.
- Я видела, как ты сидела у водоема с Хори и Ренисенб.
- Что ж, мне приятно было с ними посидеть. А бывает когда-нибудь, что ты
чего-либо не видишь, Хенет?
- Не понимаю, о чем ты, Иза. Ты там сидела напоказ всему свету.
- Но недостаточно близко, чтобы всему свету было слышно? - усмехнулась Иза.
- И отчего ты так не любишь меня, Иза? - сердито заверещала Хенет. - Вечно
ты со своими намеками и подковырками. Я слишком занята наведением порядка в
доме, чтобы подслушивать чужие разговоры. И какое мне дело, о чем люди
беседуют?
- И вправду, какое тебе дело?
- Если бы не Имхотеп, который по-настоящему ценит меня...
- Что, если бы не Имхотеп? - резко перебила ее Иза. - Ты зависишь от
Имхотепа, верно? Случись что-либо с Имхотепом...
- С Имхотепом ничего не случится! - в свою очередь перебила ее Хенет.
- Откуда ты знаешь, Хенет? Разве в нашем доме так уж небезопасно? Уже
пострадали и Яхмос, и Себек.
- Это правда. Себек умер, а Яхмос чуть не умер...
- Хенет! - наклонилась вперед Иза. - Почему ты произнесла эти слова с
улыбкой?
- Я? С улыбкой? - Иза застигла Хенет врасплох. - Тебе это приснилось, Иза!
Разве я позволю себе улыбаться в такую минуту... когда мы говорим о смерти!
- Я вправду вижу очень плохо, - сказала Иза, - но я еще не совсем ослепла.
Иногда мне помогает луч света, иногда я прищуриваюсь и вижу вполне сносно.
Бывает, люди, убежденные, что я плохо вижу, в разговоре перестают следить
за собой и позволяют себе не скрывать своих истинных чувств, чего при иных
обстоятельствах ни за что бы не допустили. Поэтому спрашиваю тебя еще раз:
почему ты улыбалась такой довольной улыбкой?
- Твои слова возмутительны, Иза, возмутительны!
- А теперь ты испугалась!
- Кто же не ведает страха, когда в доме происходят такие чудовищные
события? - завизжала Хенет. - Мы все живем в страхе, потому что из Царства
мертвых нам на мучение возвратились злые духи. Но я-то знаю, в чем тут
дело: ты наслушалась Хори. Что он сказал тебе про меня?
- А что Хори известно про тебя, Хенет?
- Ничего... Лучше спроси, что известно мне про него.
Взгляд Изы стал напряженным.
- А что тебе известно?
- А, вы все презираете бедную Хенет! Вы считаете ее уродливой и глупой. Но
я-то знаю, что происходит! Я много чего знаю. Я знаю все, что делается в
этом доме. Может, я и глупа, но я соображаю, что к чему. И вижу порой
дальше, чем умники вроде Хори. Когда мы с Хори встречаемся, он смотрит
куда-то мимо меня, будто я вовсе и не существую, будто он видит не меня, а
что-то за моей спиной, а там на самом деле ничего нет. Лучше бы он смотрел
на меня, вот что я скажу! Он считает, что я пустое место, что я глупая, но
иногда глупые знают больше, чем умные. Сатипи тоже мнила себя умной, а где
она сейчас, хотелось бы мне знать?
И Хенет торжествующе умолкла. Потом почему-то встревожилась и съежилась,
пугливо поглядывая на Изу.
Но Иза, по-видимому, задумалась над собственными мыслями. На лице ее
попеременно отражалось то глубокое удивление, то страх, то замешательство.
- Сатипи... - медленно и задумчиво начала она.
- Прости меня, Иза, - опять заныла Хенет, - прости, я просто вышла из себя.
Не знаю, что на меня нашло. Ничего подобного у меня и в мыслях нет...
Вскинув глаза, Иза перебила ее:
- Уходи, Хенет. Есть у тебя в мыслях то, что ты сказала, или нет, не имеет
никакого значения. Но ты сказала нечто такое, что вызвало у меня новые
раздумья... Иди, Хенет, и предупреждаю тебя, будь осторожна в своих словах
и поступках. Хотелось бы, чтобы у нас в доме никто больше не умирал.
Надеюсь, тебе это понятно.
II
Вокруг один страх...
Во время беседы у водоема эти слова сорвались с губ Ренисенб случайно. И
только позже она поняла их смысл.
Она направилась к Кайт и детям, которые играли возле беседки, но заметила,
что сначала бессознательно замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась.
Ей было страшно подойти к Кайт, взглянуть на ее некрасивое тупое лицо и
вдруг увидеть на нем печать убийцы. Тут на галерею выскочила Хенет,
кинувшаяся затем обратно в дом, и возросшее чувство неприязни к ней
заставило Ренисенб изменить свое намерение войти в дом. В отчаянии она
повернулась к воротам, ведущим со двора, и столкнулась с Ипи, который
шагал, высоко держа голову, с веселой улыбкой на дерзком лице.
Ренисенб поймала себя на том, что не сводит с него глаз. Ипи, балованное
дитя в их семье, красивый, но своенравный ребенок - таким она запомнила
его, когда уезжала с Хеем...
- В чђм дело, Ренисенб? Чего ты уставилась на Меня?
- Разве?
Ипи расхохотался.
- У тебя такой же придурковатый вид, как у Хенет.
- Хенет вовсе не придурковатая, - покачала головой Ренисенб. - Она очень
себе на уме.
- Злющая она, вот это мне известно. По правде говоря, она всем давно
надоела. Я намерен от нее избавиться.
- Избавиться? - прошептала она, судорожно глотнув ртом воздух.
- Дорогая моя сестра, что с тобой? Ты что, тоже видела злых духов, как этот
жалкий полоумный пастух?
- У тебя все полоумные!
- Мальчишка-то уж определенно был слабоумным. Сказать по правде, я терпеть
не могу слабоумных. Чересчур много их развелось. Небольшое, должен
признаться, удовольствие, когда тебе сплошь и рядом докучают тугодумы
братья, которые дальше своего носа ничего не видят! Теперь, когда их на
пути у меня нет и дело придется иметь только с отцом, увидишь, как все
изменится! Отец будет делать то, что я скажу.
Ренисенб подняла на него глаза. Он был красив и самоуверен, больше чем
всегда. От него веяло такой жизненной силой и торжеством,, что она даже
удивилась. Самонадеянность, по-видимому, помогала ему пребывать в самом
радужном состоянии духа, не ведать страха и сомнений.
- Не оба наших брата убраны с пути, как ты изволил выразиться. Яхмос жив.
Ипи посмотрел на нее презрительным и насмешливым взглядом.
- Думаешь, он поправится?
- А почему нет?
Ипи расхохотался.
- Почему нет? Хотя бы потому, что я так не думаю. С Яхмосом все кончено -
еще какое-то время он, может, и поползает по дому, посидит на солнышке да
постонает. Но он уже не мужчина. Он немного оправился, но, сама увидишь,
лучше ему не станет.
- Почему это? - рассердилась Ренисенб. - Лекарь сказал, что через некоторое
время он будет здоровым и сильным, как прежде.
- Лекари не все знают, - пожал плечами Ипи. - Они только умеют рассуждать с
умным видом да вставлять в свою речь непонятные слова. Ругай, если угодно,
коварную Нофрет, но Яхмос, твой дорогой Яхмос обречен.
- А ты сам ничего не боишься, Ипи?
- Боюсь? Я? - Ипи расхохотался, откинув назад красивую голову.
- Нофрет не очень-то жаловала тебя, Ипи.
- Мне нечего бояться, Ренисенб, если, конечно, я сам не полезу в пекло! Я
еще молод, но я один из тех, кому от рождения предназначено преуспевать.
Что касается тебя, Ренисенб, то ты не прогадаешь, если примешь мою сторону,
слышишь? Ты часто относилась ко мне как к безответственному мальчишке.
Теперь я стал другим. И с каждым днем ты все больше и больше будешь в этом
убеждаться. Скоро, очень скоро господином в этом доме буду я. Отец, может,
и будет отдавать приказы, звучать будет его голос, но исходить они будут от
меня! - Он сделал шаг-другой, остановился и через плечо бросил: - Поэтому
будь осторожна, Ренисенб, чтобы мне не пришлось разочароваться в тебе.
Ренисенб смотрела ему вслед, когда за ее спиной раздались шаги. Она
повернулась и увидела Кайт.
- Что сказал Ипи, Ренисенб?
- Он сказал, что скоро будет господином в этом доме, - проговорила Ренисенб.
- Вот как? А по-моему, все произойдет как раз наоборот.
III
Ипи легко взбежал по ступенькам на галерею и вошел в дом. При виде Яхмоса,
покоившегося на ложе, он, не скрывая радости, весело спросил:
- Как дела, брат? Неужто нам больше не суждено видеть тебя в поле?
Удивительно, как это наше хозяйство без тебя окончательно не развалилось?
Яхмос еле слышно, но с раздражением в голосе отозвался:
- Не знаю, в чем дело. Отрава из меня уже вышла. Почему же не возвращаются
силы? Сегодня утром я попробовал встать, но ноги совсем меня не держат. Я
ослабел... И худо то, что с каждым днем слабею все больше.
Ипи покачал головой в притворном сочувствии.
- Да, плохо. И лекари ничего не в силах сделать?
- Помощник Мерсу приходит каждый день. Не может понять, что со мной. Он
возносит богам заклинания, поит меня крепкими настоями из трав. Для меня
готовят особую еду, которая восстанавлив